Обними меня крепко (перед тем, как я отпущу тебя)

      — Оппа, ты уже закончил рисовать мою принцессу? — спросила Соён, перепрыгивая через комнату перед телевизором, который был настроен на какое–то детское шоу.       — Соён-а, не груби, — отругала её сестра, Дживон.       Чонгук улыбнулся Соён, маленькая девочка положила подбородок на стол.       — Почти. Но я завязывал тебе волосы, — напомнил он ей, взмахивая прядью.       — Я хочу быть, как оппа.       Хозяин явился поздно днем, решил Чонгук, когда девочки вернулись из школы, и умолял Чонгука присмотреть за ними полчаса–два часа назад. Хотя он не особо возражал, это было не в первый раз, и за ними было достаточно легко следить. Дживон спокойно делала уроки, а Соён с юношеской уверенностью заставляла Чонгука рисовать ей картинки для раскрашивания.       Он закончил корону, прежде чем отдать её Соён.       — Спасибо, оппа! — сказала она, быстро обняв Чонгука за талию, прежде чем побежать обратно через комнату и лечь на пол, а вокруг нее была разбросана коллекция менее используемых цветных карандашей Чонгука.       Он подумал, был ли он когда–нибудь таким беззаботным — никогда.       Он притянул к себе альбом для рисования, чтобы продолжить работу над своим эскизом для класса. Больше похоже на начало работы. Ключевым словом было просто «любовь», но, казалось бы, безграничные возможности парализовали Чонгука. Он знал, что ему, вероятно, следует сделать что–то на основе Юнги, но он не мог выбросить Тэхёна из головы.       Однако, прежде чем он успел погрузиться в свои мысли, его прервала Дживон. Она ничего не сказала, но ее ручка перестала двигаться по тетради. Он знал, что она смотрит на него; это чутьё у него с ранних лет.       — Оппа? — Чонгук поднял глаза, удивленный тем, что она позвала его. — Могу спросить тебя кое о чем; ты не скажешь папе?       — Конечно, Дживон–а. Что это?       — Обещаешь?       Чонгук протянул ей руку через стол, подняв мизинец. — Обещаю на мизинчиках.       Дживон зацепила его мизинец своим и пожала руку.Выпустив руку Чонгука, она украдкой взглянула на сестру, проверяя, увлечена ли она своей раскраской или телевизором.       — Твои родители когда–нибудь разводились?       Чонгук не ожидал этого вопроса, и, если у ее родителей были семейные проблемы, это определенно не было тем, о чем он должен знать, не говоря уже о сложных отношениях, в которых он был с её отцом, его арендодателем.Но он также вспомнил, каково это чувствовать, что нельзя никому говорить.       — Нет… но они много спорили.       Это был благоприятный для ребенка способ выразить это, и Дживон было только шестнадцать, Чонгук узнал, что шестнадцатилетние на самом деле все еще остаются детьми в том смысле, в каком это имело значение.       — Как ты с этим справился?       Тэхён вручил Чонгуку серебряный mp3–плеер, поверхность которого была поцарапана из–за многократных падений.       — Я знаю, что у тебя продолжают конфисковывать телефон, используй это вместо него.       — Тэхён, я не могу это принять.       — Я собирался выбросить его, оно мне не нужно. Пожалуйста, Чонгук, когда это снова начнётся, просто надень наушники и сосредоточься на своем рисовании, хорошо?       — Хорошо, Тэхён.       — Ты должна найти способ абстрагироваться от этого и позаботиться о своей сестре, но я не могу сказать тебе — как, потому что мне нужно было только позаботиться о себе.       И Чонгук никогда не переставал это делать.       — Однажды ты сказал мне, что у тебя есть брат.       Чонгук промычал, кивая. — Да, но он старше, поэтому заботился обо мне, как ты заботишься о Соён.       Конечно, это было ложью. Чонхён был одним из мучителей Чонгука, одним из многих, но всегда был способен причинить ему наибольшую боль.Когда они были младше, они хорошо ладили, и Чонгук последовал за своим братом, обучаясь у него так, как это делали младшие братья и сестры. Он даже был достаточно близок с Юнги, который был лучшим другом его брата с их первого дня в школе.Но затем эти три года, проведенные с ним, имели все больший вес, поскольку Чонхён стал подростком и больше не хотел, чтобы его младший брат был рядом.Когда двое старших парней нашли свой путь в темную изнанку Пусана, Чонгук остался барахтаться в одиночестве, игнорируемый всеми, пока однажды Тэхён не появился, как свет во тьме.       Чон был бы счастлив, если бы все так и осталось, игнорирование не беспокоило его так сильно, однако наркотики вызвали худшее в Чонхёне, превратив его в миниатюрную версию своего отца в то же самое время, когда становилось все более очевидным — Чонгук не был натуралом.Это было неудачное стечение обстоятельств, из-за которого его жизнь вышла из–под его контроля — запугивали в школе и избивали дома — и только Ким Тэхён удерживал его на плаву.Но у него даже этого больше не было. Просто Юнги с его собственной ужасающей ненавистью к себе, которая сделала его настолько зависимым от наркотиков.За исключением того, что Тэхён с такой легкостью вернулся к этой роли, и сердце Чонгука болело, принимая спасательный круг, который ему протягивали в виде телефонного номера Тэхёна.       Он встряхнулся — такие мысли ни к чему хорошему не приведут.Потому что, даже если бойфренд Тэхёна издаст предупредительный сигнал, он не имеет права вмешиваться. Он потерял это право много лет назад.       Глядя на девушку перед ним, Чонгук хотел предложить ей что–то более конкретное, но что он мог дать ей, когда его собственная жизнь была в таком беспорядке? Если бы мог, он бы предложил ей безопасное место, куда она могла бы прийти, когда ей нужно будет уйти — он большую часть дня был дома из–за характера его работы, а домовладелец жил в этом здании… но он не думал, что должен слишком сильно рисковать, выдавая Юнги. Обычно он устраивал так, чтобы Юнги отсутствовал всякий раз, когда он наблюдал за девочками, соглашаясь только на два часа, потому что Юнги ушел, чтобы передать кому—то трек, который он спродюсировал (Чонгук знал, что это можно делать в цифровом формате, но он и Юнги знали, что это был повод раздобыть наличные, а затем наткнуться на его дилера по дороге домой).       Когда в дверь громко постучали, Соён вскочила. — Оппа, папа пришел!       Чонгук поднялся со стула, подстерегая Соён. — Давай я открою, на всякий случай.       Вероятно, это был ее отец, но вполне мог быть Юнги, бог знает, в каком состоянии.С маленькой рукой Соён в своей, Чонгук открыл дверь тому, кто на самом деле был его хозяином.       — Пап, ты должен посмотреть на мою картинку, — просияла Соён, затаскивая его в квартиру в сторону гостиной.       — Соён–а, я не думаю, что Чонгук–щи хочет, чтобы мы вторгались в его дом на дольше, чем положено.       — Ничего страшного, сегодня они хорошо себя вели.       Он знал, что другой мужчина на самом деле не знал, как обращаться с Чонгуком. В конце концов, каковы были шансы, что он попросил кого–нибудь ещё из других жителей дома присмотреть за его дочерьми? И Чонгук готов был поспорить, что он единственный, кто сосет его член, чтобы не платить за квартиру.       — Это действительно хороший цвет, Соён-а, — похвалил он свою дочь. — Чонгук–щи нарисовал для тебя картинки?       Соён решительно кивнула. — И он завязал мне волосы, как себе, чтобы я могла стать настоящим художником.       Тем временем Дживон молча упаковала школьную работу в сумку.       — Что ж, не забудь, как следует поблагодарить Чонгука–щи, и тогда ты и Дживон можете вернуться наверх.       Чон слегка нахмурился — он явно чего–то хотел.       — Спасибо, оппа, — сказала Соён, обнимая Чонгука.       Он обнял ее в ответ. — Пожалуйста, Соён–а, веди себя хорошо.       — Хорошо.       — Спасибо, оппа, — пробормотала Дживон, взяв сестру за руку и уводя ее из квартиры.

