Всадники Апокалипсиса

      Чёрный Буггати нёсся по асфальтированной дороге. Стрелка спидометра быстро достигала отметки в 350. Автомобиль был похож на добермана, взявшего след и с рыком нетерпения ищущего пропажу. Фары освещали дорогу, на которую начал медленно капать дождь. Сильные руки Бранвена сжимали кожаный руль. Он не мог показать слабость, не мог показать страх. На его лице читалась лишь собранность и стремление найти их, чего нельзя было сказать о Чоне. Парень уже в какой раз набирает номер Шадоу, но металлический голос, повторяет одно и то же: «аппарат абонента недоступен». — Чёрт, чёрт, чёрт! — Чонгук со всей силой ударил по панели перед собой. Его мозг вырисовывал самые страшные картины. Авария, убийство, нападение. Глубоко вдохнув, Чонгук медленно выдохнул, пытаясь успокоиться. — Почему ты такой спокойный? Твой парень тоже пропал, — повернув голову на ворона, Чонгук увидел, как задвигались скулы и желваки Бранвена. Молчание. У Чона складывалось впечатление, будто он разговаривал сам с собой и, похоже, был единственным в машине, кто переживает за пропавших людей. — А как же твое «война сближает людей»? — парень повышал голос каждый раз, когда задавал вопрос. Внутри Чонгука сердце разрывалось, дыхание было сбивчивым и частым. Он боялся. Впервые он так сильно боялся за кого-то. Бранвен же не показывал ни единой эмоции, словно был стальным. — Война прошла, — и снова в его словах не было ни грамма эмоций. Чистый металл, о который можно было порезаться, и Чонгук резался. Это выводило его из себя. — Ты хоть притворись, что ты тоже переживаешь, — у парня было жуткое желание врезать безэмоциональному водителю. Как можно быть таким эгоистом, бесчувственной сволочью, которая даже пропажу сестры и парня расценивает как не значительную вещь. — Кому от этого станет легче? — не отрывая взгляда от дороги, спокойно проговорил Бранвен. — Твоей сестре, твоему парню, в конце концов — мне! — Чонгук уже перешёл на крик. Он был не в силах сдерживаться, он знал об их детстве, но это всё равно не то, что может сделать из человека железного дровосека. — Он не мой парень, — слегка повернув голову в сторону Чона, но не переводя взгляда с дороги, Бранвен умело поставил точку в конце: — Тем более, мы их уже ищем.       Небо постепенно застилала чернота. Грозовые тучи быстро сгущались. Изредка поглядывая наверх, Бранвен задумчиво хмурил брови. Эта атмосфера ему что-то напоминала, что-то родное и неизменное, вот только он не мог понять, что. Внутри что-то как будто сжималось. Сердце то ли ныло, то ли болело, будто чья-то невидимая рука пыталась его раздавить. Попытки сделать глубокий вдох сопровождались неприятной болью в районе лёгких, заставляя сжимать руль сильнее. Его накрывало чувство дежавю, и он отчаянно копался в мозгу, чтобы найти ответ. Он не раз испытывал это, ощущал и, кажется, пытался избавиться, но это чувство накрепко вклинилось в его тело. Молчание прервал голос Чонгука: — Почему у них отключены телефоны? — смотря на экран, Чонгук судорожно пытался дозвониться. — Ещё и задержались на два дня, должны были приехать в пятницу, — откинувшись на кресло и едва прикрыв глаза, Чон услышал звук визга шин. Резко распахнув глаза, парень сперва бросил взгляд на дорогу, которая была пуста. Перевел испуганный взгляд на Бранвена, который убрал руки с руля, поставил зверя на паркинг и посмотрел на Чонгука. — Какое сегодня число? — его чёрные глаза пронзали насквозь. Чонгук увидел в этой смоле осознание, будто ворон знал, где они. Опустив взгляд на экран телефона, проговорил: — Тринадцатое... тринадцатое марта. Едва качнув головой, Бранвен бросил лишь: — Я знаю, где они.

