Всадники Апокалипсиса

— Стой, — голос нежный, обеспокоенный, такой родной.       Девушка медленно поворачивает голову вправо, к выходу. Перед ней в шёлковой сорочке стоит мать и держит в рука жирафика, с которым так любила засыпать Шадоу. Проследив за тем, как женщина торопливо подходит к ней, с глаз вновь срываются слёзы. Теплая, ласковая рука аккуратно оглаживает ладонь девушки, а такие родные глаза с неподдельной любовью смотрят на дочь. — Не надо, милая, — губы дрожат, а глаза рассматривают израненное сердце и душу. — Ты же сильная, помнишь? — губ матери слегка касается улыбка, но девушка лишь отрицательно качает головой. — Нет, мама. Я не сильная, — опустив голову вниз, Шадоу рассматривает мраморный пол, на который стремительно капают слёзы. — Я никогда... — закрыв глаза и сильно прикусив нижнюю губу, — не была сильной. — Девушка чувствует теплоту и нежность на щеке. Подняв голову, заглядывает в карие глаза. Женщина одновременно с печалью и любовью рассматривает лицо дочери. — Ошибаешься, — аккуратно заправив локон за ухо, продолжает: — Ты не дала меня убить, — рука, что раньше держала лезвие, постепенно расслабляется и опускается. Противный звук металла заполняет просторную ванную комнату, а девушка медленно летит во тьму.

***

      На просторной кровати мирно лежало маленькое тельце, заботливо укрытое пуховым одеялом. На лбу выступила испарина, а закрытые глаза беспорядочно бегали. Плечо, которое безостановочно кровило, было заботливо перевязано новым бинтом, на котором красовалось маленькое алое пятнышко. На шее, в месте пореза, находился пластырь, который за ночь был сменён около четырёх раз. На тумбе предусмотрительно стоял стакан, наполовину наполненный водой, и пара обезболивающих таблеток. Мирное, ровное дыхание рекой расплывалось по большой комнате и, смешиваясь с посторонним, доносилось до кровати.       Маленькая полоса света заботливо щекотала закрытые глаза, от чего сонное личико хмурилось. Нехотя, девушка слегка приоткрыла веки. Её взгляд сразу же упал на едва прикрытые шторы, через которые пробивался живительный свет. Не поднимая голову с подушки, девушка осмотрела тумбочку с водой и таблетками. Протянув руку к стакану, она тут же перевела взгляд на кресло, с которого доносилось кряхтение. Её вечно чуть прикрытые лисьи глазки вмиг распахнулись. Дыхание спёрло. Она чувствовала себя запертой в клетке с тигром, от которого невозможно убежать.       Девушка видит, как черные глаза с неподдельным интересом рассматривают её, как прищуренный взгляд скользит от раны на шее до плеча. Приподнявшись на локтях и облокотившись о спинку кровати, девушка приняла правила игры. Её лисий взгляд был устремлён в карие глаза напротив. — Предвкушая твой вопрос, — парень поудобнее устроился в кресле напротив, — ты пощадила, — он наигранно поднял обе руки и изобразил кавычки, — меня, а потом я спас тебя, — взгляд вгрызался в фигуру напротив. Шадоу медленно вылезла из-под одеяла и, поставив ноги на ледяной пол, недовольно поморщилась. — Но тебя никто не просил о помощи, — девушка медленно складывает руки на груди, а лисьи глазки вмиг загораются адским пламенем. Теперь она не ослабшая девушка, потерявшая любой смысл жить. Она ослабшая девушка, которую лишили возможности обрести счастье. — Вроде и я, — парень медленно встает с кресла и подходит почти вплотную, — не просил тебя о помощи, — самодовольная ухмылка украсила красивое лицо Чона. Между ними летали искры, напряжение росло с каждой секундой. Девушка не видела в нём своего врага и тем более убийцу, именно это заставляло её смирно стоять и достойно играть эту партию. — Ну раз так, — девушка отворачивается и грациозно направляется к входной двери, ладонь элегантно ложится на ручку. — Мы друг другу ничего не… — оба резко переводят взгляд на окно, за которым раздается рычание нескольких двигателей. Пройдя мимо Чона, девушка до конца раскрывает шторы и видит братьев и несколько человек из их отряда. — Чёрт, — быстро повернувшись, Шадоу смотрит на спокойно стоящего Чона, мирно сложившего руки на груди и лукаво улыбающегося. — Дай угадаю... сдашь меня? — одна бровь парня поднялась вверх, делая его лицо более суровым. — Или, может быть, пристрелишь? Как раз видел у тебя в тумбочке… — Закрой рот, — бросив яростный взгляд на Чона, девушка продолжила: — Мне надо подумать, — повернувшись спиной к парню, девушка смотрела на верхушки деревьев, смирно стоящих за окном. Безмятежность раздражала Шадоу, но одновременно и придавала уверенность.       Резко повернувшись к парню, девушка заговорила. Голос её был стальной, решительный. — Они сейчас пойдут в склеп, где держали тебя, — лисьи глаза бурили скважину в черных напротив. — У тебя будет около трёх минут спуститься по лестнице и зайти в гараж, — быстро подойдя к тумбе, девушка достает CZ 75. Выдвинув магазин и убедившись в его полноте, показательно сняла с предохранителя. — В конце у дальней стены будет стоять тёмно-голубая регера, она не закрыта. Сядешь на пассажирское сиденье и будешь ждать, — повернувшись обратно к окну, девушка видит, как братья и отряд проходят по тропе в сторону склепа. — И сколько мне тебя ждать? — шагнув в сторону Шадоу, спрашивает парень. — Столько, сколько понадобится, — переведя взгляд и указав на дверь, девушка кладёт пистолет на тумбу и смотрит, как парень исчезает в коридоре.

