кофе без сахара.

Машина плавно скользила по отсветам неоновых вывесок и оранжевым бликам фонарей. Рустам, перестроившись в другой ряд на съезде с шоссе, теперь наблюдал за тем, как уставшая Ася полулежит, облокотившись на дверь. Он решил признаться девушке в чувствах в этот же день — забирая ее вечером с работы. Без цветов. Ведь намного приятнее, как он считал, подарить их без повода — недавно он купил Асе ее любимые маленькие ромашки и до сих пор воспоминания о том как это маленькое чудо улыбалось и радовалось цветочкам, стоящим в синей керамической вазочке на кухне грели его душу. Рустам убрал ногу с акселлератора и плавно затормозил, паркуясь у подъезда — в отличие от Аси он совсем не был тревожной персоной, однако сейчас у него предательски стоял ком в горле и пересохло во рту, как будто он не на съёмках вчера был, а на непонятной подростковой вписке, где свет неоновых гирлянд с алиэкспресса отражается в рюмках из бабушкиного серванта, а запах дешевого пойла смешивается с запахом еще более дёшевого апельсинового сока. — О чём задумался? — из мыслей о минувших и до абсурда веселых школьных годах Рустама вывел голос Аси. — О пастафарианстве и его последователях. Девушка забавно нахмурила лицо, сморщив недовольную мордашку. — Хах, ну это такая религия, где люди поклоняются великому макаронному монстрику и это даже не глупая шутка, — просветив Асю в современном религиоведении, Рустам вышел из машины и открыл ей дверь. *** На тефалевой сковородке скворчало какое итальянское блюдо из готовой смеси — кажется, это называется паэлья, чай дымился в любимой Асиной кружке с нелепыми рисунками корабликов и надписью «Геленджик — 2006!!», которую Рустаму привёз его двоюродный младший брат из поездки в детский летний лагерь; а кот Чилипиздрик, пока на него никто не обращал внимания, вместо когтеточки скрёбся о ножку стула. Но Рустам не разделял всеобщего умиротворения и спокойствия — его тревожили мысли о том, что он в машине перевел разговор на какую-то ерунду и так и не признался Асе. С одной стороны, внутренний голос орал ему, что ТЫ, РУСТАМ РЕПТИЛОИДОВИЧ РУСМЫМБРСКИЙ, — ССЫКЛО КОНКРЕТНОЕ, ЗАССАЛ КАК ПЯТИКЛАСНИК ДЕВОЧКЕ В ЧУВСТВАХ ПРИЗНАТЬСЯ (да, внутренний голос был немного эйджистом, в отличие от самого Рустама. Но почему-то его очень беспокоила их разница в возрасте). Да и наконец, с другой стороны, вдруг у девушки к нему только дружеская симпатия и своими серенадами о любви он лишь создаст неловкую ситуацию для их обоих? Комик из последних сил старался не подавать хотя бы за ужином то, какой внутренний конфликт происходит в его разуме, потому что — Ну Рустяяя, — он ненавидел, когда его так называют, но от такого обращения из ее уст почему-то не хотелось уебаться об стену, — Ты че такой грустный? Хуй сосал невкусный? — Кто грустит, тот трансвестит!!! — Ну представитель хачей, че с настроением? Оно упало как хуй бывшего? Хотелось конечно заткнуть девушку поцелуем, но приходилось ограничиваться зефирками к чаю. А ей на самом деле было не так уж и весело — нет-нет, конечно, стебать Рустама это всегда интересно, но Ася переживала в глубине души, что а вдруг ему некомфортно, что я тут живу? а вдруг ему надоело общаться? Хотя он, конечно, миллион раз говорил ей, что такого не произойдёт, а если что-то будет не так, они просто обсудят это словами через рот. *** — Что для тебя любить? — Рустам так и не признался в чувствах за весь вечер, но решил задать вопрос перед сном, когда они, как обычно, валялись в кроватке с котом и смотрели сериалы про ментов. — Любить – значит хотеть касаться. Рустам медленно переплел их пальцы, но не смог не доебаться: — А если мой язык любви не прикосновения, а например слова, и я хочу признаться в чувствах, надеясь на взаимную симпатию?.. — Твой язык любви — это пытаиься испортить романтичные моменты, которые ты сам и создал, — Ася так лучезарно улыбалась и выглядела такой счастливой, что комик решил не обижаться. Да и на что ему обижаться, если любимый человек ответил взаимностью?