Брелок с изображением плюшевого волчонка

– Проснулась? – Прошептал Хёнджин, будучи не совсем уверенным в том, пробудилась ли Т/И или нет. Парень не давал себе морального права будить человека, попавшего в столь тяжёлые обстоятельства, несмотря на то, что весь день и всю ночь провёл сидя в полудрёме под звук аппаратов для поддержания жизнедеятельности. Он не позволил себе пропустить ни одного осмотра врачей, ни одной смены капельницы, он оставался настороже, казалось, позабыв о том, что сам является всего лишь человеком, а не роботом. Хёнджин самоотверженно решился стать сиделкой. Такое рвение насторожило и удивило даже его друзей, не говоря уже об остальных. Все ожидали видеть на его месте Бан Чана, но парень убедил друга в том, что сам в силах позаботиться о Т/И, а он, в свою очередь, должен помочь разобраться, из-за чего всё это произошло, потому что является единственным человеком, полностью погружённым в контекст. Чанбин обещался прийти и сменить Хёнджин сразу же после того, как закончит все свои дела, а Феликс, Хан и Чонин последовали в больницу вечером того же дня, чтобы разбавить обстановку, принести что-нибудь съестное другу на перекус и завтрак и дать парню возможность вздремнуть, которой он, к слову, так и не воспользовался. Впрочем, как и не притронулся к снекам и ланчбоксу, потому что не был уверен в том, что обед для Т/И входит в стоимость лечения и покрывается страховкой. Остальные ребята предпочли остаться с Бан Чаном, чем «мотаться по больницам», ведь «и так калек хватает». Больничная палата была совершенно обыкновенной, такой, какой её показывают в кино и сериалах, за исключением того, что кроме Т/И на соседних кроватях располагалось ещё трое пациенток с травмами разной степени тяжести. Одна девушка выглядела абсолютно здоровой и то и дело норовила лезть ко всем со своими советами и рассказами, благо все соседки не могли ей ответить, прибывая в стране Морфея. Поэтому её кровать чаще пустовала, чем была занята – девушка отшивалась в общем коридоре, докапываясь до каждого проходящего абсолютно без разбора. Было не важно, кем являлся потенциальный собеседник (скорее, слушатель): медсестрой, врачом, которых она уже знала в лицо, впрочем, как и они её, зашуганным пациентом, его родственником или сотрудником полиции, сервиса ритуальных услуг, нотариальных кантор. Остальные две девушки подавали только косвенные признаки жизни. Тихий плачь родителей и близких друзей, кривые с тупыми пиками, больше похожие на схематичное графическое описание горного ландшафта, чем на кардиограмму здорового человека, и мечущиеся медицинские работники – всё, что могло свидетельствовать об их не прекращающейся ни на секунду борьбе. Из рассказов, действовавших на измученный организм Хёнджина, скорее, как колыбельные, нежели полицейский рапорт, стало известно, что девушки попали в автомобильную аварию, потеряв управление на пустой трассе ввиду множества неудачно сложившихся для них обстоятельств. Два из которых – тяжёлая степень алкогольного опьянения обеих и мокрое дорожное покрытие. Та, что сидела на водительском сидении, получила сотрясение мозга средней тяжести, перелом скуловой кости, разрыв барабанной перепонки с левой стороны, и порезы-синяки, не достойные внимания. Второй же девушке повезло гораздо меньше. Из-за того, что та не была пристёгнута, в момент ДТП её тело вылетело через расколотое лобовое стекло, что привело к множественным травмам шейного и пояснично-грудного отделов позвоночника. Вполне вероятно, что ходить самостоятельно она сможет совсем не скоро. Хёнджин за время, проведённое в палате, вполне мог бы написать небольшой рассказ, но, честно говоря, из-за чрезмерной усталости не совсем понимал, что было реальностью, а что рисовало его воображение в те редкие моменты, когда веки всё-такие становились невозможно тяжёлыми. Одно он знал точно, Т/И повезло отделаться травмами, совместимыми с жизнью. По большому счёту, ей и стационарное лечение не требовалось, не считая сильной кровопотери. Пальцы обеих кистей рук Т/И были перебинтованы и заклеены плотным медицинским лейкопластырем, но всего несколько из них находились в специальных приспособлениях для сохранения одного положения, предотвращения