Легион

Stay Alive (Prod. SUGA of BTS) — Jung Kook       Заранее продуманный план действий почти сразу оказался совершенно бесполезным. Бежать было некуда — западня. Дыхание тут же спирает, но легионер не собирается сдаваться. Поддаваться эмоциям сейчас самое страшное, что может с ним произойти. Нужно лишь идти вперед. Сзади послышались тяжелые шаги и звон металла, поэтому воин ускорился, пытаясь уйти от погони другого боевого отряда, и скрылся в ближайшей тени. Ругань неподалеку не остановила спешащего легионера: цель была совсем близко, нельзя ее упустить.       Под ногами шуршали камни с песком, а на голову падали холодные капли. Впервые за многие месяцы здесь не светило палящее солнце, а ливень не прекращался уже несколько дней. Хлюпанье сандалий сильно раздражало, но его настойчиво игнорировали, продвигаясь вперед и огибая препятствия. На самой верхней башне заброшенного дворца сверкал золотой орел, а неподалеку бродили несколько защитников. Перехватив меч поудобнее, гастат резко остановился, потому что где-то рядом послышался вскрик и боевой клич. Надо бы идти в обход, но время поджимало, поэтому, когда вокруг все вроде поулеглось, воин снова бросился вдоль разрушенных стен, не забывая оглядываться по сторонам. Тревога не отступала не на секунду, слишком нелюдимо было. Куда пропали все остальные? Неужели никто из его центурии до сих пор не выбрался с зыбучих песков? В голове роилось еще множество вопросов, но легионер помнил одно: сколько бы своих не полегло у тебя за спиной, ты обязан продвигаться дальше и выполнить свой долг, иначе отступление будет считаться предательством.       Небольшой коридор, по которому легионер передвигался все это время, внезапно оборвался. Снова на лицо стали попадать противные ледяные капли, обзор местности значительно ухудшился. Башня с орлом была перед самым носом, необходимо лишь отвлечь охранявших ее воинов. Оглядываясь вокруг себя, юноша лихорадочно соображал, что бы такого предпринять, но помощь пришла откуда не ждали. Сверху началась внезапная потасовка, видимо, кто-то тоже сумел выбраться, но шел к цели по другой траектории. Что ж, спасибо им, для гастата это был отличный шанс заполучить свое и смыться под шумок. Осталось самое ничего: подняться наверх и ни с кем не пересечься. Вот только подниматься по полуразрушенной лестнице напротив не вариант, тем более с верхних ступенек уже катился чей-то шлем. Реагировать пришлось мгновенно. Кроме лестниц на верхушку, был ещё один путь — огромные лианы, которые, словно кожа, покрывали заброшенный дворец. Убрав меч в ножны, воин немного отошел назад, чтобы разогнаться и перепрыгнуть пропасть между оборвавшимся коридором и спасительным растением.       Ползти было почти невозможно. Из-за влаги на стебле руки и ноги скользили, но юноша терпеливо карабкался по стене, иногда хватаясь за выбоины в ней. Падать нельзя — сразу смерть. Бойня наверху не прекращалась, что давало воину надежду на скорую победу. Он уже видел блестящие золотые крылья птицы — символа легиона, осталось совсем чуть-чуть. Последний выступ, закинув ногу, легионер запрыгнул на мокрую узкую площадку башни, подскочил к орлу, пока его не заметили, но в ту же секунду почувствовал прохладное лезвие у своей шеи.       — Не так быстро, Чонгук, — юноша закатил глаза и потянулся за мечом, но его ножны оказались пусты, а за спиной послышался недовольный кашель. — Не это ищешь? — второе лезвие полоснуло руку Чонгука и тут же пропало.       — Ты мог дать мне выиграть хотя бы раз, Тэхен. Я все прошел, — отворачиваясь от уже бесполезного орла на хмурого центуриона, гневно выдохнул младший.       — Ты опять забыл, что нельзя терять бдительность, даже когда ты на волоске от победы. Все может в любой момент обернуться против тебя, и ты уже в который раз на этом прокалываешься. И почему снова пришел один? — отчитал его Креон, показывая остальным, чтобы продолжали сражаться, и повел разочарованного юношу вниз. — И не называй меня при других по имени.       — Я ведь уже почти коснулся орла, — попытался оправдаться Чонгук, ероша золотистые волосы, они были все перепачканы в земле, а из-за дождя слиплись, и по лицу текли грязные дорожки.       — Почти, это значит ничего, — жестко обрубил Креон. — Ты научился скрываться в одиночку, реагировать так, как этого требует ситуация, и если бы на моем месте оказался какой-то другой воин, я уверен, ты бы его спокойно убрал с дороги. Но твоя детская наивность сидит по-прежнему прочно. В настоящем ты бы не выжил.       — Почему? — стараясь не заплакать от обиды, прошептал Чонгук. Он столько тренировался, но слышать, как все это бессмысленно, больно.       — Ты в легионе! — не выдержав, Тэхен повысил голос и тут же остановился. — Здесь никто не сражается по одиночке. Где твоя центурия? Ты опять ушел вперед, оставляя их выбираться из песков?       — Ты же сам сказал, что цель превыше всего. Я должен был идти… Это ведь обычная военная тренировка. Если бы я коснулся орла, моя центурия бы выиграла.       — И где твоя центурия? — снова вскричал центурион. — Где ты ее здесь видишь? Где они все? Кому бы ты принес этого орла? Ты один! — махая руками, говорил Тэхен. Они уже давно спустились и теперь шли к лагерю сквозь тот же заброшенный дворец, в котором проходили учения. — Когда я говорил, что цель превыше всего, я думал, что не стоит напоминать святую истину. Какая цель легионера?       — Быть со своими до конца. И если спасения нет, сделать все, чтобы оправдывать падение своих товарищей, — словно опомнившись, проскулил Чонгук, хватаясь за свой меч. Внутри у него все оборвалось. Это получается, он предал своих, ушел вперед желая принести победу, но оставляя товарищей позади.       — А ты к какой цели сейчас прибежал?! Неужели никто кроме тебя не выжил? Очень сомневаюсь. Просто тебе показалось мелочным ждать кого-то! — припечатал Креон, отворачиваясь от потухшего юноши.       До лагеря они дошли в полном молчании. Ливень не собирался утихать, темные небеса опасно скручивались, будто собирались устроить настоящий потоп. Во дворце все еще слышались крики, звон мечей и радостные вопли, когда кому-то все-таки удалось заполучить символ легиона.       Чонгук тащился, как в воду опущенный, стыдясь даже голову поднять на центуриона, шедшего впереди. Он снова облажался, хотя последние полгода только и делал, что тренировался. «Не то тренировал», — как однажды выразился легат, глядя на его бой с одним из легионеров. Конечно, одному всегда проще, ведь отвечаешь только за себя. Но не ты в легионе самое важное, а твоя центурия и когорта. Чонгук в очередной раз нарушил святую истину.       Креон, даже не оборачиваясь на плетущегося сзади юношу, устремился прочь, как только они оказались на границе палаток, в направлении, где обычно лечили раненых. Чонгук хотел было пойти за ним, но чувство вины его остановило. Ему показалось слишком неправильно показываться на глаза легионерам, которых он бросил, при этом оставшись совершенно целехоньким. Юноша решил, что раз ему все равно сейчас будет нечем заняться, кроме самобичевания, лучше всего будет пойти к тренировочным снарядам и начать работать.       На площадке было совсем мало народу. Погодные условия были отнюдь не благоприятны и многих отпугнули, ну или просто большинство еще не пришли с задания. Чонгук подумал, что хорошо бы отработать новою технику владения мечом, которую им совсем недавно показывал Тэхен, но как только он коснулся меча, весь его настрой скатился в пропасть. Отрабатывать ведь будет один. Злость поднималась в юноше, но он старался не сорваться и не разрушить ближайшую деревянную установку. Нисколько не заботясь о своем здоровье, гастат плюхнулся на промозглую грязную землю и схватился за волосы. В душе было погано, прямо как в ближайшей громадной луже, рядом с тренировочной башней. Чонгук старался выровнять дыхание, чтобы тревога, которая его донимает уже несколько дней подряд, чуть-чуть отпустила, но ничего не помогало. Слова старшего о том, что в настоящем бою он бы не выжил да еще своих подставил, больно отдались в сердце. Все напрасно.       