Всадники Апокалипсиса

      Большой особняк, потихоньку наполнялся гостями, часть которых парковали машины в гараж, а часть переносила вещи в выбранные ими комнаты. Всем идея съехаться —показалась хорошей. Меньше времени на дорогу, всë в шаговой доступности, да и решать возникающие вопросы куда легче, чем по телефону. Суматоха и суета заполнила все этажи дома. Шутки, звонкие выкрики, разговоры заставли пустой особняк ожить. Вещи раскладывались по полкам, осматривались выбранные комнаты, и восхищённые отголоски не переставали стихать. Изучение нового дома шло полным ходом.       Как всегда, чуткий и внимательный Атропин увидел странное поведение Тэхёна и поговорив с ним, узнал о прибывшем незванном госте. Но поскольку Стив входил в личный военный состав палача, мужчина решил не тревожить их идилию. Объяснив парню, что Азраил такой и с этим ничего не поделаешь, кроме как смирится и принять, тот убедившись, что состояние Тэ пришло в норму, отправился в свой кабинет, решил не рушить момент освоения на новом месте.       Вещи разложены, люди освоены. Сейчас семья в полном сборе сидит за просторным деревянным столом и перебрасываются шутками, изречениями, словами. Складывалось такое впечатление, что сейчас всё так, как должно быть. Уютно, комфортно, спокойно. Даже вечно сдержанный и безэмоциональный Бранвен, слегка улыбался, пока рука Хёнджина нежно водила по его бедру. Жизнь налаживается, привнося гармонию и идиллию. — От лица всех, хочу поблагодарить Атропина за предложение, — встав с места, Чонгук направил улыбающиеся глаза на мужчину, сидевшего во главе стола.       Благородно склонив голову, Атропин поднял свой рокс и кратко бросил: «За семью». Звуки чёкоющихся бокалов заполнили кухню и зал. А громкие возгласы и шутки продолжали литься рекой. Проведя глазами по седящим, Атропин впервые почувствовал лёгкость. Он видел, как Чонгук и Шадоу смотрели друг на друга переговариваясь. В их глазах отражалась любовь, благодаря которой, они сейчас сидять здесь. Видел, как холодные глаза Бранвена постепенно оттаивают, благодаря Хёнджину. Видел, как Юнги и Чимин украдкой целовались, наслаждаясь моментом. Атропин смог собрать под одной крышей людей, которые были готовы убить друг друга, но теперь они готовы убить любого друг за друга.

***

      Лёгкий ночной ветерок раздувал волосы Азраила. Закончив со Стивом, парень неспеша направляется в дом. Его раны продолжают ныть, но это боль не сравниться с той, которую ему причинил блондин. Верный друг, союзник, предатель. Потпустив к себе человека, он рекошетом получил гранату. Досадно и самое удивительное, что мерзкое чувство внутри, не смогла заглушить пролитая кровь.       Ни одно окно в доме не горело, что значило – крепкий сон. Поднявшись на третью ступеньку, палач поворачивается спиной к двери и достаёт сигарету. В ночи, чиркает огонёк, поджигая табак. Дым, серым облаком медленно поднимается к ночному небу, частично заслоняя красивые серебряные звёзды, на которые в детстве так любил смотреть Алан. Но теперь мальчик вырос и не видит в небосводе прежней красоты. Звёзды и звёзды. Сейчас ему по душе оружие, которое дарило Азарилу спокойствие и давало привелегию, в виде убийства. Вот это красота. К тому же, люди смотрят на небо, дабы найти поддержку, спокойствие, прощение и отпущение. Но молитвы палача способен услышать лишь демон, который и так покоиться в его прогнившей от смрада и трупов душе. В какой-то степени, это богахульство, смотреть на небо, на котором покоятся его любимые, и держать в одной руке крестик, в другой пистолет.       Сделав последнюю глубокую затяжку, Азриал бросает окурок на плитку ступеньки и наступив на него, открывает дверь. Темнота заволокла весь зал и кухню. Лунный свет еле-еле проникал сквозь большие окна. Сделав пару шагов, палач замирает. До его ушей доходит странный звук. Осмотревшись и всматриваясь в противоположные стороны, парень, качнув головой проходит в большую залу и не доходя до лестницы натыкается на источник звука.       Облокотившись жопой о стол, стоял Юнги со спущенными боксёрами, а Чимин тем временем энергично сосал его член. Хлюпающий и чавкающий звук разносился, как показалось палачу по всему дому. Сложив руки на груди, приподняв бровь и оттянув языком внутреннюю сторону щёки, Азраил грубым тоном произносит — Вкусно? — Юнги поворачивает голову на стоящего в нескольких метрах палача и обыденно усмехается. Будто здесь не происходит ничего такого, обычное ночное времяпрепровождение. — Да-а, — с характерным хлюпающим звуком, Чимин отстраняется, а его улыбка расплывается как у Чеширского кота. Этих двоих не смущало ничего, от слова совсем. Ни стоящий голый Юнги со стояком, ни сидящий на коленях Чимин с пухлыми красными губами, даже ни смущало то, что без толики стеснения их разглядывал Азриал. Промычав, палач проходит мимо их и раздражённо кидает: — Смотри не подавись, — поднимаясь по лестнице, до Азраила донёсся прежний звук, а в голове проскочила фраза «Блять, не дом, а какое-то место случки».

