в твоих глазах я видел солнце

Сколько лет он гнил в своём неприступном мрачном замке, столько же лет и страдал от ушедшей от него любви. Противоречиво, вампиры ведь не живые, они бесчувственные, не познавшие любовь существа. Так, по крайней мере, описывают строки учебников с истории и литературы. Доля правды в них есть, вид у этих существ именно такой, бледная фарфоровая кожа, взгляд ледяной, рассекающий, словно клинок из титана, абсолютное равнодушие ко всему, вот только вампиры умеют любить. И отличие этого чувства от человеческого в том, что живёт она веками, нерушимая и вечная. А ещё, черт знает сколько Вивиан провёл в своём пустом замке взаперти. С тех самых пор когда его возлюбленный по своей глупости перестал быть бессмертным и пеплом по ледяному ветру развеялся, прошли, кажется, столетия. Не защитил. Не сберёг. Позволил чужаку раскрошить самое родное. Не успел. В одно целое сросся со своим бархатно-кровавым троном, ни разу не отводя взора от масляного портрета в главном зале с изображением его возлюбленного вместе с ним. Его облик навечно останется в памяти. Так же как и в бессмертном разбитом сердце. Нежданный гость нарушает привычную тишину, негласно ставшую неотъемлемой частью дворца. — Сколько лет, сколько зим, Вивиан, а ты всё так же никуда не уходишь, не шевелишься даже, — гость, что был у порога, за секунду оказался за каменной спинкой трона, обходя его и сразу же замечая лицо друга, которое, кажется, стало ещё серее, — да ты прирос уже, Ви, — заглядывает в потемневшие глаза, которые даже не обращают внимания на гостя, — приём! как слышно? — машет рукой перед чужими глазами, пытаясь привлечь внимание, — Ким Вивиан Тэхён, вам срочно нужна терапия, и у меня есть отличный способ, — гость лижет свои клыки и ухмыляется когда чужие глаза всё же подают признаки жизни, — как насчёт охоты? Слышал, в этих местах уже как пару дней замечают диких кошек, ты же всегда любил полакомиться ночной пантерой. Сухие губы размыкаются, а голова чуть поворачивается в сторону гостя, шейные позвонки издают характерный громкий хруст, от чего Ви хмурит брови и моргает один раз, наконец отводя свой взгляд от картины и смотря в чужие глаза, наконец узнавая их хозяина. — Юн, ты сказал пантера? — выходит слишком хрипло. — Ты прав, друг мой, — довольный результатом Юнги подходит ближе к другу и тянет ледяные руки к чужим, помогая оторвать их от подлокотников, а затем поднимая Ви на ноги за предплечья, — тебе стоило бы немного подлатать себя перед охотой, сам ведь знаешь, твои кошечки так просто не даются. Ровно минута уходит на то, чтобы вернуть телу прежнюю форму. Как иронично. Тело залатать легко, а вот разбитое сердце нет. Ровно две секунды уходит на то, чтобы им обоим выбраться из замка наружу. Один босые ступни растворяет в мягкой траве, другой же ступает по ней в дорогих лаковых туфлях черного цвета. Слишком вычурно. Тэхён от этого отвык. — Да начнётся пир, — скалится Юн и первым срывается с места вглубь лесной рощи. За ним поспевает и Ви, с непривычки слишком резко разгоняясь, загребая ступнями землю. Вечерняя прохлада и сырость начали пронизывать воздух, из-за деревьев и со стороны опушки леса стали расползаться тени, выстраиваясь в самые разные фигуры. Огромный огненный шар уже скрылся за снежными верхушками гор, окрашивая небо над собой в алый цвет с отливом синевы. Резкий хвойный запах вырезается в нос моментально, а прохладный свежий воздух рассекает открытые участки тела, отдавая лёгким покалыванием мраморной кожи. Ступни скользят по траве, ломая под своим напором сухие ветки, слух успевает улавливать каждую трещинку, каждый зов совы и такой родной и привычный рык где-то слева. Ви моментально определяет место нахождения его добычи и несётся в том направлении, заметно