Легион

Sia — My Love       Тяжелая грубая ткань спала с широких плеч и тут же оказалась позабыта на полу. Мужчина бесшумно распахнул дверь и вышел в благоухающий сад, тут же замечая в тени знакомый силуэт. Без лишних звуков он пересек небольшую лужайку, остановился напротив чужой спины и любовно провел пальцами по краешкам давно загрубевшей от ожогов кожи. Дыхание невольно сбилось у обоих. Сколько бы времени не прошло, Чонгук никак не мог привыкнуть к этим незамысловатым касаниям. Все еще не мог поверить, что действительно заслужил близость этого человека.       Без малого утекло почти пять лет с той самой ночи, когда они наконец смогли осознать, что в этой несправедливой реальности являются спасением друг для друга. С той самой ночи, что могла оказаться для них последней. Война и бой на следующий же день были выиграны, но какой ценой. Больше половины легиона пришлось хоронить, а другую часть раненных добивать на поле боя, потому что им уже было нечем помочь. Реки крови были настолько глубоки и широки, что само море вокруг острова рассекло алыми разводами. Еще около недели по всему побережью горели костры в память о храбрых легионерах. Чонгук почти не помнит того времени и с удовольствием бы стер память о самой битве, но всё еще четко видит во снах происходящие там ужасы. Особенно падение Тэхена. Сущий кошмар, когда Чонгук просыпается в холодном поту и вновь видит, как его любимого калечат.       Зажмурившись, Чонгук обернулся и стиснул мужчину в объятиях. Горячие слезы обожгли плечо старшего, но тот лишь сильнее прижал к себе любимое тело и вздохнул, впитывая в себя запах растительных масел.       — Не надо снова травить себе душу. Ты тогда ничем не мог мне помочь и сам был ранен. Сейчас всё хорошо, мы живы и мы вместе, — хриплым голосом стал успокаивать Тэхен, смещая руку со спины Чонгука во всё те же мягкие и золотистые волосы.       Младший отстранился и мимолетно оглядел мужчину перед собой. Когда-то рассеченная щека сейчас стянулась рваным шрамом. Тэхен любил этой щекой ложиться на грудь Чонгука. Он говорил, что так она меньше болела. Не менее пугающим был широкий шрам, что пересекал всю грудь бывшего центуриона. Но особенно приковывала внимание левая рука, у которой отсутствовала кисть. Тэхен шутил, что его лишили возможности лишний раз касаться младшего, но тому это было не важно. Он дарил прикосновения любимому человеку в любой удобный момент и делал это за двоих.       Чонгук снова прильнул к теплому телу, в тысячный раз благодаря богов, что тогда они смогли выбраться. Тэхен обнимал покалеченной рукой младшего за талию и всё водил носом по его мокрым от слёз щекам. Подняв взгляд на солнце, что как раз сияло в зените, мужчина мягко улыбнулся. Его шрам на лице неприятно натянулся, но мужчина продолжил улыбаться. Чонгук оторвался от его груди и решительно посмотрел в выцвевшие карие глаза:       — Пошли в дом. Тебе нельзя так много находиться на солнце, у нас снова будут ожоги болеть.       Они брели в тишине сада, спрятанные ото всех невысокими деревьями. Чонгук разглядывал зеленую траву у себя под ногами, и всё это ему казалось бредом. Он никак не мог поверить, что существует какой-то другой мир, кроме песчаных жестоких пустынь и жутких островов. Пять лет его преследуют события одного полугода, который он провел в армии. И кажется, что нет спасения от этих воспоминаний. Остатки легиона вернулись в Рим только через месяц, но почти сразу же были переброшены на границы государства. После «великой» победы раненные были никому не нужны, а единственной помощью, на которую они могли надеяться, была их собственная.       Чонгук с Тэхеном из-за травм еле выжили, но смогли остаться в городе. Они поселились в старом доме Чонгука, который давно разграбили и оставили никому не нужным. Постепенно обустраиваясь, покалеченные легионеры начали добывать пищу, зарабатывать тем, что продавали выращенные в саду лечебные травы. Младший много раз порывался выкинуть всё оружие из их дома, но Тэхен не позволял. Так бы они стали совершенно уязвимы для любых бродяг.       