Всадники Апокалипсиса

      Мигающие лампы сопровождали четверых парней, с осторожностью передвигавшихся по коридорам казармы. Всепоглощающая тишина хозяйничала в проходах. Складывалось впечатление, будто в коридорах казармы уже давно никого нет, а Азраил молча ушëл, но то и дело появлявшиеся кровавые следы на бетонном полу говорили об обратном.       Остановившись, Чонгук задумчивым взглядом осмотрел отпечаток. Кровь обрамляла подошву берцев, четко выделяя рельеф. Подняв глаза, Чон бросил взгляд на метку. Остановилась. Двинувшись с места, парень поднял винтовку по направлению к проходу и, перешагнув след, направился вперëд. Каждый из группы с неким отвращением и любопытством бегло осмотрел след. Двигаясь за Чонгуком, Чимин бросил взгляд на дверь, которая висела лишь на одной петле, норовя упасть. Ему показалось странным, что в таком месте дверь выломана.       Аккуратно переступив порог, блондин проходит внутрь. Глаза беспорядочно бегают по небольшому помещению, при этом ни за что не цепляясь. Он видел всë, но при этом ничего. В комнате не было чего-то примечательного, но кое-что его зацепило. В метрах пяти-шести лежало что-то, от чего шли кровавые шаги. Сморщив лицо, Чимин, смотря под ноги, стал медленно подходить к объекту. Чем ближе блондин подходил, тем кровавее были шаги. Парень даже представить не мог, что окажется перед ним. Остановившись в нескольких метрах, Чимин резко прикрыл нос рукой. Перед ним лежало что-то, что и человеком назвать было нельзя. Кровь, почти чёрная, обрамляла месиво, а запах тухлого мяса разъедал не только нос и глаза, но и, кажется, кожу. Ужасу не было предела. Единственное, что было не тронутым — лицо молодого паренька, в глазах которых застыли боль и ужас. — Боже... — едва ли смог выговорить Чимин. Он смотрел на окровавленный, изрезанный садистом труп, и не мог представить, что могло сподвигнуть человека на такое. — Детка, я испугался, думал, что ты потерялся, — голос Юнги эхом разнёсся по помещению. Чимин слышал каждый шаг парня и хотел, до безумия хотел предупредить, огородить от ужаса, который лежал перед его глазами, но страх и отвращение чëрным питоном обвил его горло и тело, не давая возможности даже издать звук. — Блять... — Юнги поравнялся с блондином, и у него, как и у Чимина, дрогнул голос. Он не смог сдержать страж и ужас. Никто бы не смог. Чëрными глазами осматривая мерзость, которая лежала почти у их ног, брюнет понял, кто это сделал, но вот причину понять не мог. Аккуратно взяв Чимина одной рукой за талию, Юнги отводит его. Не должен его малыш смотреть на безумные, садистские наклонности Азраила. Не должен он испытывать страх и ужас от этого. Не должен бояться. Юнги его защитит. Убережëт, огородит. Окутает заботой и любовью, и брюнет надеется, от всего сердца, надеется, что Чимин сможет это забыть. Но в голове понимал, что такое забыть нельзя.