сгибания и правильного срастания костей и остальных тканей. Самое серьёзное увечье, что получила девушка – перелом коленного сустава. Восстановление в этом случае займёт от нескольких месяцев до года при благоприятных условиях. Должен ли именно Хёнджин рассказать девушке о времени восстановления или правильнее, чтобы это сделал врач, а он – просто поддержал, стал тем человеком, который оказался в нужное время в нужном месте, плечом, на которое можно и опереться, и поплакать? Может быть, лучше это сделает кто-то близкий Т/И, например, Бан Чан? Он погрузился в бесконечно длинные и тяжёлые размышления о дальнейшей судьбе девушки. Танцор, не владеющий своим телом, как живописец без красок и холста. Смог бы сам Хёнджин справиться с неизбежно накатывающими мыслями о тщетности бытия и бесполезности продолжать путь, ведь как раньше уже не будет? Смог бы он не потеряться в себе? Не уйти в добровольное забвение? Каждый шаг и каждый вздох давался бы ему с неимоверным усилием и болью, отдающейся в самой глубине души чем-то тупым и горьким, будто его насильно погрузили под воду, не дав возможности нарастить жабры или придумать иной способ продолжать дышать кислородом. А что, если теперь нужно заменить кислород водой, а не продолжать ломиться в закрытую дверь, зная, что ничего всё равно не выйдет? От полного погружения в глубину сознания Хёнджина отвлекла неожиданно подавшая голос Т/И, бросившая спасательный круг. Совершенно так же, как ранее это сделал парень. – Я бы не назвала это сном, – хрипло процедила девушка. Слова разобрать было сложно, потому что речь была похожа, скорее, на шум работающего блендера, – если только кошмаром. Ненавижу больницы. Хёнджин открыл глаза настолько, насколько позволяли опухшие веки, ухмыльнулся и подал Т/И бутылку с водой, из горлышка которой торчала одноразовая прозрачная трубочка. Девушка моргнула в знак благодарности, потому что голова, по ощущениям, весила столько же, сколько всё остальное тело, шея бы не выдержала такого трюка, и сделала маленький глоток. Вода после всего, что побывало в носоглотке за сутки, ощущалась раскалённой магмой, прожигающей огромными температурами всё живое на своём пути. – Хочешь сказать, что твои раны – это полный пустяк, а вот факт, что ты в больнице, а не на том свете – истинная причина грустить? – Фыркнул Хёнджин, постепенно возвращаясь к своему типичному стилю общения, сразу же опуская все любезности. – Было время подумать над своим поведением, – тяжело вдохнула Т/И, рассматривая идеально белые, цвета мела, бинты и пластыри на руках, чтобы спрятать виноватый взгляд от парня, – я справедливо получила за всё, что сделала и наговорила тогда. Она не хотела меня бить, я сама… Девушке совсем не хотелось обсуждать обстоятельства стычки с Сольджи. Совесть слишком сильно отдавалась болью по всему телу, поражая, в основном, голову. В мыслях крутилось столько вопросов, ответов на которые не смог бы дать никто. Зачем она учинила драку? Почему просто не выслушала, не поговорила по-человечески? Даже не попыталась понять Сольджи? Т/И была счастлива, что именно она угодила в больницу. В противном случае, она не могла придумать, каким образом в этом мире смогла бы загладить вину перед бедной девушкой, на чью душу и так выпало слишком много испытаний. Она не знала, что происходило за дверьми больничной палаты, насколько тяжёлым общественным порицаниям и, возможно, линчеванию подверглась Сольджи, но понимала одно – после того, как выйдет отсюда, обязательно раскается и извиниться, стоя на коленях, сделает всё, чтобы эта история всё-таки заимела счастливый конец хотя бы для одного её героя. Все плохие мысли, тревожившие Т/И всего сутки назад, подменились абсолютно альтруистическими. От масок и ярлыков не осталось и следа. И какую ценность тогда имела вся эта игра в переодевания, если так быстро осталась позади? Или дело совсем не в игре, а в том, что у девушки в душе всё-таки посеяны светлые семена, нужно было только дождаться дождя? – Добрый день, как самочувствие? – Внезапно громким эхом раздалось по палате. Это был лечащий врач Т/И, больше походивший по характеру на золотистого ретривера, чем на строго человека науки. От него исходила аура