КАЛЕРИ. Somebody's Me (Часть 1)

Чикаго, май 2005

      ДЖЕЙН: Не получать сообщения – тоже сообщение. Как и молчание – тоже ответ. Эти четырнадцать дней были самой долгой разлукой для нас. И хотя последние месяцы нам не так часто удавалось видеться, но эти недели были особенно тяжелыми от ожидания встречи, которой могло и вовсе не случиться.        Сердце с рваной болью выскакивало из груди, когда я то и дело перечитывала сообщение от Дэниела, расположившись на заднем сидении такси, мчавшего загруженными вечерними улицами города.       «Я в Чикаго. В квартире. Нужно поговорить.»       Не зная, чего ждать и как завершится этот день, я молилась, чтобы все слухи из журналов и таблоидов оказались неправдой. Я не могла представить, что Дэниел приехал, чтобы поставить точку в наших отношениях и с чистой совестью окунуться в роман с Кристин Батлер, слухи о котором ходили не первый месяц благодаря тому, что она была любимицей британской публики.        Взгляд мой полоснул тонкий золотой браслет на запястье, показавшийся из-под длинного рукава кожаной куртки. Понимая, что мне скорее всего предстоит пройти мимо беснующихся папарацци у входа в квартирный комплекс, я с досадой подумала о том, что нужно было еще и надеть толстовку с капюшоном. Меньше всего мне хотелось вновь красоваться на страницах журналов.        Таксист остановился перед парадным входом в здание многоквартирного комплекса. Уже подъезжая ближе, я всматривалась в улицы, сканируя на наличие фотографов, но к моему изумлению, никого не оказалось. Вздохнув с облегчением, я расплатилась и выскользнула из машины практически пробегая в двери лифта – минуя администратора с легким кивком, снимая кепку, дабы он мог узнать меня, не смотря на электронный ключ, позволивший мне войти без промедления.       Момент, когда мое сердце ухнуло вниз, был сродни взрыву – лифт мягко пиликнул, сообщая о том, что я все ближе ко встрече с Дэниелом. В ушах звенела тишина, только шуршали резиновые подошвы кед по ковровой дорожке, пока я подходила к двери, теребя связку ключей дрожащими пальцами. Не знаю, что подвигло меня брать их с собой всякий раз, когда я выбиралась из кампуса. Наверно я подсознательно ждала встречи с ним. И вот я сделала несколько вдохов и выдохов, настраиваясь на предстоящий разговор, прежде чем вставила ключ в замочную скважину и дернула ручку вниз.        В квартире повсюду горел свет, но не было ни звука, на который я могла бы сориентироваться. Минуя перегородку в виде колонны, я оказалась в гостиной, где тотчас встретилась с переплетением серебра его глаз.        Мы стояли, замерев и не проронив ни звука, только тикающие стрелки часов на стене да гудки машин, доносившиеся из распахнутого окна. Я слышала его точно так, как если бы он кричал на меня, но это было в разы хуже. Тишина между нами говорила о расстоянии и непримиримых обстоятельствах.        На спинке стула за обеденным столом аккуратно висел его тренч. Сам он стоял в нежно-голубой рубашке с закатанными по локоть рукавами, ладони спрятаны в карманы темных джинсов, а в вырезе расстегнутого воротника просматривалась белая футболка. Складывалось ощущение, что он сбежал с какого-то неофициального мероприятия или интервью – ухоженные волосы черными волнами лежали так, словно над ними определенно поработали руки мастера. Все же мне чаще удавалось видеть его расслабленным и взъерошенным – так, по моему мнению, он выражал свою свободу, несмотря на постоянную внутреннюю собранность.        Я сделала пару неуверенных шагов в комнату, опуская связку ключей на стол и сбрасывая рюкзак с плеча на свободный стул. Дэниел все это время следил за мной, и я чувствовала себя колеблющейся – мне хотелось подбежать и прижаться к нему, но в то же время я боялась спугнуть его волной своих чувств.       Глядя на него в стенах квартиры, я невольно вспомнила как звенела тишина в салоне автомобиля, когда Патрику и ребятам удалось разнять вас и вернуть благоразумие. Я тогда разрывалась на части, но точно знала, что должна быть с Дэном, каким бы ни был финал вечера.        Мы ехали в безумном молчании. Казалось, даже Патрик не дышал, одни только звуки шин по мокрому асфальту и щелчки поворотника. Дэниел смотрел в окно, отвернувшись от меня. Его правая рука была зажата в кулак, на костяшках виднелись свежие ссадины. Пару раз я предприняла попытку взять его руку в свои ладони, но он холодно одергивал меня, не позволяя сделать это. Я сдерживала слезы, рвущиеся наружу, захлебывалась страхом неизвестности.       Я жаждала заговорить, но не хотелось, чтобы Патрик становился свидетелем наших с Дэном разборок, хотя уже тогда я знала, что он был неотъемлемой частью его жизни – знал обо всем, координировал и сопровождал всюду. Все эти недели я чувствовала вину за то, что не рискнула начать разговор тогда в салоне автомобиля, надеясь, что вскоре мы обсудим все дома. Как же глупа была я.        