Брелок с изображением плюшевого волчонка

Если бы можно было не просыпаться, Т/И непременно так бы и сделала. Девушке потребовалось слишком много сил для того, чтобы лечь спать, прогоняя навязчивые мысли из головы, которые то и дело возвращались снова, словно мерзко жужжащие прямо над ухом комары. Нельзя было просто дать волю эмоциям, таким образом избавившись от напряжения: заплакать или начать крушить всё вокруг, потому что это займёт всю ночь, и девушка останется совсем без сна. Всё-таки сейчас она водрузила на свои плечи ответственность за других людей, нельзя было просто так на всё наплевать и погрузиться в тоску и ярость из-за того, что у тебя слишком длинный язык. Если бы можно было отрезать язык и больше никогда не разговаривать, Т/И непременно так бы и сделала. Сколько бы девушка не ворочалась в кровати, ничего толкового из этого не выходило. Наоборот, под веками вырисовывались чёткие картинки, выкрашенные в самые яркие тона, посыпанные золотым глиттером, маленькими цветными бантиками и стазами. Она просто не могла не прокручивать снова и снова в памяти волнительные моменты их неслучайных встреч и вечерних прогулок и думала, сожалея, о том, что была возможность в те моменты быть посмелее, порешительнее, но девушка предпочла не делать ничего. Кто знает, может быть, будь тогда так, как она воображает, сейчас всё было бы совсем иначе. Если бы можно было вернуться в прошлое и дать себе хорошенькую оплеуху на подумать, Т/И непременно так бы сделала. Чувства наконец вывели чёткий контур инициалов «БЧ» на сердце, позволяя послать в мозг сигнал «SOS» вместе с новой волной ненависти к себе. Нужно уметь так ловко проигрывать в игре, где правилами проигрыш даже не предусмотрен. Всё то, что так аккуратно было припрятано где-то совсем глубоко в душе, завёрнутое в шуршащую упаковочную бумагу и перевязанное ленточкой, блещущей своей помпезной праздничностью, сейчас обращало на себя внимание, подсвечивалось невидимыми софитами. Настал момент осознать и принять тот факт, что это не просто симпатия, сотрудничество во имя творчества или, будь она не ладна, дружба, а, пожалуй, самое приятное и волнительное чувство из всех, что может испытать человек, – влюблённость. Пускай и не такая всеобъемлющая и бурлящая эйфорией. Т/И порядком надоело то, что её голова решила превратиться в стиральную машинку, запущенную на самых мощных настройках, которые даже ставить в таком сочетании нельзя, иначе и соседей затопишь, и пол в ванной комнате разломаешь активными толчками и подпрыгиваниями, поэтому она, измученная, приняла единственное лекарство, которое не было предназначено для лечения простуды в её доме, – таблетки от джетлага, оставленные тут предыдущими хозяевами. Судя по тому, что надписи на выцветшей картонной коробке с изображением самолёта и спящего мужчины были то ли на тайском, то ли на вьетнамском, то ли вообще на арабском, эти пилюли прожили жизнь, более интересную и менее бесполезную, чем человек, погружающий сейчас одну таблетку в рот. Т/И не задумывалась о том, в какой дозировке нужно принимать данное средство, не прошёл ли срок годности и есть ли противопоказания. Сейчас даже внезапный приступ какого-нибудь анафилактического шока не был бы настолько болезненным как то, что происходило у неё в душе. Тем последним, что появилось в голове девушки перед полным погружением в сон, стали мысли о том, что со своими проблемами личного характера можно пока повременить, не убудет. Есть задачи и поважнее. Пройдёт фестиваль – и чувства успокоятся, и людей в окружении станет на сто процентов меньше. Т/И надеялась на то, что, хотя бы в этот раз, народная мудрость сработает и время вылечит. Поэтому с того вечера было принято решение достать с полки покрывшуюся пылью маску равнодушия. Излишняя чувствительность сейчас на руку точно не сыграет, значит проще избавиться сразу от всех эмоций разом. Придёт время – она обязательно со всем разберётся.