***

      Время шло, дни сменялись ночью, шумные разговоры переростали в тихие посиделки у камина, всё шло так, как и должно. За проведённое время, «брошенные дети» сумели найти покой и уют в новой семье, которая показала им, как может быть иначе.       Атропин нашёл новых друзей в лице Чонгука и Джуна. Часто они проводили время в большом кабинете мужчины спокойно попивая виски и размышляли о будущем и прошлом. Бранвен с Хёнджином переехали к ворону в дом. Несмотря на то, что брюнет стал оттаивать, нутро затворника чувствовало себя некомфортно в переполненном людьми доме. Хосок со своей любовью к оружию, заинтерисовал палача, который поначалу и скозь сжатую челюсь показывал ему свои игрушки и склеп, но через время нашёл в нём союзника, только на этот раз не посмел себе переступить черту и довериться. Всё шло по хорошему сценарию, пока время не подошло к разгвоору, который поставил Азраила на колени.

***

      Большой камин красиво, освещал лица семьи, сидящих возле. На месте четырёх стульев и столика стояли два просторных дивана и барный столик, красиво вписывающийся в интерьер. Чимин сидел рядом с Юнги закинув обе ноги на его ноги, на которых лизали обе руки Мина, Намджун с Джином сидели с краю дивана переговариваясь о планах на завтрашний день. Бранвен с Хёнджином сидели чуть поодаль, держась за руки и любовались красивыми языками пламени. Азраил с Хосоком, обсуждали возможность закупки новой партии винтовок, а Шадоу с Тэхёном, смеялись над историей, которую рассказывал парень. Не хватало только двоих, которые неспеша спускались по лестнице, и смотрели на свою семью мирно отдыхающую и камина. Решение, которое было принято Чонгуком ещё в больнице, когда парень сидел около отходящей от накроза девушки и рассказывал ей о будущем. Он считал это решение верным и правильным, для этого он перебросился парой фраз с Атропином, который заменя им всех отца и услышав утвердительный ответ, не мог найти себе места.       Спустившись, Атропин проходит к дивану и садится рядом с Бранвеном, и наблюдает за тем, как Чонгук обходит другой диван и встав напротив девушки опускается на одно колена. В руках была открытая бордовая коробока с кольцом, выражающим всю его любовь, трепет и заботу, которую он испытывает к ней. Чон хотел сделать предложение в кругу семьи, среди родных и близких, которые неожиданно ворвались в их жизнь и подарили ему то, что он так давно искал. — Ты выйдешь за меня? — смотря в красивые зелёные лисьи глазки, с уверенностью и трепетом спрашивает Чонгук. Лицо девушки поначалу выражало недоумение и шок, но заглянув в сверкающие карие глаза, в которых она нашла свой дом, свой смысл жизни, та смущенно улыбнулась. — Нет, — встав с дивана зло прошепев ответил Азраил. Он был рассержен, зол. Глаза его пылали гневом и огнём. Палач смотрел на сидевшего на одном колене Чонгука и прожигал его. В его глазах можно было увидеть ненависть и страх.       