Боруто. Полное переосмысление

"На Коноху спустилась ночь. Коварная тьма окутала узкие закоулки, широкие улицы, всю витиеватую разноцветную систему домов, круглых и прямоугольных, много и малоэтажных, из дерева, бетона, известняка и многого другого. Будто благородную мозаику заволокло тенью. Но это нисколько не убавило ей величия и древней истории. Столько мастеров трудились над его скрупулëзным созданием. И спустя столько лет, после многих реставраций, она сохранила свой уникальный вид, сочетающий в себе разные эпохи, стили, техники. Это прекрасный момент, чтобы обсудить всю подоплëку современной планировки деревни, а также закончить рассказ о том, что стоит в еë основах, в самом фундаменте. Пора перейти от частностей к общности и описать всю суть извечного первенца в мире ниндзя, бриллианта страны огня. Ради этого нам конечно же придëтся кратко затронуть события давно минувших дней, однако лишь настолько, сколько необходимо для понимания причинно следственных связей в настоящем и нынешней обстановки дел. Итак, без лишних разглагольствований, приступим. Такую неординарную архитектуру, представляющую собой смесь из многих других, Коноха имеет благодаря своему многоклановому составу, а также беспредельному дружелюбию к переселенцам. Именно такие столь гостеприимные традиции и способствуют расширению и росту деревни, как в экономической, так и в социальной и прочих сферах. А дух, неповторимая атмосфера сплочения, единения непримиримых, противоположных по своей сути народов, то бишь кланов, витающий над Скрытым Листом, обеспечивает самую скорую и увлечëнно-добровольную ассимиляцию. Кто бы ни стал новым гражданином, он обязательно превратится в жителя Конохи, а не какого-либо иного поселения. Причëм даже несмотря на определëнную степень автономии конкретных групп, их собственную степень обособленности и традициональности, национализма, основанного на клановой идентичности. Наоборот, всë это трансформировалось в особую культуру некой толерантности, терпимости, многообразия. Скрепляемая идеями отцов основателей, в деревне формируется, как ни странно, нация. Многонациональность незаметно сплавляется в единый национализм. Ведь все жители конохи связаны, их скрепляют уже нерушимые узы. Общие войны, восстановление деревни, дух огня и т.д. Однако федеративность и разделение не преодолены до конца. Этому способствует географическое распределение кланов внутри деревни. Особенно сильный удар этому процессу нанëс инцидент с кланом Учиха. У этого грозного клана образовалось стремление к самоидентификации, к эмансипации и к власти. Этому страшнейшему происшествию способствовали древняя архаическая ненависть, навеянная ужасным прошлым, а также личной неприязнью второго хокаге. Однако роковой последовательностью событий, приведших к кровавой резне, кроме многих излишних подробностей истории, стали смерть четвëртого хокаге, действия главы Корня Данзо и бездарное управление третьего хокаге Сарутоби Хирузена (сугубо личное беспристрастное мнение автора). Тем не менее в данный момент кризис преодолëн благодаря дружбе Учихи Саске и Узумаки Наруто, которая стала новым символом давних идеалов объединения, заложенных Учихой Мадарой и Сенджу Хаширамой. Балансируя между многонациональной (многоклановой) деревней и образованием единой нации, пусть и в рамках одного поселения, Коноха является несоизмеримо более сильной во всех аспектах по сравнению с четырьмя другими великими деревнями. Во многом столь оглушающий успех продиктован как раз-таки той волей и духом жителей, их невероятным единством и настоящим резонансом их сил, способностей, техник. Примером этого служит комбинация Ино-Шика-Чо, или же другие многоклановые команды, такие как команда Хинаты Хьюга, Кибы Инузука и Шино Абураме. Невероятно