Огонь горит, но в котле пусто

В Париже весна. Тусклые лучи солнца освещают ненавидимый Геллертом Гриндельвальдом город. Как всё изменилось, думает Геллерт. У них, между ними. Когда-то, совсем недолго, в те летние месяцы, они жили друг другом, а ныне и цели их различны, и сами они стараются держаться как можно дальше друг от друга. Когда-то они писали друг другу по ночам, пробыв вместе весь день, а сейчас не пишут друг другу вовсе. «Я пришел на крышу, а тебя там нет», — пишет Геллерт и отправляет — нет, не сову. На самом деле Геллерт, конечно же, еще не явился на место встречи. Он не тот, кто будет ждать кого-то, пусть даже этот кто-то — Альбус Дамблдор, величайший (после Геллерта, разумеется) волшебник. Пусть Альбус подождёт, подумает над своим поведением, и, может быть, что-то сдвинется у него в голове в лучшую сторону — сторону Геллерта. Хотя Геллерт уже давно не верит в сказки. *** Это так забавно, но после того, как они принесли клятву, у них появилась своя, личная возможность обмениваться сообщениями на расстоянии. Правда, для этого нужно писать собственной кровью на зачарованном стекле, но кого и когда это волновало? Альбус пишет как обычно что-то на своем, на дамблдорском: «Хочу встретиться. У зеркала». «Да. Но у моего зеркала», — выждав необходимую паузу, отвечает Геллерт. Ему не очень-то хочется тратить собственную кровь почем зря. Но он идет на эту жертву, чтобы получить ответ от того, с кем давно не виделся воочию. Разочаровывающий ответ: «В Париже». Разочаровывающий, но вполне ожидаемый. *** Когда Геллерт аппарирует на крышу, Альбус уже там. Стоит красивый в черном пальто с кровавой (гриффиндорской) подкладкой, созерцает Париж с высоты полета феникса. Стоит спиной к Геллерту, нисколько не тревожится. Ну конечно, чего тут тревожиться, фиал-то у него. Впрочем, даже если бы фиал был у Геллерта, суть клятвы на крови одна и та же. Фиал с клятвой оберегает их друг от друга. — Зачем ты пришёл? — не оборачиваясь, спрашивает Альбус. Геллерт мысленно усмехается. Он и не думал, что так соскучился по этим очаровательным загадкам на ровном месте. — Что значит — зачем? Ты сам позвал меня. На свидание, я полагаю. — За чем? — раздельно повторяет Альбус и, наконец, оборачивается. Вопреки ожиданиям Геллерта, он улыбается, пусть и тускло, как проклятое парижское солнце. — За этим, видимо, — сам себе отвечает Альбус, и было расстегивает верхние пуговицы пальто, но тут же застегивает обратно. На долю секунды Геллерт видит фиал с клятвой, спрятанный на груди, у самого сердца Альбуса. И даже больше фиала он хочет коснуться именно сердца. Но не сразу, нельзя же вот так, без прелюдии. — Но я разочарую тебя. И дам тебе что-то другое, — говорит Альбус, протягивая небольшой сверток. Выглядит сверток безобидным, но Альбус таковым не выглядит, нет. Геллерт хочет ответить: да ты всегда меня разочаровываешь, стоило ли ради этого нового разочарования вызывать меня в Париж? Вместо этого он с усмешкой произносит: — Это что? Способ прикончить меня в обход клятвы? — Мой скромный подарок. Геллерт даже не спрашивает, с чего бы это, ему, в общем-то, все равно, но подарок разворачивает. Там лежат, на первый взгляд, самые обычные носки, но где Альбус Дамблдор и где обыденность? Один носок черный, другой — цвета солнца. Если это намек на его гетерохромию, стоило выбрать другие цвета. — Носки-скороходы? — высказывает Геллерт первое пришедшее ему в голову абсурдное предположение. Альбус смотрит на него как-то странно. Как в зеркало, хотя между ними нет зеркала. Между ними сейчас только клятва. Эффектным, выверенным жестом Геллерт вынимает Бузинную палочку, направляет на носки, шепчет заклятие: нет, похоже, носки совершенно обычные, чар на них нет. Он думает, Альбус спросит про палочку или хотя бы вытащит свою, но нет, Альбус стоит, скрестив руки на груди — само спокойствие. — Как видишь, я