***

      Чонгук натянул свои серьги, когда услышал, как две девушки вышли из квартиры — ему честно хотелось, чтобы он мог больше помогать Дживон, но он также не думал, что должен вмешиваться. Он не мог рисковать, или его вышвырнут из квартиры.       — Хочешь сесть, господин Пак? — спросил Чонгук, указывая на диван.       Другой мужчина сел, протяжно вздохнув — у него был вид, будто у него был исключительно долгий день — и Чонгук боком сел у него на коленях, обхватив рукой спинку дивана. Это было похоже на работу, и он с легкостью вошел в свою роль. Мужчина привык разговаривать с Чонгуком о своих проблемах, но Чон всегда был симпатичным мальчиком снизу, который отсасывал ему, чтобы заплатить за квартиру, поэтому ему приходилось играть роль соблазнителя.       Не то чтобы это был первый раз, когда эти двое ничего не делали, кроме разговора — у пожилого человека не было никого, кроме Чонгука, с которым можно было бы поговорить о его борьбе со своей сексуальностью. Но Юнги этого не знал. Младший сказал ему, что домовладелец любит смотреть, как он перебирает пальцами, чтобы избавиться от тишины. Он не понимал, почему солгал, но что–то подсказывало ему, что для Юнги нехорошо думать, что их отношения были чем–то больше череды сексуальных одолжений за последний год. Не то чтобы Чонгук вообще интересовался их хозяином — он просто хотел где–нибудь жить — но это не мешало ему жалеть его.       Он был похож на большинство мужчин, пришедших в клуб. Многие из них были женаты на тех, которых не любили, и использовали клуб как безопасное место для выражения своих истинных желаний. Для многих из них выход означал бы потерю доступа к собственным детям, поэтому Чонгуку нравилось думать, что он делает что–то хорошее.       И, возможно, поэтому он привлек к себе столько клиентов — он понимал, в чем на самом деле была его работа. Это было больше, чем раздевание (или даже секс, если вы знали, у кого спросить). Речь шла о том, чтобы дать этим подавленным мужчинам передышку. В каком–то смысле Чонгук думал, что ему повезло. Возможно, на него навесили ярлык как на кого–то, кем он не был, и он, возможно, пострадал из–за этого, но, по крайней мере, ему больше не приходилось притворяться натуралом. Ему была предоставлена некоторая свобода.И у него был Тэхён, чтобы направлять его, помогать ему видеть, что с ним все в порядке, не считаю его семьи и общества в целом.       Чонгук убрал волосы мистера Пака с его лица, затем его пальцы скользнули вниз по его лицу, чтобы удержать подбородок. — Ты можешь дотронуться до меня.       Чонгук понял, что как только вы разрушаете барьер между людьми и их желаниями, все остальное выливается наружу. Сексуальное желание было настолько подавлено у многих людей, что это часто напоминало прорыв плотины.       Рука старшего мужчины легла на бедро Чонгука, он все еще был робким даже после года их договоренности.       — Я не думаю, что смогу больше оставаться с женой, Чонгук-а.       — Что изменилось?       Чонгук подумал, что они были вместе почти двадцать лет, и что–то должно было измениться.       — Меня беспокоит то, чему я учу своих девочек, скрывая, кто я есть. Я не хочу, чтобы они росли с мыслью, что им должно быть стыдно за себя, но разве я не должен учить этому на собственном примере?       — Я думаю, твои дочери были бы очень расстроены, если бы ты развелся со своей женой и они больше не могли тебя видеть.       — Может, им было бы лучше без такого человека, как я. Посмотри на меня, я принимаю сексуальные услуги от своего жителя, как извращенец.       — Во–первых, я начал это. Во–вторых, в том, что вы есть, нет ничего плохого. И есть разница между знанием и принятием этого и полным отсутствием. Может быть, вам нужно найти баланс.       Тэхёну нужно было найти такой же баланс, когда дело касалось Чонгука; баланс между его любовью и влечением к Чонгуку и тем фактом, что узкое мировоззрение других людей означало, что они никогда не смогли бы смотреть дальше своего возраста.Но Тэхёну это так и не удалось, и, в конце концов, это напрягло их обоих до предела.       — Когда людям стыдно, они причиняют боль окружающим, хотя, возможно, и не хотели этого делать, — мягко сказал Чонгук. — Если наша договоренность означает, что вам не стыдно и вы можете быть лучшим отцом, то разве это того не стоит?       Пожилой мужчина кивнул. — Спасибо, Чонгук, за то, что поговорил со мной.       Он думал о том, чтобы заставить этого человека прийти в клуб, но отказался от этого. Отчасти их договоренность способствовала тому, что в ней была своего рода эксклюзивность, мистер Пак чувствовал, что Чонгук был его и только его на десять минут каждый месяц, и это доставляло ему необходимое эмоциональное удовлетворение. Было бы слишком рискованно связываться с этим, если бы Чонгук хотел и дальше иметь крышу над головой.       — Вам следует вернуться наверх, прежде чем жена станет подозревать меня еще больше, — усмехнулся Чонгук, чмокнув его в щеку, прежде чем подняться со своего места.       Женщина должна быть идиоткой, чтобы не заподозрить, что что–то происходит, когда Чонгук не заплатил полную арендную плату за год, а ее муж потратил на сбор его арендной платы больше, чем на кого–либо ещё.Кроме того, Юнги, вероятно, скоро будет дома, и Чон старается держать его подальше от хозяина. Чонгук был именно тем, чего он хотел — его широко раскрытые глаза давали невинный взгляд, в то время как его телосложение создавало оттенок греха — в то время как Юнги был весь в грехе со своими обесцвеченными волосами и руками, покрытыми татуировками.       Мистер Пак вышел, оставив Чонгука приводить себя в порядок, прежде чем вернуться к своим занятиям.