ускоряясь. Затормозить получается слишком резко и неаккуратно, прямо за огромным булыжником. Он аккуратно выглядывает из-за него и замечает свою кошечку цвета ночи, мирно гуляющую на небольшой лужайке с цветением папоротника. Следующие действия происходят слишком быстро, Ви вмиг подлетает к кошечке немалых размеров и с рыком валит её на лопатки, пригвождая к грунту и удерживая немыслимой силой за глотку, пока зверь хаотично рассекает когтями воздух, всё никак не в силах попасть по своему убийце. На долю секунды глядит ей прямо в глаза, мысленно прощения просит, пока чувствует сильное сопротивление, а затем с ещё одним животным рыком впивается клыками в шею, попадая точно в цель - сонную артерию. Её кровь на вкус не граничит ни с чем, одаривая монстра чувством наслаждения и насыщения с каждым следующим глотком. Туша постепенно обмякает в каменных руках, а Ви поглощает чужую кровь безумно жадно, испивая, кажется, до последней капельки, впиваясь клыками чуть ли не в каждую вену и артерию. Слишком долго протянулась его голодовка. Спустя час его находит Юнги, сидящего в непроглядной глуши ночного леса, облокотившись спиной о старое рухнувшее бревно, покрытое мхом. Когда подходит ближе, то видит что голова его запрокинута, глаза закрыты, а губы, с засохшими алыми каплями, приоткрыты. — Ну как успехи, друг? — аккуратно интересуется Юн, потому что понимает что сейчас от друга можно ожидать чего угодно. — Кажется, я никогда ещё так вкусно не ужинал, — еле слышно хрипит Ви и расплывается в улыбке, обнажая острые клыки. — Я рад что тебе понравилось. — Юн улыбается, довольствуясь результатом.

🖤

Только приобретённое острое лезвие рассекает плоть слишком мягко, слишком глубоко, слишком до того, чтобы терять кровь уже как час, не в силах остановить этот поток лейкоцитов и эритроцитов. Чтобы печатать несвязное сообщение другу, пачкая экран кровавыми отпечатками. Чтобы его бессознательное тело нашёл в его комнате Чимин, который сорвался к нему как только получил сообщение, а после перевязывая изрезанную руку, перед этим обработав свежие порезы, и укладывая младшего на его же кровать, начинает приводить его в чувство. — Гукки, родной, просыпайся давай, — мелодично-сладкий голос любого усыпил бы, но Чонгук приоткрывает глаза и видит перед собой родное лицо, — ну наконец-то, я вообще-то переживать уже начал, мог бы и предупредить меня что собираешься тут из себя салатик сделать, — тёплые руки Чимина заботливо поглаживают по щеке и целой руке, выглядывающей из-под растянутого рукава толстовки, а его слова заставляют захрипеть от смешка, — я чай пойду заварю, а твоя задача лежать здесь и не вставать, надеюсь справишься с этой непосильной ношей, — старший улыбается и уходит на кухню, оставляя Чонгука одного. А возвращается через 10 минут с двумя большими чашками чёрного чая с фруктами и мятой, одну из которых ставит на тумбочку у кровати. — Чимин, — младший приподнимается, облокачиваясь спиной об изголовье кровати и выдыхает, подбирая слова каждый раз как в первый. — Что? Хочешь сказать какой я красавчик? Я и так знаю. — наигранно откидывает передние прядки своих рыжих волос и строит пафосное лицо, на что Чонгук реагирует почти бесшумным хохотом. — В этом нет сомнений, но я собирался сказать спасибо что снова спас меня. — Ой, да брось, — отмахивается Чимин и отпивает немного горячего чая, слегка морщась от кипяточка, — вот только я тебе советую в следующий раз взять лезвие тупее, а то я ведь не Брюс Всемогущий, могу не успеть. — Я постараюсь, — обхватывает своими ладонями чашку, грея о неё свои вечно холодные пальцы и тоже отпивает, блаженно прикрывая глаза и чуть откидывая голову назад, — это, буквально, самый лучший и самый вкусный чай в моей жизни. — А то, сам Чимин, — поднимает