Над бурей поднятый маяк

Эмили приблизилась и прикоснулась к его руке: — Рай… — прошептала она. — Мне так жаль… Слова, которые она не сказала раньше, сейчас звучали горько и сочувственно. Райану казалось, что его с головой опустили под воду и придерживают за затылок, не давая сделать спасительный глоток воздуха. — Да. Да, я знаю, — ответил он. Он не мог вспомнить, говорил ли ему кто-то эти слова с момента маминой смерти. Наверняка говорил, но в памяти не осталось ни следа. — Как давно? Это мог бы быть простой вопрос, если бы не встреча с человеком, утянувшим его за собой в водоворот времени, которое не поддавалось подсчету. Когда? Два месяца назад, три? Или, может быть, все-таки пять лет? А если пять лет назад, то почему эти годы не притупили боль? И что, если в этом мире мама жива? Об этом не стоило думать. Об этом нельзя было думать. — В 2006-м, — выбрал он самый простой и однозначный ответ. — Мне жаль, — повторила Эмили. — Она у тебя была очень хорошая. — Ты ей тоже нравилась, — машинально отозвался Райан и спросил, с усилием заставляя себя говорить: — Может, к тебе?

***

Уютную квартиру с одной спальней Эмили снимала неподалеку. Они добрались туда пешком, покружив по узким кварталам, поднялись на второй этаж по чистенькой лестнице и расположились в небольшой гостиной. Все в этой квартире было так похоже на то, что могла бы выбрать Эмили, что Райану поминутно приходилось напоминать себе, что на самом деле он не знает этого человека и никогда не знал. Разговор лился сам по себе, без усилий, без напряжения. — Как у тебя с отцом? — спросила Эмили, разливая по бокалам вино. — С отцом? — не понял Райан и осекся, лихорадочно подыскивая ответ: вопрос застал его врасплох. — Ну… мы не общаемся. — Я слышала, что ты у всех пропал с радаров. Никто из наших о тебе несколько лет ничего не слышал. А ты путешествуешь, оказывается, — в ее голосе прозвучал легкий упрек, но Райан предпочел сделать вид, что не заметил. — И вон какой стал. — Какой? Эмили рассмеялась и поднялась с дивана, исчезнув в спальне. Вернулась она с толстым фотоальбомом в руках. — Ну как же, — она открыла альбом где-то на середине и передала Райану. — Что, все забыл? Райан смотрел на снимки и не верил своим глазам. Вот он, точно он, в младшей школе, а рядом с ним — Эмили, девочка с двумя торчащими в разные стороны хвостиками, с выпавшими передними зубами, и оба они радостно улыбаются в камеру, обнимаясь по-детски искренне на заднем дворе. Вот они и ещё куча детей того же возраста за столом в доме родителей Райана, а сам он задувает свечки на именинном торте. Мама обнимает его со спины, сложив губы в трубочку, — помогает загадывать желание. А вот Райан на кровати Эмили, ему лет двенадцать-тринадцать, в руках — учебник по биологии, во рту — обгрызенный кончик карандаша. — А это что еще такое?.. — он не хотел говорить этого вслух, но возглас сам собой сорвался с губ. На фото снова он, Райан, держит в руках гитару, рядом — парни, которых он в жизни не встречал, хохочут, глядя в объектив, обнимая друг друга за плечи. Все, кроме него. На его лице угрюмое — видимо, предполагалось, что будет загадочное — выражение, волосы выпрямлены до зеркального блеска, на макушке стоят торчком, глаза жирно подведены черным карандашом, и это что — блеск для губ?.. Эмили расхохоталась: — Не притворяйся, я знаю, что ты помнишь! Теперь стыдно, да? — Но это… это… — Райан не находил слов. У Райана на снимке джинсы сидели низко, на поясе болталась цепочка для ключей, а на футболке, кричаще яркой, красовалась надпись «Nirvana Forever!». Доктор бы ржал до слез. — Да брось, — продолжала веселиться Эмили, — в такого тебя я когда-то влюбилась. Ты был такой… таинственный. — Это кошмар, — наконец выдавил из себя Райан. Какое же девчачье у него было лицо. — Зато сейчас — посмотри на себя, — Эмили легонько коснулась его щеки. — Отлично выглядишь. И мне всегда так нравились твои кудряшки, а ты все время их выпрямлял зачем-то. Райан посмотрел ей в глаза. Тепло от прикосновения пальцев разливалось по коже. — Ты прекрасно выглядишь тоже. Эмили глядела на него неотрывно. — У тебя сейчас кто-нибудь есть? — вдруг спросила она, и Райан покачал головой. — А у тебя? — Нет. Прямо сейчас нет. А ты почти и не изменился. И я скучала по тебе. Райан хотел сказать ей то же самое, но врать не хотелось. В его вселенной прошло не так много времени, он не успел соскучиться так, чтобы об этом стоило говорить. Боль расставания давно затмила другая боль, более осязаемая, более густая. Более значимая, еще не отжившая себя. Но Райану так хотелось нежности и человеческого тепла, он так скучал по этому, что наклонился к Эмили и поцеловал. Девушка ответила сразу, мягко и настойчиво, запустила пальцы ему в волосы, потянула на себя, простонала что-то ему в губы. Поцелуй на вкус был другим, не таким, как он помнил, словно они перескочили несколько ступенек вверх, от подростков — сразу к взрослым. Это был поцелуй незнакомцев, странноватый и чужой. Райан отстранился. — Прости, я… — начал он, но Эмили снова потянулась к нему, опрокинула на диван, оказалась сверху, наклонилась, заглядывая в лицо. В сумрачном вечернем свете тени подчеркивали острые скулы и длинные пушистые ресницы. Короткие пряди волос падали вниз, щекоча щеки и уши. Он мог остаться здесь, сделав вид, что это его мир, его оригинальная зона обитания. Создать новую идеальную жизнь, полную мирских радостей и ничего не значащих мелочей, и никто бы его не осудил. Но никакого «как раньше», на которое он так рассчитывал, не получалось. — Ты совсем другой, — сказала вдруг Эмили. — Будто не ты вовсе. — Может быть, так и есть, — тихо признал он.