***

      Склеп, которой так сильно скучал по своему хозяину, наконец-то вновь окрасился в красный. Крики и стоны заполняли полутёмное помещение, тем самым создавая более интимную атмосферу. Обезображенное тело, подвешенное под руки, еле подавало признаки жизни, а бетонный пол принял тёмно-красный цвет, которой так безумно любил Азраил. Две фигуры, облокотившиеся о стол, пристально смотрели на широкую спину брата, виртуозно выбивающего жизнь из повешенного. Черные глаза, скользя по чистому лезвию, с любопытством изучали оружие. — Чем чаще ты будешь его бить, тем меньше наши шансы на полезную информацию, — кладя клинок в ряд с другим оружием, Бранвен складывает руки на груди. Локоть, готовящийся к удару, замер в сантиметре от лица заключённого. — Тогда, — слегка поворачивая голову к двум парням, — советую вам поторопиться. А пока вы тут любезничаете, — состроив надменную гримасу, — я схожу в дом, посмотрю, как там Шадоу, — наигранно склонив тело в поклоне, фигура пафосно удаляется от повешенного.       Коридор склепа, как и все помещение, стало для Азраила родным, стало местом для отчаянных, неуслышанных и покинутых. После смерти родителей, которые фактически умерли у них на руках, внутри его оборвалась самая важная нить, которая есть у каждого человека. Нить, связывающая тебя с миром. Люди, пришедшие к ним ночью, сломали его, сломали его восприятие, сломали его жизнь. Со временем он пытался глушить шквал чувств в алкоголе, изо дня в день опустошая бутылку за бутылкой, но после внутри него родился новый человек, не чувствующий боль, сожаление, страх. Внутри него появилось нечто чёрное, ужасное, отталкивающее. Снаружи он был красивым молодым человеком с приятными чертами лица и до ужаса красивыми карими глазами. Но внутри жило нечто отвратительное, с огромными когтистыми лапами и до невозможности длинными клыками. Оно питалось криками и кровью, оставленными его жертвами.       Это нечто стало преградой к огромной ране внутри, которая никак не могла затянуться. Ему чужды все чувства, он претерпел деформацию, которая отобрала у него все присущие людям эмоции, оставив после лишь животный инстинкт — убивать. Вынужденные скрываться от мира, от людей, жаждущих их убить, дети становились суровее, беспощаднее. Выгрызая себе место в истинном Аду, они в итоге сами стали королями Ада, а Азраил стал личным палачом сатаны.       Он стал истинным палачом, который обезглавливает каждого, вставшего у него на пути. Он стал проказой, чумой, которая уносит сотни жизней, без приглашения врываясь в дома. За ним текут реки крови, которыми он каждую ночь омывается и удовлетворяет своих чертей, что время от времени просятся наружу, для организации шабаша. Его поистине можно назвать самым страшным и беспощадным Всадником Апокалипсиса.