ангела-хранителя, кем он, по большому счёту и являлся. Не хватало только спецэффектов в виде ярких лучей, которые источало всё его естество. Хёнджин не без усилия поднялся со своего места, очевидно ватными от изнеможения ногами, и поклонился, что удивило девушку. Она никогда не видела его таким учтивым и вежливым до этого. Т/И сделала глубокий вдох перед тем как ответить больше для того, чтобы выловить ионы смелости из воздуха, потому что тревожить раздражённое горло долгими рассказами – последнее, что хотелось бы сейчас делать. Проще выпить коктейль из смеси самых острых перцев мира. Не успела она даже подумать о том, что скажет, как вступил Хёнджин. – Всё в порядке, Доктор Ким. Повязки меняли примерно три часа назад, капельницу тоже. Кажется, медсестра Пак сказала, что в следующий раз можно будет поставить что-то другое, – парень принял задумчивую позу, а его брови стремительно потянулись друг к другу, будто были давно разлучёнными сестрёнками, – физраствор? Хёнджин с опаской поднял глаза на врача, ожидая серьёзного взгляда в ответ на очевидно бездумно выданный бред, но заметил на лице Доктора Ким только снисходительную улыбку и расслабился. – Я в вашем ремесле не разбираюсь, сами понимаете, я человек искусства, – Хёнджин указал двумя руками на себя, – хотя за эти сутки в мою голову, кажется, загрузили целый медицинский словарь. Сколько новых терминов, какие-то названия чего-то там, – улыбка на лице Доктора почти достала до мочек ушей, – начиная с этого дня, мне будут сниться только кости, связки и всякие иголки, рентгеновские снимки… А ещё пакеты с кровью! – Громко добавил Хёнджин, подняв указательный палец вверх, но потом резко осознал, что потревожил людей рядом, заметив их косые взгляды, и притих. – Какой у вас забавный брат, – обратился врач к Т/И, оторвавшись от записей, но позже снова опустил голову вниз, делая заметки в бумагах на планшете. Если до этого девушка боялась даже пошевелить шеей, то сейчас страх куда-то незаметно улетучился, она резко повернулась к парню, сидящему в кресле рядом. Её лицо будто списывали с картины «Крик» Эдварда Мунка: брови подскочили вверх к самой линии роста волос (упустим факт, что у человека на картине не было бровей), а глаза округлились и стали похожи на две крупные ягоды черешни. Но губы, похожие на знак минус, выдавали в чистом удивлении нескромную нотищу возмущения. Минус понимание происходящего. Хёнджину ничего не оставалось, как состряпать невинное личико, пожать плечами и надеяться на то, что на этот раз его выходка не будет иметь жутких последствий. – Как нога? – Доктор Ким оторвался от бумаг и снова уделил внимание Т/И, – стопой пошевелить можете? Т/И никогда бы не подумала, что почувствует подвох в таком простом, на первый взгляд, вопросе. – Да… – Опасливо и очень несмело протянула девушка, не зная, чего ожидать дальше. – Давайте я проверю тогда, если вы не против. А я думаю, вы не против. Врач аккуратно присел на край кровати и откинул угол светлого одеяла. Правая нога девушки от стопы до середины бедра была погружена в тканевый бандаж, туго фиксирующий конечность в одном положении. Доктор Ким снял бинт, находящийся на уровне колена, обнажая кожу бардового цвета, местами переходящий в темно-коричневый, синий и даже зелёный. – Со временем будет становиться красочнее, – произнёс врач в ответ на недоумевающее лицо Т/И с мягкой, по-своему родительской, улыбкой. В первый раз у Т/И и Хёнджина на сто процентов совпали мысли и выражения лиц. Выдали это абсолютно одинаковые квадратные рты. – А сейчас серьёзно.., – Доктор Ким сменил настроение слишком быстро. Боковым зрением девушка заметила, как парень, сидящий рядом, пододвинулся ближе, наклонил корпус вперед и напрягся, будто именно ему сейчас скажут то, что перевернёт жизнь на сто восемьдесят градусов. – Твой оппа сказал, что ты занимаешься танцами. Прости, дорогая, – он положил увесистую руку Т/И на бедро и заметно опечалился, – но о танцах можешь забыть, как минимум, на полгода. Может быть, для полного восстановления потребуется больше времени. Всё будет зависеть от регенеративных возможностей твоего организма, качества реабилитации и физиотерапии и желания. Но я уверен, что всё получится. Ты