***

      Полчаса спустя, полностью поглощенный своей работой, Чонгук был напуган появлением Юнги, подошедшим к нему сзади.       — Что рисуешь? — спросил Юнги с коробкой из–под пиццы в руке.       У Чонгука слюнки текли от запаха теплого теста, но он был недостаточно сильным, чтобы скрыть отчетливый травяной аромат, прилипший к толстовке Юнги.       — Это просто для класса, — сказал Чонгук.       — Да, я знаю это, но что это на самом деле?       Чонгук дошел только до контура широкой спины с двумя ранами на лопатках, но теперь он точно знал, что рисовал.       — Падший ангел.       — Я думал, твоя тема — любовь и сексуальность?       А для Чонгука любовь была падшим ангелом в рваных джинсах и свободных футболках, и именно он заставил его впасть в немилость.       — Дай мне добраться до того места, где я могу остановиться, и я пойду поесть, — Чонгук уклонился от вопроса.       Закончив, он сел рядом с Юнги, который держал коробку с пиццей у себя на коленях, на софе, поджав под себя ноги.Одной рукой он держал кусок пиццы, а другой притянул руку Юнги к себе на колени, перевернув ее, чтобы полюбоваться яркими чернилами, покрывавшими его руки.       — Что делаешь? — Юнги бормотал, набив рот куском еды.       — Восхищаюсь своей работой.       Чонгук нарисовал каждую татуировку так же, как он рисовал свою собственную. Больше всего он гордился рисунком в традиционном стиле, изображающим горы и море Пусана. Для Чонгука этот город всегда будет там, где он был самым несчастным, но также и самым счастливым из тех, каким он когда–либо был, поэтому он заклеймил это на коже Юнги.       Его собственный рисунок — дракон был зарезервирован для Тэхёна.       Не то чтобы Юнги это понимал. Чонгук заплакал, когда закончил, и старший решил, что он ребенок, который не выдерживает боли от иглы.       Как будто Чонгук был незнаком с болью.       — Ты помнишь, когда нарисовал ту первую? Когда тебе было… сколько тебе лет?       — Четырнадцать, это было как раз перед моим пятнадцатилетием. Август 2015       Чонгук удовлетворенно вздохнул, когда почувствовал, как пальцы Тэхёна вцепились в его волосы, пропуская их в том месте, где пряди слиплись от липкого полуденного зноя.Он наслаждался этими тихими, скрытными моментами с Тэхёном. Никто больше не знал, что старший был там, поэтому им не нужно было притворяться, что они ничего друг для друга не представляют.В спальне Чонгука, лежа на одеяле, они могли быть просто собой. Однако их покой был слишком рано прерван звуковым сигналом телефона Тэхёна, сигнализирующим о том, что ему нужно уйти и вернуться через час (на этот раз через входную дверь, а не через окно спальни Чонгука).       — Я не хочу, чтобы ты уходил, — мягко сказал Чонгук, крепко обнимая Тэхёна.       — Мне пора, милый, иначе тебе нечего будет есть. Но я скоро вернусь.       — Нет, не будет, не совсем. Когда ты с ними, ты другой.       Тэхён, возможно, проводил большую часть своего времени с Чонгуком, скрывавшись в его спальне, но он по–прежнему дружил с Чонхёном и Юнги, а это означало, что ему тоже приходилось тусоваться с ними.       — Ты думаешь, мне нравится, как обстоят дела? Я терпеть не могу твоего брата или то, как он обращается с тобой, но для меня гораздо менее подозрительно приносить тебе еду, если я притворяюсь, что я все еще его друг.       Чонгук знал это, знал, но это не защищало его от боли. Он хотел, чтобы люди знали — Тэхён был его и не имело значения, сколько они издевались над ним в школе или сколько синяков у него было дома, потому что у него было то, чего не было у них. Он был свободен, чего они никогда не увидят, если постоянно будут соответствовать ожиданиям общества.       — Ты можешь идти, если я получу прощальный поцелуй.       — Тебе уже восемнадцать?       — Нет, — надулся Чонгук.       — Тогда нет.       — Но тебе еще нет восемнадцати, так что все в порядке.       — А тебе четырнадцать, так что это не нормально.       Чонгук сел, возясь с кольцами на пальцах. —Это всего лишь поцелуй, это не секс. Вот для чего мне должно быть шестнадцать.       Тэхён потер лицо руками. — Почему ты всегда так делаешь?       — Что делаю?       — Возлагаешь на меня всю ответственность сказать тебе «нет», — отрезал Тэхён.       — Может быть, потому что я хочу, чтобы было действительно ясно, что это вообще между нами! — голос Чонгука резко повысился, когда его гнев стал средством защиты. — Вместо этого я чувствую себя к… ка… — Чонгук запнулся, мысли проносились в его голове быстрее, чем он мог их уловить. —… Как временно замещающий, пока не появится кто–нибудь получше.       Смогут ли они сказать, что расстались, когда это неизбежно произойдет? И, не имея возможности использовать эту фразу для описания того, что произошло, сможет ли он когда–нибудь окончательно понять, кем они были друг для друга прямо сейчас?       Не то чтобы Чонгук полностью понимал, что между ними было. Тэхён всегда обходил это стороной, описывая их только как «эксклюзивных», но жизнь младшего уже была наполнена слишком многими неопределенностями.Он никогда не знал, когда его отец снова придет домой пьяным или какое крошечное действие снова могло бы его спровоцировать, чтобы он снова это сделал, и он никогда не знал, когда собственная боль его брата выльется в использование Чонгука в качестве боксерской груши, словесно или физически.       Но он знал, что Тэхён заботится о нем, и это было единственной постоянной в его жизни с двенадцати лет, и теперь, почти три года спустя, он был готов рискнуть всем, потому что не мог игнорировать чувства, которые раздувалась внутри него каждый раз, когда он видел старшего. Возможно, они не должны были так застать его врасплох — он был влюблен в Тэхёна с тех пор, как они впервые встретились, но они все ещё подростки. Но это именно то, что он чувствовал сейчас.       Тэхён протянул руку.       — Чонгуки…       Чонгук отдернул руку. — Тебе следует уйти, пока хён не начал тебе звонить и не услышал, как твой телефон звонит здесь.       — Мы поговорим об этом позже. Не знаю когда, но, — вздохнул Тэхён, — позже.       Чонгук не ответил. Он знал, что все, что он скажет — будет требованием поговорить сейчас, и он не хотел разрушать их и так ограниченное время наедине.Тэхён ненадолго притянул Чона к себе, прежде чем отпустить его и выбраться из окна спальни. Через несколько минут младший поднялся с кровати и осторожно толкнул дверь. Он проверил, нет ли признаков, указывающих на брата, прежде чем окончательно покинуть спальню. Каждый раз, когда он так расстраивался, он шел в душ. Проточная вода скрывала любые признаки слез, которые могли пролиться, в то время как горячая вода напомнила ему о том, как мама обычно обнимала его. Не то чтобы она делала это в течение многих лет — его отец заставил ее прекратить, сказав, что Чонгук теперь стал мужчиной, а мужчинам не нужны чьи–либо объятия.       