Пионы и О́ни

— Эта последняя, — Киоши уже по обыкновению положила свернутый в трубочку листок рядом с подносом. — Без словаря больше не перевести. Рёмен никак не отреагировал на её слова, даже не поднял головы от свитка. Выждав немного, Киоши коротко поклонилась и направилась к двери. — Почему он бездействует? — вопрос в спину остановил почти на выходе. — Твой отец. Девушка обернулась, встретившись со злыми умными глазами Рёмена. — Я могу быть откровенна? — получив благосклонный кивок, она сцепила руки в замок на животе. — Сомневаюсь, что Кио Камо видит в тебе угрозу. По его мнению, ты лишь обычный простолюдин, получивший силу и возжелавший богатства и власти. Дорвавшись до неплохих, но не самых лучших земель Хиды, ты успокоился, не продолжил грабить и убивать, поэтому смерть одного из генералов в обмен на мир и спокойствие кажется отцу разумным выбором, — Киоши перевела дыхание, не осмеливаясь смотреть на мужчину — последние несколько дней он казался злым. — Предателю неизвестны твои истинные мотивы, поэтому и отец так же не догадывается о грозящей ему опасности. Рёмен задумчиво потер указательным пальцем висок: — Хорошо, если так, нам не нужны неожиданные нападения — завтра я уеду на несколько дней. — Мне ожидать ещё жриц? Мужчина вскинул брови, недовольно поморщил нос. — Простите, господин, мне не следовало так говорить. — Верно, не следовало. Не забывайся — ты здесь не хозяйка и не ровня мне, — он снова потёр висок. — Иди. И приведи мне Хану. Оскорблённая, ужасно недовольная, но с мягкой и нежной улыбкой на устах, Киоши покинула кабинет Рёмена. Девушка начала думать, что ей удалось подобраться к господину, занять место подле него, как он ткнул носом в разницу их положений. Зачем ему беловолосая жрица даже и думать не хотелось — после того вечера в бане, Рёмен ни разу не коснулся Киоши. Неужели передумал, потерял к ней интерес? Или же подаренная им ласка — мимолетная слабость, небольшая хитрость и желание привязать к себе Камо ещё ближе? Девушка стиснула зубы — он никогда не обращался к ней по имени, в то время как жрицу назвал Хана. Резко остановившись, Киоши глубоко вдохнула, несколько раз сжала и разжала кулаки — ей нельзя показывать свои эмоции, нельзя выдавать свои истинные мотивы. Если отец вдруг начнет суетиться, то это не останется незамеченным Рёменом, и тогда Киоши не сносить головы — он не будет с ней церемониться, догадавшись, кто предупредил Камо о готовящемся нападении. Поэтому девушке нужно оставаться собранной, милой и улыбчивой, несмотря на мрак, царящий в душе. ***        Первые дни после отъезда Рёмена прошли на удивление спокойно — конец августа выдался пасмурный и душный, обитатели поместья лениво, как мухи в янтаре, занимались своими делами. Неожиданно залихорадила Пайрин. Просидев у её постели до глубокой ночи и потратив готовый запас настойки от высокой температуры, Киоши, освещая путь маленьким фонарем из плотной бумаги, отправилась к кладовой, надеялась, что сможет приготовить питье от жара сама — местного лекаря она считала глупым неумехой. В крошечном помещении при лазарете пахло горькими травами и спиртом — зажигая свечи, Киоши глубоко дышала через нос, наслаждаясь запахами. Осмотрела многочисленные стеллажи, заставленные маленькими подписанными ящиками — хоть лекарь ни на что не годился, порядок он держал образцовый. Ей нужно было найти листья малины и смородины, корень имбиря, и неплохо бы найти уксус для компресса, а на рассвете она отправит кого-нибудь из слуг в соседнюю деревню за толковым врачом. Из ночной тьмы выскользнула бесшумная тень. Киоши не успела ничего понять, как рот ей накрыла тонкая сильная ладонь, пахнущая чернилами. — Маленькая хитрая лисичка бродит в темноте, — словно безумная, зашептала Хана на ухо девушке. В бок ткнулось что-то холодное и острое, а гибкая рука обхватила за плечи. — Маленьким лисичкам опасно бродить в темноте, их могут поймать злые охотники, — острие прокололо тонкую ткань дзюбана и коснулось кожи. Киоши вздрогнула, с ужасом замерла, осознав, что не чувствует проклятой энергии, не слышит своей крови — зачарованное оружие лишило её сил. — Что мне сделает господин, если я убью мерзкую предательницу? — прошипела жрица. — Отпустит, убьет, сделает наложницей? Мне все варианты по душе, — она расхохоталась, убрала