Шадоу лишь на секунду бросила взгляд на взбешëнное лицо брата и с нежностью в голосе, и с неким трепетом ответила: — Да. — Ну пиздец, — закрыв лицо одной рукой, палач продолжал стоять, а мысли в его голове закипали. Азраил пытался привести мысли в порядок, но в состояние злости, сделать это было трудно. — А дальше что? Беременность и ребёнок? Да нас всех как тараканов перебьют, — оглядывая чëрными глазами всех присутствующих, Азраил даже не пытался сдерживаться, он отпустил привезь и сейчас его слова, будто кинжалы резали по нутру. — Азраил, прекрати, — встав с дивана и приблизившись к брату Атропин слегка поднял голос, внушная ему подчиниться, но парень уже сорвался, и единственное, что могло ему помочь — выговориться. — Нет, — рявкнув на просьбу брата палач продолжал плеваться ядом. — Мы все будем уязвимы, — оглядев всех и заглянув всем в глаза, показывая свои намерения, продолжил, — нас всех будут брать за нитки, будто мы ëбаные куклы. Это, — сделав акцента на этом слове, дабы всё поняли о чëм идёт речь, — будет наш Святой Грааль и Кавчек Завета в одном флаконе и ничто нам не поможет. Ни этот сраный союз, — показав на Джуна и Атропина, пальцем руки, — ни охрана высталенная за хуеву тучу киллометров, НИЧТО. Мы, каждый из нас, — повернув голову к брату и всматриваясь в как всегда спокойные и рассудительные глаза, он пытался найти там хоть что-то помимо его спокойствия, но чётно, — станет мешенью. — Или вы забыли, как родителей перебили? — палач знал, прекрасно знал, что эта тема болезнена для всех, но как истинный садист, он отрезает потихоньку, не спеша. — Хватит, — раздражённый голос сестры пронëсся мимо Азраила, не задержавшись даже на миллисекунды. — Если бы отец не женился, и они не родили нас, какова вероятность, что он бы жил? — заглянув в глаза ворону, которые уже не были холодные и безэмоциональные, он усмехнулся, сумел вывести всех в комнате, даже не применяя оружия. — Максимальная, то какие мы, из-за них! Любовь для нас — чревоугодие, слабость, которая положит нас всех в могилу. — подняв глаза и увидев лицо Чонгука, которое было не просто злым, он увидел огромное желание убить. Его. — Всё сказал? — подал голос ворон, такой же стальной и мёртвый как всегда, лишь глаза его пылали ненавистью к своему собственному брату. — Всë, — сдвигаясь с места он направился на выход. Всё молчали, никто не мог сказать и слова.       Как ни странно, но правда в словах садиста, действительно, была. Любовь для них — слабость. Они бросятся защищать своего до боли любимого человека, несмотря ни на что и эта защита с долей вероятности приведёт их к могильной плите. Но пока они есть друг у друга, они буду бороться, пусть даже через боль, через слезы, через ненависть к себе и отчаяние, отдающееся в сжавшихся от страха лëгкий. Они будут продолжать жить и бороться, жить и навещать могильный памятник того, кто без раздумья отдал жизнь за них, жить, а по ночам выть от душераздирающей боли и пустоты. Жить и каждый день просыпаясь, видеть печальные лица родных, потерявших единственно родное, ценное и любимое. Жить и мечтать о смерти. Жить и бороться. — Не слушай его, — сдвинувшись с места, Атропин подходит к стоющим Чонгуку и Шадоу, лица, которых были мрачные. — Вы оба достойны счастья и любви, - положив руку на плечо Чонгуку, мужчина, слегка сжав его, качнул головой.       Чон достат кольцо из бордовой коробки и надевает его на безымянный палец, Шадоу. Теперь они будут всегда и навечно. Отныне, Чонгук будет рядом всегда, защитит, убережёт, спасёт, подарит новую жизнь, которая на этот раз станет лучше прежней.