продвинулся в поисках. Понимаешь, что это за палочка? Помнишь ли? Альбус, мечтавший о поиске Даров смерти в прошлой жизни — жизни, где Геллерт был для него солнцем, — едва удостаивает взглядом Бузинную палочку, медленно кивает. — Ты продвинулся в поисках, но сильно отстал во всём остальном, — многозначительно произносит Альбус. Геллерт предпринимает еще одну (бесплодную, он уже это понимает) попытку: — Если победишь меня, она твоя. Альбус только горько улыбается — и это невыносимо. — Она мне не нужна, — говорит Альбус. — Пойдем? Я же позвал тебя на свидание и теперь собираюсь показать тебе Париж. Если, конечно, у тебя нет возражений. Геллерту совсем не интересно, как выглядит Париж. Но он всё ещё хочет коснуться — или фиала с клятвой или сердца Альбуса. Он пока не решил. *** Это действительно очень похоже на свидание. Альбус ведет Геллерта по пустым улицам, где совсем нет маглов, так что им никто не мешает. Они могли бы взяться за руки, просто никто не хочет сделать первый шаг. Альбус рассказывает что-то забавное про школьные будни преподавателя трансфигурации, коим он теперь является, Геллерт слушает вполуха. Альбус мог стать кем угодно, ему были открыты все пути, а он выбрал заживо похоронить себя в Хогвартсе. Он перечеркнул блестящее будущее, выбросил из своей жизни Геллерта, их планы и считает, что может вот так просто идти рядом с Геллертом и весело об этом болтать?! — Ну а потом, что ты думаешь, произошло? Полная корзина лимонов, трансфигурированных из кислотных шипучек! И мне пришлось самому их нарезать, чтобы затем… Геллерт невольно вспоминает, как самолично нарезал лимоны для Альбуса тем летом. Альбус ел их, не посыпая сахаром, и что-то рассказывал так же живо, как сейчас. Тогда Геллерту захотелось попробовать то, что нравилось Альбусу. Но он так и не понял, чем хорош лимон на вкус. Терпкая кислота, горечь. Одним словом — гадость. — Мы так долго будем бродить? — недовольно интересуется Геллерт. — Ты так и планировал, когда приглашал меня кровью? — У меня многое запланировано, — спокойно поясняет Альбус, словно тратить драгоценную кровь на письма для него в порядке вещей. — Если у тебя есть время, то мы можем еще пойти… Время у Геллерта есть. Вот только он не может поверить, что на целый день бросил всё, чтобы получить в подарок разноцветные носки и просто идти рядом с Альбусом. Этого недостаточно, Альбус должен дать ему больше, много больше. — В твоем потрясающем плане свидания предусмотрена постель? — перебивает Геллерт Альбуса на полуслове, и сразу же получает в ответ прекрасный жаркий взгляд. Да, ради это стоило приехать. Они останавливаются под аркой, и Геллерт чувствует, что время застывает. Как тогда. — Да, в конце дня. После ужина, — отвечает Альбус без тени смущения. — Можно ли как-то сократить программу? Я ненавижу Париж. Может быть, отправимся в постель прямо сейчас? Альбус без лишних слов берет Геллерта за руку, ту самую, и ладонь обжигает в том месте, где он когда-то оставил порез, чтобы смешать с этим человеком кровь. Геллерт кладет ему руку на то место, где у волшебников есть сердце, и сердце Альбуса бьется, почему бы ему не биться? И фиал с клятвой тоже там, скрыт плотной тканью пальто, он пульсирует, как будто у Альбуса два сердца — свое собственное и их общее. — Ты чувствуешь то же, что и я, — шепчет Геллерт. — Да, Альбус? Ты мог бы воспользоваться своей властью надо мной… — У меня нет над тобой власти. Я просто… люблю тебя. Он говорит это так буднично, словно это часть его повседневной жизни. Распорядок дня Альбуса Дамбдлора: проснулся, позавтракал, провел уроки трансфигурации, любил Геллерта, создал парочку артефактов, лег спать. — Но? — Никаких «но». Никакой власти. — Есть. Просто ты идиот и никогда ею не воспользуешься. А если бы был умнее, то сделал бы это ради нашего блага. Альбус пристально смотрит на него, но не поддается на