руку и, размахнувшись, всадила танто под ребра Киоши. Та громко закричала — от боли, от страха. Горячая кровь потекла по коже, слезы брызнули из глаз. Чувствуя, как сознание темнеет и плывет, Киоши сползла по стене на пол, прижимая руку к ране. Кровь быстрыми толчками покидала тело вместе с жизнью. Девушка тоскливо подумала, что не успела рассказать Рёмену о предателе и что следовало бы научиться укреплять тело проклятой энергией. Она напряглась, пытаясь уловить хоть толику своей силы, остановить кровотечение — из глаз потекли кровавые слёзы, а ноги онемели, бок неприятно пульсировал. Хана, уже не улыбаясь, свысока наблюдала за умирающей девушкой. — Я знаю, что вы с белоглазым задумали. Киоши не ответила, тяжело и хрипло дыша, она чувствовала невыносимую усталость, на губах лопались кровавые пузыри. Усмехнувшись, Хана вновь скользнула в тень. ***        Она очнулась от ударов собственного сердца — сильное, оно билось в спокойном ритме. Комнату заливал тусклый серый свет — час перед рассветом, унылый и неживой, словно время остановилось. Киоши опустила глаза — из бока торчала рукоять танто, а это значит, что всё лезвие вошло в тело. Кровь уже потемнела на ткани, но боли не было. Прерывисто дыша, девушка попыталась встать, скрючилась от резкого приступа агонии, отдышалась и встала, чувствуя, как из раны вновь закапала кровь. Держась за бок, шатаясь и хватаясь за стены, оставляя смазанные отпечатки рук, она смогла дойти до общего зала, где её нашел Вэйдун. — Найди мне жрицу, — прошептала она, оседая в его руках. Нахмурившись, он широко раскрыл глаза, позволяя эмоциям отразиться на лице. Слабо улыбнувшись, Киоши коснулась окровавленной ладонью его щеки. Спустя пару часов, с зашитой раной, всё в той же окровавленной одежде, Киоши, Вэйдун, Бао и ещё четверо солдат собрались за главными воротами. Девушка чувствовала себя иначе — сильнее, словно близость смерти усилило её способности. Пока Вэйдун зашивал ей рану, она смогла практически излечиться с помощью собственной крови, хотя понимала, что на восстановление потребуется не меньше недели. И останется некрасивый шрам. Уже рассвело, но солнце ещё не пекло, Киоши зябко передернула плечами под легким порывом ветра, наблюдая за происходящим. Вэйдун, стоящий рядом, скосил на неё глаза: — Ты не должна смотреть. — Я хочу смотреть. Он усмехнулся, незаметно коснулся её пальцев, скрытых широким рукавом. Бледная, словно призрак, Хана ничком лежала в пыли и беззвучно плакала — Киоши собственными руками отрезала ей язык танто, что вытащила из своей плоти. Солдаты под руководством Бао готовили кол. Двое рывком подняли на колени трясущуюся жрицу, третий — сорвал с неё одежду, отшвырнул в сторону. Мужчины были собраны и серьёзны, ни капли похоти не промелькнуло в их глазах при виде красивой обнаженной и беспомощной девы. Хану уложили на спину, двое держали за плечи, ещё двое — широко развели ей ноги и прижали к земле. Она забилась, замычала, крупные слезы катились по лицу, оставляя белые полоски на щеках среди крови и пыли. Бао поднёс кол, верх которого был закруглен и смазан маслом. Сглотнул, удобней перехватил древко и толкнул вперед, в анус девушки. Та выгнулась дугой, издала вопль, подобно раненому животному, запахло дерьмом и кровью. Обливаясь потом, Бао толкнул ещё, остановился и собирался вогнать кол глубже, но остановился от окрика Вэйдуна. Хана, на удивление оставаясь в сознании, тряслась так, что держащие мужчины едва справлялись с длинными конечностями, беспорядочно бьющими по земле. А затем она обмякла. — Умерла? — Нет, госпожа, — Бао помотал головой, бледнея. — Порвали кишку. Давно я таким не занимался… Наблюдая, как мужчины вертикально устанавливают кол с насаженной на него беловолосой, Киоши понадеялась, что её богиня забыла про свою жрицу и та проживет до возвращения Рёмена. Худенькая Хана будет долго скользить под собственным весом вниз и умрет не сразу, а перекладина не даст концу достать важные органы. — Я не расскажу Рёмену. Пока что. — Что? — Я знаю, что ты служишь моему отцу. И она знала, — Киоши поморщилась. Ветер уносил неприятный запах в сторону от поместья. — Откуда? Она не ответила, не сводя глаз с белокожей фигуры с развевающимися белыми волосами. — Чего ты хочешь? — Чтобы верил мне. И не совершил глупых поступков.