***

      Красивое белое платье, лаковые красные туфли, роскошный свадебный букет. Цветочная арка, осыпанная фиолетовыми и жёлтыми лепестками. Коричневая дорожка, ведущая к алтарю. Чёрный смокинг, белый платок вылезающий из нагрудного кармана и глаза, в краяшках которых застыли слёзы радости. Семья сидела на небольших лавках. Чимин с Юнги крепко держались за руки, Хёнджин с Бранвеном, переплетая пальцы любовались стоящим у алтаря Чонгуком, пристольно смотрящим на невесту, идущую с Атропином. Старший брат ведёт её к алтарю, а у него самого слёзы в глазах. Тяжело ему отдавать часть себя, тяжело отпускать, тяжело поручить защиту своей маленькой сестрёнки, мужчине, который умереть за неё готов, лишь бы та жила. Чонгук не просто делает её счастливее, Чонгук показал, как может быть иначе. Показал, на что способна любовь. Из монстра, борющегося за выживание, любовь Чона порадила Лисёнка, которая видит жизнь, в своём будущем муже.       Азраил на свадебную церемонию не пришёл. Уйдя тогда из дома, парень вымещал всю злость в склепе, который благородно сдерживал все крики палача. Не мог он принять этого, не смог осознать, не смог донести, к чему это преведёт. Будучи палачом и отбирая жизни, Азраил по-настоящему боялся смерти, которая ходила за ними попятам и протягивала свои омерзительные когтистые лапы к детям. Боялся он оказаться в сырой могиле, только из-за этого тогда он сорвался, потому что понимал, что время это придёт и будут они лежать в сырой земле под проливным дождём, который также будет опалкивать их, как оплакивает родителей.       Доведя Шадоу до алтаря, Чонгук подаёт девушке руку, которая заглянув в карие глаза напротив, вкладывает свою руку в его. В глазах обоих чётко читается любовь и ожидание, когда они смогут назвать друг друга мужем и женой.       Атропин отходит от алтаря и садится на стул рядом с Намджуном, искренно счастливыми глазами смотря на стоящую перед ним пару. — Чонгук, Шадоу сегодня — самое прекрасное и незабываемое событие в вашей жизни. Создание семьи – это начало доброго союза двух любящих сердец, — смотря на пару говорит пожилой мужчина держущий небольшую книгу в руках. — С этого дня вы пойдёте по жизни рука об руку, вместе переживая и радость счастливых дней, и огорчения. Создавая семью, вы добровольно приняли на себя великий долг друг перед другом и перед будущим ваших детей, — заглянув в глаза сначала Чонгуку, затем Шадоу, мужчина невольно улыбается. — Перед началом регистрации прошу вас ещё раз подтвердить, является ли ваше решение стать супругами, создать семью искренним, взаимным и свободным. — Прошу ответить Вас, невеста, — склонив голову к девушке, по щеке которой одиноко скатилась слезинка, которую она легко смахнула. — Да. — Прошу ответить Вас, жених, — повернувшись к Чонгуку, мужчина искренне улыбнулся. — Да. — Если то, что вы хотите сказать друг другу? — вопросительно задаёт вопрос мужчина. Взяв вторую руку девушки в свою ладонь, Чонгук поворачивается лицом к Шадоу, которая устремляет свои зелёные глаза в омут карих. — Я хочу заботиться о тебе — не желая тебя изменить. Любить тебя — оставляя тебя на свободе. Принимать тебя всерьёз — ни к чему не принуждая. Приходить к тебе — не навязывая себя. Что-либо дарить тебе — не ожидая ничего в ответ. Уметь прощаться с тобой – не боясь потерять тебя, — голос Чонгука дрогнул. Самое большое, чего он теперь боиться – потреять — свою любовь, потерять ту, которая стала для него всегда и навечно. — Говорить с тобой о моих чувствах, не возлагая на тебя ответственности за них, — продолжила девушка. По щекам её лились слезы, которые были переполненны счастьем и любовью. Делиться с тобой знаниями – не поучая тебя. Любить тебя польностью и без остатка. Просыпаться с тобой и засыпать на твоём плече. — С вашего взаимного согласия —объявляю вас мужем и женой! Чонгук, можете поцеловать невесту.       Широко улыбнувшись, Чонгук делает шаг навстречу и прикосается своими губами к губам девушки, которая зарывается пальцами в густые волосы мужа. Их губы чувственно и нежно двигаются в такт друг друга, мимолётно произнося: «Люблю, люблю, люблю».