Патрик остановил машину у жилого комплекса, где находилось наше любовное гнездышко, но не глушил двигатель. Машинально осмотрев вход и местность вокруг – папарацци не наблюдалось, я перевела взгляд на Дэниела, выстраивая в голове возможный диалог, который должен случиться очень скоро, но увидела лишь его сжатые челюсти и напряженные скулы. Он смотрел на ссадины своей правой руки. Наконец, Дэн откинул голову на сиденье и повернул ее, смотря на меня в ожидании. Без какой-либо характерной ему спешки и без намека на поцелуи и нежность. Сложно было представить, о чем он думал в тот момент, если мои собственные мысли проносились в голове ураганом сумбура и бессмыслицы.       – Это мой подарок. – Он вынул из внутреннего кармана узнаваемую бирюзовую коробочку, что неминуемо вернула меня в тот момент, когда я ранее тем вечером распаковала подобную от тебя. Уже тогда я готова была расплакаться от охвативших меня отчаяния и боли. Жестокая судьба продолжала испытывать меня: «Вот тебе два браслета, Джейн Фрост. Сделай выбор». – Ты можешь сегодня переночевать дома. До колледжа доберешься завтра сама, попросишь администратора внизу заказать для тебя такси за мой счет.        – Но мы разве?..       – Нет. Я еду в гостиницу.        Я перепугано глянула на сидящего за рулем Патрика, тот смотрел в зеркало заднего вида, пересекаясь взглядом с Дэниелом. Он молча внимал решению своего работодателя.        – Дэниел пожалуйста… нам нужно все обсудить! Я прошу тебя.       Очередная попытка взять его за руку была резко оборвана. Он не смотрел на меня. И даже в отсутствии бескрайней голубизны его глаз я тонула. В бесконечной боли разрывающегося сердца. Слезы навернулись сами собой.        – Я не желаю ничего сейчас слышать, Джейн!       От стали в его голосе, казалось, дернулся даже Патрик.        – Я все видел собственными глазами. Или ты хочешь добить меня своими разговорами?       – Дэн…       – Держи подарок, – он вновь протянул мне бирюзовый футляр.       – Мы поговорим завтра? – неуверенно спросила я, понимая, что должна послушно покинуть салон.        Дэниел устало потер глаза, затем снова посмотрел в окно, не на меня.        – Завтра я улетаю.       – Дэн…       – С днем рождения, – фыркнув добавил он, рукой резко прижался к скуле, где маячил след от вашего столкновения, но постарался не выдать внезапно пронзившую его физическую боль.        Я помню, как сдерживалась не заплакать всю дорогу до лифта, как шла по коридору, пыталась вставить ключ в дверной замок, хотя глаза уже застилала пелена слез и я не видела ничего дальше своего носа. Оказавшись внутри и захлопнув дверь, я прижалась к той спиной и горько завыла, сползая на пол, позволяя наконец вырваться всем накопившимся эмоциям. Мой мир тогда рухнул.       И вот я смотрела на него и не могла поверить, что мы так давно не виделись. Меня так сильно тянуло обнять его. Я сгорала от желания прижаться обнять его и вдохнуть запах его одеколона, которым вряд ли когда-либо смогу надышаться. Это была магия, не поддающаяся никаким объяснениям. Но я продолжала стоять, держась за спинку стула, пытаясь обо всем сказать ему одними лишь глазами – я скучала, я ждала, я люблю! Внезапно взгляд его смягчился, уголок губ дернулся вверх, проявляя ямочку на щеке.        – Ты так и будешь стоять там?       Находясь в замешательстве от вопроса, не ведая чего Дэниел ждал от меня – должна ли была я присесть на стул или поцеловать его, как было заведено у нас при встрече, – до конца не зная, было ли мне позволено уничтожить то расстояние между нами или он все же хотел сохранить дистанцию, я рискнула. Бросившись к нему на шею, я почувствовала, как сжимаются его руки на моей талии, привлекая к себе крепче, словно разлука была вдвое дольше. Я вдыхала его запах, цепляясь и долго не отпуская, пока наконец он не отпрянул, вглядываясь в меня с нескрываемой тоской и неподдельной радостью.       – Прости, что так долго не выходил с тобой на связь.        Я снова прильнула к нему, боясь, что разговоры развеют это долгожданное мгновение нежности между нами. Он ласково гладил меня по спутанным от ветра волосам, тогда как я сжимала в кулачки его рубашку на спине, сдерживая слезы.       – Не плачь. Джейн, посмотри на меня. Не нужно плакать.        Заключив мое лицо в ладони, Дэниел застывшим взглядом вперился в мои дрожащие губы.        –  Больше всего на свете я хочу поцеловать тебя сейчас, но, прежде чем это произойдет, я должен узнать всю правду, Джейн. Я должен знать правду о том, что происходит между тобой и тем парнем.        –  Хорошо, – я утвердительно кивнула, и он отпустил меня, но не отходил, сохраняя близость.        –  Ты любишь его?       Ответить на этот вопрос оказалось и просто, и сложно в одночасье.        – Это была безответная влюбленность в популярного парня в колледже два года назад. Не более. Мы просто хорошие друзья.       Кровь ударила в голову, в ушах зазвенело, стоило мне изречь эти слова вслух. Я призналась ему, и стало значительно проще прикрыть свои двойственные чувства вуалью выстроенной годами дружбы.       –  И вы… никогда не встречались как пара? – продолжил спрашивать Дэниел, по-прежнему глядя на меня.       –  Мы дружили. – Я сглотнула. – А потом в какой-то момент нам обоим показалось, что у нас так много общего и оно как-то непреднамеренно сложилось… Мы попробовали, но это не продвинулось дальше пары неловких поцелуев. Все равно что целовать брата или сестру. И мы остались друзьями...       Я лгала, но в тот момент сама отчаянно желала, чтобы мои слова были правдой. За время нашей ссоры я поняла, насколько он мне дорог. И я не могла признаться, что наши с тобой чувства были взаимны, что до сих пор все запутано и сложно, что у нас не получилось только из-за неправильного толкования, из-за твоего молчания и моей уверенности в слухах. С Дэниелом я пообещала себе не допустить подобную ошибку. Именно потому я так хотела поговорить с ним, объясниться и разрешить этот конфликт.       – То, что я видел, не слишком похоже на братские отношения.       На это мне нечего было ему ответить.        –  И вы не спали друг с другом?       –  Что ты! Нет!       –  Тогда почему он тебя поцеловал снова, Джейн?       –  Я… я не знаю. Он был пьян. Я была расстроена… Ты не приехал, даже не позвонил. Мы достаточно выпили с друзьями в тот вечер… Господи! Это был какой-то безумный, нечаянный порыв. Как-будто что-то всколыхнулось… Клянусь, что и не думала встречаться с ним у тебя за спиной!        Дэниел внимательно изучал меня, пока я говорила, затем бережно взял мои ладони в свои, помолчал некоторое время, обдумывая сказанное, взвешивая мою правду и ложь. Глянув вниз на переплетение наших рук, он задел большим пальцем свой подарок – браслет на моем запястье, после чего коснулся губами участка кожи, где секунду назад скользнула тонкая витиеватая нить металла.        –  Джейн, я должен тебе признаться, что мне было непросто прилететь в Чикаго на разговор с тобой. Я переругался с пиар-отделом. Мой менеджер, полагаю, постарается замять эту ситуацию с продюсерской компанией. Я отработал основные пункты договора по продвижению фильма, но вижу, что пресса заводит все слишком далеко и дальше нам будет сложнее выбраться из ямы, в которой мы могли бы оказаться. Потому я наплевал на всех и прилетел к тебе. – Он с несвойственной ему серьезностью все еще пристально наблюдал за моей реакцией на произносимую им речь. – Дома в Лондоне меня наверняка ждут разборки и уплата неустойки, но это все неважно. В самолете я успел обо всем подумать сотни раз, прокручивая возможные варианты и дальнейшие сценарии развития событий. Господи! Я вообще сам не понимаю, что творю все эти полгода! Скажи мне кто, что я буду летать через полмира, чтобы увидеться с тобой, как чертовы Пош и Бекс[1], да я бы просто посмеялся ему в лицо!       Дэниел искренне рассмеялся, все так же не разрывая зрительный контакт, и мягко схватил меня за предплечья.       – Что я пытаюсь сказать, так это… Я хочу, чтобы ты полетела со мной в Лондон.       –  Ты имеешь в виду на эти выходные? – неуверенно прозвучала я, поспешно сообразив, что не взяла с собой ничего даже для ночевки в квартире, не говоря уже о паспорте.       –  Нет. Я имею в виду навсегда, Джейн.       –  Ты предлагаешь мне переехать в Лондон? Сейчас?        Я оторопело смотрела на мужчину, с которым еще час назад думала у нас все кончено, просто потому что я влюбилась не в того парня, не в то время. И вот Дэн практически делает мне предложение жить вместе – бросить друзей, университет, семью, уехать в другую страну, где не будет никого из знакомых, кроме него одного. Начать жизнь с чистого листа. Это было пугающе, но заманчиво.        Удивление в моем голосе, по-видимому, взволновало его и Дэниел, отступив на пару шагов, напряженно заходил по комнате, попеременно то одергивая подвернутые рукава рубашки, то хаотично скользя ладонью по уложенным волосам, то беспокойно прикрывая лицо ладонью. Он нервничал, продолжая сумбурно говорить о том, как наш с тобой поцелуй все еще стоит у него перед глазами, что он постоянно думает обо мне и это чертовски мешает его работе, не позволяя сконцентрироваться. Признания потоком выливались на меня, при этом я все также озадаченно следила за ним, стоя на том самом месте.        –  Я не могу выкинуть тебя из своего сердца, Джейн. Со мной никогда раньше такого не было. Это как наваждение Я был чертовски зол, когда увидел тебя с ним, я… я не знаю… я даже предположить не мог, насколько ты дорога мне, чтобы вот так запросто ударить человека вне съемочной площадки! Это немыслимо для меня! Я потому и приехал за ответами. Хотел увидеть тебя снова. Да я хочу видеть тебя постоянно! Ты нужна мне рядом. Если ты будешь со мной в Лондоне, если ты примешь мое предложение, то я уверен, мы сможем забыть эти ваши несуразицы с пере-дружбой и недо-отношениями… Я честно не могу и не хочу оставлять тебя в Чикаго после того, что случилось. Я верю тебе, Джейн, но это предложение – мой способ вернуть тебя себе. Безраздельно. Я не готов делить тебя с ним.       Он уверенно приблизился. Голубое небо его глаз проникало в самую душу, обволакивая теплом и надеждой. Я дышала его запахом. И мне представилось, что он как никогда прав – наше с тобой что-бы-там-ни-было возможно стереть только расстоянием. И все же с Дэниелом у нас были свои сложности на пути.       – А твой роман с той актрисой и фанатки? Все будут против.       – Плевать я хотел на то, что они думают. Я сам принимаю решение, кто мне подходит. И, Джейн, я же говорил тебе верить мне, спрашивать меня…       – Но ты не отвечал! – вспылила я, защищаясь.       – Знаю, знаю, малышка, – Дэн ласково обнял меня, вновь гладил мои волосы, а я вжималась в него, стараясь не заплакать от нарастающей волны легкости. – Прости меня! Но я не лгал тебе. Я вынужден был молчать там, где мои слова могли потянуть за собой вереницу ненужных сплетен.        – По-твоему я сплетница?       – Это шоу-бизнес, Джейн. Все покупается. Все продается. И любовь, и чувства, – заметив, что я не ухватила суть его слов, он со вздохом продолжил: – Я не интересую Кристин как мужчина. Понимаешь? Все сцены в фильме, флирт перед прессой и вне съемочной площадки – все это игра. Теперь еще этот инцидент, который не удалось замять даже слухами о нашем якобы пиар-романе…       – Пиар-романе?       – Это просто контракт на деньги. Наша с ней обязанность перед студией играть парочку, подогревая интерес к выходу в прокат фильма, – уголок его губ дернулся, возвращая мне ту самую улыбку, после которой становилось так светло и тепло, словно искупался в лучах солнца. – Ты же не думала, что я кинулся в объятия другой…       – Именно это я и думала!       – Глупенькая моя Джейн…       – Ты уехал, – пробубнила я в свое оправдание.       – Я должен был остыть и подумать.       Слабо улыбнувшись, я кивнула и снова прижалась к его широкой груди. Мне становилось спокойно на сердце. Тревога отступала. Я неожиданно рассмеялась с таким облегчением, что это прозвучало почти как всхлип. Все снова стабилизировалось. Мы снова стабилизировались. Все опять будет хорошо. И если достаточно долго себя в этом убеждать, то рано или поздно сама практически начинаешь верить.        – И что же дальше? – тихо спросила я, чувствуя как он коснулся губами моих волос, постепенно оттаивая.        – Ну, во-первых, нам нужно будет подтвердить твой статус официальным выходом в качестве моей девушки на Лондонской премьере. Это несомненно встанет поперек планов студии, но Кристин сказала, что попробует уладить этот вопрос со своим менеджментом.       – Стоп. При чем тут Кристин Батлер?       – Это она подтолкнула меня к тому, чтобы я приехал к тебе, наплевав на пиар-пункты в контракте. Она с самого начала догадалась, что у меня отношения с девушкой из Чикаго, не связанной с индустрией кино. Допытывалась несколько дней, и когда я признался, то для нее это было чем-то вроде сказки в жестоком мире шоу-бизнеса. Она знала к кому я летаю, пару раз даже прикрывала меня, помогала выбрать этот браслет. – При этих словах Дэниел переплел наши пальцы и нежно сжал мою ладонь, прижимая к себе. – Она хорошая. Классная. Но стоило ей увидеть меня утром с подбитой челюстью и ссадинами на руке, и Крис как-то сложила два плюс два, хоть я и объяснил ей, что не желаю ни с кем это обсуждать. И вот ее своевременный совет стал последней каплей для принятия решения перечеркнуть очень многое в моей карьере. Но я уверен, что пресса будет благосклонна, если мы официально подтвердим наши отношения через источники. Так сказать, ублажим их. Это, во-вторых.       Не скажу, что я не мечтала о мире, в котором живут знаменитости. Но и признаться в том, что грезила стать его частью тоже не могла. Я вообще смутно представляла себе, как все сложится, во что могут трансформироваться наши с Дэниелом отношения до того рокового момента, когда впору было прощаться от бесконечно звенящей тишины с его стороны.       – А если я не выберу Лондон, что дальше?       Дэниел нахмурился, глянув на меня сверху вниз, все еще не выпуская из объятий. Его ответ на этот вопрос несомненно был долгожданной кульминацией для принятия мною решения.        – Тогда, быть может, приедешь ко мне на лето? Просто посмотришь, попробуешь. Я покажу тебе Лондон. Да это же самый красивый город в мире! Тебе он обязательно понравится! И поскольку я пока что не могу переехать в Чикаго... – Дэниел смахнул непослушный локон с моего лица таким нежным, острожным движением, что стоило ожидать поцелуя. – Джейн, как и любой мужчина, я хочу провести жизнь с кем-то, кто не пытается стать знаменитым за мой счет, не фальшивит. Хочу быть уверен в своей любви. Не хочу думать и переживать, особенно на съемках. Моя профессия не делает поблажек, если я допускаю промахи раз за разом, не сумев справиться с концентрацией внимания. А мои мысли, черт возьми, о тебе без конца! Особенно сейчас… Я никогда не думал, что буду так сильно любить кого-то.       – Ты… любишь меня?       –  Глупышка. Я зову тебя переехать в Лондон. Конечно, я люблю тебя, – произнес он тихим голосом. А следом прижался губами, вовлекая в такой долгожданный для нас поцелуй, от которого разом подогнулись колени, и я, цеплялась за него все сильнее, позволяя ему, доверяя ему, соглашалась с ним.       Уже тогда Дэниел пах моим будущим мужем. А мысли были о тебе. И этим поцелуем я словно подписывала контакт, в котором неприметным мелким шрифтом значилось: «Прекратить любое общение с Шоном Кейном».       И на следующее утро я осознала, что никогда не буду готова к толпе взбесившихся фотографов. Стоя в узком коридорчике, ведущем к заднему выходу из жилого комплекса, я смотрела в свое голубоглазое будущее и больше всего на свете хотела целовать его, наконец, не опасаясь, что эти фотографии уже завтра могут появиться на кричащих страницах бульварной прессы.        – Готова?       Я нервно замотала головой, крепче цепляясь за воротник его распахнутого тренча. Страх неизвестности эхом отдавался в моей голове в унисон с колотящимся сердцем.        – Ничего не бойся. Смотри вперед и под ноги. Остальное предоставь мне и Патрику. Доверься мне, – ободряюще повторял Дэниел, взяв меня за руку.       – Я просто сейчас хлопнусь в обморок.       – Успокойся. – Он притянул меня к себе и взволнованно поцеловал мои щеки и кончик носа. – Улыбайся. Теперь все они будут смотреть.        И хотя во внутреннем дворе дежурило вдвое меньше папарацци, вспышек от их фотокамер и гудящих словно улей вопросов было достаточно, чтобы я оглохла и ослепла на то недолгое мгновение, пока мы синхронно перемещались к машине.        Шаг. Еще шаг. Еще парочку шагов. Дэниел обходительно помог мне забраться на заднее сидение автомобиля, ласково проведя ладонью по спине. Оглушающая суматоха, мое бешено рвущееся из груди сердце, бесконечные щелчки и ослепляющие даже при дневном свете вспышки камер незамедлительно оборвались, едва он сел рядом, закрыв за собой дверцу.        – Ты в порядке?       – Да, – выдохнула я, нервно хихикнув и опуская голову ему на плечо, тем самым стараясь скрыть лицо за козырьком кепки.        Несмотря на тонированные стекла и на то, что Патрик практически сразу завел машину и мы начали отъезжать от места парковки, журналисты все продолжали щелкать камерами, преграждая дорогу. Патрик смачно выругался и пару раз убедительно использовал гудок, после чего двое из них вернулись на пешеходную часть, пропуская нас к выезду.       – Не представляю, как ты все это выдерживаешь, – шепнула я, наконец поднимая голову, наблюдая за фигурками разочарованных журналистов в заднем стекле мерседеса, стоило нам оказаться на трассе.        Дэниел тотчас притянул меня к себе, притронувшись губами к виску и сжав ладонь в своей руке.       –  Среди шумного мира – ты моя тишина.        С того дня моя жизнь протекала хаотично. Активно шла учеба, семинары и плановая подготовка всех итоговых работ к семестровым экзаменам. Папарацци сошли с ума. Все вокруг тоже. Практически любой студент, с кем мы хотя бы немного были знакомы, останавливал меня, чтобы бесцеремонно расспросить о самом факте отношений с Дэниелом. Кто-то смотрел с завистью, кто-то с непониманием, а от некоторых исходило такое раздражение, словно я бесила их одним своим видом.       Фанатки Рейнолдса разделились на два лагеря: те, кто был рад за своего кумира, и те, что предавали меня анафеме за одно только существование. Впрочем, вторые разделились на два под-лагеря: одни считали Дэниела своей неприкосновенной собственностью, другие же продолжали без какого-либо чувства меры мечтать о его предполагаемом союзе с Кристин Батлер, в который поверили, так и не разобравшись до конца в деталях.        После разговоров с Дэниелом по телефону обо всем этом ажиотаже, неожиданно начавшемся вокруг меня, становилось немного легче.       – Шумиха скоро утихнет, Джейн. Нужно просто подождать, – уверял меня Дэн, тяжело вздыхая на другом конце провода.        