***

      Погода портилась, морось переросла в ливень. Дворники на машине работали с бешеной скоростью. Чернота заволокла всё, будто был не день, а полноценная ночь. Столб дождя вынудил сбавить скорость, несмотря на то, что хищные глаза пронизывали горизонт, скользкая дорога не внушала доверия.       Попытки заговорить Чонгук давно оставил. После сказанного вороном парень пытался узнать где они, но все реплики разбивались о молчание. Да, Бранвен волновался, до ужаса боялся, но не мог, не смел себе показывать хоть дюйм того, что происходит с ним. Он был не из тех, кто живёт с душой на распашку, он даже был не Азраилом или Атропином. Ему было легче крушить, кричать, бить посуду, но внутри себя.       Если братья могли показывать эмоции, чувства, то ворон — нет. Даже гнев он показал лишь однажды, не сдержался. Да, с ним было не легко, даже тяжело, но он не мог. Не мог себя пересилить, не мог открыться из-за самого себя, из-за того, что находится в нём. Тогда, в больнице, он сказал Шадоу правду — они монстры, которые не заслуживают счастливой жизни. Они ничем не хуже врагов: убивают, истязают, любыми способами пытаются выжить. У них нет тормозов, они чудовища, которые хоть и не живут под кроватями, но живут в реальной жизни. Они те, кто калечат жизни. Они те, кто будут зубами выгрызать себе место под солнцем. Они Всадники, которые устраивают Апокалипсис.

***

      Съезжая на грунтовую дорогу, Бранвен едва смог разглядеть BMW, стоящую неподалёку от полянки. Остановившись рядом, он увидел, как Чонгук быстрым шагом направился к поляне. Оглянувшись, он наткнулся на памятник, который из-за дождя нельзя было рассмотреть. В нескольких метрах стояла большая беседка, с крыши которой быстро стекали струи воды, а огоньки пламени медленно танцевали от небольшого ветра. Двинувшись к ней, Чон резко остановился.       Это место ему было знакомо. Будто он здесь уже был, вот только он не помнил ни беседки, ни памятника. Лишь обрыв, перед которым стоял человек. Медленно переведя взгляд с беседки на обрыв, его сердце пропустило удар. Перед пропастью стояла Шадоу. Раскрыв от испуга глаза, Чонгук бросился к ней. Ноги стали будто ватными, то ли от страха, то ли от мокрой насквозь одежды. Подбежав, парень обхватил девушку сзади. Услышав испуганный вдох, аккуратно развернул её. Первое, что заметил парень, были красные, заплаканные глаза, которые отражали лишь грусть. — Привет, — после этого девушка прижалась к сильной груди Чонгука и едва слышно заплакала.