указательный палец вверх, — твой самый любимый, единственный и неповторимый лучший друг его заваривал, ясен пень он будет вкусным. — Чрезмерно вам благодарен, господин, — Чонгук склоняет голову в поклоне и губы его трогает лёгкая улыбка. — Опять ты со своими вычурными привычками, аристократ ты мой, — в огненной головушке рождается замечательная идея, — сейчас ты допиваешь чай, и мы идём гулять, отказы не принимаются. На лице Чонгука отчетливо виднеется смирение и даже тень… радости? Чимин - самое светлое что есть в жизни Чонгука, одним словом он его праздник, его спасатель, его душа и здравый смысл, которого с каждым годом всё меньше. Благодаря одному Чимину он продолжает поглощать кислород и функционировать, осыпая его благодарностями каждый раз, когда тот реанимирует его. Такие сдвиги по фазе в виде селфхарма у Чонгука начались ещё в подростковом возрасте, когда он в один день вдруг решил что он изгой, после гадких насмешек в средней школе. И ведь поверил в них. Поверил что он уродец. Поверил что он странный. Как это обычно говорят, «физическая боль заглушает моральную»? Верно, но облегчение длится первые 15 минут, за ними следует очередное отторжение себя, поэтому Чонгук каждый раз по тонкой грани лавирует. А Чимин каждый раз спасает из этой пучины. Тёплый чай довольно быстро выпивается с обеих чашек, прогревая внутренности и первым подрывается Чимин. — Кто последний до входной двери, тот гнилая морковка, — с этими словами срывается с места и не очень то и торопливо бежит в прихожую, оборачивается чтобы посмотреть на каком расстоянии Гук, и не увидев его, ликуя, поворачивает голову обратно, резко и неожиданно врезаясь в друга и падает на пятую точку от столкновения, хлопая длинными ресницами, — да как ты успел, кролик ты декоративный? — Меньше, кхм, надо щёлкать, тормозила, — хмыкает и наспех накидывает на себя кожанку, что на пару размеров больше него. — Жди мстю, мелкий, — старший щурит глаза, отчего они теперь больше походят на щёлочки и глядя так на Чонгука, начинает обуваться так и продолжая сидеть пятой точкой прямо на полу. — Ой, знаешь что, сам ты мелкий, — в процессе начинает натягивать на ноги свои любимые, слегка потасканные адидасовские кроссовки, — у нас разница всего в месяц, а ты преподносишь это, будто в целую вечность. — Но тем не менее, я старше, и это неоспоримый факт. Гу не успевает ничего тявкнуть в ответ, как друг уже тянет его за рукав прочь из тёмной квартиры, выгоняя на осенний холод. Снаружи не светлее чем внутри, зато людишки бродят, жизнь кипит, а время летит со скоростью света, потому что Чонгук только после этого вывода вспоминает о своём скором дне появления на свет и упорно игнорирует эту мысль, блокируя её на задворках своего сознания. Не помнить бы этот день. Вообще вычеркнуть бы это из списка событий мира. Но у мира свои правила и законы, которым ни одна душа не подвластна. И выбора тебе не предоставляется. Остаётся только один выбор, который Чонгук делает каждый раз, полосуя свою бархатную кожу. А ещё выбор делает Чимин, когда с каждым разом вытаскивает друга с того света. И не важно, нравится этот выбор Чонгуку или нет. Ничего не важно когда близкий человек рядом. — Ты вообще знал что у тебя тут ресторан, стилизованный под вампирскую тематику? — искренне удивляется Чимин, не скрывая своего восхищения, — Мы идём туда. Б-е-з-о-г-о-в-о-р-о-ч-н-о. — Будто у меня есть выбор. — вздыхает Гук и плетётся следом за другом, который драпанул к зданию, намереваясь быстрее зайти внутрь. — Здравствуйте, нам нужен столик, и нас двое. — Чимин стоит прямо перед встречающим его официантом и сладко заговаривает, улыбаясь уголками губ, а за его спиной уже появляется вялая тушка. Молодая девушка проводит их двоих к свободному столику