***

      Дверь со скрипом открывается, освещая красивое мужское лицо. Рука инстинктивно тянется ко лбу, прикрывая таким образом глаза от солнечного света. Бросая взгляд на тропу, видит, как к Склепу медленно, убрав руки в карманы, двигается фигура. — Как съездили? — не успев подойти к брату, спрашивает девушка. — Результат поездки сейчас висит под потолком и харкает кровью, — смотря на сестру, безразлично произносит Азраил. Слегка наклонив голову вправо, продолжая держать руку над глазами, парень медленно прикасается к повязке, которая находится на плече девушки. — Как заживает? — заглядывая в зелёные глазки и щурясь, спрашивает Азраил. — Нормально, утром только перевязала, — девушка подносит руку к лицу брата и аккуратно стирает каплю крови с щеки. — Мне нужно отъехать по одному делу, — девушка пристально смотрит на Азраила своими лисьими глазками. — Что за дело? — с толикой недоверия спрашивает парень. — Спроси у Бранвена. Он тебе всё расскажет, — девушка, плавно развернувшись, направляется к дому. — Пф-ф, спроси у Бранвена, — пробурчав себе под нос, Азраил возвращается обратно в мир боли и крови.

***

      Дверь на первом этаже плавно открывается, освещая длинные ступени. Плавными движениями девушка спускается вниз. Звук от Chanel почти не распространился по помещению, делая девушку настоящей бесшумной лисой. Её благородный стан был прикрыт всем черным. Черные джинсы, черное худи, чёрная кожанка. Проходя мимо машин, девушка нажимает на панель, и фары её зверя загораются. Открыв дверь и оказавшись на водительской сиденье, девушка, не спеша заводит гиперкар. Слегка надавив на педаль газа, машина плавно трогается с места к уже открыты воротам. Не успело пройти и пары минут, как шины с визгом выезжают на прямую дорогу. — А ты не бываешь нежной, да? — подаёт голос парень с соседнего сиденья. — А ты хочешь? — повернув голову на парня и вызывающее изогнув бровь, произносит девушка. — Или тебя просто задевает то, что кто-то может быть лучше, чем ты? — повернув голову и устремив взгляд обратно на дорогу, девушка слегка приподняла уголки губ. — Я просто дал тебе фору, — безразлично бросает парень. — С каких пор золотой сектор даёт фору? — давит на педаль сильнее, от чего двигатель ревёт как сорвавшийся с цепи зверь. — С недавних, — Чонгук повернул голову и с интересом стал изучать силуэт Шадоу.       Машина все больше и больше набирает скорость, элегантно вписываясь в каждый поворот и оставляя за собой красивые клубы дыма. Зверь бежит по просторной дороге, радуясь свободе и неся двух человек вперёд. Чувство свободы в такие моменты ощущается наиболее четко, позволяет почувствовать себя королём мира, урвав у мига это божественное чувство. — Я, конечно, не хочу тебя отвлекать, — парень почти сгибается пополам и пристально смотрит в боковое зеркало, — но мне кажется, что за нами хвост. — Тебе кажется, — девушка быстро бросила взгляд в правое зеркало заднего вида. — Это проездная дорога, машины тут не редкость. Ещё раз посмотрев в правое зеркало, девушка резко выворачивает руль, тем самым уходя от тарана. — Ладно... — приняв более собранное положение. — Может, тебе и не кажется. — Нахмурив брови, девушка сильнее нажимает на газ, заставляя пыль