разношëрстный состав шиноби также делает Коноху универсальной и автономной во всех отношениях, позволяет оперативно прикрывать все слабые места. Ко всему прочему поселение несëт с собой статус мирового миротворца, гордо выпячивает своë дружелюбие и служит принципу "сила в правде". Это происходит, из-за приверженности нынешнего хокаге Наруто Узумаки некоторому интернационалистическому мировоззрению, а также его упрямому, зачастую детскому и наивному стремлению творить свою справедливость. Деревня Скрытого Листа воистину удивительное, поражающее буквально всем место. Таких добрых, искренних людей вы нигде больше не встретите, нигде больше вам так не помогут, так не будут рады, как тут. Нет в мире большего музея шиноби, путеводителя в мир клановых традиций и особенных черт. Не существует лучшего места и для намëтанных глаз архитекторов или же историков. Обязательно к посещению, рекомендовано к иммиграции. На сим я кончаю своë исследование и описание нынешней Деревни Скрытого Листа." "Хорошая книга, обстоятельная, - подумал человек с густыми рыжими бровями, закрывая "Путеводитель в пяти великим деревням" Герберта Фауля. - Столько подробностей, такой изумительный, чистый язык, хоть и не богат на обороты, зато практически лишëн воды. Одно удовольствие читать". Злодей осторожно закрыл книгу и с улыбкой погладил бархатный переплëт, а после взглянул на мальчика, беспокойно ворочающегося в кровати. Глубокая ночь нависла над ним дамокловым мечом нависла над ним маятником Эдгара Аллана По. Виной этому был лишь только этот благородный с виду человек, сидящий в позе лотоса в его комнате у стены. "Техника Кошмарного Воображения… - прошептал тот, сложив печать крысы, после того, аккуратно положил книгу в просторный карман пальто, - Это последнее использование. Скоро ты наконец узришь наяву свой потаëнный кошмар. Искусство ужаса воплотится, чтобы нести правосудие. Теперь закрома сознания исполнят свой долг, ведь страх есть то, что должно преодолеть. Из жестокой сказки всегда выносится наилучший урок". Он противно ухмыльнулся, довольный собой и своим интеллектуальным, идеологическим превосходством над другими преступниками, вредителями, разбойниками. Да и не только. Одержимость своим имиджем, своим образом, своей теорией, правдой, породила высочайшее самомнение и высокомерие, которое вылилось в хладнокровие и бесчувственность ко всë новым и новым жертвам. Этого демона в человеческом обличии волновали лишь новые бесчинства и порождëнный хаос, которые оправдывались высокими мотивами, превосходящими жалкие смертные души. Однако не всë погибло в этом монстре, не всë исчезло из его сердца. Смотря на мальчика, болезненно съëживающегося в своей постели, жмурящего глаза и сжимающего в пальцах одеяло, он невольно вспомнил прошлое. Свою незавидную судьбу… / / / Маленьких мальчик с рыжими бровями нежился в траве. Босоногий, в простой рубашке и широких льняных штанах, он лежал в окружении ромашек, колокольчиков и зверобоя. Неподалëку свои ароматы отдавала земляника, безжалостно захватывающая всë поле. Распластавшись на небольшом холме, юнец устремил свой взгляд ввысь. Багровый закат раскрывал плечи. Нега, истинное наслаждение. Тишь да гладь, ни мыслей, ни волнений, ничего, чтобы могло поколебать обломовский покой. На почти плоском склоне появилась ещë одна маленькая фигура. - Братик, вот ты где! Мама велела мне тебя разыскать, она сердится. Ты опять не пришëл в школу на тренировку. - Я же выучил все уроки и получил сегодня две пятëрки, что ещë им надо? - фыркнул недовольный мальчик. - Ты и сам знаешь, братик, - с глубочайшим сочувствием и жалостью, с такой любящей нежностью, ответила ему сестра. - Я не хочу, я не буду! - Я понимаю, братик, но тыы должен, - она сказала это столь жалостливо