*

Бан Чан проснулся с трудом. Глаза никак не хотели открываться, хоть разум уже пробудился. Погода за окном будто дублировала его ощущения: город заволокло туманом. Хотя то, что было на душе у парня, больше походило на смог, спровоцированный либо сильнейшим лесным пожаром, либо токсичными выбросами со всех промышленных заводов страны разом. Ни о каком солнечном свете, бьющем из окна, и речи не шло. Если бы не цифры на экране смартфона, можно было бы только догадываться, какое сейчас время суток. Дома было подозрительно тихо, поэтому парень решил осмотреться. Уж слишком обстановка напоминала начало какого-нибудь фильма ужасов про зомби-апокалипсис. Бан Чан не хотел становиться его главным героем, даже во сне с похожим сюжетом, зная, что всё происходящее - вымысел. Хан практически беззвучно поочерёдно закрыл все окна в квартире, стараясь не выдергивать друзей из сна, а потом включил осушитель воздуха на кухне, в таком случае было не настолько шумно. – Почему ты не на работе, – сонным голосом вопросил Бан Чан, прислонившийся к косяку кухонной двери. Он какое-то время наблюдал за Ханом, надеясь на то, что последний его заметит и сам начнёт беседу. Разговаривать совсем не хотелось, вчерашний вечер всё ещё лежал комом в горле, – не выходной же? – Вообще-то мы планировали сегодня собраться в танцевальном зале с самого утра, чтобы вторая половина дня была свободна. Даже руководство согласилось предоставить нам импровизированный выходной посреди недели, потому что мы активно готовимся к фестивалю и есть вероятность, что мы покажем какие-то выдающиеся результаты. – Да? – Бан Чан потёр глаза кулаками, будто это помогло бы ему вспомнить, что они обсуждали что-то подобное. – С добрым утром! – Хан прошёл мимо друга, потрепал его по плечу и без остановки зашагал в направлении входной двери, держа в руках смартфон и что-то активно печатая, – и как с тобой вообще что-то планировать совместное, если ты даже на два дня вперёд дела не можешь запомнить? Хан обычно в любых ситуациях звучал с претензией, что для незнакомцев было проявлением грубости, невоспитанности и неуместного поведения, но намеренно парень производить такого впечатления не хотел. Он настолько сильно сдружился с ребятами, в присутствии которых начал позволять себе быть игривым и своенравным (в любой компании должна быть та самая mean girl, Хёнджин на эту роль не совсем подходил из-за излишней babygirl’овости, остальные же заняли ниши милашек и скромняг автоматически), что такое поведение прилипло к его личности как жвачка, стало обыденным делом, на что уже никто из семерых ребят внимания не обращал. В остальном Хан нисколько не уступал в заботливости и любвеобильности тому же Феликсу, просто сеансы обнимашек предпочитал проводить один на один за закрытыми дверями с теми, кого считал наиболее поддающимся его чарам и внезапно возникающим желаниям. Парень очень переживал за благосостояние друзей, именно поэтому, когда стоял вопрос выбора района, где он будет искать квартиру, Хан предпочёл поселиться рядом с тем, кому с большей вероятностью может понадобиться помощь. Двери его «дома для нуждающихся» всегда были открыты. Эта квартира была вторым негласным местом встреч после квартиры Бан Чана. Хан бесшумно открыл дверь, склонился в учтивом поклоне тому, кто стоял по ту сторону, и занёс внутрь два бумажных пакета, из которых торчали крышки пластиковых бутылок и зелёные листья пучка лука и свежей пекинской капусты. – Будешь что-нибудь на завтрак? – Поинтересовался парень, проходя мимо Бан Чана, который за всё это время не сдвинулся ни на сантиметр, – я тут заказал по мелочи всякого. – Есть какие-нибудь предложения? – Пока ты первый проснувшийся, имеешь право выбрать. Хан начал выставлять продукты на кухонный островок, не дожидавшись ответа. В основном его заказ состоял из разного рода жестяных банок и бутылок с напитками для завтрака не предназначенными, нескольких упаковок классического тофу, большой пачки токпокки ручной работы и кучки свежих сезонных овощей. Бан Чан опустил голову, молчаливо интересуясь, что же приобрёл его друг. – Кажется, всё уже решено, – парень сложил руки на груди и поднял одну бровь на Хана. – Не правда, – Хан потянулся к холодильнику и открыл дверцу, проводя Бан Чану экскурсию по полкам, – есть яйца, кимчи, немного вчерашнего пульгоги и, на крайний случай, можно будет сварить суп или рагу из того, что