Всадники Апокалипсиса

      Темное помещение освещалось маленькими языками пламени. Тени красиво рисовали узоры на стенах и суровых лицах мужчин, сидящих на креслах. Ветер привычно завывал, придавая атмосфере некое таинство. В комнате царил покой, только шёпот изредка нарушал тишину. Задумчивый взгляд с интересом следил за огнём, который, как кобра, извивался и завораживал своим изяществом и опасностью. — Бранвен, — медленно повернув голову на одного из парней, проговорил шёпотом. — Я не считаю эту идею хорошей, — он поджал губы, и его лицо моментально приобрело устрашающий вид. — Я сам вижу, насколько она плоха, — один из парней, встав с кресла, подошёл ближе к огню. Его мощную спину освещал теплый свет огня. — И я помню о том, — закрыв глаза, он поднес руку к ним и помассировал, — что мы обещали, — голос дрогнул. Прочистив горло, парень опустил взгляд на поленья, охваченные огнём. — Но в данной ситуации я поддержу Атропина, — он присел напротив камина. Молодое красивое лицо освещал свет: глаза сосредоточенные, желваки напряжены, губы поджаты. — Я исхожу из того, что имею на данный момент, — подал голос парень, важно восседающий на кресле. Одна рука подпирает подбородок, а другая держит стакан. — И я имею раненую сестру и огромную вероятность бунта, — отпив содержимое из стакана, Атропин перевёл взгляд на сидящего у камина Азраила. — Мы должны подавить сопротивление, или же уберут нас, — переведя взгляд на Бранвена, спокойно говорит парень. — Она раненая лежит наверху, — с раздражением произносит он, взгляд так же устремлен на старшего брата. — Если они пронюхают, что мы все уехали, вероятность нападения будет равняться стам грёбаным процентам. — Они не узнают, — взгляд брата выражал полную уверенность, что ещё больше заводило Бранвена.       Резко поднявшись, он оказывается напротив Атропина и гневно произносит: — Подумай своим гениальным умом и найди ебаный выход. Мы обещали, что не оставим, — глаза пылали яростью, голос был грубым и стальным, кулаки с каждой секундой сжимались все сильнее. — А именно это мы сейчас и делаем, — всё тело было напряжено, глаза метали молнии. — Бранвен, я помню об обещании, — встав и оказавшись напротив брата, спокойно произносит Атропин. — Но вы оба нужны мне, — мельком глянув на поднимающего Азраила, парень переводит уже суровый взгляд на брата. — С ней ничего не случится, здесь будут Стив, Ник и Марк. — отклонившись в строну и посмотрев за спину брата, безэмоционально спрашивает: — Они ведь твои лучшие бойцы?       Получив ответный кивок, Азраил возвращается в прежнее положение. Положив свободную руку на плечо мягко сжимает: — Я понимаю твоё беспокойство, — он заглядывает в бушующий океан в попытке остановить шторм. — Она дорога нам всем, — видя краем глаза, как к ним подходит младший брат, ставит стакан на стол и, кладя руку ему на плечо, продолжает: — Мы знаем, что Шадоу боец. Она выдержит многое, и то, что нас не будет пару дней, для неё не проблема, — заглядывая в глаза каждому и убеждаясь в их понимании, добавляет: — С ней останутся лучшие бойцы, плюс через каждые пятьсот метров я выставлю охрану, о каждом её шаге нам будут докладывать, — устремив взгляд в карие глаза напротив, заметил, как шторм потихоньку утихает. Убрав руки с плеч, Атропин медленно подходит к камину. Треск древесины и красивые узорчатые языки завораживают парня, давая возможность подобрать более правильные слова. — Это ход, который я не смог просчитать, — убрав руки в карманы брюк, парень расправил плечи. — Это мой промах, каюсь, — слегка повернув голову вправо. — Для того, чтобы избежать того, о чём я думаю, нам нужно ехать. Ехать всем, — повернув голову обратно, парень свел брови к переносице. — Если что-то пойдёт не по плану, я возьму всё на себя, — глаза статично смотрели на несколько поленьев, горящих огнём. — Нет, — шаги приближались к Атропину со спины. — Мы все сделаем вместе, — руки ложатся на оба плеча, придавая невероятную уверенность. — Так, как делали это всегда, — быстро кивнув, Атропин развернулся. — Выезжаем, — вынув руку из кармана и посмотрев на циферблат, произносит: — Через час.       Увидев кивки, он вышел из залы.