сильная девочка. Врач потрепал Т/И по голове и поднялся со своего места, добавив напоследок пару рекомендаций, которые девушка, очевидно, уже не слушала, и не услышала бы даже при великом желании, зато с ними внимательно ознакомился Хёнджин. Внутри девушки снова пробудился великий океан, в котором смешалось всё: и озлобленность на себя за глупость, и страх за дальнейшее, и чувство вины перед командой и Минхёком, который в одиночку не сможет справиться с масштабной подготовкой к фестивалю, а она в лежачем состоянии никак помочь ему не сможет, последовательность движений не изучается через словесные описания и эссе, и, наконец, обида. Обида за то, что вот так нелепо сходит с дистанции, хотя и никогда не рвалась финишировать первой. Хёнджин видел, как большие капли сначала наполняют собой глаза Т/И, делая взгляд пустым и стеклянным, а потом стекают аккуратными ручейками по щекам и шее, мягко огибая каждую черту, но избавить девушку от душевных терзаний было ему не под силу. Максимум, что он мог сделать – начать говорить. – Я назвался твоим братом, чтобы они пустили меня сидеть тут ночью, пока ты находилась в относительно тяжёлом состоянии, – объяснялся парень, опустив взгляд нашкодившего котёнка в пол, – в таких ситуациях пускают только ближайших родственников. Пришлось соврать о том, что фамилии разные из-за того, что отцы разные. Кажется, это звучало достаточно убедительно, потому что никто не стал вдаваться в подробности. Больше он не смог выдавить из себя ни одного осмысленного слова. – Спасибо, – почти беззвучно послышалось от Т/И. Хёнджин понимал, что разговора на отдалённые темы клеиться не будет. Сложно голыми руками вытянуть человека из зыбучих песков. А человека, который и не хочет оттуда выбираться – ещё тяжелее. Поэтому он решил сразу на берегу всё прояснить, насколько сложным бы это ни было, чтобы Т/И как можно скорее пережила негативные эмоции и смогла двигаться дальше. Можно ли назвать это благородством? – За фестиваль не переживай, – парню до дрожи в коленках было неприятно начинать разговор, отдавший землистым привкусом на корне языка, что он полностью отвернулся от больничной койки к окну. Хёнджин думал, что Т/И будет легче, если она не увидит его печали. Хотя бы одни из них должен сохранять стойкость духа, пускай и мнимую, – мы не будем выступать, если ты не захочешь, чтобы мы это сделали. Коллегиально решили оставить последнее слово за тобой. Ты одна из главных деталей механизма – заменить можно, но уже будет не то. – Глупости. Если бы это было просто выступление, я бы ещё подумала, но для многих это непосредственный шанс ухватиться за мечту. Я не могу его у вас отобрать. Девушка произносила слова так, будто тягала неподъёмный вес, – медленно, с титаническими усилиями. В этот момент она старалась полностью отключить эмоции, размышлять трезво, снова примерить маску робота, с которой за предыдущее утро почти породнилась, но ничего не получалось. В каждом слове скрывался маленький крючок воспоминаний, за который Т/И неосознанно цеплялась раз за разом. – Можно будет придумать что-нибудь, как-нибудь внедрить тебя в номер… – Будете танцевать вокруг кресла-каталки или подбрасывать её? – Ухмыльнулась девушка, отвечая то ли с иронией, то ли со скептицизмом, – не думаю, что это хорошая идея. – Есть ли что-то, что мы можем для тебя сделать тогда? Если бы можно было повернуть время вспять, она бы попросила это. Она бы умаляла, чтобы именно это желание сбылось. Она бы пожертвовала всеми задутыми и ещё не задутыми свечами в день рождения ради этого, единственного правильного, единственного, действительно, стоящего, желания. Т/И схватилась за возможность сделать что-то важное чужими руками, судорожно перебирая в голове всё осязаемое, в чём Хёнджин и остальные смогли бы ей помочь. И сразу же нашла. – Я даю частные уроки, Бан Чан знает подробности, мы разговаривали с ним об этом. Нужно, чтобы ты подготовил мальчика, с которым я занимаюсь, к фестивалю, не против? – Голос девушки стал звучать в разы бодрее, – мы с Минхёком почти всё продумали, точнее, он сам, осталось только поставить танец, и по мелочи – костюм, декорации, но этим и я смогу заняться. Хёнджин от неожиданного пике темы разговора