Чонгуку было десять, и его определенно нужно было оказаться в чьих–нибудь объятиях. Этим кем–то был Тэхён. Эти нежные прикосновения начались с того, что старший мальчик взъерошил свои волосы, но затем пальцы старшего начали задерживаться и продираться сквозь волосы Чонгука. Затем он, ищущий утешения, которого у него не было годами, подобрался ближе, пока, укутавшись в объятия Тэхёна, не почувствовал себя таким же легким, как дыхание. Но его чувства к старшему были подобны обоюдоострому мечу, за который невозможно ухватиться. Будет ли им легче, когда они будут старше? Чонгук надеялся на это, потому что не хотел думать о том, какой была бы его жизнь без Тэхёна.       Чонгук лежал на кровати, его волосы все еще были влажными после душа из–за влажности летнего воздуха. Глядя в потрескавшийся потолок, он глубоко вдохнул, вкушая пряный аромат, который доносился до его комнаты из кухни. Он слышал, как Тэхён спрашивал Чонхёна, где он был, много раз с тех пор, как он возвращался с покупками еды, совершенных для Чонгука. «Хорошо, — подумал он про себя, — пусть хоть раз заставит его сказать».       Не прошло и недели, как Чонгуку пришлось бессильно и беспомощно наблюдать за тем, как казалось, будто каждая девушка флиртует с Тэхёном, потому что старший предпочитал скрывать младшего и их отношения. Его тайный позор — то, что он был влюблен в четырнадцатилетнего (и Чонгук подозревал, что это хотя бы слегка привлекало, хотя Ким всегда держался подальше от этой темы).Он знал, что это не имеет ничего общего с тем, чтобы быть геем, Тэхён бы признался раньше, если бы это не означало, что Чонхён перекроет все пути. Все потому, что он думал, что с ним что–то не так из–за любви к Чонгуку.       Что ж, если он собирался заставлять Чонгука постоянно находиться в подвешенном состоянии, он мог бы сделать то же самое. Может быть, он переключит своё внимание Юнги, это обязательно привлечет внимание Тэхёна. И для Чонгука становилось все более очевидным, что по мере того, как он наполнялся, любовь к танцу, даровавшей ему более подтянутое телосложение, интерес Мин Юнги к нему рос.       Раздался мягкий стук в дверь, за которым последовал теплый голос Тэхёна: —Чонгук–а? Я приготовил ужин, но, если ты еще не голоден, я могу оставить его в духовке.       Чонгук перевернулся, прижимая подушку к груди, лежа там, не отвечая Тэхёну.       — Чонгук! — закричал его брат, яростно стукнув в дверь, заставив Чонгука слегка подпрыгнуть.       — Зачем тебе это нужно? — голос Тэхёна было хорошо слышно через дверь.       — Нужно что?       — Ты постоянно стараешься напугать его. Знаешь, я помню, когда ты боялся своего отца, а теперь он ушел и ты превратился в него.       Раньше Чонгук задавался вопросом, как Тэхёну сошло с рук такое обращение с Чонхёном, когда никто другой не осмелился бы. Но он понял, что Киму не досталось просто потому, что он посмел, и какая–то часть Чонхёна уважала его за это. Он также думал, что именно из–за этого Кима никогда не вызывали за макияж и украшения, или из–за того, как он тщательно укладывал волосы. Вместо того, чтобы когда–либо скрывать эти более женские аспекты того, кем он был, оставляя их на виду, и именно это помешало ему быть осужденным за это. В городе, где малейшее отклонение от традиционной маскулинности может стать смертным приговором, Тэхён умело скрывался на виду. В отличие от Чонгука, который смог по–настоящему выразить себя только после того, как он выяснил, что он не натурал (и неправильно был назван геем. Он не знал, кем он был, но точно не геем). Но в некотором смысле теперь он был свободен от этого. Чонгук издалека услышал, как хлопнула дверь спальни Чонхёна. Через несколько секунд голос Тэхёна снова раздался через дверь, но на этот раз ниже, как будто старший сидел на полу.       — Чонгуки, пожалуйста, подойди поесть. Наступила пауза. — Мне жаль, что я накричал на тебя раньше, я знаю, что тебе тоже нелегко, и ты беспокоишься, что я не чувствую к тебе то же самое, что ты ко мне.       Чонгук откатился в другую сторону к двери.       — Неужели ты думаешь, что я бы так беспокоился о законности того, что, между нами, если бы я не чувствовал того же? Или если бы это было только о том, чтобы привязать к себе какого–нибудь ребенка только потому, что я это мог? Я не хочу, чтобы ты сожалел или когда-либо чувствовал себя вынужденным делать то, к чему был совершенно не готов, потому что я хочу, чтобы мы были счастливы в ближайшие годы. И я надеюсь, что мы сможем быть вместе до конца наших дней, потому что я не могу представить — быть с кем–то еще.       Чонгук мог слышать искренность в голосе Тэхёна, мог представить, что видел это в его глазах. Он поднялся на ноги и зашагал к двери, прижав ухо к дереву, и слезы потекли из его глаз.       — Ты для меня все, Чонгук, и это меня пугает, потому что я боюсь того, что могу сделать, лишь бы удержать тебя. Поэтому я должен провести грань, чтобы уберечь тебя от меня.       Чонгук открыл дверь и обнаружил, что Тэхён стоит на коленях на полу снаружи. На звук открывающейся двери он поднял глаза с мольбой простить его.       Присев на корточки, Чон обхватил его щеки руками, соединив их лбы и вдыхая легкий, ванильный аромат Тэхёна: — Ты единственное в моей жизни, от чего мне не нужно защищаться.       — Я не уверен, Чонгуки.       — Тогда позволь мне быть уверенным за нас обоих.       Тэхён поднялся с пола, протягивая руку, чтобы Чонгук помог ему.       — Давай, ты должен поесть до того, как Юнги приедет.       Младший нахмурился: — Почему?       — Разве ты не слышал, что он сказал на днях? — спросил Тэхён, ведя Чонгука за руку к кухонному столу. — Он нашел свою биологическую маму, не спрашивай меня, как, и он решил пойти к ней сегодня.       — Но разве это не хорошо?       Юнги чувствовал себя большим разочарованием для своих приемных родителей, которые надеялись на более воспитанного ребенка, который лучше учился в школе. Не тот, кто курил травку и ничего не делал, кроме как писал тексты и мелодии во время занятий. Тэхён поставил перед Чонгуком дымящуюся тушеную говядину вместе с набором палочек для еды и ложкой: — Она бросила его не зря. Я просто волнуюсь, что ему не понравится то, что он выяснит, и тогда он будет искать что–то или кого–то, чтобы заглушить свой гнев.       — Сомневаюсь, что это буду я.       — Если бы это был просто Юнги, я бы согласился, но он слишком легко соглашается с твоим братом, чтобы его утешить. Я бы почувствовал себя лучше, если бы ты благополучно убрался с дороги.       С дороги и подальше от Тэхёна. Он, должно быть, видел выражение лица младшего, поэтому его длинные пальцы начали пробираться сквозь волосы Чонгука, успокаивая его.       — Я попробую проникнуть в твою комнату, солнце. Они, наверное, просто накурятся, так что это будет совсем несложно. Чонгук кивнул, успокоился и принялся за ужин.