и грустно, что у мальчика отпало всякое желание спорить, - Деревне нужны шиноби, а нам нужны деньги, ты же знаешь. Если тебя выгонят, то льготы для нашей семьи закончатся и придëтся… - девочка замолчала, опустив голову. - Придëтся что? А? У нас же есть отец, - последнее слово он произнëс с выраженным отвращением, скривив лицо и сделав саркастически торжественную интонацию. - Разве его служба не должна приносить нам деньги, разве не затем он ушëл из деревни, чтобы прокормить нас, а? Зачем, зачем тогда он стал "шиноби", - мальчик повторил то же своë отношение к этому слову, что и к "отец", - если этих копеек недостаточно, если всë это тщетно, всë бессмысленно? Почему он ушëл, зачем он там нужен и почему нужнее, чем здесь? - он сжал зубы и закрыл глаза, пара слëз уныло катились по его щекам. - Чëртов, чëртов отец, будь он проклят! - Братик… - Ну что? - Если ты не хочешь, то вместо тебя могу учится я… - Что? - вдруг, ошарашенный, мальчик мгновенно встал, ненависть и печаль смыло, как высокой штормовой волной, не оставив ни следа. Минуту они стояли в тишине, лишь слабый ветерок колыхал травинки. Мальчик стоял недвижимо, ясно и глубоко смотря своей сестре в глаза. Он будто что-то решил, будто прозрел, изменился в одно мгновение. Широко открытые его детские очи смотрели девочке прямо в душу, словно совсем не замечая оболочки из плоти. Мальчик подошëл и положил руки ей на плечи. Тишина окончилась так же внезапно, как и наступила. - Слушай, Нанки, я больше никогда не пропущу ни одной тренировки, поняла? - та испуганно кивнула. Ещë никогда прежде брат не смотрел на неë так серьëзно, так страшно, будто отец поучает провинившегося сына, даëт ему последний шанс. Хоть он был младше неë на два года, в этот момент она ощутила, что вот тот, кто защитит еë, чтобы не произошло, кто бросится под нож ради неë, пойдëт на верную смерть. И она испугалась того, что сотворила со своим братом. - Второе, никогда, слышишь, никогда не смей не то, что произносить, даже думать не смей о том, что ты сейчас сказала, поняла? - она снова кивнула, едва понимая, что происходит. Глаза наливались слезами, хоть она и сама не осознавала причины. Что-то в груди еë скорбело, изнывало, она предчувствовала что-то далëкое, но однако неизбежное. - И последнее. Никому, слышишь ты меня, никому, не при каких обстоятельствах, даже самых исключительных, не показывай своих способностей. Даже тëте Паручи, даже маме, даже если есть только ты и я. Ты ясно меня поняла и поняла ли ясно всë, что я сказал? - Д-да! - она бросилась на шею своему брату, рыдая изо всех сил, так жалостно она не лила слëзу даже по отцу, покидающему их. С каждой каплей она корила этот мир и безответный детский вопрос эхом отдавался в бездне. "За что? Почему?" - М-мезуки, б-братик Мез-зуки, ты ведь не б-бросишь, не бросишь писать, б-б-братик Мезуки? - Не брошу, - ответил он без единой эмоции в своей голосе, задвинув их подальше, пытаясь не думать, сдержать свою душу. В этот момент он изломал еë, только бы не расстроить свою сестру. Его слова прогремели, словно орган. Нанки почувствовала это, и великое горе охватило еë… / / / Мезуки стоял ровно, когда его соперник понёсся на него с кунаем в руке. Оба стояли в кругу зорких учеников разных возрастов. Сенсей стоял ближе всех и внимательно следил, как справится подросток. Вдруг облик Мезуки стал менятся. Он стремительно чернел, искажался, походя на фигуру с картины “Крик”. Его тело волнообразно втягивалось в землю. Взмах куная рассёк воздух. Сюрреалистическое существо уже ускользнуло по песку. В негодовании белокурый шиноби стал вертеться по сторонам. Он не заметил, как его тень сгущалась, и что-то начало материализоваться из неё. Ком тьмы внезапно стал Мезуки, и тот ударил подошвой сапога заднюю