уловку. — К власти прилагается большая ответственность. И похоже, я не могу ее принять. Где переделы самого необходимого? Кто установит их? Любовь без свободы — останется ли любовью? Я думаю, нет. — …но ты хранишь нашу клятву. Ты взял на себя ответственность. — Ты хочешь, чтобы я отдал фиал с клятвой тебе? Ты готов взять на себя ответственность ради нашего блага? Я не скажу «общего», потому что мы видим благо слишком по-разному. Геллерт молчит. Альбус только что переиграл его, и вышло у него это совершенно естественно. Прямой вопрос, на который любой ответ — ложный. — Я тебя не задерживаю, Геллерт. Я не собираюсь тебя принуждать. Если ты не хочешь, ужина не будет. Постели, впрочем, тоже. — Я хочу, — мягко произносит Геллерт. — Покажи же мне Париж. Приходится признать, Альбус все еще великолепный игрок. Под обманчивой сдержанной натурой полыхает пламя огромной силы. Он только делает вид, что размяк с годами. Альбус никогда не спорит с Геллертом, он просто всегда получает, что хочет. *** За ужином Геллерт вежливо уточняет, действительно ли Альбус полностью отказался от поисков Даров смерти. Альбус изящно уклоняется от ответа, а это значит, что всё в порядке, хотя бы от чего-то он отказаться не может. Он же мечтает воскресить свою потерянную семью, а это невозможно без Воскрешающего камня. Геллерт мог бы поведать о Темной магии и ритуалах, но это поставит между ними стену. Некоторое время Геллерт делает вид, что ему нравится магловская еда (она сносная) и когда они приступают к чаю, говорит: — Знаешь, мне как-то приснился вещий сон. Давно. Что мы будем стоять на крыше, и ты подаришь мне носки. Альбус улыбается. — Значит, ты знал, что я подарю тебе носки? В таком случае ты блестяще разыграл изумление. — Я был искренен в своем недоумении. Какой бессмысленный подарок. — Ну, я решил оставить тебе что-то на память о нашей встрече, — говорит Альбус, внимательно изучая скатерть. — Ты же любишь сувениры. Я рад, что ты принял мое предложение, очень сложно выделить время на Париж из напряженного рабочего графика, знаешь ли. Это того стоило. Думаю, мы больше не увидимся. И если ты меня не вынудишь, то сегодня — наша последняя встреча. Геллерт тупо смотрит в чашку, не в силах осмыслить услышанное. В чае ничто не отражается. Можно сказать, там черная дыра. Возможно, Альбус заколдовал чай и превратил его в черную дыру. Возможно, Альбус заколдовал сердце Геллерта и превратил его в черную дыру. Он выделил время из графика, надо же. Он выделил время, чтобы создать в сердце Геллерта пустоту, ну разве не гений? А на интриги он тоже выделяет время по графику? Почему-то промелькнула мысль, что если бы Альбус мог, он бы отправил на свидание с Геллертом кого-то другого. — Мы могли бы освободить друг друга, — говорит Альбус без всякого перехода. — От клятвы. Позвать на свидание в Париж, подарить подарок «на память», признаться в любви (открыто, спокойно, без всяких «но») и завершить этот прекрасный день завершением отношений? Как же это в его духе! В таких случаях обычно говорят: что поделать, блестящий ум затупился, а ведь он еще так молод, как жаль. Огонь горит, но в котле пусто. — Огонь горит, но в котле пусто, — без улыбки произносит Геллерт, поднимая мрачный взгляд на Альбуса. Тот смотрит на него с плохо скрываемой тоской. — Что? — Ничего. Ненавижу Париж. — Ты это уже говорил. Они и правда говорили об этом. В самом начале. Почему бы не поговорить в самом конце? — Я, должно быть, сошел с ума, что принял твое предложение о встрече за чистую монету, — Геллерт даже не пытается сдерживать ярость. — Я, должно быть, свихнулся, что вообще приехал! Почему ты говоришь это сейчас? Почему не сказал, пока мы еще не спустились с твоей идиотской крыши? Тогда бы я мог тебя с нее сбросить! — Я просто предложил, — Альбус внезапно переходит на примирительный тон. — Ты же сам понимаешь, что не можешь сбросить