Злясь на себя и весь мир вокруг, юноша полностью откинулся на сырую землю, позволяя доспехам, волосам и всему телу погрузиться в хлюпающую жижу из земли, песка и дождевой воды. Совсем на мгновение стало чуть легче, что от ослабевшего давления на грудную клетку Чонгук открывает глаза и рассматривает с детским интересом мрачный и пугающий небосвод. На длинные ресницы падали тяжелые капли, скатывались в краешки глаз, а дальше, по щекам и разбивались о черную землю. И легионеру казалось, что так продолжалось целую вечность. Полностью погруженный в свои мысли, он не заметил, что на площадке появилось еще несколько воинов, но те даже внимания на валяющегося Чонгука не обратили. У них была своя жизнь, свои проблемы, свой взгляд на мир, несмотря на то, что все они были здесь в одинаковых условиях и вроде бы сражались за одинаковые цели…       Чонгук не хотел вставать, ему хотелось пролежать так всю жизнь, смотря на бесконечное небо. Любуясь им, воин понимал насколько мелочно все происходящее вокруг, насколько бесполезно и совершенно неизбежно для него…       Аелия действительно пришлось смириться, пришлось принять новый мир, заложником которого он невольно оказался. Принять навязанные правила, образ жизни и даже научиться владеть оружием, что одним своим существованием противоречило его юношеской сущности. Пришлось, но что очень важно, не это оказалась в армии самым страшным. Не биться с кем-то непонятно за что, не изнуряющие тренировки и непрекращающийся издевки, не вид крови и тяжелых ран, не противные намеки других эквитов — отнюдь не это. Самое ужасное обнаружил для себя Чонгук совершенно случайно, неожиданно и от того еще больше его сердце сжималось от страха.       Чонгук не мог разочаровать Тэхена, никогда и ни за что. Сначала присутствие старшего было лишь сомнительной гарантией безопасности. Аелия допускал такую мысль в начале своего пути и в некоторой степени был заинтересован мужчиной лишь потому, что он был единственным способом спасти свою шкуру в этому аду, не подвергнуться новым нападкам и не попасть кому-нибудь для развлечений. Был лишь эгоистичный порыв вверить свою жизнь совершено чужому человеку, чтобы спастись. И Тэхен действительно спас, хотя был совершенно ничего не должен патриции. Он никогда не относился к младшему с пренебрежением, никаких намеков на что-то непристойное себе не позволял, хотя здесь, в легионе, в этом не было ничего постыдного. Тэхен защищал его, даже иногда в ущерб себе. И если сначала Аелия казалось, что все так и должно быть, то в какой-то момент осознал, что Креон единственный, кто действительно заботится и переживает о нем во всем этом огромном мире. Потом Тэхен еще не раз вытаскивал юношу из разных передряг, вроде стычек с другими не очень дружелюбными легионерами. Центурион учил его всему, переживал и делал все, чтобы Чонгук мог более менее спокойно жить в этом лагере.       Боязнь потерять и разочаровать старшего появилась же совсем недавно. Просто после очередного тренировочного боя, Аелия вновь решил посамовольничать, из-за чего пострадали другие, а отвечать как обычно пришлось центуриону. Выходящий из палатки легата Креон лишь мельком взглянул на Чонгука, а после его сгорбленная спина скрылась за спинами других легионеров, которые хотели поддержать и как-то помочь уважаемому ими центуриону. Чонгук тогда остался один, струсив, побоявшись даже приблизиться и хотя бы извиниться, за то, что снова подставил. И вот теперь все по новой. Как бы Аелия не было стыдно, он все равно продолжал повторять одни и те же ошибки, все больше наблюдая за растущей болью в глазах старшего. И это было ужасно для обоих. Один из них не знал, что делать дальше, а другой уже отчаялся помогать.       — Эй, ты чего тут? — над задремавшим Чонгуком нависла чья-то тень, пробуждая. Теперь юноша просыпался от любого шороха, разучившись быть спокойным.       Приоткрыв веки, легионер увидел Дементия, который смотрел на него с неприкрытым удивлением. Лучший друг Креона возвышался над мальчишкой. Он уже несколько месяцев нерадостно размышлял, зачем же этот избалованный свалился на голову центуриона. Толку от него...       — Лежу, — поморщившись от того, что в ухо затекла холодная капелька, прошептал Чонгук.       — Ну а теперь поднимайся и тащись на сбор. Твоя центурия прибыла, — сказав это, мужчина тут же развернулся и ушел в противоположном направлении, снова оставляя Аелия одного. Собравшись с силами и затолкав свой страх куда подальше, юноша поднялся и поплёлся в сторону главного костра, где обычно проходили сборы.       Воины сидели вокруг и тихо разговаривали, ждали центуриона. Аелия старался не глядеть в чужие лица, чтобы не увидеть в них отвращения, но никто не замечал его. Чонгуку иногда казалось, что о его существование в центурии вообще никто не знает, кроме Креона. Оно и к лучшему. Усевшись около своей малюсенькой палатки, юноша стал ждать старшего вместе со всеми. В душе снова смятение, оно будто предупреждало, что впереди будут отнюдь не радостные новости. Хоть после общих тренировок такие сборы не редкость, сегодня с самого утра в воздухе витала какая-то неизбежность.       — Хочу поздравить вас, четвертая центурия пусть и пришла к цели не самой первой, но зато ей удалось завладеть золотым орлом, — взявшись не пойми откуда, сразу начал свою речь Креон. — Но от хороших новостей к плохим. Легат планировал провести здесь еще неделю для лучшей подготовки, но Рим настоятельно посоветовал нам не задерживаться, наш поход и так растянулся на полгода. Завтра должны закончиться дожди, и мы сразу же выдвигаемся к новым врагам. Поэтому сейчас все по своим палаткам, отсыпаемся и набираемся сил. Вопросы есть?       — Куда мы отправляемся?       — На остров Венеры*. А теперь расходимся! — после этих слов Чонгук тут же подскочил и полез в свою палатку, но почувствовал, как кто-то схватил его за слипшиеся от грязи волосы.       — Ты снова нас кинул, Чонгук! Не стыдно тебе перед своими товарищами?! — послышался голос одного из легионеров. Чонгук тому с самого первого дня чем-то не понравился, и теперь тот цеплялся по любому поводу. Но сейчас это было заслужено, поэтому Чонгук только и смог просипеть.       — Отпустите, прошу, — со вселенской усталостью в голосе. Юноша скользнул расфокусированным взглядом за спину легионера и его дружков, в надежде, что Креон не ушел далеко, но заметил лишь его удаляющуюся фигуру.       — Сначала объясню тебе, что негоже своих бросать, — раздувая ноздри, просипел нападающий и уже замахнулся, пока Чонгук лишь успел подумать: «Вы мне не свои».

***

      Слаженный строй, палящее солнце и неудобные жгучие доспехи — все то же самое. Уже несколько дней легион следует на юг, где их ждут судна для переправы через Средиземное море. Креон скачет на Буцефале, не оглядываясь на центурию, затылком чувствуя дыхание своих воинов. Происходящее вселяло ему некоторое воодушевление. Он действительно постарался научить центурию всему, и последняя общая тренировка показала, что теперь гастаты готовы для настоящих битв.       День сменялся ночью, короткий отдых и снова в путь. Легион стремился поскорее закончить войну и вернуться домой, в родной Рим. Переправа на остров Венеры была недолгой, но порядком потрепала нервы воинам небольшим штормом. Прибыв на место, войско тут же обосновалось на бескрайнем берегу, готовясь к наступлению и набираясь сил перед окончательным сражением.       Четвёртая центурия расположилась рядом с крутым склоном, на котором стоял величественный храм Марса. Весь лагерь суетился: горели яркие костры, звон металла разносился по всему берегу и, куда ни глянь, начищенные доспехи сияли в свете восходящей Луны. На склон по широкой выбитой из камня лестнице поднимался легат и его ближайшие подчинённые. Остальные когорты строились за ними, ждали своей очереди, чтобы войти в храм бога войны.       — Занимаем места за третьей центурией, — Креон вышел из своей палатки и стал поторапливать засидевшиеся без дела воинов.       Чонгук, что до этого сидел около своей платки и пытался безболезненно натянуть на тело доспехи, вздрогнул, когда тень центуриона появилась над ним.       — Все ещё болит? — холодным тоном поинтересовался мужчина и присел рядом, выхватывая из чужих рук шлем.       — Просто неудобно, сейчас все сделаю, — не поднимая головы, проговорил юноша и, наконец, застегнул броню. Тэхен продолжил сидеть рядом и молчать, в то время как остальные легионеры уже заняли свою очередь и не обращали на них внимания.       — Я пойду, — Чонгук потянулся за шлемом, но Креон лишь аккуратно перехватил его руки и повел в сторону величественной лестницы.       Напряженное молчание очень не нравилось Чонгуку. С того дня, когда была тренировка, они толком и не поговорили. Тэхен лишь наблюдал издалека и пришел ночью после того, как несколько легионеров решили разукрасить лицо юноши и научить уму разуму. Молча обработал раны, напоил успокаивающим напитком и ушел. Чонгук тоже не пробовал заговорить: ему сжигал изнутри стыд. Казалось, что еще одно неверное слово и центурион перестанет вообще его замечать. От одной мысли о подобном исходе становилось невыносимо плохо, поэтому все эти дни, в перерывах, на общих тренировках Чонгук старался прислушиваться к товарищам и биться синхронно с ними. Сложно, но по-другому никак. Ссадины от побоев болели совсем чуть-чуть, зато другие синяки, полученные из-за падений, слишком часто напоминали о себе, особенно во время ходьбы.       — Тебе не стоило надевать доспехи. Пока мы не воюем, ты можешь носить обычную тунику. Тело еще не до конца зажило, — не отпуская руку и не оглядываясь на юношу, тихо сказал Тэхен. — Если хочешь, можешь остаться в палатке…       — Нет, я должен сходить, — задирая голову к верху, перебивает Чонгук. На склоне, рядом с храмом Марса, он замечает другое сооружение. Оно осветилось такое же величественное, но более изящное. — Здесь еще один храм?       — Да, это храм самой Венеры.       — Почему они рядом? Это же остров Венеры, кому бы понадобилось приносить жертвы богу войны здесь?       — Ну, любовь и война всегда идут рука об руку. Думаю, перед битвой нам стоит зайти в оба храма, — резко останавливаясь, Тэхен повернулся к удивленному юноше и опустил взгляд на свою руку, которой по-прежнему легко сжимал чужое запястье. — Прости, что накричал на тебя тогда. Мне стало действительно страшно. Твои навыки в битве значительно улучшились, но ты не можешь справиться со всем один. Я просто хочу, чтобы ты помнил и никогда не забывал: когда ты в команде, тебя всегда прикроют. Ты будешь окружён хоть каким-то подобием защиты. Я не смогу всегда быть рядом на войне, поэтому попросил пойти на контакт с остальными легионерами, чтобы они тоже смогли стать хотя бы мнимой опорой. И сейчас все, чего я буду просить, зайдя в храм, это чтобы завтра враги обошли тебя стороной.       — Тэхен… — свое настоящее имя центурион поведал Чонгуку совсем недавно. Когда в очередной раз обрабатывал его ссадины после общей тренировки. Промывал раны и гладил влажной тканью по содранной и загрубевшей коже. Обращение «Креон» казалось чужим и лживым. Их настоящие имена известны только друг другу.       — Тэхен, — снова повторил юноша, сильнее обхватывая теплую ладонь старшего, — спасибо тебе. Спасибо, что все это время был рядом, приглядывал за мной, — по щекам Чонука вдруг потекли слезы, но он продолжал смотреть на бледное лицо центуриона напротив и в его сияющие карие глаза.       Луна поднималась все выше, полностью освещая берег, она отпечатала этот момент в памяти обоих навсегда. Они не знают, что будет завтра, даже предполагать боятся, как сложится их дальнейшая судьба. Зато сейчас им было спокойно, свободно и почти не больно. Возможно, это их самый лучший момент за все полгода, а может, и за всю жизнь. События происходящие друг без друга забылись мгновенно, в них не было ничего стоящего.       Зайти в храм у четвертой центурии получилось только через несколько часов. Пусть помещение было не очень большое — статуи верховных богов уже издалека внушали силу и заряжали энергией. Высокие колонны, снующие туда-сюда жрецы и множество потрескивающих факелов вызывали легкое волнение. Чонгук стоял у самой стенки, боясь неизвестно чего, и гипнотизировал взглядом каменную плитку. Его рука все еще покоилась в руке центуриона, чьи длинные пальцы не переставали гладить крохотный шрам на чонгуковом большом пальце.       