стороны колена жертвы. Взвизг, крик, вот уже у шеи незадачливого шиноби был его же кунай. - Ты преуспел в генджитсу, Мезуки, похвально. К тому же твои движения точны, быстры и смертоносны. Из тебя выйдет хороший воин. Оценка - пять! Все вокруг зааплодировали, хвалы сочились из уст радостных юношей, подростков и совсем уж детей. Бой всем понравился, белокурый экзаменатор был осмеян и вызвал много положительных эмоций. Кто-то просил Мезуки о личном уроке, кто-то восхищался, кто-то предрекал высокие посты и ранги, будущее, достойное великих шиноби прошлого. Общей эйфории не разделял лишь сам ученик. Он неловко улыбнулся, отозвался неуверенно на несколько лестных слов и поспешил поскорее удалиться. Но пройдя несколько метров, сердце у него ёкнуло. - Пожар! - никто не обратил внимания на его слова, так как смех ещё не стих. - Деревня, деревня горит! Чёрт бы вас побрал, что вы стоите! - сказал он уже заметно громче, так, чтобы все услышали и тотчас же метнулся в сторону деревни. Вслед за ним пошли и остальные. Когда Мезуки наконец добрался, вокруг всё полыхало. И не людей с вёдрами воды увидел он, мерзкого тощего мужика лет сорока, всего в шрамах, с длинной бородкой и завязанными сзади в пучок волосами. Он насиловал Оруран, дочь тёти Паручи. Та была уж не в силах кричать. Тощий ублюдок в рваных обносках свысока глянул на Мезуки. Он смеялся как ребёнок, упиваясь собой. - Сука, сдохни! Техника кошмарной иллюзии! - орал обезумевший мальчик, складывая печать крысы. Высокомерная усмешка сменилась ужасом, безподражательным страхом. Бандит со спущенными штанами покосился назад и затрясся. - Магнус, т-ты же мёртв, не-невозможноо! - протянул разбойник, словно в бешенстве, в тот момент его уже протыкал кунай. Раз, два, три… десять… двадцать. Тупыми глазами Оруран попятилась в сторону и нашла ими истерзанный труп. В исступлении Мезуки продолжал яростно бить кусок разорванного мяса, лежащий перед ним. “Сдохни, сдохни, сдохни!” - только в вырывалось бессмысленным бредом сквозь пенящийся рот. Глаза не моргали, лицо покраснело, а слёзы катились и катились. Тут он очнулся, сделав свыше 40 ударов. Повсюду был бой, была резня, ученики школы ниндзя боролись и гибли один за другим. Крики, всюду крики и треск огня. Мезуки глянул вниз, и безумие стрельнуло ему в голову. “Это я?” - подумал он, после чего его стошнило. Его рвало изнутри, пока не вышла вся гадость, с едой ушёл и ужас, благодаря чему на секунду мальчик смог словить правильную мысль. Всего одно заветное слово - “Нанки”. Он уже нёсся сломя голову, не видя ничего и никого, не ощущая удушающего дыма. Вот уже и их дом за поворотом, надежда и спокойствие зажглись в поникшей душе. Но канули мгновенно. Передняя сторона дома обвалилась от огня. У обломков порога сидела рыдающая мать. Перед ней же стояла Нанки. - Что же ты наделала? - жалобно промолвил Мезуки и рухнул наземь в слезах. Сестра медленно повернулась к своему брату с поникшей головой. Также не спеша она её подняла и посмотрела в глаза своему защитнику. Оранжево-чёрный яркий узор переливался в её очах, хаотично меняя свою форму. Вокруг девочки были трупы, множество покорёженных тел, изуродованных до неузнаваемости. Мезуки взглянул на мягкий свет её глаз. Это был его “последний вздох Жако”. Через месяц особый отряд шиноби забрал её в столицу… / / / Очередной вечер, повзрослевший Мезуки лежал в поле после очередной тренировки. Ему прочили большое будущее, и это убивало его. Он часто вспоминал сестру. Она стала первоклассной куноичи, поэтому и жалование у неё было большое. Половину она присылала в деревню, к тому же льготы увеличили, поэтому денег стало предостаточно, даже сверх. Посему и отец вернулся, однако Мезуки стал нелюдим, замкнулся в себе. Отца он встретил холодным взглядом