***

      Кровавые следы становились всё бледнее. След был едва различим. Чонгук встряхнул головой и устремил свой взгляд на единственную дверь в конце коридора. Облупленная краска выцветшими пятнами рассредоточилась по двери. Мерчающая лампа, находившаяся над входом, будто невольно подталкивала к тому, чтобы Чонгук потянул за ручку двери и вошёл внутрь. Желтоватый цвет манил и как бы намекал, что тот, кого они ищут, находится тут. Отвернувшись от двери в сторону парней, Чон оглядел присутствующих, и его брови моментально свелись к переносице. — Где Юнги и Чимин? — повернул тот голову в сторону Тэхëна. — Чимин куда-то отошëл, а Юнги пошёл за ним, — также вертя головой, произнëс Тэ. Это место не внушало доверия, и прибывать здесь больше положенного парню крайне не хотелось. Тяжело выдохнув, Чонгук указал на Тэхёна: — Мы пойдём внутрь, Джун, — качнув головой в сторону друга, который сосредоточено стоял и переодически всматривался в коридор, из которого в любой момент могли выйти его друзья, — Ты тут, настороже, заодно встретишь пропавших. Качнув головой в знак согласия, Намджун развернулся лицом в длинный коридор и, перетянув затвор винтовки, блуждал чëрными глазами по проходу, вслушиваясь в каждый шорох.       Скрип двери, холодом проходящий по внутренностям парней, был прерван сумасшедшим смехом, который пробирался в самое сердце и заставлял пропускать несколько ударов. — Гори в аду, ха-ха-ха-ха! — заливистый, сумасшедший, ледяной, пробирающий насквозь, саркастичный, не искренний смех. Всё это подходило под описания смеха Азраила. Но самое страшное было в том, что он был мëртвым, без толики жизни. — Я и есть ад, — наклонившись так, чтобы их глаза встретились, палач решил показать ему своих чертей. Лицо солдата сморщилось от ужаса, он вжался в стул, будто это могло его спасти, защитить. Он видел перед собой не красивое лицо молодого парня, а, действительно, ад. Тот был уверен, что перед ним стоит сумасшедший, больной человек, и был прав. Однозначно, Азраил был сумасшедшим, но только это сумасшествие помогало ему выжить. — А если не скажешь, где палкаш, то и для тебя я стану адом, тупой ты чупа-чупс! — сорвался на крик палач. Время, самый ценный ресурс человечества, ускользало у Азраила сквозь пальцы. Это бесило его до безумия. Его бесила тупая преданность этой мрази, бесила его трусливость. Бесил он сам. — Ушëл, ты опоздал, — смотря на палача и видя в его глазах медленно разгорающийся адский огонь, солдат молился, хоть и не верил, но в сказках всегда добро побеждает зло. Хотя, если перед тобой стоит слуга дьявола, то добро вряд ли поможет. — Окажешь мне услугу? — положив руку на плечо солдата, Азраил сильно его сжал. Зубы сидящего сомкнулись, лицо сморщилось. — Встретишь его в аду, — достав из-за пазухи нож, который был в крови молодого паренька с веснушками, палач покрутил им перед лицом солдата. — Азраил, не надо. Удивленно повернувшись в сторону двери, палач окинул стоящих Чонгука и Тэ любопытным взглядом. — Почему? — выпрямившись и отойдя на пару шагов от сидящего, опустил нож. Он не мог это объяснить, но в Чонгуке он чувствовал то же, что и в Атропине. Величие, благородство, ценность сказанных слов. Он видел перед собой авторитет. — Не обязательно убивать всех. Он, — указав дулом винтовки на сидящего солдата, — может стать отличным почтальоном.       Сомнения, вот что было внутри палача. Один раз, он уже послушал брата, поэтому сейчас стоит тут и ищет того, кого надо убить, но с другой стороны, действительно, нужно кое-что передать палкашу.       Качнув головой, Азраил отходит от Чона и Тэ и направляется к сидящему. — Сегодня твой день, — улыбнувшись, обнажая ровные белые зубы, палая закатывает солдату рукав формы.       Мычание и стоны вперемешку с учащённым дыханием заполнили небольшое помещение. Палач выводил на правой руке солдата буквы, которые в последствии будут переданы Хану. Довольно улыбнувшись своей работе, палач слегка похлопал сидящего по щекам. — Покажешь это полкашу! — и, развернувшись, гордо и одновременно пафосно направился на выход, мимо стоящих Чонгука и Тэ. И только он знал, что за послание он оставил на руке.