***

      Прохладный воздух медленно проникает в теплую, пропитанную запахом обезболивающего и спирта комнату. На широкой кровати с хлопковыми наволочками и одеялом лежала девушка. Лоб покрылся испариной, тело пробивала мелкая дрожь, губы были сухими и потрескавшимися. Голова периодически поворачивалась то в одну, то в другую сторону, от чего волосы беспорядочно лежали на белой ткани. Закрытые веки двигались, будто девушка вовсе не спала.       Рука нежно гладила щёку девушки, успокаивая и отгоняя страшные сны. Легкие движения вырисовывали на мягкой коже незамысловатые узоры. Медленно открыв глаза, Шадоу увидела перед собой мать. Она аккуратно сидела на краю кровати и нежно поглаживала дочку, которой приснился очередной кошмар. Глаза с невероятной любовью смотрели на девочку. Улыбка мирно покоилась на красивом женском лице. Шадоу нежно улыбнулась, смотря на мать. — Милая, ты ранена? — глаза медленно спустились к повязке, которая находилась на плече, а голос дрогнул. — Немного... но не волнуйся, все хорошо, — девушка приподнялась на руках, но резкая боль заставила поморщиться и зашипеть. Женщина слегка трясущейся рукой погладила место рядом с бинтом, глаз коснулась тоска, а улыбка медленно потухла. Она с тревогой смотрела на дочь, а одинокая слеза медленно скатилась вниз. — Мама, все пройдёт, только не грусти, — перехватив её руку, девушка села. Нежно гладя пальцы, она с трепетом обняла мать. Сильно прижавшись к ней, Шадоу ощутила ласковые прикосновения и тихий, родной шёпот: — Я не грущу, просто переживаю за тебя, милая, — женщина, нежно улыбнувшись, коснулась губами лба девушки. Взяв руки матери в свои, Шадоу нежно гладила их. — Только не говори папе, — девушка искренне улыбнулась и увидела, как лицо мамы озарилось ещё больше. Такой родной и теплый смех заполнил комнату. — Мама, не смейся! — сама сквозь смех произнесла девушка. — Если он узнает, то накажет меня, — наигранно надув губки, девушка с мольбой смотрела на мать. — Конечно накажет, — проведя ладонью по лицу дочки, произнесла женщина. — Он очень сильно любит тебя, — убрав прядку за ухо, женщина продолжила: — Если сыновьям он может это простить, то тебе нет, — слегка наклонив голову, посмотрела в глаза дочки. — Так что береги себя, не расстраивай нас с отцом, — Шадоу приблизилась к лицу матери и нежно поцеловала ту в щёку. Заглянув в глаза, сказала: — Хорошо, мам, — прильнув к женщине, девушка снова обняла её. Внутри все буквально пылало от трепета и любви. Объятия мамы самые дорогие и родные на всём свете. — Тебе нужно поспать, милая, — слегка отстранившись, девушка ещё раз поцеловала мать в щёку. — Хорошо. Ты побудешь со мной? — медленно отклоняясь и ложась на подушку, умоляющим голосом произносит девушка. — Конечно, — заботливо укрывая дочь одеялом, произнесла женщина. Слегка приподнявшись и поцеловав ту в лоб, тихо произнесла: «Я люблю тебя, девочка моя». Женщина медленно встала с кровати и направилась к двери. — Мама, ты обещала побыть со мной, — разочаровано произносит Шадоу, смотря на медленно удаляющийся силуэт. — Мам? — голос дрогнул, глаза потихоньку стали заполняться слезами. — Мама, не уходи, — девушка кричит, она видит, как женщина открывает дверь: — Ма-ам, п-пожалуйтса, не уходи-и! — из глаз льются потоки слез.       Резко открыв глаза, девушка судорожно осматривает комнату. Никого. Присев, девушка поднесла руку к глазам. Несколько раз вздохнув, она чувствует, как с глаз срываются слезы. Дыхание сбивается, кислорода становится все меньше. Положив руку на грудь, девушка быстро встаёт с кровати. Держа руку на груди, другой дергает дверь, свет автоматически загорается. Быстрым шагом подойдя к крану, девушка включает холодную воду. Подняв голову к зеркалу, смотрит на себя: лицо осунулось, синяки под глазами стали ещё больше, губы дрожат. Пошатнувшись, Шадоу отходит к противоположной стене, медленно спускается по ней на холодный кафель. Рука, находившаяся до этого на груди, прикрыла дрожащие губы. Зажмурив глаза, девушка сквозь всхлипы произносит: — Мама...— слезы полились с новой силой, — мама! — держа руку у рта, девушка чувствовала, как всё её тело пробивает дрожь. — Мама, пожалуйста! — девушка не просто плачет, она воет. Она ощущала прикосновения и поцелуи матери, которые были во сне. — Мама, ты обещала! — почти срывая голос, кричала девушка.       Опустившись на кафель, Шадоу чувствовала, как кислорода становится меньше. Опершись о стену, медленно встает. Слезы градом стекают по лицу, не останавливаясь ни на секунду. Выйдя из душевой, она направляется к двери, из которой выходила мама. Смотря на ручку, девушка начинает мотать головой. Рука, прикрывающая рот, слегка скрывает крики, который исходили из сердца. На трясущихся ногах девушка медленно подходит к двери.       