и ещё более холодным словом. Больше всего его тронуло письмо, одно единственное, присланное сестрой. В нём она с упованием и увлечённостью рассказывала про свою службу, как у неё всё хорошо и уверяла, что волноваться не стоит. Но брата не обманешь, он знал, что всё фальш. Кроме, пожалуй, одного, её рассказа о жизни в столице. Там ей и впрямь нравилось. Видно это было единственное, что не давало ей унывать, а ещё её подруга со смешным именем Торки-Товуль. Однако мать и отца волновало больше всего одно обстоятельство. Мезуки не бросил, а наоборот только сильнее стал учится на шиноби. Он уже десятикратно превосходил не только прочих учеников, но и самого сенсея. Юноша изнурял себя тяжелейшими тренировками, яростно сражался, будто в настоящем бою, со своими товарищами, но это лишь возвышало его в их глазах. Он даже стал кумиром, героем нападения бандитов. Как же мерзко ему было, когда кто-то упоминал об этом. Он стал ненавидеть их всех, всю деревню. Противно было ему там появиться. Однако на руку ему сыграла его сила и беспредельное доверие сенсея. Он получил разрешение тренировать в одиночестве на самом высоком холме в округе, в отдалении от деревни, там была сооружена тренировочная кукла, несколько мишеней и т.д. Там длились дни, недели, месяцы, уже годы. Солнце совсем скрылось за горизонтом, и Мезуки встал. Постояв с минуту с грустью на лице и болью в сердце, он пошёл домой, смахнув тень печали. Бесчувственно, словно был вынужден, словно заставляли, он поприветствовал мать, горюющую внутри по своему потерянному сыну. Потом так же и отца. Похлебал немного суп, простился и рухнул на кровать мертвецким сном. Луч солнца разбудил его. Он машинально вышел и поздоровался с родителями. Они были обеспокоены больше обычного. “Что-то не так” - подумал он. - Ну, говорите уже. - Вот, - мать протянула в трясущейся руке письмо. “Наша страна избрала вас для служения всему миру. Страшный враг угрожает всему человечеству, и государства забыли о былых противоречиях ради защиты мирных людей. Они объединяются, чтобы дать отпор великой угрозе. Вы должны отстоять честь нашей страны, показать её превосходство, её силу, духовную и физическую. Вы избраны, чтобы представлять Страну Ключей в Четвёртой Мировой Войне Шиноби!..” - дальше Мезуки не читал, его уже не было дома, а мать уже горевала на полу. Горькие-горькие слёзы, те, что ещё остались, последние, пролила они в тот день. Вся деревня слышала её и все прочие матери горевали. В голове Мезуки возникло лишь одно слово: “Наконец-то”. / / / Страх объял Мезуки. Он думал, что никогда не испытает столь сильного чувства. Звериный ужас, неописуемый, чуть не хтонический. Время замерло, и он почувствовал, что является муравьём, не видавшим свою матку, но служащим, служащим вечно, преданно. Не его мельчайшей душонке осознать своё рабство, свою сущность, изменить ход биологических процессов, повернул вспять эволюцию. Муравью не постичь человека, не постить даже его ботинок, в одно мгновение прекращающий его жизнь. Это совершенно иная область познания, которую можно считать метафизической, ибо у крохотного существа нету врождённой способности осознать её, воспринять, как что-то физическое. И ботинок, и сам человек стоят за пределами его мышления, его органов чувств. Будто целая планета, вселенная. И даже скопище насекомых, букашек, просто не способно создать инструмент, датчик, прибор, который бы приоткрыл завесу тайны. Им просто не дано, не их эта судьба. Он стоял перед ним, Он возвышался, источал невообразимую мощь, казалось, безграничную. Он - это Бог, то, что за границами познания простого деревенского парня. Его имя было - Учиха Мадара. Пот и страх смешались с чакрой и превратились в зловонную скверну. Казалось, дети обмочились, увидев страшный