из-под колёс подниматься сильнее. — Дай, я сяду за руль, — смотря на девушку, требовательным тоном произносит Чонгук. — Ещё чего, — бросая рассерженный взгляд на парня, девушка вновь переводит все внимание на дорогу. — Обойдёшься. — Слегка сбросив скорость, Шадоу аккуратно входит в дрифт, от чего шины начинают сильнее скрипеть. — Я сяду за руль и вывезу нас отсюда, — буравя чёрными глазами профиль девушки, произносит парень. — Нет, — быстро повернув голову на Чонгука, она увидела пылающие огнём два глаз. — Это не вопрос, — Чонгук приподнимается на сиденье и закидывает левую руку на кожаную спинку. — Встань, я сяду. — Да чтоб тебя! — девушка быстро меняет положение и, оказавшись над Чонгуком, дает пространство для того, чтобы тот перелез на водительское сиденье. Парень быстро занимает место и, дёргая подрулевую веточку, быстро набирает скорость. Гиперкар, как разъярённый бык, готов показать, на что способен. — Если ты разобьешь мне машину... — не успела девушка договорить фразу, как регера резко заходит в поворот, но умелые руки Чона крепко держат руль. — То я куплю тебе новую, — не сводя взгляда с дороги, парень быстро выкручивает руль, съезжая на прилежащую трассу.       Черный с двумя белыми полосками на капоте Ford Mustang не успевает и пролетает мимо поворота, тем самым предоставляя несколько минут для отрыва. Регера, набрав максимальную скорость, мчит по ровной асфальтированной дороге, оставляя за собой пыль и преследователя. По обе стороны от дороги величественно располагались широкие стволы деревьев, играя роль проводников, указывая своими длинными ветвистыми руками путь. Сбросив скорость, гиперкар выезжает на просторную поляну, впереди которой виднеется обрыв. Плавно остановившись, мотор затихает. Обе двери синхронно поднимаются, выпуская двух людей на волю. Чуть отойдя от машины, девушка смотрит на прекрасное явление природы. Обрыв, а на горизонте виднеются невероятно красивые горы, обрамленные заходящим алым солнцем. — Нужно признать, — слегка прикрывая глаза и вдыхая воздух, — ты хорош, — медленно выдохнув, девушка впервые за долгое время искренне улыбнулась.       Усмехнувшись себе под нос и направив взгляд на силуэт, стоящий перед собой, парень облокачивается на капот и, скрестив руки на груди, произносит: — Это ты ещё не всё видела, — уголки губ Чонгука непроизвольно поднимаются вверх. — Надеюсь, — повернув голову на сидящего на капоте парня и, прищурив лисьи глазки, произносит: — Мне когда-нибудь выпадет шанс увидеть больше.       Медленно повернув голову обратно, девушка с восторгом наблюдает за чудом света. Когда она была маленькой, отец часто водил её на поляну, с которой можно было наблюдать похожий вид. Вот только с левого края стояла просторная беседка, на лавочки которой маленькая девочка очень любила забираться и следить за уходящим жёлтым шариком.       Медленно передвигая ноги, девушка стала подходить к обрыву, который так напоминал детство. Вот только в детстве её держал отец, чтобы она не упала, а сейчас её не кому держать. Оказавшись почти у самого края, она слышит каменное: — Отойди от края!       Но воспоминания слишком сильно затащили её в сознание. Шадоу не слышит сурового голоса, а лишь ближе подступает к краю.