***

      Солнечное воскресное утро встречало ласковыми лучами только что проснувшуюся Шадоу. Она сонно раскрыла глаза и, повернув голову к окну, тяжело вдохнула. Лёгкий ветерок едва покачивал густые кроны деревьев, заставляя их слегка колыхаться. Рябь в бассейне качала упавшие листья. Задумчивый взгляд девушки устремился на чистое небо. Голубой небосвод представлял из себя холст, на который художник нечаянно разлил краску, что синим пятном заняла большую часть пространства. Медленно переведя взгляд, девушка вылезла из-под тёплого одеяла. Длинная белая футболка прикрывала стройные ноги.       Не спеша девушка обошла кровать и, открыв дверь комнаты, наткнулась на пару карих глаз. Хёнджин уже встал. Натянуто улыбнувшись, Шадоу прошла мимо парня и, зайдя в ванную комнату, закрыла дверь. Тяжёлый день. Каждый год тяжёлый. Подойдя к раковине, девушка облокотилась руками о керамические края. Вдох-выдох, вдох-выдох. Голова была пуста и одновременно наполнена огромным количеством мыслей. Каждый раз её сердце пробивало глухой удар, заставляя сжаться внутренности. Сегодня она одна поедет «домой». Поедет туда, где находится её детство, её любовь, её боль и её воспоминания. Прохладная вода приятно охлаждала лицо, придавая хоть немного трезвого рассудку. Придавала ясности.       Выйдя из ванной комнаты, Шадоу направилась к себе. В её шкафу на отдельной полке лежали вещи, которые она носила практически каждый день. Чёрный джинсы, черный свитер, чёрный бомбер. Волосы собраны в хвост, а на щеках слёзы. Зеркало показывает в отражении девушку, которая больше не улыбалась, девушку, чью лисьи глаза были наполнены грустью, болью и тоской. Переведя взгляд на входную дверь, она увидела Хёнджина. Он стоял в проходе, так же одетый весь в чёрное. — Я поеду с тобой, — слегка кивнув, девушка смогла выдавить едва заметную улыбку. — Сначала надо заехать за цветами, — тихо произнесла девушка. Пройдя мимо Хёнджина, она бросила краткое «спасибо». Для неё поддержка и понимание сейчас были важнее всего. Ей было необходимо ощущать рядом с собой человека, который сегодня будет просто стоять рядом и слушать её тихий плач.       Выйдя из дома, Хёнджин молча открыл пассажирскую дверь своей BMW. Так будет, действительно, лучше. Так она может закрыть глаза и вернуться в воспоминания, которые навсегда останутся в её памяти.       Медленно тронувшись с места, машина выезжает за пределы дома. Рычание мотора разносится по салону, придавая атмосфере уединение. Недавно чистое синее небо постепенно заполняется серыми тучами, которые, будто по часам, каждый год застилают яркое солнце. Взгляд девушки прикован к горизонту, и та, всматриваясь в него, ждёт до боли знакомый пейзаж. Белые астры мирно лежали на коленях Шадоу. Она привозила разные цветы, но именно в этот день были астры, которые символизировали боль и грусть. Свернув на грунтовую дорогу, машина медленно подъезжала к поляне. На ней находилась небольшая беседка, где зажигались свечи и произносились молитвы. Чуть поодаль от беседки находилась могила родителей. Их похоронили вместе, рядом друг с другом. Красивый резной памятник, который со временем не испортился благодаря тщательной заботе детей, располагался рядом с могилой. Остановившись неподалёку от тропинки, ведущей к поляне, Шадоу вытерла слезу и, тяжело выдохнув, вышла из машины. Она не спеша приближалась к родителям, которых навещала уже одиннадцать лет. Остановившись напротив памятника, девушка смотрела на своё детство. Сдержанный, но одновременно гордый отец стоял возле сидящей матери, взгляд которой был наполнен любовью и заботой. Их глаза с нежностью смотрели на дочь, они пытались передать через холодный мрамор всё то, что не успели дать. Они столько хотели сказать, но не успели, они хотели прожить долгую жизнь с детьми, но не смогли.       Подойдя ближе к камню, девушка положила цветы. Ей столько хотелось сказать, стольким поделиться, хотелось обнять их, хотелось плакать на их плечах, хотелось вместе с ними смеяться. Хотелось ранним утром, когда все сонные, спускаться вниз по лестнице и чувствовать запах вкуснейших блинов, и увидеть, как мама накрывает на стол. Хотелось вновь почувствовать вкус свежесваренного отцом кофе, который, как всегда, слегка пригорел. Хотелось увидеть живые, радостные глаза братьев, которые поедут с ним на стрельбище. Но, смотря на портрет, Шадоу видела лишь, каменные глаза, что не отражали ни одной эмоции. Проведя рукой по мрамору и стерев первые капли дождя, девушка присела перед памятником и тихо, едва слышно заплакала, произнося одни и те же слова: «Мама, папа».

***

— Полковник сбежал как последняя крыса, — медленно затягивая сигару, палач смотрел на Атропина, хмурившего брови. Он анализировал, продумывал следующую партию, расставлял на шахматной доске фигуры. И можно поклясться, что мужчина уже продумал пару ходов. Повернув голову в сторону Чонгука, Атропин ощущает вибрацию. Засунув руку в левый карман карго, он достаёт телефон. Времени нет, поэтому он быстро отвечает и внимательно слушает. — Где они? — взгляд Атропина беспорядочно забегал. В его глазах впервые можно было прочитать страх и волнение, которое чётко заметили трое стоящих рядом человека. — Что случилось? — смотря на брата сдержанным взглядом, произносит Бранвен. Он как никто другой понимал, что если Атропин растерян и взволнован, то это проблема номер один. — Шадоу и Хёнджин покинули территорию дома, охрана не может отследить их, — опуская руку с телефоном, Атропин смотрит на Бранвена. Он в смятении. Вспоминая расположение охраны, он точно мог сказать, что она стоит по всему периметру дома и с абсолютной вероятностью смогла бы отследить их. — Поехали, — хлопнув рукой по плечу Чонгуку, Бранвен быстрым шагом направился к машине. В голове проносилась лишь одна мысль: «Мы их найдём».