сон, только вот это была явь, а вместо мочевины из армии шиноби выходили все соки, все их силы испарялись от одного Его вида. Атака, Мезуки ринулся в бой, что-то невнятно крича. Однако вдруг понял, что валяется оглушённый где-то в окружении бегущих ниндзя. Ему помогли встать, что-то говорили, что-то с ним делали, вроде проверяли состояние, но он не был уверен. Он больше ни в чём не был уверен. Вдруг волна огня взревела над армией. Ещё одна напасть. “Конец, выхода нет”, - пронеслось в голове. Мезуки испугался за свою жизнь, впервые за всё время. Ему вдруг так захотелось жить, вернуться в деревню, увидеть мать и отца. Он отгонял мысль о смерти как только мог. Беспомощный, жалкий, мерзкий юноша и не заметил, как обеими руками обхватил девушку, которая недавно подняла его и провела первичную диагностику или что-то около того. Вода погасила огонь, и поле боя заволокло паром. Взяв все свои силы в кулак, устыдившись себя, Мезуки метнулся в последнюю атаку. Очнулся он уже в попечении дивизии поддержки. / / / Молодая ассистентка стоя в недоумении и растерянности. Трое мужчин спорили, не замечая хрупкую девушку. Пару раз она попыталась вонзиться в их разговор, но её нежный голос разбивался о гром влиятельных особ Конохи. Однако троица постепенно начала приходить к консенсусу и наконец успокоилась. - Я тебя понял, Саске. Как только это закончится, я лично проведу отбор шиноби в анбу. Также, как и условились, постараемся открыть спецшколу, но это всё не так быстро, - тихо говорил Сай. - Та ещё суета, но мы напряжёмся, хорошо? Все всё понимают, Саске, мы не дураки, в последнее время всяческих инцидентов становится больше. Надеюсь, мы договорились? - в продолжение сказал Шикамару. - Пожалуй. Только один момент, - холодно проговорил Саске, вполне удовлетворённый результатом. - Да? - Насчёт кандидатов в Анбу. Что ты думаешь о своём сыне, Сай? - На что ты намекаешь? - Сай начал свирепеть. - Саске, хват… - Стой, Шикамару. Я потратил чуток времени и пробежался по досье учеников академии. Хоть у Иноджина и не получаются техники Яманака, зато вот в нинпо рисования он преуспел, к тому же уже умеет пользоваться чакрой огня. В каком-то роде он уникальный шиноби, обладающий рядом сильнейших способностей на столь раннем этапе. У него есть огромный потенциал. Подумай об этом. - Мой сын, Ино и я сами решим, как нам быть. Да как ты смеешь!.. - Хватит! - Шикамару окончательно вышел из себя, - Успокойтесь уже, никто не обязывает ни тебя, ни Иноджина ни к чему, ясно Сай? А ты, Саске, не решай за всех. Это личное дело каждого - решать свою судьбу, кем быть и кем не быть. Не лезь со своим холодным расчётом, не всё можно им объять. Разве Наруто ничему тебя не научил? Человек раскрывает свой потенциал только искренне чего-то желая и реализуясь в этом. Заставив его следовать нежеланному пути, мы только погубим его. Чувства тоже важны, Саске, понимаешь ты это? - И-извините, - подала голос незадачливая ассистентка. - А, Гиралис, что-то срочное? - отозвался Шикамару. - Тайное сообщение из Скрытого Тумана. Лично хокаге. - Хорошо, давай сюда. Как заместитель хокаге, Шикамару вскрыл свиток и пробежался глазами. Он помрачнел, прочитал ещё раз, ещё, всё более и более вдумчиво. С каждым прочтением Саске и Сай также мрачнели. Шикамару медленно повернулся к ним обоим. - Семь Мечей Скрытого Тумана похищены. Гиралис стояла, ничего не понимая. Она вглядывалась в лица троих мужчин. И видела что-то ужасное, но не могла осознать. Она была молода и беззаботна, никогда не знавала бремени шиноби. Война затронула её лишь косвенно и незаметно. Невзгод в её жизни не происходило, это была счастливая, энергичная жизнь. Поэтому она не прочла то, что отображали эти лица. Все трое сразу поняли - мирным временам приходит конец.