***

      Отвлеченный просмотром фильма по телевизору, Тэхён рассеянно чертил круги на коже над коленом Чонгука; его ноги свисали над ногами старшего, иногда уходя под подол его шорт. Другой рукой он обнимал Чона за талию, прижимая его к себе. Юнги не появился, поэтому Тэхён предложил им посмотреть фильм, убедив Чонхёна позволить брату остаться с ними в гостиной. Чонхён сидел рядом с ними на диване, заснув — он всегда говорил, что фильмы ужасов ему скучны, но Чонгук знал, что он засыпал специально, из–за страха. Тэхён, вероятно, тоже это знал. Несмотря на это, то, что они делали все еще было рискованно, но им обоим нужно было быть рядом друг с другом, особенно после их ссоры. Тэхён схватил Чонгука за ногу, когда в дверном проеме позади главного героя фильма появилась черная фигура.       — Боишься, Тэхёни? — поддразнил младший.       — Почему ты выбрал фильм на иностранном языке? — Тэхён заскулил, не в силах отвести взгляд от экрана, чтобы не пропустить то, что только сказали.       — Потому что ты должен читать субтитры вместо того, чтобы прятаться за руками.       И Чонгук был совершенно счастлив, когда руки Тэхёна были там, где они были. Услышав стук входной двери, они отскочили друг от друга, и младший быстро взглянул на своего брата, но тот все еще крепко спал.       — Я открою, — сказал Тэхён, поднимаясь, и направился к двери.       Чонгук наклонился вперед, так чтобы телевизор был перед глазами и поставил фильм на паузу, когда Тэхён открыл дверь Юнги. Глаза Чона расширились при виде его не потому, что он появился в полночь, а потому, что он явно плакал — его глаза и нос были ярко–красными. Тэхён был явно шокирован не меньше, чем Чонгук, он молча отступил в сторону, чтобы впустить Юнги, но не предпринял никаких попыток утешить его.       — Эй, Чонхён! Просыпайся, черт возьми! — крикнул Юнги, скидывая ботинки.       Рядом с Чонгуком Чонхён потянулся, неуверенно протирая глаза: — Ты как раз вовремя появился, Мин.       — Да, ну, у меня есть кое–что, чтобы немного повеселиться, — ухмыльнулся Юнги, вытаскивая небольшой пакетик с белым порошком.       При виде этого Тэхён прокрался через спинку дивана к Чонгуку.       — Это то, что я думаю? — спросил Чонхён, ухмыляясь. — Как ты это достал?       — Наш обычный дилер дал мне номер другого парня.       Чонгук подумал, что можно с уверенностью сказать, что встреча Юнги со своей биологической матерью прошла не очень хорошо. Его нос сморщился от приторного запаха алкоголя, который прилип к старшему.       — Иди в свою комнату, — пробормотал Тэхён, наклоняясь к уху Чонгука.       Чонгук кивнул. Он уже знал, что не хочет этого делать. Травка смягчила его брата до такой степени, что он не помнил, что Чон был в комнате, но кокаин собирался развеселить его, и Чонгук не знал, что это повлечет за собой.       К сожалению, Юнги их подслушал.       — Нет, ребенок остается здесь. Я хочу, чтобы он что-нибудь для меня нарисовал.       Чонгук взглянул на Тэхёна, не зная, что делать.       — Я не собираюсь ничего с тобой делать, Гук-а, — Юнги закатил глаза. — Я хочу татуировку, и я хочу, чтобы ты ее нарисовал.       — Почему ты хочешь, чтобы он это нарисовал? — Чонхён протянул.       — Потому что ты вообще видел, как ребенок рисует?       — Как бы то ни было, пока он не мешает.       — Я останусь, пока они не усну, — прошептал Тэхён.       Чонгук кивнул, принес из своей комнаты альбом для рисования и пенал, отнес их на кухню, чтобы сесть за стол. Он сидел там несколько часов, рисуя эскиз за эскизом, а Ким оставался рядом, пока Юнги не остался доволен.       — Ты уже целовал кого–нибудь, Чонгук–а? — обыденным тоном спросил Юнги, вырывая страницу из блокнота Чонгука и складывая ее, чтобы взять с собой.       — Странный вопрос для четырнадцатилетнего ребенка, — вмешался Тэхён.       — Ему почти пятнадцать, Тэхён. Он больше не ребенок.       Два старших походили на день и ночь. Тэхен был теплым и легким, с его загорелой кожей и голосом, подобным меду, в то время как Юнги был ледяным, его вены были отчетливо видны под бледной кожей, но в нем была странная мягкость. Юнги был дьяволом, соблазняющим его к греху, а Тэхён —       Тэхён был его ангелом–хранителем.       — Я школьный педик, помнишь? Как ты думаешь? — пробормотал Чонгук, крутя цветной карандаш вокруг пальцев.       — Не называй себя так, — отругал Тэхён.       — Почему нет? Это правда.       — Потому что ты не должен так себя унижать. С тобой все в порядке.       — Это действительно позор, — задумчиво сказал Юнги. — Могу сказать, что ты начал тренироваться, чтобы девушки окружали тебя, и никто не подумал, что ты — гей.       Пальцы Тэхёна сжались в кулак на столе. Сначала Чонгук был сбит с толку, но потом понял. Ким начал ревновать.       — Это действительно просто для танцев, — пожал плечами Чонгук. — Чимин–хён, в команде, он сказал мне, что для моих мышц лучше, если я укреплю их, тогда меньше шансов повредить что-то в танце.       — Понятно, а хорошо выглядеть — это просто счастливый побочный эффект? — Юнги улыбнулся.       — Не могу поверить, что мне придется повторять это снова, — прошипел Тэхён, — но ему четырнадцать независимо от того, приближается его день рождения или нет.       Чонгук знал, что комментарий не был направлен исключительно на Юнги, что Тэхён также напоминал себе об этом.       — Юнги, пора сделать еще один хит? — спросил Чонхён, включив музыку.       — Конечно, поехали, — сказал Юнги, вставая. — Давай, Тэ.       Тэхён неохотно встал, оглядываясь на Чонгука, который пошел к своим предполагаемым друзьям.       Младший снова притянул альбом к себе, блокируя бешеную энергию своего брата, подпитывающуюся наркотиками.       Веки Чонгука отяжелели, это говорило ему, что он случайно снова заснул за столом, слишком поглощенный своими рисунками, чтобы беспокоиться о этом.