Я ему верила и ждала, мысленно напоминая себе о том, что приняла верное решение, когда проснулась на следующее утро в его бесконечно ласковых и крепких любовных объятиях. Мне захотелось, чтобы это продолжалось и не заканчивалось никогда. Оттого я приняла его предложение стать кем-то большим, чем просто загадочной незнакомкой, с которой Дэниел мог без конца прятаться по отелям и квартирам в Чикаго. И хотя теперь нам можно было не скрываться в кафе и на улицах города в те несколько майских дней, когда он смог навестить меня, постоянное внимание следовавших по пятам журналистов и бесконечные щелчки и вспышки фотокамер очень утомляли.        Это было тяжело.        Столь же сложным оказалось рассказать родителям о своем решении уехать в Лондон на все лето. Я не стала говорить им о том, что Дэниел предложил мне переехать насовсем, просто понимая, какой это вызовет мощный резонанс в голове моей матери.       – Все так неожиданно… – единственные слова, сорвавшиеся с губ Айрис, когда я озвучила свой план на лето.       – Я знаю. Но я должна присутствовать на премьере фильма с его участием уже в начале июня, а потому будет лучше, если я прилечу пораньше, чтобы обосноваться там, привыкнуть немного.       – Он позаботится о тебе? – неожиданно спросила мама.       – Ну конечно! Он замечательный. Он вам непременно понравится, когда мы сможем вырваться в июле и прилететь в Чикаго. Или, быть может, вы прилетите в Лондон? Ох, надо будет предложить Дэниелу этот вариант! Ты же сможешь взять несколько дней отпуска, Бернар?        – Кажется, Джейн уже приняла решение. Это так? – отчим улыбнулся мне, хотя слова его были обращены к жене, чью ладонь он держал в своих руках. Они оба неотрывно смотрели на меня, пока я стояла перед ними на кухне, словно маленькая Джейн, рассказывающая заученный наизусть стишок из школьного спектакля.        – Я должна это сделать. Я хочу это сделать.         – Так должна или хочешь, милая? – уточнила мама.       – Хочу попробовать. Это же просто на лето. Не навсегда. Я вернусь и закончу колледж.       – Ну это да. Безусловно.       Почему-то слова Айрис и их с Бернаром взволнованные обмены взглядами показались мне фальшивыми. Они словно бы знали, а может и чувствовали, как все развернется после трех сказочных месяцев в Лондоне бок о бок с Дэниелом.       – Я хочу попробовать, – несмело произнесла я, будто пытаясь уговорить их позволить мне сделать то, на что их разрешение мне давно не требовалось.       – Ты любишь его?       При этом вопросе у меня перед глазами возник именно ты. Режущий своей привлекательностью, манящей глубиной темных глаз, центром которых я не один год мечтала стать. Я должна была думать о Дэниеле, о его приглашении, граничащем с предложением руки и сердца. Мне хотелось убежать от чувств к тебе. Мне нужно было уйти без оглядки, но я могла сделать это только рядом с ним. Он отрезвлял меня своим присутствием. Да и что могло случиться, если я просто попробую пожить в Лондоне? Разве не все в этой жизни для писателя сводится к литературному опыту?       Я со второго раза заставила себя вспомнить его глаза, улыбку, его прикосновения и себя рядом с ним. Словно стерев твой образ, вообразив на твоем месте того, к кому в действительности относился вопрос Бернара. – Да. Я люблю его. – Только вот по какой-то непонятной причине до конца поверить своим словам даже я не смогла. – Я поеду к нему.       Чтобы забыть тебя? Просто подчиниться судьбе, той игре, что была уготовлена мне в фильме его жизни, взять на себя ту роль, которую он предлагал мне сейчас. Уже тогда я предполагала, что будет непросто. Но я едва ли пыталась остановиться, будто ведомая движением уносящегося поезда, как если бы Дэниел тянул ко мне раскрытую ладонь из распахнутых дверей вагона, желая, чтобы я присоединилась к нему, стала частью его бешеного ритма жизни.        – Пусть попробует, – голос Бернара отвлек от размышлений, переполнявших мою голову. Я рассеянно взирала на родителей, стоявших по другую сторону кухонного острова, смотревших на меня так по-разному: мама с перепуганным, но радостным волнением, а Бернар с отеческим доверием и благословением. Они были моей опорой столько лет, но пора было мне становиться сильной, самостоятельной и принимать собственные решения, каким бы ни был их исход.       Дэниел уже более не держал наши отношения втайне. Пиар-отдел его менеджмента нащупал позитивный рост интереса после подтверждения слухов о связи «любимца Британии и чикагской Синдереллы». Романтику наших отношений немного приоткрыли – в основном, ту часть, где Дэниел летал ко мне через весь Атлантический океан чуть ли не каждую неделю с первого дня нашего знакомства, – только чтобы удовлетворить сгоравших от любопытства фанатов и привлечь еще больше аудитории к выходу фильма. Пресса гадала, буду ли я присутствовать на завершающей премьере «Пропавших без вести» на площади Лестер-сквер[2], не подозревая о том, что уже через несколько недель они будут пристально наблюдать за развитием нашего романа на улицах Лондона на протяжении всего лета.        