***

      Небольшой дом встречал двух гостей полумраком. Просторный, ничем не заполненный зал был освещён лунным светом, придающим некую атмосферу интимности. Капли, падающие с промокшей насквозь одежды, оставляли за собой дорожку к кухне из красного дерева. С тех пор, как Бранвен с Чонгуком нашли пропавших, ворон с Хёнджином не перебросились и словом.       Молчание было в порядке вещей, но сейчас Бранвен обдумывал сложившуюся ситуацию. С одной стороны, он не хотел, чтобы их место воспоминаний увидели лишние глаза, но с другой стороны, он был, действительно, благодарен блондину за то, что был с сестрой в тот момент, когда они должны были быть. Из головы братьев совершенно вылетело, что 13 марта — годовщина смерти их родителей, и каждый год они приезжали на ту поляну и проводили целый день под проливным дождём, который, казалось, как и они сами, скорбел по ушедшим. Но сегодня рядом с девушкой был, как оказалось, верный друг, который не посмел оставить ее одну, и за это Бранвен был благодарен.       Подойдя к шкафу, висевшему над раковиной, ворон достаёт бутылку уже открытого виски, открыв пробку, прислоняет губы к горлышку и делает два больших глотка. — Спасибо, что был с ней рядом, — подняв глаза на стоящего возле стола Хёнджина, что смотрел на ворона стеклянными глазами, произнёс Бранвен.       Блондин неловко переминался с ноги на ногу и незаметно для Бранвена кусал внутреннюю часть щеки. Ему казалось, что тогда он увидел нечто тайное, сокровенное, то, что видеть не должен был. Он думал, что ненароком он посмел посягнуть на личное, будто блондин заглянул в кулуар и увидел не взрослых, сильных, мужественных людей, а маленьких детей, которые стояли, абсолютно голые, обнажив души, из которых текли реки боли. Он бесцеремонно разломал дверь, которую каждый из семьи тщательно скрывал, и от этого становилось ещё хуже.       Сделав неуверенный шаг, затем второй, третий, Хёнджин оказался перед Бранвеном, который смотрел на него абсолютно спокойным взглядом, не выражавшим никакой эмоции. Сейчас блондину нужно услышать, что он не виноват, что он не переступил черту, что он не потерял людей, которых любил. Заглянув в смоляные глаза, блондин не смог сдержаться. Слезы, которые не должны были показаться, стали бежать по щекам и, падая вниз, разбивались о холодный пол.       Вытянув руки, Хёнджин прижался к промокшей насквозь водолазке, за которой находилось горячее тело с бешено бьющимся сердцем. Обвив руками талию Бранвена, блондин тихо заплакал. Ворон чувствовал лишь легкое колыхание хрупкого тела, которое находилось так близко. Опешив от действий блондина, брюнет хотел оттолкнуть его, но левая рука медленно легка на беспорядочно вздымающуюся спину. Бранвен устремил взгляд на дверь, в которой, кажется, хотел найти ответ на простой вопрос: что ему делать дальше. Подобная близость доставляла ворону дискомфорт, но он молча стоял и давал блондину то, в чём он нуждался — человека.       Но подобный сентиментализм сменился на привычное поведение брюнета. Рука, лежащая на хрупкой спине, упала вниз. Тело было напряжено, в глазах — холод. Не может он пойти против себя и, раскрыв руки, впустить даже того, кто ему не безразличен. А Хёнджин всё сильнее прижимался, хотел почувствовать комфорт в человеке, в котором была его жизнь. — Скажи, всё хорошо? — слова были невнятные, нескладные, дыхание — прерывистым. — Всё хорошо, а теперь отпусти меня, — ровным тоном произнёс ворон. Он правда хотел, чтобы Хёнджин был счастлив, хотел, чтобы он нашёл человека, который мог бы открыто выражать свои чувства, мог бы через объятия показать всю любовь и теплоту. Но, кажется, он не был для этого создан. Не был создан для любви. — Почему? — подняв заплаканные глаза на ворона и начиная тонуть в его чёрных зрачках, Хёнджин понимал, что больше никогда и никого так не полюбит, как его. Не сможет жить, если холод напротив не будет пробирать его насквозь. — Потому что я не люблю прикосновения, — спокойно ответив и подняв руку, в которой был виски, сделал небольшой глоток. — А меня?! Меня ты любишь? — и слёзы вновь побежали по лицу блондина. Он смотрел на человека, которого давно любил, в котором была его жизнь и его недостижимая мечта. Он хотел стать для Бранвена опорой, человеком, который смог бы понять его боль, который смог бы обуздать его нутро. — Поговорим об этом завтра, сегодня я устал, — оттолкнувшись бедрами о край кухонного гарнитура, ворон ставит бутылку виски на стол и, проходя мимо Хёнджина, кратко бросает: — Вторая комната справа.       Опустив голову вниз, блондин тяжело вдохнул. Он хотел знать, понять, но, видимо, сегодняшний вечер он проведет с бутылкой, которую оставил ворон.