найдётся в морозилке, но я бы туда не лазил на твоём месте. Бан Чан невольно скорчил гримасу отвращения, будто ему предложили питаться смузи из того, что первым попадётся на глаза (хотя в этом была доля правды), от чего Хан решил продолжить. – И рис, конечно! Выбирай. – Я, пожалуй, остановлюсь на токпокки. – Тогда я начну готовить, а ты, пожалуйста, разбуди Хёнджина, а потом присоединяйтесь. – Джинни спит? – Вторая вещь, что сильно удивила Бан Чана этим утром, – я думал, он ушёл. – Он спит с тобой на одном диване, как ты этого не заметил? Хан начал доставать разделочную доску, ножи и подходящего размера кастрюлю – в общем, тихонечко шуметь, занимаясь делами кухонными, а Бан Чан поплёлся будить друга, попутно выдумывая слова, с которыми он это сделает, ведь при обычных обстоятельствах будили именно его. Для Хёнджина было свойственно просыпаться рано, чтобы успеть привести себя в порядок, и это не зависело от того, во сколько он уснул. Его внутренние часы отлично знали, зачем стоит подниматься раньше всех. Парень был накрыт двойным слоем одеяла с головой: своим и Бан Чана. Отсутствие свежего воздуха не мешало парню продолжать находиться в стране грёз, возможно, и он этим утром просыпаться не имел не малейшего желания. Бан Чан осторожно оттянул ткань с лица друга, чтобы свет не так настойчиво попадал на веки. Его взгляду предстал парень, который выглядел так, будто не спал последний месяц точно: глаза опухшие, бледные веки, заплывший овал лица, погрызенные губы и гигантские синие мешки. Если бы он не спал эту ночь, наверняка выглядел бы в разы симпатичнее. – Джинни, просыпайся, – мягко протянул Бан Чан, проводя ладонью по лбу друга, навскидку проверяя его самочувствие. Сказать, что он выглядел болезненно – ничего не сказать. Хёнджин резко оторвал руку хёна от своей головы, перевернулся на противоположный бок и пробубнил в подушку, что будет через пятнадцать минут. Слишком странное начало дня для того, чтобы называться правдой. Бан Чану показалось, что его ощущения переняла не только природа, но и все, кто находился с ним в одном помещении, дышал одним воздухом всю ночь. Возможно, эмоциональные оковы передаются воздушно-капельным путём…

*

Хёнджин не испытывал за свою жизнь утра паршивее. Даже самая безбашенная пьянка и последующее похмелье не имели настолько разрушительных последствий для разума и тела. Он ощущал себя запертым на малюсеньком островке посреди бушующего океана, погружённого в шторм такой силы, которую могли представить себе только жители доисторической Пангеи, с волнами высотой с Эйфелеву Башню, оглушающим громом и грозой, раскатами молний и отсутствием надежды на спасение. А погибнет он от обезвоживания или от того, что, вообразив себя амфибией, попытается вдохнуть солёную воду, однажды неизбежно накроющую его с головой – не имеет никакого значения. С того самого момента, как он проснулся, парень не смог просто глаз поднять Бан Чана, что по обыкновению никогда сложностей не вызывало, не говоря уже о том, чтобы попытаться начать разговаривать или как-то иначе взаимодействовать, делая вид, будто ничего не произошло. После завтрака, проведённого в полном молчании, будто парни находились в храме во время службы или в общественном транспорте в час-пик и боялись потревожить незнакомцев, даже стука приборов не было слышно, Бан Чан, Хёнджин и Хан отправились в танцевальный зал. По дороге каждый шёл, уткнувшись в свои собственные мысли, делиться которыми не планировал ни с кем. Даже любимое хобби не могло отвлечь Хёнджина от угрызений совести, образовавших гигантский непрозрачный шлем на голове, который полностью перекрывал доступ кислорода к мозгу. Парень, казалось, забыл всё, что сам придумал несколько дней назад: путал партии местами, не попадал в ритм и потерял процентов восемьдесят в отдаче, за что был награждён осуждающими и полными непонимания взглядами со стороны коллег и хореографа, кто-то даже начал перешёптываться за его спиной. Во время вынужденного перерыва, сделанного только для того, чтобы Хёнджин попытался прийти в себя, потому что толку от полуживых топтаний на месте не было, к парню подсела Т/И. – Больше с Бан Чаном меня ничего не связывает, – начала девушка безымоционально, отпивая воду из прозрачной бутылки, будто за этими словами не стояла целая тележка подтекста, – надеюсь, теперь ты счастлив. Хёнджин повернулся к девушке и одарил её взглядом