Атмосфера в храме войны младшему не нравилась. Все фрески и узоры казались призывом к насилию, к сражениям. Юноша пошатнулся, у него закружилась голова, и плитка стала медленно уплывать перед глазами. Как бы завораживающе красиво и величественно здесь не было, храм бога войны пришёлся не по душе Аелия.       — Могу я выйти на воздух? Мне здесь плохо, — аккуратно опуская руку и делая шаг назад, попросил юноша.       — Да, конечно. Я сейчас приду, — Креон обеспокоенно оглянулся на него, но продолжил стоять на своем месте. Он не мог сейчас уйти, оставив своих воинов без командира.       Сухой воздух острова почему-то не успокаивал сильно бьющееся сердце юного легионера. Возможно, осознание, что придется биться по настоящему, решило прийти только сейчас. Чонгук боялся, что не справится.       Внизу, под склоном, воины расходились по своим палаткам, им нужно выспаться. Кто-то еще ходил по берегу или купался, все наслаждались таким непривычным спокойствием. Будто бы завтра будет очередная тренировка и ничего более. Чонгук отошел от пугающего храма к краю склона, присел на остывающий песок и стал любоваться прекрасным видом. Средиземное море поражает своей лазурной красотой, прозрачными водами, сквозь которые даже с берега видно проплывающих морских обитателей. Здесь царило полное умиротворение, и время переставало существовать. Но эта идиллия разрушится, как только легион дойдет до своих врагов, что затаились в центре острова. По чистой земле потекут реки крови, и здесь навеки останутся тела воинов, которые просто хотели домой и мира.       — Отойди от края, это опасно, — из-за шума волн голос Тэхена был едва различим, но Чонгук лишь хмыкнул и, не оборачиваясь, сказал:       — Сядь рядом, на минутку.       Минута затянулась. Они продолжали сидеть плечом к плечу, даже когда все спустились в лагерь и уже лишь изредка тишину нарушал треск не до конца погасших костров. Молчание идеально дополняло ясную ночь и штиль в душах воинов перед большой бурей. Пальцы Креона мягко сжимали исцарапанные пальцы юноши. Тот постарался сосредоточить все свое внимание на этом прикосновении. Вместе с ним наступало забытье.       — Знаешь, сколько бы боев не было у меня за спиной, идти в новый всегда страшно, как в первый раз. Я ненавижу сражаться, хоть я потратил на это большую часть своей жизни и добровольно напросился в школу гладиаторов. Я всей душой ненавижу войну. В ней просто нет абсолютно никакого смысла. Правитель, которому взбрело в голову показать свою силу, рано или поздно умрет, добившись лишь славы, которую он получил не благодаря своим выдающимся заслугам, а потому что истребил куда больше народу, чем кто-то другой. Мне тоже было плохо в этом храме, там словно собралось все самое худшее, что может быть с человеком. Сейчас я вдруг осознал, что храм Венеры здесь просто необходим. Когда рядом такая концентрация зла и боли, нужно что-то очень светлое и теплое, что заставит двигаться дальше, пусть даже все вокруг не имеет смысла. Тогда само чувство становится смыслом.       Чонгук оглянулся на храм Венеры. На секунду ему показалось, что у него за спиной выросли крылья. Да, им не сбежать от этой бессмысленной бойни, но они могут ухватиться за единственный шанс вынырнуть из этой бездны, оставаясь вместе. Они держались за руки, боясь нарушить хрупкий мир, что воцарился в их душах только на одну ночь. Отпустить друг друга сейчас было невозможно. Нельзя допустить, чтобы они перестали ощущать тепло и потеряли последнюю крупицу того, что позволяло им не утонуть в болоте из крови, пота и слез.       Луна светила совсем ярко, когда губы двух потерянных легионеров столкнулись, находя в этом соприкосновении свой покой и надежду. Тэхен не смел отпустить тонкие пальцы юноши, лишь наклонился ближе, чтобы продолжать утопать в их общем безумии. Покусанные, но такие мягкие губы Чонгука манили и стали единственной причиной, чтобы существовать дальше. Робкие и совсем неумелые ответные поцелуи младшего были лечебным бальзамом от всего плохого на свете.       — Прошу, не оставляй меня одного, — разрывая поцелуй и облизывая губы, прошептал Чонгук. Он держался за чужую крепкую шею и ни за что не был готов ее отпустить, только не сейчас. В ответ юноша почувствовал невесомые поцелуи на своих скулах, а беспокойство окончательно отступило.       Они сбежали со склона, не отпуская друг друга и тихо смеясь, словно мальчишки, у которых нет совершенно никаких забот. Бесшумно пробегая мимо костров и утопая ногами в остывшем песке, Тэхен и Чонгук летели на так внезапно прорезавшихся крыльях. Остановившись у палатки центуриона, они кое-как забрались внутрь, потому что никак не могли перестать упиваться поцелуями. Тэхен хватался за талию младшего и аккуратно расстегивал ненужные доспехи. Они не предназначены для этого легкого и нежного тела.       Чонгук старался дышать, но мог только сильнее цепляться за освобожденные от плаща плечи старшего и поддаваться его напору. Жар заполнил все тело, отзывая любые лишние мысли и заставляя плавиться в столь важных объятиях. Оседая на разбросанные ранее центурионом ткани и обычную одежду, они вновь набрасываются друг друга, стараясь заглушить сильную жажду, что вспыхнула так неожиданно. Проходясь пальцами по исполосованной шрамами спине центуриона, Чонгук невольно сжался, еще сильнее прилипая к старшему и испытывая фантомную боль от его ранений. Тэхен же, касаясь такой же покалеченной кожи юноши, бережными движениями исцелял их обоих. С каждой минутой их объятия становились все теснее, а поцелуи горячее. Обнаженные тела желали слиться вместе, чтобы чувствовать это тепло и общую зависимость всегда.       — Скажи, если тебе будет больно, — осторожно разводя дрожащие от сильного возбуждения ноги юноши, Тэхен прошелся губами по острым ключицам и затвердевшим соскам. Стоны, что слетали с раскрасневшихся губ младшего, звонкие и сладкие. Хотя Чонгук старается быть тише, сжимая зубы, всё же не удержал всхлипа, когда длинный палец Креона, смазанный какой-то мазью проник внутрь. Юноша метался и подставлялся под жгучие поцелуи, теряясь в пространстве. Ощущения странные, но факт того, что сейчас с ним это делает Тэхен, сносил крышу. Чонгук старался максимально расслабиться и сосредоточиться на желанных губах, что вновь вернулись к его лицу.       Креон не верил, что смог, наконец, прикоснуться к младшему так. Не мог поверить, что такая драгоценность сейчас полностью принадлежит ему. Аелия создан для заботы и любви, и пусть им никуда не сбежать от ужасной реальности, которая на них обрушится утром, сейчас они могли полностью утонуть друг в друге.       Чонгук не может заставить себя перестать сжимать напряженные плечи мужчины, когда тот начинает плавно двигаться в нем. Теперь он стонет, уткнувшись носом в его шею, и пускает слезы, старясь привыкнуть к смеси боли и удовольствия. Со временем златовласому становится недостаточно, и он сам начинает двигаться, чем полностью сводит с ума старшего. Тэхен ловит чужие всхлипы и слезы, теперь уже только наслаждения, губами возвращается воздушными касаниями к шее и соскам юноши. Чонгук от этого лишь дрожит и сильнее обхватывает талию мужчины ногами. Ничего лучше с ним не происходило раньше и вряд ли произойдёт позже. Сейчас они стараются каждое мгновение запечатлеть на вечность, вечность, в которой есть только они и ничего больше.       — Подними взгляд, — просит Креон, сильнее толкаясь бедрами и хватая Аелия за подбородок, чтобы окончательно провалиться в эти черные бездонные глаза. Как же хорошо в них тонуть, Тэхен готов посвятить этому всю жизнь. Младший приоткрывает веки и томно смотрит на возвышавшегося над ним центуриона и не может справиться с собой, стонет, закусывая губу, и изливается, пачкая их обоих, потому что Тэхен не может позволить, чтобы между ним были лишние миллиметры. Высший пик наслаждения для него — это смотреть на счастливо улыбающегося и приоткрывающего губы в сладком стоне Чонгука. Больше ничто не имеет значения.       Они еще долго обнимаются и целуются, не желая отпускать момент. Никто не знает, что с ними произойдет на рассвете. Есть только настоящее время, когда двое становятся единым целым.