Месть бывает... горячей

— Как ты узнала, что она беременна? — Ну знаешь, я вообще-то и сама была, и, если ты не заметил, моя дочь, Хорас, только что покинула наш дом. — Да, дочь, которую ты убить хотела. — Да, и за что ты мне мстишь уже третий год каждую ночь. Хорас покраснел. Иногда чёрный юмор Хеллман вгонял его в ступор. Она слишком быстро соображала, и язык её был крайне меток и остёр, иногда даже излишне. — Расскажи, — вдруг развернувшись и нависнув над ней, сказал он. — Расскажи, как это произошло. В чём причина того, что ты пыталась избавиться от неё после рождения. Хеллман бросила пронизывающий, изучающий и тревожный взгляд на Хораса и закурила. — У этого были причины, — ответила она серьёзным и словно севшим голосом. — И самая главная из них — это страх. Не было ни единой ночи с тех самых пор, чтобы мне во сне не мерещились окровавленные младенцы. Я думала, что убить легко. Нет. Вся безумная плеяда мужчин, что была потом, всего лишь способ забыться, чтобы не думать, чтобы не болело, чтобы живот не сводило невыносимой судорогой. Страх и ненависть порой толкают человека на немыслимые поступки, — быстрый взгляд во взгляд, — но мне ли тебе говорить об этом. Испугался за будущее своей дражайшей Эстеллы, возненавидел её мать, наломал дров. Вот и я испугалась за будущее, за своё будущее, я тоже была молода, а ещё спесива и упёрта как бык. Я всей душой ненавидела мужа, который знал, что ребёнок родился не от него. Я испугалась за то, что стала матерью, я знала, что не смогу ей быть, потому что не хотела ей быть, как не хотела быть женой. Я хотела управлять бизнесом отца, шить одежду. Я не хотела рожать прикрытие и сидеть прикованной возле плода пусть и обоюдно страстной, но поневоле случайной связи. Я не хотела быть предметом издёвок мужа. Это он спал с другими мужчинами, а потаскухой при этом выглядела именно я. Поэтому, Хорас, поэтому. Хеллман замолчала и продолжила курить молча. Хорас тоже молчал. — Мда, — только и вымолвил он через какое-то время, — теперь мне стало многое понятно в тебе. Дети, школа. Ты просто увидела, что ты не монстр, что ты бы могла быть матерью. Но что же отец ребёнка? — Он не простил меня. Он таки предал меня. — Но неужели он не догадывался? — Я слишком хорошо умею две вещи: врать и быть убедительной. О наших отношениях с бароном никто из слуг не знал. Я и сама узнала о бароне случайно. Несгоревшая любовная записка, написанная ему мужчиной. Барон был странным, нет, не внешне, но именно при близком общении. Я поначалу не знала как это объяснить, думала, что со мной что-то не так. — А как же родители, они что не видели за кого выдавали тебя? — Моя мать умерла, родив меня. Отец торопил устройство моей личной жизни, так как знал мой характер, знал, что сама я предпочту свободу. Он боялся не успеть... не успеть до своей смерти. Он был очень болен, когда я вышла замуж. Он скрывал тяжесть болезни до последнего. А барон... он умел казаться, он до сих пор многим кажется святым. Пресвятой Генри фон Хеллман, — баронесса саркастически улыбнулась — чёртов двуличный ублюдок. Я приказала избавиться от собственной дочери. Я убила собственного мужа. Я та ещё тварь, Хорас, та ещё. Доволен? — снова быстрый жесткий взгляд. — Ты хотел знать мою историю. Вот она. Ты по-прежнему желаешь меня защищать? Хорас молчал. Баронесса продолжила. — А теперь ответь мне ты. Что же ты хотел, когда вот на этом самом стуле? Хорас шумно выдохнул и провёл рукой по волосам. — Я хотел мести. — Да не ври. — Я не вру. Я хотел мести, а потом увидел, что передо мной в полной моей власти шикарная, красивая женщина. А я… всего лишь незадачливый парень, не очень-то красивый и совсем… непопулярный. Я подумал, что может быть страшнее и унизительнее для красивой успешной женщины, чем некрасивый мужчина? Я думал, что тебе будет противно. Откуда же я знал, что у тебя были более противные… отношения. За что ты убила барона? — Э… — Ты не сказала, за что ты его убила. Баронесса теперь посмотрела на Хораса удивлённо. Дурак-дурак, а вопросы умел задавать точные. Она лишь отрицательно помотала головой. — Не сегодня, не сейчас. Я не хочу говорить об этом. — Он связал тебя и изнасиловал, как тогда сделал я? Баронесса резко встала. Её лицо было перекошено. Она мигом пересекла комнату, лишь бы уйти от ответа, от взгляда Хораса, от себя, от всего. Но Хорас поймал её на полпути к двери, сжав за плечи. — Оставь меня, — грозно прошипела она. — Нет, — ответил он, только сильнее сжимая руки. Она резко дёрнулась вперёд и закричала: — Оставь меня! — Нет, — он уткнулся лицом в её шею. Баронесса с шумом вздохнула, всхлипнула и грузно осела на пол. Её плечи тряслись от беззвучного рыдания. Хорас впервые видел её такой. Он так и продолжил обнимать её за плечи. — Оставь меня, — сквозь слёзы прошептала она, вцепляясь в его руки, сжимая их. — Если оставлю, ты сойдешь с ума. Ты вообще всё это время просто медленно сходила с ума. Но ты женщина, ты моя женщина, а я сказал, что буду защищать тебя, даже если враг — это ты сама. Слёзы градом катились по щекам. Ванесса запрокинула голову, упираясь в плечо Хораса. Он медленно начал подниматься, поднимая на руки вслед за собой и Ванессу. Затем он перенёс её на кровать и бережно раздел. Она была словно неживая кукла. Он уложил её под одеяло и лёг рядом, обнимая. Её колотило мелкой дрожью почти всю ночь. Всю ночь она не отпускала его руки.