исподлобья. Если бы она не закрылась в себе, точно испугалась бы. Но сейчас они могли бы ещё посоревноваться, кто из двоих внушал окружающим больше страха. – Не нужно делать из меня антагониста, – на удивление спокойно ответил парень. – А кто ты после этого, герой? Спаситель? Мудрец? Почему Т/И говорила так уверенно, будто знала правду от А до Я? Хёнджин явно проигрывал битву за звание «амбассадор хладнокровия», потому что тревожность впервые достигла такого уровня, когда один неправильный, слишком частый или, наоборот, редкий, вдох мог стать решающим. Конечно, он всеми правдами и неправдами попытался скрыть это, не выдать ни единой эмоции, хотя, откровенно говоря, справлялся плохо: глаза под полузакрытыми веками бешено метались из стороны в сторону, а пальцы рук непроизвольно подыгрывали им в такт. – Я тот, кто заботится о своих друзьях. Хёнджин проговаривал эти слова медленно, вдумываясь в значение каждого, анализируя, правильно он вообще сейчас составил предложение, и буравил пустым взглядом шов между досок на полу. – Можно ли считать убийцу убийцы – не преступником, а человеком, совершившим правильный поступок? Ядовитее реплик даже Медуза Горгона не смогла бы придумать, а она имеет с десяток змей на своей голове в помощь. Хёнджин уже готов был поднимать белый флаг, потому что таких чётких метафорических ударов по своему телу точно не ожидал, и вынести никак не мог. – Мы не на паре по философии сейчас. – И не в джунглях, где приходится вырывать счастье из лап хищника зубами, – девушка, неожиданно для Хёнджина, протянула последнему руку с раскрытой для рукопожатия ладонью, – пожалуйста, давай начнём нормально общаться, хотя бы до фестиваля. Я понимаю, что в чём-то не дотягиваю до твоего уровня, но и конфликты лишние мне не нужны сейчас. Парень округлил глаза от неподдельного удивления и поднял взгляд. Т/И даже не была ни в чём виновата, скорее наоборот, оказывалась всё это время жертвой, а сейчас просит прощения за то, к чему причастна не была от слова совсем. Только этот малюсенький, незначительный шаг помог лучику надежды в голове Хёнджина пробиться сквозь плотный занавес шторма. Кажется, не всё было потеряно. Как минимум, теперь его озадаченность благополучием девушки не будет выглядеть как-то странно и неуместно, если случатся ситуации, в которых он сможет оказать посильную помощь. Теперь они, быть может, начнут личную переписку и перестанут обсуждать свой номер в общем чате в невидимом присутствии ещё около пятнадцати человек. Хёнджин почти без раздумий согласился, протянув ладонь в ответ и несильно встряхнул получившимся замком. – Принято. Мы должны всех сделать, – проговорил парень, украдкой улыбаясь. Т/И никогда ранее не получала искреннюю улыбку от него в свой адрес. Хоть что-то приятное случилось за день. Да не просто приятное, а по-настоящему согревающее душу настолько холодную, что она успела прорости густым мхом всего за одну ночь. – А, кстати, – добавил Хёнджин, обернувшись и аккуратно протягивая Т/И сжатый кулак, – ты реально классно танцуешь, я просто не мог принять того, что кто-то может быть настолько же сильным танцором, как я. Девушка ухмыльнулась, не веря своим ушам, и отбила кулачок. – Спасибо.

*

Т/И предпочла избегать Бан Чана весь этот день, чтобы сердечная боль напоминала о себе чуть реже, чем раз в каждые десять минут, хотя задача была, честно говоря, не из лёгких. Парень то и дело мельком попадался на глаза в коридорах во время перерывов и занятий, заглядывающий одним глазком в каждый зал, разговаривающий с кем-нибудь по пути к питьевому фонтанчику, и, даже в толпе людей, выстроенных в ровную линию очереди в туалет. Девушке начало казаться, что он – единственное, что её глаза могут теперь видеть, только его макушку без труда она способна разглядеть в скоплении зевак, только его взгляд так и норовил быть пойманным. Бан Чан стал навязчивой идеей, одержимостью, тем последним, что останется в её памяти, если в старости, вдруг, девушку настигнет деменция, самым ярким воспоминанием. Чтобы хоть немного прийти в себя, Т/И приняла решение сходить умыться. Прохладная вода должна остудить гудящую горячую голову, так ведь? Атмосфера, царившая в туалете, разительно отличалась от того, что происходило во всём остальном центре: складывалось ощущение, что Т/И только что прошла через портал из удушающе сухой и жаркой дневной пустыни, в которой умеют выживать только