расположенного в самом дальнем углу на втором этаже, оставляет две деревянные досточки, на которых выжжено всё меню и ретируется, давая время гостям определиться с заказом. Интерьер выполнен в тёмных бордовых и изумрудных тонах, на стенах висят состаренные картины и портреты неизвестных людей, выглядящих прямо как жители 17-19 веков. Свет приглушённый, от чего алый бархат кресла, больше похожего на трон, переливается, а затем и вовсе растворяется в его угольной резной окантовке. Массивные столы из красного дерева расположены на приличном расстоянии друг от друга, и вовсе отделяясь широкой тёмной ширмой из того же дерева, будто служа стеной крепости каждого столика, и исписано витиеватыми узорами по всей площади. Над каждым столиком расположен серебряный канделябр на две восковых свечи, придавая ещё большего уюта и обеспечивая большее погружение в атмосферу ресторана, а на окнах висят тонкие изумрудные занавески безо всяких узоров. Чонгук наслаждается компанией Чимина весь вечер, пока они сидят в тёплом месте, закрывшись в своём маленьком мире, кончающимся ровно за краем стола. Слушает его рассказы обо всём и ни о чём одновременно. Вместе тонут в смехе до явного недостатка воздуха в лёгких, когда старший ни с того ни с сего выпаливает безумно смешную шутку, понятную только им двоим. Хорошо прожаренное, а главное безумно вкусное мясо тает во рту, пробуждая все рецепторы, дремлющие долгое время и дарит долгожданное чувство насыщения. А после следует множество благодарностей к старшему, за то, что иногда социализирует Чонгука, когда тому слишком хреново, а в ответ привычное, заученное наизусть «Я бы не смог иначе». Уже у подъезда, прощаясь под редкими слезами неба, старший берёт слово с Чонгука что он продержится больше времени без вреда себе, ради друга, и оба расходятся по разным сторонам, Чонгук - в дом, а потом к себе в квартиру, Чимин - дальше гулять в сумраке, потому что только дождь дарует недолговременное спокойствие, смывая собой всю усталость сегодняшнего дня. Перешагнув порог входной двери, Чонгук на секунду зависает, чувствуя что что-то не так. Едва подступающий к горлу страх не позволяет сдвинуться с места ещё пару секунд, а после он бесшумно проходит в гостиную, останавливаясь за спинкой дивана и страх в полной мере завладевает его телом и сознанием. Напротив отчётливо виден чей-то тёмный силуэт, стоящий по ту сторону дивана без движений. Чонгук только и может что разомкнуть губы, не в силах выдавить из себя хоть слово и вообще сдвинуться с места, потому что обычно, в таких случаях, либо решительно огревают незнакомца чем-то тяжёлым, либо дают дёру от него, сверкая пятками, есть ещё небольшой процент таких как Гук, ничего не предпринимающих, и в такой момент обычно не пойми откуда появляется супергерой в роли друга, решившего вернуться, ибо забыл телефон, но сзади не слышны шаги, и никто не появляется, оставляя Чонгука наедине с призрачным гостем, который просто, блять, стоит и ничего не делает, играя в гляделки во мраке неосвещенной комнаты. Внезапно в нос ударяет резкий металлический запах, будто прямо тут в гостиной была резня целой компании людей, и сердце Чона пропускает удар, стремительно падая к пяткам с характерным неприятным звуком, слышным только ему, а затем и вовсе катится куда-то в сторону, увеличивая расстояние между ним и его владельцем, будто с этого момента живёт своей жизни и мысленно прощается с хозяином. — К...кто т...ты? — получается сипло, а стеклянные глаза распахнуты на максимум, только вот толку от этого никакого, Чонгук не видит того, кто напротив. А тот, кто напротив, слишком резко срывается с места и за секунду вылетает с немыслимой скоростью из квартиры через окно, растворяясь в ночи, оставляя хозяина квартиры одного.