меня с крыши, пока мы не освободим друг друга от клятвы. Он вынимает фиал с клятвой на крови и кладет на стол. Казалось бы — протяни руку и возьми. Но Геллерт смотрит ему в глаза, и видит в глазах Альбуса отражение собственных мыслей — или ему только кажется? — Ты признался мне в любви и подарил безделицу на память, — холодно произносит Геллерт. — А потом, через запятую, просто предложил завершить отношения и избавиться от магического артефакта огромной силы, в котором заключены наши общие воспоминания, общие чувства. Из-за которого мы не можем друг друга убить. Я ничего не забыл? — Кое-что забыл. Я хотел через запятую предложить подняться наверх. Прямо сейчас. И почему Альбус думает, что у него нет власти над Геллертом? Если бы это было так, о если бы это было так, то Геллерт бы разрушил ресторан, Париж и всё на свете и аппарировал бы в свое убежище. Но после слов Альбуса о последней встрече он, конечно, не может отказаться от предложения пойти наверх. *** Эта, самая желанная, часть свидания хорошо запоминается Геллерту. Она врезается в память, она проводит по душе длинный болезненно-сладкий порез, и продолжает кровоточить даже после того как наступает финал. Геллерт медленно одевается, искоса поглядывая на Альбуса, который неподвижно сидит на кровати. У Альбуса взъерошенные волосы, похожие на перья огненной птицы. Альбус и сам как феникс: его слезы способны залечить душевные раны, поэтому он никогда не плачет. — Не думал, что ты так воспримешь, — печально говорит Альбус. — Мне всегда казалось… — …что я не люблю тебя? — Да, именно так. — И приехал, чтобы отобрать у тебя фиал с клятвой на крови, дабы впоследствии уничтожить ее. А тебя убить с помощью одного из Даров. Да, Альбус? — Ты сам это сказал, — глухо роняет Альбус. — Вот удивительно, — насмешливо произносит Геллерт (о, как трудно ему держать эту маску сейчас) — Почему же ты всё ещё жив, почему же фиал при тебе? Я теряюсь в догадках! — Должно быть, я ошибался, — просто говорит Альбус. У него всё так просто. Он так легко произносит то, что Геллерт не произнес бы никогда. Или, всё же, нелегко? Впрочем, Альбус не ошибается. Геллерт думал именно так поступить. До минуты, когда они остановились под той аркой. Да, это была точка слома реальности. Он слышал биение сердца Альбуса и понял, что никогда не сможет жить в мире, в котором оно не будет биться. А это значит… — Свидание закончено, — жестко говорит Геллерт. — Ты собираешься аппарировать в таком виде? Мне-то нравится, а вот твои маглы сильно удивятся. Геллерт стоит у окна и смотрит на Альбуса, ловит его взгляд и с каким-то злорадным чувством удовлетворения понимает, что Альбусу тоже больно. — Прежде чем я уйду, ответь на вопрос. Какие еще у тебя были сны? Альбус сказал, что это прощание, но Геллерт знает, что это не так. Ему было видение, что они встретятся снова, посреди пепла старого мира. И он, конечно, не скажет об этом Альбусу. Альбус же такой ревностный противник Темной магии, так зачем ему знать? — У меня было много снов о том, как мы проводим время в постели. Ты хочешь, чтобы я перечислил их все? Альбус стоит посреди комнаты, уже одетый, собранный, освещенный пламенем свечей. Фиал с клятвой надежно спрятан у него на груди. — Тебе пора, Альбус. Я тебя не задерживаю. Кто нарежет лимоны для школьного обеда, если тебя не будет? Альбус еле заметно улыбается. — Ты всё-таки слушал. Я не могу оставить тебя вот так одного. Ты не в себе сейчас, Геллерт. Я провожу тебя, а потом... Геллерт качает головой. — Нет. Уходи сейчас. Обещаю, я никого сегодня не убью. Просто уходи. И Альбус уходит. Солнце уходит. *** Некоторое время Геллерт неподвижно стоит у окна. Он чувствует себя прекрасно, ярости больше нет. Он не будет ждать возвращения Альбуса. Он приблизит день их новой встречи, вот и всё. «И если ты меня не вынудишь», да? Ну что же, Альбус. Ты сам это сказал.