верблюды и бедуины, а остальных, непременно, ожидает мучительная смерть, в ночные тропические джунгли, где не переставал проливаться жутчайший ливень. По оголенным плечам сразу же побежали мурашки. Разгорячённая влажная кожа девушки слишком резко столкнулась с, по ощущениям, ледяным воздухом окружающего пространства. Металлические ручки крана были такими же прохладными и безжизненными, как руки девушки, и её же мысли. Вода потекла не тёплая. Было проще опустить ладони в тазик с жидким кислородом или азотом на спор, чем попытаться успеть умыться, не заработав обморожение и без того мертвецки ледяных пальцев. Казалось, каждое место, куда приходила девушка, могло считывать её настроение и подстраиваться под него. Приятные до этого вещи теряли все привлекательные качества, превращаясь в тени самих себя со знаком минус. Минус яркий свет, минус тёплая вода, минус желание жить. В тот момент, когда Т/И осмелилась набрать воды в ладони и наклонилась над раковиной, чтобы умыться, кто-то больно толкнул её в бедро, что вся жидкость расплескалась на одежду, зеркало и пол и совсем не попала туда, куда должна была. – Прости, я не хотела, – прозвучало над ухом. Голос был до боли знаком, но картинки в памяти почему-то не всплывало, мозг до последнего оттягивал появление цветного образа, – чтобы ты вышла сухой из воды. Т/И подняла голову, не обращая абсолютно никакого внимания на боль, что отдавалась чуть выше колена. Её глаза были накрыты беспорядочно лежавшими на лице прядями волос, но, даже так, девушке удалось разглядеть ту, что стояла напротив. В первый раз её тело сковал настолько сильный животный страх, что, если бы внутренние органы управлялись сознательно, то она бы перестала дышать, остановила кровоток и добровольно сдалась бы, полностью подчинившись панике. Ранее в подобных ситуациях девушка могла постоять за себя, на крайний случай – сбежать, как это происходило не раз с Бан Чаном. Но эта – была из ряда вон выходящая. Напрасно она до этого думала о том, что родилась в рубашке, что последствия за совершённые поступки и сказанные слова никогда её не нагонят. Всё всегда возвращается бумерангом, просто иногда на это требуется чуть больше времени. – Соль-джи? – Рвано произнесла Т/И, не скрывая своего потрясения и тревожно сглатывая. – Как приятно, что ты знаешь моё имя. Значит я ещё не совсем ничтожество. Сольджи начала сокращать дистанцию между собой и Т/И, неспешно углубляясь внутрь помещения ближе к кабинкам и дальше от двери. Её лицо не выражало злобы или коварства, она не производила впечатления той, кто может причинить хотя бы кому-нибудь серьёзный вред. Не знающий контекста человек никогда бы не догадался, из-за чего девушки тут собрались, что или кого обсуждают, может быть, сплетничают или просто перекидываются парой фраз, потому что совсем не знакомы. – Я не говорила, что ты ничтожество, – защищалась Т/И, начиная пятиться назад, потому что иного выхода не было. Она надеялась придумать выход чуть позже, когда станет точно понятно, с какими намерениями к ней обратились, – хотя, если ты так считаешь, я не буду спорить. – Ты нет, зато Чан говорил. Прилюдно. Почти порываясь запустить в моё лицо кулак. Сольджи тактично проигнорировала последние слова девушки, что было странным решением в данной ситуации, но очень действенным, выбивающим почву из-под ног. Т/И морально готовилась к худшему исходу, но при таких вводных совсем перестала понимать, к чему всё в итоге идёт. – И что ты от меня хочешь? – Заводилась Т/И, но спрашивала настороженно, – разбирайся со своим Чаном, не нужно меня приплетать к вашей сказке с плохим концом. – Не делай вид, будто ты уже не приплетена, – спокойно парировала Сольджи. Разговор всё ещё не переходил на повышенные тона и не превращался в размахивание кулаками, вырывание клоков волос и перебрасывание первыми попавшимися предметами друг в друга, что с каждой минутой напрягало и пугало Т/И больше и больше. Сложно иметь дело с противником, от которого не понятно, что можно ожидать. В подавленном состоянии вряд ли получиться быстро осознать, что происходит, уже не говоря о том, чтобы попытаться дать отпор правильно, не навредив серьёзно ни себе, ни противнику. Не хватало ещё просить денег у Госпожи Им на лечение Сольджи. Верх трагикомедии вперемешку с адской сатирой. – Ты ещё скажи, что это я во всём виновата, – Т/И не переставала дерзить, потому что только на