Выйдя в тёмный коридор, она спускается на первый этаж. Она не видела ничего, перед ней был образ матери, которая ушла, оставив её одну. Трясущиеся губы произносили одно-единственное, родное слово, — «мама». Девушку обдал холодный, кусающийся ветер, когда она вышла во двор. Шадоу хотела к ней. К своему единственному другу, который смог бы её утешить, который смог бы забрать всю её боль.       С каждым шагом, с каждым вновь произнесенным словом слезы текли все сильнее. Губы, руки, тело безумно дрожали. Девушке было больно. Она ненавидела свой мозг, который спроецировал самое болезненное, что мог. Перед глазами всплывал образ матери, сидящей на краю кровати и трепетно гладящий её по щеке. Её тёплые поцелуи, нежные руки и такие родные глаза, выражающие огромную любовь.       Истерика с каждой секундой усиливалась, девушка кричала от того, что её хрупкое сердце было не в силах выдержать такую боль. Открыв металлическую дверь, девушка, опираясь о стену, медленно шагала по коридору. Смотря вперёд, Шадоу остановилась. Она камнем упала на бетонный пол. Закрыв руками лицо, девушка начала истошно кричать. В этом крике можно было разобрать лишь одно слово — «пожалуйста». — Что случилось? — девушка услышала, как к ней кто-то подходит. Она, не произнося ни слова, мотала головой. — Тише, тише, пойдёмте, — убрав руки от лица, девушка смотрела на блондина заплаканными глаза, губы её тряслись, дыхание было сбивчивое.       Она медленно поворачивает голову к любимому помещению её брата. Трясущейся рукой попыталась вытереть нескончаемый поток слез. Опершись о стену, она на дрожащих ногах вошла внутрь. Она не видела ничего, кроме сгорбленного, неудобно сидящего силуэта, посередине. Поднеся руку к дрожащим губам, она смотрела на него. Его голос будто громом заполнил её сознание. Медленно подойдя к нему, Шадоу неуклюже присела. Цепи упали на пол, создавая неприятный звук. — Какого чёрта происходит? — резко сорвавшись с места, одни из бойцов подходит к девушке. Он злобно смотрит на заплаканное, трясущееся тело, стоящее перед ним. — Он...— дрожащим голосом произносит, — свободен, — поднеся руку к плечу, она трогает рану. Смотря на пальцы, она видит кровь. — Отпустите его, — продолжая смотреть на окровавленную, дрожащую руку, произносит Шадоу.       Парень медленно встает и, развернувшись, смотрит на девушку. Чонгук не понимает, что только что произошло. Она, не смотря на него, разворачивается и медленно направляется к выходу. Одна-единственная мысль заполняла разум девушки. Шадоу устала. Слишком долго она пытается бороться, слишком долго она строит из себя универсального солдата. Медленно идя по коридору, девушка подносит руку к плечу и, резко дернув, отрывает повязку. Кровь моментально струёй стекает вниз. Выронив повязку, она сквозь слёзы смотрит в коридор.       Образ матери видится ей везде. Она хочет домой. Домой к родителям, даже если придётся это сделать таким способом. Пелена тумана закрыла взор, но это и к лучшему.       Выйдя наружу, девушка стремительно идёт в дом. Нет ни сожаления, ни страха, лишь желание поскорее прекратить эту боль. Безумно несправедливо отнимать родителей у детей, несправедливо бросать их на произвол судьбы. Только сейчас Шадоу поняла, что все пытки, все убийства убивали её всё больше и больше.       Каждый раз она отнимала чью-то жизнь. Каждый раз оставляла детей без родителей, а родителей без детей. Поэтому на исходе она решила спасти его. Не отнимать жизнь. Кое-как на ватных ногах девушка прошла в кабинет Атропина. Окинув взглядом интерьер, она поняла, почему он настолько ей знаком. Практически всё здесь совпадало с кабинетом отца. Единственное, что отличало их, — картина. На стене у отца висел большой портрет членов семьи, здесь же была голая стена.       Судорожно вытерев слёзы, девушка подошла к одному из резных шкафов. Вытащив оттуда бумагу, она взяла карандаш. Нечетким, некрасивым почерком написала: «Так надо». Взяв листок, она вышла из кабинета, закрыв за собой дверь. Слезы капали на надпись, кое-где размывая её.       Зайдя в комнату, Шадоу сразу же зашла в душевую. Вода, которую девушка так и не выключила, медленно вытекала из крана. Подойдя к навесному белому шкафу, она достала коробку. Не слишком большой черный коробок вмещал в себя пару лезвий. Мысли о смерти с каждым годом посещали разум девушку всё чаще и чаще. Тоска, боль, воспоминания, — всё это сжирало девушку. Если братья хоть как-то смогли пережить, то юная девушка, ломая себя, строила образ, который как фарфоровая кружка с каждым днём давал трещину.       В жизни каждого человека бывают такие моменты, когда, кажется, рушится мир, — это отчаяние. В такие моменты душа полна падающих звёзд. Сил на борьбу не осталось. Тем более с самой собой, с разумом, который сам же закапывал всё глубже. Но сегодня он положил крышку на гроб, которую осталось забить гвоздями. Смотря на чистое лезвие, Шадоу медленно подносит его к шее. Подняв взгляд, она видит, как рука дрожит. Ночная рубашка неприятно прилипает к телу. Плечо, истекающее кровью, стало первым гвоздём. Спокойно выдохнув, девушка слегка надавливает и видит, как тонкая струйка медленно стекает по шее. — Стой.