При всем при этом, Дэниел предпочитал не раскрывать детали нашего романа. Он говорил об этом практически в каждом своем интервью, которых становилось все больше, учитывая разгар промо-тура прокатной картины, уверяя, что журналисты не узнают подробностей и тем более вряд ли найдут «грязное белье», но однажды неожиданно разоткровенничался для Entertainment Weekly[3]:       «Я не скрываю, что более не одинок. И да, моя девушка далеко от меня. Но она не публичный человек, и я не хочу подвергать ее навязчивой известности, которая тенью следует за мной последние десять лет. Могу только сказать, что рядом с ней я становлюсь самим собой, таким, какой я есть на самом деле – без маски вежливости, учтивости и порой, признаюсь, фальшивой улыбки. Я честен с ней, честен с собой. Она – моя гавань, куда я всегда возвращаюсь после своих путешествий из бурлящих волн популярности, вспышек фотокамер и толп фанатов. И я буду оберегать то, что мне дорого».       В очередной раз пролистав слова Дэниела, я закрыла статью и уложила журнал между вещами, складыванием которых занималась просто для того, чтобы не сидеть без дела. Саммер практически закончила сборы на вечеринку выпускников, куда вы с Томасом пригласили нас еще задолго до этого дня. Я старалась маскировать чувства за улыбкой, коей одаривала подругу, пока она щебетала что-то, собираясь как принцесса на бал. И я прекрасно понимала, что ее неустанный лепет был проявлением заботы, поскольку мои девочки знали, что я никак не смогу пойти на выпускной вечер в этом году.       Сердце замерло, когда вместе с неплотно закрытой за Саммер дверью в комнату ворвался смех Томаса и Кэрол. Встревоженно обернувшись, я оглядела происходившее в фойе через небольшую щелочку насколько было возможно. Но не увидев тебя, быстро приказала сердцу успокоиться.        Продолжая собирать вещи в чемодан, я вновь подумала о том, что все происходящее было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я не знала, как сказать тебе, что не приду на прощальный вечер ни тогда, ни сегодня днем, когда все студенты присутствовали на ежегодной выпускной церемонии колледжа.        Я навсегда запомню твою улыбку, когда ты пафосно, под аплодисменты и ликование своих сокурсников и друзей перебросил лирипип[4] на левую сторону, знаменуя окончание университета. Я сидела там и понимала, что мы, вероятно, уже никогда не встретимся. Кусая щеку, я сдерживала слезы, подкатившие с новой волной, когда ты взглядом отыскал меня в зрительном зале и подмигнул, отсалютовав до боли знакомым жестом, только теперь в руке у тебя был диплом магистра. Я не смогла сдержать улыбку, разбавленную нервным смешком от прорывавшихся слез.        Переживала ли я оттого, что прощалась с тобой? Да. Терзалась ли я оттого, что жизнь моя подверглась радикальным переменам, едва я поцеловала Дэниела в салоне автомобиля тем декабрьским вечером? Да. Но, милый мой, ты не оставил мне выбора. Произнесенные тобой слова в день рождения и наш порывистый поцелуй должны были стать тем важным моментом, которого я ждала день ото дня, неустанно уверяя себя, что на самом деле не нужна тебе, что все это вымысел, что тебе важно и нужно разобраться в себе и своих желаниях. Но запоздалым было твое признание. И обстоятельства.        Мое сердце разрывалось в ту ночь на куски, когда я плакала в съемной квартире Дэниела, чувства которого подверглись домыслам от твоих же сомнений. Милый мой, но я никогда не винила тебя в выборе неподходящего момента, осознавая, что все происходит в свое время. И смотреть на тебя после случившегося стало особенно мучительно, зная о твоих истинных чувствах, но не понимая твоего безразличия. У нас было столько эпизодов, когда я хотела и могла поверить, и все что нужно – только произнести три заветных слова, написанные у тебя на лице, стоило нашим взглядам пересечься. Но ты продолжал молчать, играть в дружбу, а время беспощадно убегало прочь.        От легкого стука в дверь я испуганно оглянулась, встретившись с сияющими темными глазами, которые навсегда останутся в моей памяти.        – Все еще выбираешь что надеть? – произнес ты, стоя на пороге комнаты в элегантном костюме-тройке, а ворот белоснежной рубашки был небрежно расстегнут чуть ниже ключицы. – Нужна помощь?       Вот и момент, которого я так боялась, который так старательно оттягивала, избегая в разговорах и о чем просила молчать своих подруг.       – Я не могу поехать на вечеринку, Шон, я…       – Ты можешь не говорить мне, я уже знаю, – перебил меня ты, все еще стоя в дверном проеме и вглядываясь в меня.        Руки спрятаны в карманах, голова слегка наклонена к плечу, уголки губ медленно ползут вверх. Озорной, счастливый, настоящий. Уже тогда я знала, что должна уехать. Я должна была дать себе шанс забыть тебя, понимая, что это чертовски невыполнимо.       – Ты… знаешь?        Оставив дверь приоткрытой, ты вошел в комнату и встал напротив моего стола, мазнув взглядом по коллажу из фотографий и заметок на пробковой доске. Я вспомнила как спряталатот снимок на следующий же день, когда вернулась в колледж после так и не вспыхнувшей сцены ревности Дэниела к тебе. Не хотелось, чтобы он еще когда-нибудь сомневался в моих чувствах к нему.        – Признаюсь, – приставив бедро к столу, ты скрестил руки на груди и продолжил, – последнее время я стал следить за некоторыми новостями мира кино. Хотел быть в курсе событий твоей жизни.       Едва заметно дернулся уголок твоих губ, пока ты неотрывно смотрел на меня, а я вертела в руках очередную кофточку, так и не удосужившись сложить ту в разложенный на кровати чемодан.       – Ох… Ну да… Прости.       – Я понял, что вы помирились, но у нас не было возможности поговорить.       – Не думала, что тебе будет интересно узнать об этом.        – По крайней мере, я буду знать о тебе из таблоидов.       – Это звучит довольно…       – Странно? Да, я знаю. Забудь, что я тебе сказал. – Ты фыркнул и опустил голову, а затем взглянул на меня после небольшой заминки. – Ты могла бы пойти на вечеринку, знаешь… Я бы держался подальше, чтобы ни у кого не было возможности подзаработать на снимках.       Сам факт того, что я отправилась бы на твой выпускной вечер за его спиной, был неправильным. Но я уклонилась от ответа, стараясь замять неловкость своего молчания в складках кофты в своих вспотевших от волнения ладонях. Ты неожиданно подошел, за каких-то пару размашистых шагов уменьшая дистанцию между нами, и протянул ко мне открытую ладонь. Я уставилась на тебя с недоумением.       – Ты не можешь пойти на вечеринку. Но могу ли я пригласить тебя на танец?       – Без музыки? – смешок вырвался вперемешку с вопросом, но я отбросила кофточку на стопку вещей и шагнула тебе навстречу. Впервые за долгое время наши ладони соединились.       – Хм… Давай просто вспомним любую композицию из альбома «Песни о Джейн».       – Любую?       – Первую, что придет в голову. Но не будем говорить. Пусть это останется секретом.       Ты смотрел на меня сверху вниз, а затем прижал к себе и повел в медленном танце. Тишина в комнате нарушалась только шорохом одежды, трением обуви по паркету и сбившимся от волнения дыханием. Мы танцевали. Впервые за этот год мы наконец-то танцевали в паре.        – Ты все еще можешь передумать и поехать на вечеринку. Обещаю, я не доставлю проблем.       В этот момент я поняла, что ты не знал. Вернее, знал не о том, что я должна была, но все еще боялась тебе рассказать. Остановившись, замедляя и без того медленный танец, я ступила шаг назад, не размыкая рук.       – Дэниел предложил мне поехать в Лондон, – произнесла я на выдохе, подняв глаза. – На лето.        Ты пару секунд изучал меня взглядом. Могу поклясться, что видела, как в них отражалось понимание произнесенных мной слов. А в голове ярко вспыхнула мысль – что предприняла бы я, попроси ты меня остаться? Сама не знаю, но отчего-то на короткий миг мне хотелось как никогда услышать от тебя именно эти слова.        – Соглашайся, – внезапно произнес ты, все еще не выпуская меня из своих рук. Я видела, как ты попытался улыбнуться, но не смог и просто повел плечами, а затем продолжил наше медленное вращение, плавно привлекая к себе. Я закрыла глаза и склонила голову тебе на грудь, признавая, что это конец. – По-моему, звучит как сказка.        – Я улетаю сегодня, – на последнем слове воздух в легких неожиданно оборвался, одновременно с тем я почувствовала, как твои пальцы крепче сжали мою ладонь на безумно короткий миг, который вполне мог быть нарисован моим воображением.       Мы продолжали кружиться в безмолвии, когда я ощутила, как ты коснулся подбородком моих волос, обнимая за талию, привлекая к себе. Интересно, а тот танец в начале учебного года был бы таким же чувственным? Этот на вкус был тягостно сладким, с горечью неминуемой разлуки. Я вдыхала твой запах с ноткой дымного аромата табака в последний раз, наслаждаясь теплом и нежными прикосновениями твоих рук, когда ты замедлился и остановился.        Неловко отступив на шаг, размыкая объятия, наконец, я заглянула в твои глаза. Ты молча изучал меня, словно старался запомнить.       – Как думаешь, у этой истории будет счастливый конец?       – Счастливый конец, Калери, еще вовсе не означает, что история окончена.