это и хватало моральных сил и тактических способностей. О возможных последствиях задумываться не приходилось, потому что она хотела вывести Сольджи из себя настолько, что та пустит в ход кулаки. При таких обстоятельствах Т/И хотя бы знает, что делать. Девушка сделала последний шаг назад, означающий, что сейчас придётся платить сполна по счетам. Она упёрлась лопатками в ледяную стену, выложенную тёмными кафелем. Сольджи моментально заметила, как выражение лица Т/И с просто неуверенного сменилось на лицо полное беспокойства. Девушка была похожа на маленькое беззащитное животное, загнанное в угол свирепым хищником. Это, несомненно, играло Сольджи, как она думала, на руку. Она резко закинула руку на стену, отрезая ещё один возможный путь отхода для и так слабо соображающей Т/И. – Говорю. – И что ты хочешь, чтобы я сделала? Извинилась? – Т/И старалась не поднимать глаз на Сольджи, которая стояла к ней практически в упор, чтобы ещё больше не выдавать полное отсутствие уверенности в том, что она говорит, – прости. Сольджи свободной рукой подняла голову Т/И вверх за подбородок и вцепилась своим взглядом в девушку мёртвой хваткой, что вызвало в последней бурю смешанных чувств. На одной чаше весов лежал не просто испуг, а самая настоящая паника, которая взвинчивала нервную систему до предела. Это было похоже на старую мину времён Второй Мировой, что покоилась в земле добрых восемьдесят лет, ожидая своего часа. И вот сейчас на неё наступил какой-то несчастный человек. На другой – постепенно нарастающий гнев то ли от несправедливости, то ли от обиды, что всех собак спустили именно на неё, то ли от злости на саму себя, что не может дать отпор. – Не искренне. Последняя капля упала в чашу гнева. Сдерживаться более Т/И не была намерена. – Какой искренности ты от меня хочешь, удерживая вот в таком уязвимом положении, – девушка силой ударила Сольджи по руке, что покоилась на стене. Она сделала это с такой силой, что девушку повело в сторону, и она ударилась плечом и головой о дверь ближайшей кабинки. – Придёшь в себя – подходи, нормально поговорим, – бросила Т/И, собираясь уходить. Она уже успела развернуться и быстрым шагом ватными ногами направиться к выходу, но была резко остановлена Сольджи, которая с силой потянула её назад за плечо и развернула Т/И лицом к себе. – Что ты себе позволяешь? – Глаза Сольджи забегали, зрачки расширились, а брови нахмурились. Она за секунду растеряла всю безмятежность и уверенность, в голосе проявилась раздражённость. Сейчас девушка походила на разъяренного быка, готового в любой момент вспороть живот острыми рогами, – я хотела просто поговорить, всё разъяснить, а не ругаться, тем более не драться. – А я не хочу говорить, потому что мне не о чем тебе рассказывать, тем более – не за что извиняться. Разбирайся не со мной, а с Бан Чаном, раз тебя не отпускает эта ситуация, – Т/И резко сбросила руку Сольджи со своего плеча, – из того, что я знаю, это ты должна извиняться перед ним, а не наоборот. Т/И толкнула Сольджи в глубь помещения, чтобы заиметь фору и успеть сбежать, но та оказалась не из робкого десятка – она быстро оправилась, подбежала и толкнула девушку в спину в ответ. Т/И от неожиданности упала на колени, удерживаясь от полного падения на живот только руками. Количество синяков на её теле близилось к числу пять. И, кажется, это только начало. – Не сбегай, давай всё проясним, – абсолютно спокойно прозвучало сзади. Т/И удивилась тому, насколько её противница быстро отходчива, – я должна извиняться? За что? За то, что хотела проучить его за измену? Сольджи обошла Т/И, чтобы снова общаться лицом к лицу, и, не ведая того, снова отрезала девушке единственный путь отхода. – За какую измену? Несуществующую? Придуманную в твоей голове? – Сорвалась Т/И, активно жестикулируя, пытаясь доказать Сольджи, что именно она тут ничего не понимает, – я про то, что пользовалась его добротой и искренностью в своих целях. – В каких целях? Что я такого сделала? – Сказать, что девушка была ошарашена – ничего не сказать. На неё будто повесили чужое преступление, к которому она была абсолютно не причастна, и все доказательства об этом кричали, но следователи предпочитали закрывать на это глаза, – это он тебе такое сказал? Их диалог был больше похож на не выяснение отношений, а пример из книги по манипуляциям и затуманиванию внимания. Никто не отвечал на вопросы, а только задавал