Чонгук вновь содрогнулся, в голове всплыло время, когда он почти год выхаживал Тэхена, чтобы тот просто мог ходить. Так как он был центурионом, его не позволили добить на поле боя и оказали некоторую помощь, но её оказалось недостаточно.       — Что на этот раз болтают в городе? — желая найти способ отвлечься, спросил Чонгук, когда они вошли в более менее обустроенный дом. В комнате было несколько корзин с небольшим количеством фруктов, и Чонгук тут же потянулся к ним.       — Да всё о том же. Сплетничают, выдумывают небылицы об императоре и событиях в государстве… — как-то напряженно произнес Тэхен и присел на край небольшой жесткой кровати.       — Например? — нарезая фрукты, продолжил интересоваться Чонгук, поглядывая на задумавшегося Тэхена.       — Да... неважно. Лучше иди скорее ко мне. Я тебя со вчерашнего дня не видел, не целовал, — похлопав по своей коленке, попросил старший. Он тут же притянул к себе подошедшего Чонгука и стал торопливо целовать его шею. Глиняная тарелка с яблоками покачнулась в руках младшего, но тот вовремя её перехватил и только потом столкнулся с сухими губами Тэхена. Так они заглушали всё плохое, заглушали еще мучающую их физическую боль.       Они сидели долго. Просто обнимались, доедали остатки фруктов, что были в их доме, и изредка улыбались в поцелуи. Это было время, когда в душе еще просыпалась надежда, что у них наконец появился шанс зажить нормально.       Из дома они вышли только ближе к ночи. Вечерний Рим был прекрасен и слепил своим великолепием. Патриции прогуливались вдоль небольших площадей, аплодировали уличным представлениям — что-то вроде рукопашных гладиаторских боев, — делали ставки и наслаждались жизнью. Большинство из них не замечали бродивших у парка бывших легионеров, что были закутаны в серые хитоны. Знать проходила мимо, любовалась заходящим солнцем и выискивала себе места для лучшего обзора за уличными боями.       Чонгук задумчиво ходил вокруг большой колонны какого-то здания и изредка бросал взгляды на Тэхена, что полусидел-полулежал на причале. Старший не объяснил своего внезапного порыва пройтись по городу, просто утянул Чонгука за собой, а тот беспрекословно подчинился. Всё то время, пока они добирались до порта, младший не отрывал взгляда от профиля идущего рядом мужчины и не мог понять, что его так сильно насторожило. Вроде всё то же любимое лицо с будоражащим кровь глубоким взглядом, что становился чуть нежнее, стоило старшему посмотреть на Чонгука. Тэхен вдруг резко стал излучать напряжение, и, что послужило тому причиной, он понять никак не мог.       Чонгук переключился с закатного солнца, которым так долго любовался Ким у причала, на пыльную дорогу и присел на каменную плитку. Еще раз мимолетно взглянул на развлекающуюся толпу и устало вздохнул. Он слышал звуки борьбы, слышал, как бушует толпа, и по его коже бежали мурашки. Эти воспоминания никак не могли его оставить в покое, а вид поверженного бойца, что падал ничком вниз, окончательно сбил дыхание Чонгука. Ему плохо.       Так хотелось убежать куда-нибудь, где будет одна лишь живая, нетронутая человеком дикая природа. Остаться с ней наедине, в тишине и гармонии. Стереть из головы любой травмирующий момент прошлого и вдохнуть полной грудью. Ведь на самом деле так мало нужно для счастья. В один миг жизнь может окраситься в самые яркие и насыщенные цвета. А вера в бесконечное счастье будет подпитывать тебя, дарить силы и искать причины, чтобы двигаться дальше.       На талию Чонгука легла теплая ладонь и аккуратно прижала к крепкому телу. Тэхен наклонился к макушке юноши и мягко поцеловал её. Солнце уже скрылось за горизонтом, а младший вдруг почувствовал, как на его обнаженное плечо упала горячая капелька. Вздрогнув, он хотел было обернуться, но старший лишь сильнее сжал его в объятиях и молитвенно прошептал:       — Пошли домой, Аелия. Нам нужно провести всю нашу оставшуюся жизнь вместе, и я не хочу терять ни минуты. Мы будем помнить прошлое всегда, но ему нельзя позволить испортить наше будущее.