***

      Жидкость быстрыми глотками стекала по горлу, обжигая его. Уровень алкоголя в организме быстро повышался. Зрачки беспорядочно бегали по комнате, которую освещал лишь свет одинокого фонаря, украдкой прибиравшегося в дом через окно. Хёнджин сидел на полу, прислонившись спиной к кровати, и иногда пытался сосредоточить взгляд на входной двери в надежде, что сейчас её откроет Бранвен, тихо войдет, бросит взгляд на ждущего его блондина, и они будут молча сидеть рядом, изредка поглядывать друг на друга и пить виски. Но этого не происходило. Подняв бутылку с пола, Хёнджин сделал последний глоток. Он решил: раз Бранвен не может предоставить ему такой возможности, то он сам для себя её предоставит. Сам придёт и сам всё сделает.       Облокотившись руками об пол, блондин встаёт на колени. Голова идёт кругом, но он не готов сдаваться. Тряхнув головой, Хёнджин уравновешивает картину перед ним. Медленно встав на ноги, парень медленно, неровно идёт к двери. Да, возможно, одним действием он испортит всё, что было или могло быть у них с Бранвеном, но он не может по-другому. Не может иначе. Открыв дверь, он выходит в коридор. Он знал, где находилась комната брюнета и, оперевшись о стену, направился туда. Блондин не знал, что скажет ему, но знал, что хочет быть с ним прямо сейчас.       Остановившись напротив закрытой двери, цвет которой он едва ли мог разглядеть, парень кладёт руку на ручку и, слегка надавливая, открывает дверь. Запах сигарет моментально ударил в нос, значит, после его ухода с кухни он выкурил по меньшей мере половину пачки. Через приоткрытую дверь можно было разглядеть не много. Лишь небольшой шкаф, стоящий возле стены, тёмного цвета паркет, на который падал свет, видимо, через окно. — Так и будешь там стоять? — раздался голос из комнаты. «Всё-таки услышал», — пронеслось в голове у блондина, но раз он пришёл, значит закончит то, что хотел. Дверь распахнулась от более сильного толчка.       Комната была большая, но из-за того, что в ней, как и во всё доме, была мало мебели, она казалась огромной. Панорамные окна пропускали через себя уличный свет, который освещал большую часть интерьера. Просторная кровать находилась ровно напротив шкафа, но поражала своей широтой; казалось, будто на ней могут поместиться минимум четверо. Переведя взгляд на окна, он увидел стоящего Бранвена. За это время он переоделся и выглядел домашним. Карго сменились на пижамные штаны, а чёрная водолазка — на мешковатый свитер. — Так и будешь пялиться? Ты же сюда не просто так пришёл, — несмотря на то, что брюнет стоял спиной к Хёнджину, блондин мог отчётливо видеть его напряжённость. — Хочу спать здесь, — пытаясь более внятно произнести слова, которые выходили коряво. Бранвен опустил голову и слега ей помотал, руки были сложены на груди, а стан напряжён. — У тебя есть своя комната, — повернувшись, ворон тяжело вздохнул и нахмурил брови. Хёнджин уже лежал на его кровати. Брюнету совершенно не хотелось устраивать разборки и выяснять отношение, поэтому, проведя рукой по лицу, он подошёл к кровати и лёг на свободный край. Молча повернувшись к окну, устало прикрыл глаза. — Когда ты сказал, что не любишь прикосновения, ты имел ввиду, что не выносишь их совсем, или что не доверяешь кому-то до такой степени, что не в силах позволить до тебя дотрагиваться? — блондин смотрел на широкую спину Бранвена и всеми возможными способами пытался сдержать порыв прикоснуться к нему, обвить своими руками его талию, уткнуться в его спину и вдохнуть такой уже родной запах сигарет и одеколона. — Не имеет значения. — Тяжело выдохнув, брюнет устало ответил. — Почему ты не хочешь поговорить? Открыться? Я же вижу, что тебе больно так же, как и твоей сестре. Ну нельзя же это выносить в одиночку! Позволь помочь тебе! — сев на кровати, блондин с сожалением уставился в спину ворона. Он хотел помочь, хотел стать человеком, с которым Бранвен смог бы поделиться болью, которую несёт в себе. — Как? — повернувшись к блондину, ворон так же принимает сидячее положение и устремляет уже рассерженный взгляд на парня. — Ты настолько наивен, что думаешь, будто разговор по душам что-то изменит? Сможет меня исцелить? Затянет мои раны, или память мне сотрет? Очнись! — повысив голос, Бранвен выражал все свои эмоции через глаза, которые в данный момент были наполнены злостью и грубостью. — Это не сегодняшний кошмар, ему уже много лет. — Я знаю это, но.. — пытался продолжить Хёнджин, но был прерван рассерженным рыком брюнета. — То, что происходило с нами, невозможно забыть. Потому что оно вот здесь, — подняв руку и поднеся её к голове, Бранвен пару раз постучал указательным пальцем по виску. — До конца моей гребаной жизни! — голос ворона срывается на крик, от этого блондин стушевался и опустил голову. Он не думал, что его попытка помочь обернётся срывом вечно сдержанного Бранвена. Тяжело выдохнув, ворону смотрит на хрупкого парня, голова которого поникла, а руки беспорядочно перебирали край одеяла. Буквально на долю секунды закрыв глаза, брюнет приводит себя в норму или делает вид, что спокойствие вновь обрело первенство. — Ты не поймёшь, а я не смогу объяснить. Поэтому оставь меня в покое и не пытайся больше начать этот разговор, — встав с кровати, брюнет подходит к окну и зашторивает его. — Хотел спать здесь — спи, я пойду в другую комнату, — развернувшись, Бранвен молча вышел, закрыв за собой дверь.