их. Никакой целостности или логики в происходящем проследить было невозможно. Исключительно чувства. – Ты встречалась с ним только из-за статуса! – Т/И вскинула руки в воздух, громко выдыхая, словно сказанное ей было аксиомой. – Чего? Большего бреда я ещё не слышала в своей жизни! – Сольджи убрала волосы с лица одной рукой, а другой облокотилась на мокрую столешницу раковин, – и какие же привилегии мне давал статус его девушки? Ко мне стали относиться хуже, чем до того, – девушка начала загибать пальцы на свободной руке по одному, – начали говорить, что я стала претенциозной и грубой. Перестали давать соло партии и сняли мою кандидатуру с недавнего конкурса, хотя, очевидно, ничего не поменялось в моих танцевальных навыках. Стали осуждать за спиной, и это даже не полный список! А я всего лишь вступила в отношения! После этих слов Сольджи заметно погрустнела, вывалив то, что давно гложило её тому, кто не должен был услышать подобные слова, так ещё и, скорее всего, будет очень предвзято судить. И спустя небольшую паузу длиной в несколько секунд продолжила. – Ты хотя бы попыталась бы понаблюдать, сколько вокруг него всегда крутится девушек, – Сольджи обрисовала рукой окружность и потянулась к носу, громко всхлипывая. – И что? Это повод вести себя грязно что ли? – Беспардонно бросила Т/И в сторону. В этот же момент девушке прилетела звонкая пощечина. В глазах Сольджи еле-еле удерживались крупные капли слез, чтобы не начать катиться вниз по щекам. – Ты думаешь перед тем, как говорить, или совсем не умеешь следить за потоком? – Девушка проговорила это спокойно, но в голосе чувствовалось возрастающее напряжение, из-за чего Т/И даже не решилась ударить в ответ, – мы не один раз проговаривали с Чаном то, что мне не нравится повышенное внимание к его персоне, и он, вроде бы, всё понял. Но нет. Что я вижу в один из дней – он возится с тобой. И ладно, помощь есть помощь, я не зверь какой-то, всё понимаю. Но в этот же день мой телефон оказывается у тебя, вы ведете переписку, созваниваетесь… Он даже и взглядом не повёл, будто так и надо было. Крутить что-то с другой, когда я всё ещё жива, жду и что-то чувствую. Да, у нас был кризис в отношениях, но я даже не думала о том, чтобы их разрывать. А он, оказывается, уже всё решил. И кто теперь виноват? Рассуди. – Большего бреда я ещё не слышала в своей жизни! Тебе в пору не танцевать, а сочинять сказки. Подумай на досуге. Фигура Бан Чана настолько сильно окрасилась в золотой в голове Т/И, что оправдывать каждый его поступок было само собой разумеющейся вещью. Он был не человеком, а чем-то между серафимом и Богом. Она своими глазами видела, что между ними происходило, какие слова Сольджи говорила Бан Чану. То, что она сейчас говорила в своё оправдание, никак не могло быть правдой. И двух истин быть не могло. Так думала Т/И, поэтому предпочитала верить своим воспоминаниям, а не чьим-то другим. Вторая пощёчина не заставила себя долго ждать. Сольджи до последнего пыталась сдержаться, но, в конце концов, закипела настолько, что можно было увидеть пар, сочащийся из её ноздрей. Она сжала кулаки и напрягла, казалось, каждый мускул лица. – Ты сама напросилась! – Почти неслышно процедила Сольджи и забегала глазами по комнате, подыскивая что-нибудь, чем можно ударить побольнее. Её невозможно обидело то, что в ответ на неведомую до этого искренность она получила сухой скептицизм и обвинения во лжи. Ситуация начала воспроизводиться снова, как фильм на кассете, что застряла в видеопроигрывателе. Т/И пятилась назад, рвано оглядываясь по сторонам в поисках либо укрытия, либо оружия, и ожидая, что сейчас-то ей точно прилетит за длинный и непослушный язык что-то большее, чем просто пощёчина, от которой уже даже следа не осталось, не то что воспоминаний. В углу, совсем рядом с входной дверью, стояло ведро, на бортике которого висела жёлтая тряпка, а рядом стояла длинная металлическая швабра. Сольджи долго не думала, в её возбуждённом состоянии даже при великом желании бы не удалось подумать, счёт шёл на секунды. Либо она, либо её. Девушка схватила швабру и замахнулась на Т/И, но не попала, потому что последняя успела забежать в ближайшую кабинку. Сольджи дернула за ручку, но дверь не поддавалась. – Выходи! – Крикнула девушка, настойчиво пытаясь открыть дверь. – Чтобы ты меня прибила?! – Надо уметь отвечать за свои слова! – Сольджи отпустила прямоугольную ручку