развернулся, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Он надеялся услышать что-то в роде «последи за моими цветами» или «выгуливай мою собачку каждый день, и не забывай про корм с пребиотиками каждые два дня», но не то, что услышал на самом деле. – Вся оплата пойдёт тебе, если согласишься. – А ты? – Возразил парень, – кто будет оплачивать лечение? Что-то я не наблюдаю в этой палате твоих давно потерянных богатых родственников, которые сразу же пришли на выручку. – А ты? – Возразила Т/И в ответ, она не привыкла уступать в ситуациях, касающихся денег и справедливости, – что-то я не вижу у тебя чёрной карты в кошельке или твоего имени в списках людей, регулярно жертвующих на благотворительность. Я попрошу денег у семьи Минхёка. Госпожа Им сказала, что я могу обратиться к ним в любой момент. Не хотелось бы, но раз других вариантов нет… – Ну, если она так говорят, значит точно какие-нибудь чеболи. С власть имущими надо, наоборот, как можно реже пересекаться и осторожнее общаться, а ты лезешь на амбразуру. Хёнджин ни в какую не хотел уступать, потому что считал, что приоритеты в данном случае должны быть иными. Тем более, он, в конечном итоге, всегда оказывается прав. – А что ты мне предлагаешь? Переехать в коробку на набережную Хангана или отобрать у тебя деньги, заработанные собственным трудом? Хёнджин подвинулся к Т/И ближе, чтобы следующие слова сказать, смотря прямо в глаза, доставая до самой души. – Мы друзей никогда не бросаем, – начал парень уверенно, – Чана приютили, накормили и выходили, и о тебе сможем позаботиться. Нас восемь человек! После он облокотился на спинку кресла, которое уже приняло анатомическую форму его попы и каждого отдельного позвонка, с гордостью и величием самой Королевы Великобритании, будучи снова уверенным, что от его предложения будет невозможно отказаться. – Между прочим, ты ещё торчишь нам одну партию в настолку и одну – в файтинг на приставке, – Хёнджин ухмыльнулся и сделал фирменный лисий взгляд, подняв одну бровь, – должок-то нужно возвращать. Устроим турнир. Проигравший будет готовить еду по индивидуальным предпочтениям каждого и мыть потом за всеми посуду. Поэтому я бы на твоём месте начал готовиться. В первый раз за это утро на лице Т/И прорисовалась скромная улыбка, и Хёнджин почувствовал гордость и радость, разливающуюся теплом по всему телу. Он выполнил одну из миссий.

*

– Я пойду в уборную, никуда не уходи! – Хихикнул парень и указал на Т/И, толкая раздвижную дверь, чтобы выйти из палаты. – Если бы… В коридоре Хёнджин сделал небольшую разминку – потянулся во все возможные направления в попытках разбудить закаменелые мышцы, покрутил головой, даже попрыгал и побегал на месте, от чего за пару минут успел поймать на себе несколько осуждающих и недоумённых взглядов, что, впрочем, ни капельки его не смутило. И не такое приходилось переживать. На пути в туалет, Хёнджин столкнулся с тем, кого совсем не ожидал тут встретить. – Чан?.. – Вырвалось у парня изо рта само по себе. Во внешности Бан Чана не было ничего, что бы могло вызвать удивление или шокировать, но вот сам факт его появления в больнице будоражил сознание, учитывая, на какой ноте они с Т/И разорвали общение. Хёнджин бы не стал навещать человека, с которым состоял в ссоре. В руках парень держал пакет из круглосуточного магазина, из которого почти выпадали продукты. – Ты уже со всем разобрался? – Начал Хёнджин, не утруждая себя приветствиями. – А с чем я должен был разобраться? – Вопрошал Бан Чан, продолжая свой путь в нужную палату, но был насильно остановлен другом, который мёртвой хваткой впился ему в плечо. – С Сольджи, нет? – А тебе никто не рассказал? – Ребята были давно, а сообщений я никаких не получал. Или мог пропустить, – задумался парень, а потом оттянул опухшее нижнее веко вниз, обнажая глазное яблоко, которое сейчас, в самом деле, походило на настоящее спелое красное яблоко, – посмотри мне в глаза, Чанни. Я не спал сутки, думаешь, хоть чуть-чуть усидчивости осталось? Так что произошло? Хёнджин не переставал удерживать Бан Чана за плечо, после своих слов сгорбившись и почти повиснув на друге, умело изображая смертельную усталость. Если это поможет задержать друга в коридоре