***

      Ворвавшись через дверь в комнату, губы Чонгука страстно целовали жену. Брачня ночь, наполненная эйфорией, счастьем и эндорфином. Жилистые руки ложатся на стройную талию растёгивая молнию на платье. Белый шелк красиво падает на пол, открывая вид на чарующие формы в белом кружеве. Страстно оглядев стоящую перед собой девушку, Чонгук снимает галстук, пиджак и разрывая пуговицы на рубашке, приподает к шее Шадоу. Оставляя сладкие поцелуи, парень слегка покусывая оттягивает бледную кожу, заставляя девушку опрокидывать голову и закрывать глаза в налаждении.       Хитрые руки Шадоу спускаются с мощного торса, проводя пальчиками по кубикам пресса на ремень брюк, умело его растёгивая. Боксёры неудобно тёрли налившийся кровью член, заставляя Чонгука, подхватить девушку под бёдра и уронить на кровать, нависая сверху. Без прелюдий и долгих поцелуев. Каждый сгорал, каждый хотел. Стянув лямки бюстгалтера Чонгук расстёгивает его и откинув куда-то в сторону, быстро снимает кружевные трусики. Наклонившись, губы девушку врезаются в губы мужа, страстно вовлекая в поцелуй. Оттягивая нижнюю губу, их языки сливаются в бешанный ритм, в котором парень снимает боксёры и раздвинув руками колени Шадоу, плавно входит. Внутри стенки раздвигаются застявляя девушку запрокинуть голову и прикрыть глаза. Приглушённо стоня, руки той обхватывают шею Чона, а тот ускоряясь, слишит более сладкие и звонкие стоны.       Остановившиь на несколько секунд, парень переворачивается так, что Шадоу оказывается сверху. Поместив руки на ягодицы, Чонгук задаëт темп, помогая той двигаться. Опустив руки на мощную грудь парня в качестве опоры, девушка ускоряет амплитудные движения, заставляя уже Чона прикрыть глаза и приоткрыть рот. Сильные руки, оставляют на ягодицах следы от пальцев. Ускорив темп, Шадоу запрокидывает голову назад, а губы складываются в немую букву о. Тяжёлое дыхание заполнило небольшую комнату. Переместив левую руку с ягодицы на клитор Шадоу и надавив на него, заставляя комочек нервов среагировать на себя, девушка протяжно стонет. Не опуская головы, та тяжело дыши, как и Чонгук кончавший всед за ней.       С помощью Чона, Шадоу слезает с парня и ложится рядом. Тяжёлое дыхание постепенно приходит в норму, грудь перестаёт беспорядочно вздыматься. — Ну что мисс Чон, может обратно переедем сюда? — они сейчас были в том доме, который когда-то нашёл для Шадоу Чонгук. Небольшой, уютный, домашний. В самый раз для семейной пары. — Мистер Чон, я, пожалуй, соглашусь, — усмехнувшись произносит девушка. Вдруг её лицо, принимает серьёзные черты. — Мне надо кое-что тебе сказать, — присаживаясь напротив Чонгука, который слегка напрягся. Скулы эстетично выделяются, а брови хмурятся. — Хочешь сказать, что у тебя есть другой и ты подаёшь на развод? — саркастично ухмыльнувшись, произносит Чон. Лицо девушки озаряется улыбкой, после которой следует заливистый смех. — Нет, — скозь смех еле разборчиво произносит девушка. Успокоившись, девушка смотрит на парня и аккуратно произносит. — Шадоу, не моё настоящее имя, — девушка видит, как Чонгук приподнимается на локтях и садясь напротив заглядывает в лисьи глазки. — И как же мне теперь называть свою жену? — наклонив голову влево, Чон проводит ладонью по щеке и остановив большой палец на пухлой нижней губе нежно оглаживает. — Меня зовут — Санта-Алисия Стеффания, но мама с папой звали меня Алисия, по крайне мере, так мне говорил Атропин, — нежно проведя по скуле ладонью, Чонуг заправляет локон волос за ушко. — Лисёнок, кем ты хочешь быть? Шадоу или Алисией? — с нежность заглядывая в глаза мужа, девушка осторожно отвечает. — Алисия Чон, — поддавшись вперёд, та касается губ Чона. Оттянув нижную губу, парень зализывает её и отстранившись тихо шепчет. — Мой янтарный цветок.       Любовь — к сожалению, а может быть, к счастью – исчерпаема. Человеку отпущено определённое количество любви, он волен израсходовать весь запас за один раз или растянуть на несколько, или даже на много раз, отдавая частями. Но это единственная эмоция, которая предельна. Злость, любопытство, страх и даже радость – бесконечны. И мы обнаруживаем это к своему удовольствию, чтобы расходовать без оглядки.