***

      — Отвали, — заскулил он, когда кто–то поднял его руку.       Голос Тэхёна заставил его замолчать: — Это всего лишь я, малыш. Я просто уложу тебя в постель.       Тэхён легко поднял его на руки, его собственная рука перекинулась через плечо старшего, а его лицо прижалось к изгибу шеи.       — Подожди, мне нужен альбом для рисования, — сказал он, протягивая другую руку к кухне.       — Я уже положил его в твою комнату, Куки, — успокоил его Тэхён, зная, что Чонгуку не понравилась идея, что его брат просматривает это.       — Останься сегодня вечером, пожалуйста, — умолял он, когда Тэхён опустил его в кровать, явно не планируя с ним сесть.       Старший подоткнул одеяло вокруг себя: — У меня есть работа, и ты знаешь, что я бы пришел, если бы мог. Но у меня перерыв в два, так что я приду, только если ты хочешь?       Тэхён работал в одной из многих небольших кофеен в городе, так что он мог покупать еду для Чонгука, когда его родители отсутствовали, а также пополнять запасы его художественных принадлежностей. Большая часть его гардероба и украшений также была от Тэхёна, но в виде подарков (не то чтобы Тэхён не пытался покупать одежду Чонгука после его последнего всплеска роста).       — Конечно, хочу.       И когда его родители отсутствовали, только он мог защитить его.       — Как насчет того, чтобы пообедать вместе?       — Звучит хорошо, Тэхёни, — пробормотал Чонгук, снова погружаясь в сон.       В полудреме он чувствовал, как пальцы Тэхёна гладят его волосы, пока он поет ему: -Ты мое солнце, мое единственное солнце…

🖤🖤🖤

      — Что за тема?       Звук голоса Чимина заставил Чонгука подпрыгнуть, вырвав его из напряженной концентрации, охватившей его, пока он рисовал. По его мнению, он добился отличных успехов в проекте для своего класса. Его статья о «любви» теперь представляла собой разворот на двух страницах с падшим ангелом на одной стороне, перьями, разбросанными вокруг сгорбленной фигуры, и мужчиной, распятым на ложе из цветов, на другой. Чонгук отложил карандаш, решив, что сейчас самое время сделать перерыв, так как его уже прервали. Он огляделся в поисках Юнги, но его нигде не было видно — Чон решил, что пошел тот за едой на вынос, потратив еще больше его денег.       — Любовь. Оно довольно широкое.       Чимин уселся на край стола, его зрачки расширились от того, что он принимал (Чонгук следил за тем, что купал Юнги, и смывал все, что считал слишком «неправильным», и в целом Юнги понимал намек, но Чимин был загадкой для его), — Я буду честен, Гук… Я не понимаю. Чонгук вздохнул: — Ты должен смотреть на обоих вместе, хён. Падший ангел дает свои крылья мужчине, которого любит.       — Итак, дело в Ким Тэхёне. Ты называл его своим ангелом.       — Нет, — солгал он.       Чимин приподнял бровь, глядя на него: — Я знаю про Тэхёна, ты правда думаешь, что я не видел эту фотографию?       Кто не видел эту фотографию? Тем не менее тот день был одним из лучших дней в жизни Чонгука, потому что Тэхён наконец–то… Нет, он не собирался об этом думать. Это было бессмысленно, он не мог изменить прошлое.       — Это было не так, как сказал Чонхён.       — Я знаю, помню, я думал, что эта картина была довольно ужасной, но также и то, что твой брат, должно быть, слеп и идиот. И вообще все остальные, — задумчиво произнес Чимин.       — Что ты имеешь в виду? — Чонгук нахмурился.       Пак на мгновение задумался, вспоминая то, что произошло тогда: — Ну, твой брат, очевидно, сказал, что Тэхён использовал тебя в своих интересах… Чонгук кивнул, он знал эту часть, — но я помню, когда он раньше приводил тебя на танцевальную практику. Сначала я подумал, что это было немного жутко, потому что он был так зациклен на тебе, но вскоре стало очевидно, что он безумно влюблен в тебя. У парня, должно быть, был дурной вкус, — поддразнил Чимин       — Очень смешно, хён, — категорично сказал Чонгук.       — В любом случае, — продолжил Чимин свою версию событий, — когда ты покинул команду и вернулся через год с Мин Юнги за руку, из всех людей ты выбрал его, я задался вопросом, что случилось с тобой и Тэхёном.       Он мог продолжать строить гипотезы, потому что Чонгук определенно не собирался говорить с ним об этом. Он прекрасно понимал, в чем заключается преданность Чимина, и не доверял ему то, что он, возможно, не хотел бы, чтобы это дошло до Юнги.       Чонгук пожал плечами: — Что ж, ничего не вышло, и я предпочел Юнги.       Или он был идиотом и думал, что способность наложить четкий ярлык на отношения и получить этот физический аспект стоит больше, чем всё, что Тэхён когда–либо ему давал.       Чимин закатил глаза: — Да, и именно поэтому я не видел, чтобы ты выглядел по–настоящему счастливым за четыре года, потому что ты и Юнги так счастливы вместе.

***

      Он взял один из карандашей Чонгука, поднял его, чтобы осмотреть. Этот один из карандашей последнего набора, который Тэхён когда–либо покупал ему, был спрятан на дне ящика с тех пор, как они переехали в Сеул год назад. Он не понимал, зачем он их сейчас вытащил, разве что для того, чтобы помучить себя.       — Перестань вести себя так, будто ты меня знаешь, — отрезал Чонгук, выхватывая карандаш из руки Чимина. — Я собираюсь поработать на кухне.       Он не удостоил Пака ни единого взгляда, когда поспешно собрал свои припасы в беспорядочный сверток и на руках отнес их в другую комнату. Бесцеремонно выкинув все на маленький стол, Чонгук подошёл к холодильнику. Он был пуст, за исключением единственной фотографии, сделанной на американских горках, когда он, Тэхён, Юнги и Чонхён отправились в тематический парк, ему было пятнадцать. На самом деле, Ким хотел вывести младшего на день, но он не мог этого сделать, не взяв двух других, иначе это выглядело бы слишком подозрительно. Однако Юнги и Чонхён боялись поездок, поэтому у них с Тэхёном было достаточно времени только вдвоем. Его пальцы скользнули по лицу Кима, его квадратная улыбка была невероятно широкой, когда он смеялся над тем, как Чонгук поддерживал его на протяжении всей поездки.       Но те дни прошли, и не было смысла плакать из–за пролитого молока.       За исключением того, что Чимин прав — Чонгук был несчастен, оставаясь с Юнги больше всего из чувства долга.       Если бы он мог, он бы вышел из квартиры и встал на колени, чтобы умолять Тэхёна дать им второй шанс. Но угроза Юнги эхом пронеслась в его голове. Когда он это сказал, он был под кайфом, но это только сделало его слова более искренними.       — Кук, можешь достать тарелки? — Юнги крикнул из коридора, очевидно, вернувшись с едой.       Вытирая слезы с глаз, Чонгук сделал то, о чем его просили, потянувшись к верхнему шкафу, чтобы опустить тарелки. Тем не менее, он забыл о кружке, которую он также поставил там, только сбоку от тарелок, потому что слишком устал, чтобы положить ее в надлежащий шкаф после того, как высохнет. Незаметно для него, он слегка зацепил край тарелки, и кружка упала. Чонгук застыл, широко раскрытыми глазами глядя на осколки фарфора, разбросанные по плитке.       Быстрее, возьми его, пока папа не увидел, идиот!       С бешеным сердцем Чонгук бросился на колени, чтобы подобрать осколки кружки.       — Хорошо, Кук, это просто кружка, — сказал Юнги, входя на кухню, — мы просто… Чонгук, что ты делаешь?       Чонгук уставился на свою руку, сжатую в кулак вокруг осколка фарфора, кровь сочилась между его пальцами. Он внезапно начал хватать воздух от боли, как будто не осознавал, что происходит, пока не взглянул на руку. Вместо этого он сжал ее сильнее, пока не закричал.       Ты заслужили эту боль за то, через что ты заставил пройти Тэхёна, и за то, через сейчас проходит Юнги. Любить тебя — значит сгореть.       Юнги разжал его пальцы, и осколок упал с ладони, липкий от крови, которая теперь капала на пол.       — Черт возьми, Чонгук, — Юнги поднял руку Чонгука к свету, осматривая ее. — Пойдем, я посмотрю. О чем ты думал?       Чонгук вырвал руку из хватки Юнги: — Я в порядке. Я пойду в отделение лёгких травм.       Больница была недалеко, он мог пройти расстояние менее чем за двадцать минут.       — Не будь смешным, — отругал Юнги, выдергивая кухонное полотенце из ручки ящика и оборачивая его вокруг руки Чонгука, — ты не можешь идти в одиночку.       — Корейцам, у которых ты покупаешь на вынос, возможно, все равно, что ты — наркоман, но это больница. Юнги, я буду в порядке, ты никогда раньше не заботился обо мне.       Юнги не ответил на это, потому что знал, что это правда. Мин мог страдать от боли, и ему нужны лишь наркотики, он забыл о ней, но Чонгуку — нет? Что бы он сделал, если бы младший серьезно поранился?       Чонгук встал и, стараясь, чтобы кровь не попала внутрь рукава, натянул куртку в коридоре.       — По крайней мере, напиши мне, — сказал Юнги, следуя за ним.       — Да, конечно, — пробормотал Чонгук, когда открыл входную дверь и выскользнул в холл.       У него было двадцать минут, чтобы придумать хорошее оправдание тому, почему у него была рана на ладони. Он определенно не мог сказать им, что он отключился, пока делал это, или что он этого заслужил.       Во–первых, он не мог позволить себе взять отпуск, когда они, без сомнения, списали это на стресс и уволили его. В его работе было хорошо то, что он был технически самозанятым, поэтому мог работать, когда пожелает, но недостатком этого было отсутствие больничных или отпускных. К счастью, это был не первый раз, когда Чонгуку приходилось лгать о том, как он получил травму.