и опустилась на корточки, чтобы попытаться подловить Т/И снизу, через щель между дверью и полом, но ног не заметила, потому что девушка встала на унитаз. – Я и так получила две пощёчины и даже не дала сдачи, не достаточно милосердно с моей стороны? Т/И поднялась с сидушки унитаза на бачок, чтобы быть повыше и подальше от двери. Она хотела перелезть в другую кабинку и через неё безопасно выбраться, как показывают в видеоиграх. Не снизу, так сверху. Но её план был обречён на провал, потому что расстояние между ней и перегородкой было чересчур большим. Настолько, что даже закинуть одну ногу не получилось бы, а сделать это руками, подтягивая тело – задача из категории «отмечено звёздочкой». Сольджи быстро поняла, что её пытаются выиграть хитростью, а не вступать в прямую конфронтацию, поэтому тоже решила включить смекалку. Она быстро раскусила план соперницы, подперла дверь со своей стороны шваброй и стремительно последовала в соседнюю кабинку. Т/И держалась обеими руками за верх перегородки, пальцы как раз красовались сейчас прямо перед Сольджи. Девушка немедля схватилась за крышку бачка и замахнулась ей по рукам, находившимся в таком удобном положении. Т/И закричала от неожиданной боли, убрала руки и зажмурилась, утыкаясь спиной в угол между двумя стенами, присаживаясь на корточки. – Ты убить меня вздумала, сумасшедшая? – Истошно завопила девушка, давая петуха, и сжала ладони в замок в надежде что станет легче. Пальцы покраснели, из всех фаланг, кроме тех, что принадлежали большим пальцам, начала сочиться кровь. Было страшно задумываться о том, абсолютно все раны стали фатальными: суставы раздроблены, впрочем, как и кости. Ногти приобрели яркий алый оттенок. Сольджи не хватило крови, не было в душе чувства завершённости – сколько измывались над ней, а она преспокойно терпела и ждала, когда её обидчики наконец образумятся. Больше девушка ждать была не намерена. Поэтому решила вдогонку к сломанным пальцам добавить Т/И сотрясение мозга крайне тяжёлой степени. Девушка замахнулась и перебросила фарфоровую крышку в соседнюю кабинку через верх. Она приземлилась прямо на пол между дверью и унитазом и со звоном разбилась. В Т/И сейчас осталось только искреннее и непреодолимое, потому что глубоко животное, желание выжить. Она в панике подбежала к двери и открыла замок, но ручка не поддалась. Страх смерти полностью захватил сознание, потому что вероятность, что через небольшое время сверху прилетит ещё что-нибудь тяжелое, стремилась к ста процентам. Девушка топталась на осколках и с силой дёргала за ручку окровавленными руками, как только могла, захлёбываясь в собственных слезах. – Отпусти меня, пожалуйста! – Кричала Т/И из последних сил и не переставала пытаться выбраться. Дверь ходила ходуном, но не поддавалась. Т/И решила выбить её ногой. Вместо того, чтобы открыться, в двери образовалась дыра, из которой торчала нога практически по самое бедро. Девушка попыталась как можно скорее вытащить её обратно, но не успела. Сольджи всё это время, как Т/И и думала, искала, чего бы ещё можно было бы запустить в соседнюю кабинку, но услышала, как ломается непрочная фанера, и решила отложить эти планы. Она подошла к двери как раз в тот момент, когда Т/И пробила её, схватилась за швабру и ударила по колену. Девушка завопила ещё громче и истошнее, что наконец-то привлекло внимание людей. Т/И на прилившем адреналине затащила ногу обратно, с толчка открыла дверь и набросилась на Сольджи с окровавленными кулаками. Девушка упала на пол от неожиданности и закрыла голову руками, чтобы удары не приходились на лицо. По волосам и предплечьям стекали капли чужой крови. Т/И быстро устала, да и состояние рук не могло позволить ей большего. Она поднялась и, хромая, направилась к выходу, но Сольджи схватила её за больную ногу и потянула на себя, сбивая девушку с ног. Кровь с рук оставляла бурые акварельные разводы на полу. Сольджи успела нанести по колену ещё пару тяжелых беспорядочных ударов, как в туалет ворвалось бесконечное множество людей. Последнее, что помнила Т/И, было несколько картинок: Бан Чан отрывает Сольджи от неё и силой отводит в сторону, потом Сольджи уже сиди на полу и держится то ли за руку, то ли рукой за голову, а Бан Чан грозно нависает над ней, и последнее – взволнованное лицо Хёнджина на фоне внутреннего убранства кареты скорой помощи. После этого сознание девушки погрузилось в черноту.