на лишние пять минут, он будет готов даже изобразить головокружение и обморок. Он не хотел, чтобы эти двое пересекались в ближайшее время. Т/И только стало лучше, на щеках появился румянец, она перестала походить на плакальщицу на собственных похоронах. Если что и могло испортить идиллию, так это появление Бан Чана. Кто знает, какого толка между ними произойдёт беседа. Он не мог так сильно рисковать. – Сольджи рассказала, как всё было. Мол, это Т/И начала драку, первая ударила, а она просто хотела поговорить, всё прояснить… – О, это я слышал от Т/И, – перебил друга Хёнджин, – правда, она упомянула об этом вскользь. – Да? Я как раз пришёл прояснить этот момент, потому что не до конца доверяю словам Сольджи. Тем более, если Т/И захочет пойти в полицию, я помогу. Бан Чан аккуратно спустил руку друга со своего плеча и попытался сделать шаг, сразу же погрузившись в свои мысли, но снова бы остановлен Хёнджином. Тот просто встал у него на пути, перегораживая дорогу. Несмотря на то, что парень не мог соревноваться с Бан Чаном в мускулистости и физической силе, решительность в купе с серьёзным взглядом всё-таки заставили остановиться и задаться немым вопросом, поднять одну бровь вверх. – Не захочет. – Почему? – Потому что она виновата. Сам всё узнаешь. Но позднее. – Почему не сейчас? Ты меня не пустишь? – Не пущу, – Хёнджин отрицательно покачал головой. – Почему? Бан Чан, задавая один и тот же вопрос из раза в раз и получая односложные ответы, ощущал недалёким либо себя, либо друга, что ему совсем не нравилось. Он возненавидел ситуации, в которых его водили за нос и пытались запудрить мозги. – Давай так, я отвечу честно, а ты не будешь задавать лишних вопросов и сразу же уйдёшь? – Ультиматум? – Произнёс Бан Чан так, будто ему только что бросили перчатку, а он был и рад принять вызов, был морально к нему готов, был уверен, что не проиграет. – Ультиматум. И я бы советовал тебе не лесть на рожон. – Попробуй убедить. Хёнджин набрал воздуха в лёгкие, пытаясь надышаться перед решительным шагом. – Беря в расчёт ваши непонятные, неоднозначные и очень запутанные отношения, я подумал, что было бы лучше вам не видеться пока, – парень, предугадывая желание Бан Чана встрять со своими мыслями в его монолог, грозно посмотрел другу в глаза, что тот всё-таки не решился его прервать, – она и так очень сильно переживает из-за того, что не сможет танцевать ещё долго, не хотелось бы, чтобы на это накладывались проблемы в личной жизни, я ещё и про физическую боль не упоминал. Пускай всё более-менее придёт в норму. Тем более, я пообещал, что мы позаботимся о ней, когда выпишут. Дома – разговаривайте столько, сколько посчитаете нужным. Ты меня понимаешь? Бан Чан кивнул и опустил голову, снова почувствовав бесконечную вину. Если бы он не решил втянуть Т/И в их с Сольджи отношения, ничего бы не произошло. – И что ты мне предлагаешь? Просто сидеть на месте и ждать? Я опять балласт. – Во-первых, я отнесу отвой пакетик, мы перекусим, большое спасибо, – Хёнджин потянулся к полупрозрачному мешку и, взявшись за ручки, аккуратно потянул его на себя, когда Бан Чан ослабил хватку, – во-вторых, птичка нащебетала, что ты, в отличие от меня, в курсе, кто такой Минхёк. После этих слов, в глазах парня снова вспыхнул огонёк. – Понимаешь, что это значит? С этой минуты мы с тобой тренера. Я попрошу у Т/И контакты, а ты свяжешься с семьёй мальчика и узнаешь всё, что сможешь. Завтра утром занятие по расписанию, нужно будет подготовится. Она рассчитывает на нас. Я присоединюсь сразу же, как появится возможность. Бан Чан почувствовал, как в его душе впервые за долгое время распускаются цветы. Он снова может почувствовать себя по-настоящему нужным. Он сделает всё, что будет зависеть от него. Ещё ничего не кончено. – Буду ждать сообщений. Хёнджин смог расслабиться, после того, как они с Бан Чаном распрощались. Возможно, у него даже получиться всё исправить, не прибегая к раскрытию всех карт, и тайна переписки останется тайной. – Тебе тут кое-кто кое-что передал, – парень бросил шуршащий пакет прямо на кровать Т/И так мастерски, что ничего даже не выпало, – ешь и не задавай вопросов, а то съем я. Знала бы ты, насколько сильно я мечтаю о рамёне…