***

      Тэхён развернулся на вращающемся стуле в комнате отдыха. Вероятно, ему следовало максимально использовать свой перерыв, но за десять минут до конца ему стало скучно. В этом заключалась проблема с работой в ночную смену — он не мог никуда пойти во время перерыва.       — Тэхён?       Он повернулся к двери, сел прямо, но расслабился, когда увидел, что это всего лишь Суджин. Они вместе были в университете, обучаясь сестринскому делу, и после выпуска тем летом они оба получили работу в отделении легких травм в одной больнице. Однако он был этому рад — Суджин была самым близким другом, который у него был почти за десять лет.       — Что?       — В приемной сидит молодой человек, он только что порезал себе руку, и я знаю, что у тебя перерыв, но ты можешь принять его? Я скажу Чхве–ниму, и ты сможешь получить лишние десять минут позже.       — Почему ты не хочешь этого делать? — подозрительно спросил Тэхён.       — Помнишь того ребенка, который пришел несколько недель назад, и мы заподозрили, что сломанная рука может быть не случайно? И как тебе было с ним действительно хорошо? Тэхён кивнул, не зная, к чему она это ведет. — Ну, этот парень беззвучно плачет.       — И? Может, он смущен?       — Нет, — твердо сказала Суджин, — люди плачут, потому что им больно, и их инстинкт — привлечь внимание, чтобы кто–то им помог. Люди плачут тихо только потому, что их приучили не привлекать внимания, но они все еще не могут остановиться.       Тэхен задумался над ее словами — он знал, что она права. В свободное время она увлекалась чтением психологических исследований.       — Кроме того, он явно лжет о том, как это произошло, — добавила она. — Его кровь капает на пол, но говорит, что осколок кружки был обернут чем-то, и он случайно схватил ее. Очевидно, он привык лгать об этих вещах. И у тебя есть подход к таким. У меня нет на это эмоциональных способностей.       — Хорошо, — Тэхён шагнул к ней, протягивая руку, — дай мне бинт. Какое имя?       — Чон Чонгук, — сказала она, проверяя планшет и передавая его.       Кровь Тэхёна остыла.       — Тэ, что случилось?       — Ничего, я просто знаю парня с таким именем.       И мальчик, который тихо плакал       — Ну, это довольно распространенное имя, поэтому я уверен, что это не он.       — Ты, наверное, права, всегда права, — сказал Тэхён, успокаивающе улыбаясь ей, прежде чем направиться в кабинет.       Он посмотрел на доску, когда он шагнул через двойные двери, ведя себя так, будто имя ничего для него не значило: — Чон Чонгук?       Когда слева от него скрипнул стул, он посмотрел прямо в глаза своему Чонгуку.       — Я пойду в другую больницу, — сказал Чонгук, поспешно вытирая глаза и уходя.       Взгляд Тэхёна переместился с пропитанного кровью полотенца, обернутого вокруг его руки, на кровь на полу, на след крови, который капал из руки Чонгука, когда он уходил. Он глубоко вздохнул, ему нужно было быть осторожным, он не мог сделать вид, будто не знает Чонгука.       — Ближайшая — в сорока пяти минутах езды, — крикнул он, следуя за ним.       Он знал, что Чонгук не глуп и на полу было довольно много крови. Надеясь, напоминания будет достаточно, чтобы он остался.       Чонгук остановился и повернулся на каблуках.       — Я хочу, чтобы меня осмотрел кто–нибудь другой.       — Больше никого нет.       — Я могу подождать.       Тэхён подошел ближе, сохраняя голос таким низким, чтобы только Чонгук мог его услышать: — Чонгук, пожалуйста, просто позволь мне… делать свою работу, вот что он должен был сказать –позаботиться о тебе.       Чонгук покачал головой: — Я не могу…       Тэхён поймал его, когда он слегка споткнулся.       Чтобы поддержать его Тэхён осторожно коснулся одной рукой талии Чонгука и прошептал ему на ухо: — Малыш, это глупо… Я все еще твой ангел.       У Чона перехватило дыхание, и старший опасался, что зашел слишком далеко. Но Чонгук молча кивнул, позволяя Тэхёну вывести его из зоны ожидания. Обычно он справлялся с такой травмой в основной палате, но, учитывая обстоятельства, он решил пойти в одну из частных кабинетов для осмотра, убедившись, что дверь за ними заперта.       — Значит, ты действительно пришёл, чтобы получить степень медбрата, — размышлял Чонгук, садясь на кровать.       — Почему ты думаешь, что я этого не делал? — спросил Тэхён, кладя за собой пару подушек мягко прижимая Чонгука к ним.       Затем он подошел к раковине и вымыл руки, пока Чонгук говорил: — Я подумал, может, ты солгал, чтобы был повод уйти.       — Ты оставил меня первым, — сказал Тэхён, собирая пачку марли, бутылку дезинфицирующего средства, бинты, иглу с ниткой.       — Ты оттолкнул меня, ты попросил меня жить с тобой, но не как парень, как родитель и ребенок, — с горечью пробормотал Чонгук.       Если ночь перед отъездом в Сеул была второй худшей ночью в его жизни, то ночь, о которой говорил Чонгук, была первой такой. Он напортачил, он это знал, и у него было четыре долгих года, чтобы подумать об этом. Чонгук был прав, он хотел, чтобы младший жил с ним, чтобы он мог заботиться о нем должным образом и вытащить его из этого дома, но он не осознавал, что Чонгук воспримет это как отказ, а Чонгук плохо отреагировал на это. Единственный человек, который проявил к нему искреннюю любовь и привязанность, по–видимому, отверг его, конечно же, он набросился и угрожал Тэхёну перспективой оставить его ради Юнги. Не то чтобы Чону когда–либо показывали, как правильно справляться с эмоциями в таком доме, как его. И Тэхён отреагировал даже хуже, чем Чонгук.       Он тайком вытер свои липкие руки о внутренние карманы костюма, прежде чем подъехать к Чонгуку. Он также перетащил стул на колесиках, чтобы сесть рядом с ним. Когда он развернул намокшее полотенце, Тэхён обнаружил, что часть крови высохла, и полотенце прилипло к ране. Он снял его так осторожно, как только мог, напрягаясь каждый раз, когда Чонгук шипел от боли.       — Помнишь первый шаг, Куки? — спросил Тэхён, прижимая собранную им марлю к ладони Чонгука.       — Остановить кровотечение.       — Так почему ты все еще истекаешь кровью?       — Я пытался, — надулся Чонгук.       — Тебе следовало поднять её выше своего сердца, — сказал ему Тэхён, поднимая руку Чонгука, прижимая его собственные пальцы к ране.       — У тебя всегда это получалось лучше, чем у меня.       — Так вроде и должно быть.       Сколько раз Тэхен залатал Чонгука, будь то кулаки отца или хулиганы в школе?       Чонгук откинулся на подушки: — У меня в голове странное чувство.       — Ты потерял изрядное количество крови, но с утра все должно быть в порядке, тебе просто нужно отдохнуть и позволить Юнги немного побаловать себя. Чонгук насмешливо фыркнул. — И нет… — неловко замолчал Тэхён. Он глубоко вздохнул и напомнил себе, что ему еще нужно делать свою работу. — И не возбуждайся в течение следующей недели или около того, иначе у голова закружится. Кровь должна оставаться в голове.       — Меня в жизни привлекал только один мужчина, и это определенно не Мин Юнги, поэтому я не думаю, что это будет проблемой.       — Почему именно этот человек?       Ему не нужно было спрашивать, кто это был, когда он смотрел в эти теплые оленьи глаза. Мне тоже не нравятся мальчики… видимо, к тебе это не относится… Я хочу всего того, чего никогда раньше не хотел, и это меня пугает …       — Мне никогда не удавалось осознать свою сексуальность, но я думаю, что для меня влечение основано на эмоциональной связи. Тэхён кивнул, показывая, что понял. — Единственный мужчина, который меня когда–либо привлекал, это также единственный мужчина, которого я когда–либо по–настоящему любил. Но потом он бросил меня и приехал в Сеул.       — Я тоже не хотел, чтобы все было так, Чонгук.       — Если бы ты позволил мне получить то, что я хотел, ты получил бы то, что хотел.       — Тебе нужна была стабильность и хороший дом, и мне пришлось выбирать между тем, что нужно тебе, и тем, что мы оба хотели. Тэхён опустил руку Чонгука, осторожно приподнял марлю, чтобы убедиться, что кровотечение на время остановилось. — По крайней мере, я так думал, но я был неправ, и с тех пор сожалею об этом.       Он знал, что сказал слишком много, но так всегда происходило, когда младший был рядом. Хотя ему так и не удалось сказать ему, что он любит его.       — Хорошо, давай продезинфицируем и зашьём, — резко сказал он, избегая потрескивающего напряжения в воздухе, не давая Чонгуку шанса пристрелить его.       — Означает ли это, что у меня будет крутой шрам?       Тэхён был рад, что Чонгук подыгрывает.       — Может быть, но ты не сможешь это очень хорошо увидеть, потому что твои ладони все равно не гладкие.       Линии, пересекающие кожу, могли скрыть слабый шрам, который мог получить Чонгук. Он вытер кровь с его пальцев, прежде чем окунуть ватный диск в дезинфицирующее средство и убедиться, что рана должным образом очищена. Чонгук вздрогнул, когда старший коснулся раны, но Тэхён ожидал этого и крепко держал его за запястье. Он остался все таким же.       — Что случилось, Куки? Это произошло не из–за того, что случайно подобрал битый кусок фарфора — слишком глубоко.       Тэхён молился Богу, в которого не верил, что Чонгук расскажет ему.       —Я скажу тебе, но как Тэхёну, а не как медбрату.       — Я спрашивал, как Тэхён, — заверил он его, продевая иглу, чтобы зашить рану.       Это дало бы ему возможность сосредоточиться, пока Чонгук говорил. Он просто надеялся, что сможет держать руку устойчиво.       — Я случайно уронил кружку и собирал ее, но я… я не знаю… это было как будто я отключился, и когда я пришел в себя, я держал один из кусочков в руке, а потом подумал: « Я заслуживаю этого, я заслуживаю такой боли».       — Ты этого не заслужил, Чонгук. Никогда не заслуживал.       — Правда? Я продолжал давить на тебя, когда ты старался изо всех сил.       — И у тебя никогда не было возможности делать ошибки и расти на них. Человеку свойственно ошибаться, Чонгук. Я хотел дать тебе возможность сделать это, но в итоге сделал наоборот.       Когда разрез был зашит, Тэхён наложил на него повязку и тренированными движениями начал наматывать.       — Мне правда очень жаль, Чонгуки. Я был так сосредоточен на твоей незрелости, что совсем забыл о своей собственной. Но на самом деле ни один из нас не был застрахован от этой ситуации.       Он видел все в черном и белом — но Чонгуку нужно было противоположное, — но эти две вещи было не так–то легко разделить. Ему вообще не нужен был парень, но нужно было, чтобы Тэхён сделал последний шаг после двух лет ходьбы по этой тонкой грани. У большинства подростков был шанс получить свои маленькие увлечения и свои «отношения», которые никуда не денутся. Но они этого не сделали. Они столкнулись друг с другом, и ни один из них не смог с этим справиться. Единственная разница между ними заключалась в том, что где–то внутри Чонгук знал об этом, поэтому он приклонился тому, что Тэхён считал лучше всего, в то время как Ким продолжал двигаться вперед, будучи уверенным в своей правоте. Может, ему не стоило говорить об этом Чонгуку прямо сейчас, может быть, было поздно, слишком поздно… но Тэхён все еще отчаянно нуждался в единственной вещи, которую мог дать ему только Чонгук. Он хотел прощения.       — Поработай пальчиками.       Чонгук изящно сгибал и разгибал фаланги.       Удовлетворенный тем, что все работает нормально и повязка надежно закреплена, Тэхён взял окровавленную марлю и встал, чтобы положить ее в мусорное ведро, повернувшись спиной к Чонгуку. Внезапно руки крепко обвились вокруг его талии.       — Я прощаю тебя, — выдохнул Чонгук, его теплое дыхание щекотало затылок Тэхёна.       Он слегка шагнул вперед, и пальцы Чонгука зацепились за ткань его костюма.       — Все в порядке, я просто оборачиваюсь.       Он не держал Чонгука в своих руках четыре года, и это могло быть его единственным шансом когда–либо сделать это снова, он хотел сделать это правильно. Тэхён крепко обнял Чонгука, уткнувшись носом в волосы, которые были такими же мягкими, как перышко, как он помнил. Чонгук всегда видел в Тэхёне своего опекуна, своего ангела–хранителя, но было что-то в том, как Чон обнимал его руками, что заставляло старшего чувствовать себя в безопасности.       — Мне жаль, что я был так отстранен в клубе, — мягко сказал Чонгук. — Я просто не знал, что делать, и не хотел снова это чувствовать.       — Что мы будем делать, Чонгук?       Он не хотел снова потерять Чонгука, но понимал, что у него нет права просить о таком.       — Не знаю, но мы разберемся с этим. Мы нашли друг друга в этом огромном городе, значит, нам суждено быть вместе.       — Хотел бы я иметь твой оптимизм, Чонгук.       — Не волнуйся, моего хватит на обоих.       — Пойдем, я отвезу тебя домой, — сказал Тэхён с тяжелым сердцем.       Он задавался вопросом, считается ли вся эта встреча формой самоповреждения.       — Не думаю, что тебе разрешат просто уйти с работы, Тэхён, — улыбнулся Чонгук, отстраняясь от него, хотя его руки все еще держались на талии.       — Суджин может немного прикрыть меня, она должна мне за то, что я прервал свой перерыв, чтобы разобраться с тобой.       Чонгук приподнял бровь: — Я думал, ты сказал, что никто другой не может меня лечить.       — Я соврал.       — Я рад, что ты сделал это.

***

      — Не могу поверить, что ты все время жил так близко, — фыркнул Тэхён, останавливаясь у дома Чонгука.       Он отметил, что указания Чонгука вели его длинным путем несмотря на то, что всегда выбирал самый прямой маршрут в Пусане.       — Как я уже сказал, нам явно суждено быть вместе.       — За исключением того, что у нас обоих есть парни, и я знаю тебя, ты не оставишь Юнги, потому что мы оба понимаем — он окажется на улице.       Он пытался не думать о том, как ему вообще сбежать от Хосока.       — Разве это не значит, что мы можем быть друзьями?       Тэхен почувствовал, что его ударили в живот, хотя его слова не должны были удивлять.       — Д–да, конечно, — сказал он, улыбаясь, несмотря на то что его сердце разбивалось на еще более разрозненные осколки.       Чонгук расстегнул ремень безопасности: — Кстати, мой номер телефона не изменился.       — Кто сказал, что я его сохранил?       — Я уверен, потому что знаю тебя. Бьюсь об заклад, у тебя тоже есть эта шкатулка для воспоминаний. И готов поспорить, твой парень это очень ценит.       — Он не знает об этом.       Чонгук прищелкнул языком: — Понятно. Тебе все еще стыдно за меня.       — Это не так, Чонгук. Он легко ревнует, и я не хочу, чтобы он все разрушил.       — Звучит здорово, — протянул Чонгук тоном, напоминающим Юнги.       Это заставило Тэхёна захотеть ударить кого–нибудь.       — Да, потому что вы и Юнги — дети–плакаты для здорового воспитания и таких же отношений.       Чонгук пожал плечами: — По крайней мере, сейчас мы только мешаем друг другу, и, как ты говоришь, ни один из нас с самого начала не был совершенно невредим.       — Я должен вернуться к работе.       — Разве мы не хотели бы, чтобы люди говорили, что на этот раз я оказал плохое влияние, не так ли? — Чонгук усмехнулся, выходя из машины. — Пока, Тэхён.       Когда Чонгук был в нескольких шагах от него, Тэхён опустил окно со стороны пассажира.       — Чонгук! — он крикнул.       Младший вернулся к машине, опершись локтями о опущенное окно.       — Убедись, что держишь руку в чистоте.       Чонгук ярко улыбнулся, его слегка увеличенные передние зубы были полностью видны, делая его похожим на того двенадцатилетнего мальчика, которого Тэхён впервые встретил много лет назад: — Конечно, ангел. Август 2016       Тэхён хмыкнул, занося пакеты с покупками на кухню.       — Привет, Тэхён, — весело поприветствовал его Чонгук, не обращая внимания на то, что он вошел в дом. — Тебе нужна помощь?       По крайней мере, он смог войти через парадную дверь, а не прокрасться через окно спальни Чонгука. Он надеялся, что Чонхён уедет в университет, чтобы облегчить их встречу и Чонгук мог хоть немного успокоиться, когда его родители уедут. Но казалось, что вселенная постоянно хотела ему досадить, потому что Чонхён все еще жил дома и, во всяком случае, с большей вероятностью, чем раньше, так как ему нужно было куда–то приводить девочек.       — Нет, просто сиди, — сказал Тэхён, начиная распаковывать покупки.       Он знал, что Чонгук только хотел вытащить пакет с сушеными водорослями из сумок, прежде чем старший сможет его остановить, и не хотел, чтобы он перебивал аппетит.       Чонгук подпрыгнул в сторону, пиная ногами: — Ты знаешь, где Чонхён? Его не было два дня.       Тэхён подумал, знал ли Чонхён, что Чонгук беспокоится о нем, и всегда спрашивал о нем. Будет ли ему какое–то дело? Или он найдет способ настроить это против этого милого мальчика?       — Мне очень жаль, Чонгук. Я видел его только сегодня. Если бы я знал, я бы принес тебе еду раньше.       Конечно, Чонгук мог написать ему, но он этого не сделал, поэтому Тэхён перестал этого ожидать. Гордость, которую Ким заметил в нем, когда ему было всего двенадцать, выросла только за последние три с половиной года.       — Он в порядке? — настаивал Чонгук.       — Он в порядке, Чонгук.       — Он с Юнги?       — Я дам тебе три предположения.       Чонгук задумчиво промычал: — Я пытался написать Юнги, чтобы узнать, но он так и не ответил.       Челюсти Тэхёна сжались, ему приходилось постоянно сдерживать себя, когда он был рядом с Юнги и Чонгуком. От того, как Мин смотрел на младшего, у него пошли мурашки по коже.       — Раньше мне никогда не нравился Юнги, — продолжил Чонгук, — но в последнее время он стал другим. Он перестал называть меня непослушным ребенком и действительно со мной разговаривает. Он сказал мне, что собирается переехать в Сеул и заниматься музыкой.       — Тебе следует держаться подальше от Юнги, Чонгук.       Его интересовал Чонгук только тогда, когда это было удобно или когда он хотел поднять эго, а Чонгук любил использовать Юнги, чтобы заставить Тэхёна ревновать, когда он чувствовал себя неуверенно (что было большую часть времени), или чтобы отомстить брату. Ким не мог придумать худшей комбинации.       — Боишься, что заменю тебя другим другом Чонхёна? — Чонгук ухмыльнулся.       — Нет, мы оба знаем, что ты никогда не сможешь заменить меня, Куки. Кто еще не забудет купить все твои любимые закуски?       И кто еще будет готов противостоять Чонхёну так, как он?

***

      — Я хотел бы попробовать древесный уголь в следующий раз, но он может быть слишком грязным…       Тэхён внимательно слушал, пока Чонгук болтал о том, что он рисовал недавно и что планировал на будущее. Они вместе сидели на кухне, удобно соприкасаясь ногами.       — Я дам тебе что–нибудь, пока ты это будешь делать, тогда ты можешь просто время от времени стирать это.       Чонгук открыл было рот, чтобы что–то сказать, но застыл, когда входная дверь распахнулась.       — Тэ? Что ты здесь делаешь? — крикнул Чонхён из гостиной, очевидно, заметив на вешалке вещи.       — Кто–то должен кормить твоего брата.       — Знаешь, он умеет готовить, — засмеялся Чонхён, войдя со своей последней девушкой за руку.       Тэхёну, вероятно, когда–то сказали ее имя, но они приходили и уходили так быстро, что он даже не вспомнил её.       — Нет, он не может, когда в доме нет еды, — отрезал Тэхён.       — Просто вспомни, чей он брат, Тэхён.       — Это тебе нужно помнить об этом, а не мне.       Чонхён рассмеялся: — Может, ты сможешь познакомить Тэ с одной из своих подруг? — сказал он девушке. — Я думаю, что секс действительно расслабит его.       Девушка оценивающе оглядела его: — У меня много друзей, которым он будет интересен.       Тэхён посмотрел на Чонхёна ледяным взглядом: — Я же сказал тебе — у меня есть кое–кто.       Чонгук рядом с ним напрягся. Тэхён осторожно потянулся за спину, пока его пальцы не нашли младшего и успокаивающе сжали их.       — И ты не позволишь мне, твоему лучшему другу, встречаться с этим человеком, так что это тебе явно не нравится.       — Скорее ты придурок, и он не хочет знакомить с тобой людей, — парировал Чонгук, уязвленный словами брата.       Щеки Чонхёна вспыхнули от ярости, и Тэхён двинулся вперед, готовый встать между ним и Чонгуком, если потребуется. К счастью, Чонхён вспомнил, кто еще был там, и просто снисходительно фыркнул, прежде чем повел девушку в свою спальню.       — Не стоит его злить, Чонгук.       — Он уже бьет меня за то, что я являюсь тем, кем я не являюсь, что еще он может со мной сделать?       Тэхён не знал, но что–то подсказывало ему, что Чонхён, несмотря на свою суровую внешность, даже более уязвим внутри, чем Чонгук, и гораздо более неустойчив, если его толкнуть.       — Я просто думаю, что тебе следует быть осторожным.

🖤🖤🖤

      Тэхён смотрел в зеркало на здание Чонгука, двигатель все еще работал.       Он знал, что его здесь не должно быть, что он должен оставить все в покое, но он не мог игнорировать тот факт, что, несмотря на получение стипендии, Чонгук все еще работал в стриптиз–клубе. Сколько денег Юнги тратил на наркотики? Он не мог вынести мысли, что, несмотря на то что ему удалось сбежать из дома своего детства, Чонгук все еще может голодать из–за человека, который должен был любить его и заботиться о нем. Вот только это был он и что Юнги когда–либо делал? Он сомневался, что Чонгук примет от него какую–либо финансовую помощь, но он не смог бы смотреть своему отражению в глаза, если бы не попытался.       Хосок убил бы меня, если бы знал, что я собираюсь делать, он пытался убедить меня, что это не поможет.       Чон Чонгук снова быстро заполнял мир Тэхёна, затмевая все остальное, и Ким приветствовал его с распростертыми объятиями. Декабрь 2017       — Я просто думаю, тебе стоит попробовать, Гук–а.       Во время разминки Чимин посмотрел на вход в студию, ожидая увидеть новичка в танцевальном клубе. Вместо этого он увидел мальчика, которого не видел больше года и не ожидал увидеть когда–нибудь снова.       И уж точно не с печально известным Мин Юнги на буксире. Но в этих широко раскрытых глазах нельзя было ошибиться. Он не мог избавиться от жалости к мальчику — Чонгуку — после того, как его брат жестоко разослал эту фотографию Чонгука и Тэхёна всем. Конечно, этого было достаточно, чтобы убедиться, что это увидела вся школа.       Чимин подошел к парочке, зависшей у двери, ярко улыбаясь: — Эй, Гук–а, ты снова начнешь занятия?       — Нет, — Чонгук скрестил руки на груди.       — Да, — твердо сказал Юнги.       Чимин думал, что прекрасно понимает, почему Чонгук так не хотел возвращаться.       — У–хён ушел несколько дней назад, — сказал ему Чимин.       Чонгук мгновенно оживился: — Правда?       — Ага. Перед тем, как мы начнем, разомнусь как следует.       Чонгук практически проскочил к крючкам для одежды.       — Спасибо, — пробормотал Юнги, глядя, как он уходит.       — Ничего подобного, я всегда думал, что он очаровательный. Между прочим, я Пак Чимин.       Юнги пристально посмотрел на него: — Мин Юнги.       Чимин хихикнул: — Да, я знаю, кто ты. Единственные люди, более известные, чем ты, — это он, — он показал большим пальцем Чонгуку, — и Ким Тэхён.       Юнги вздохнул, его глаза снова переместились на Чонгука: — Почему у меня такое чувство, что имя будет преследовать меня, черт возьми, всюду? Прошло уже почти шесть месяцев, а он все еще зовет его во сне, но после этого более чем счастлив цепляться за меня, как потерянный ребенок.       Чимин не ответил, слова явно предназначались не ему.