Нотра

      Арсений добирается в квартиру Сереги и заваливается спать на диван до самого вечера, поставив будильник на 6 часов.       Проснувшись чуть раньше, мужчина решил подобрать себе что-нибудь для встречи с Антоном. Он открыл шкаф и начал рассматривать безвкусную одежду друга, и цокать каждый раз от того насколько она однообразна и скучна. Выбирать не приходится: Арсений выискивает взглядом джинсы, на пару размеров больше, которые немного соберёт огромный ремень, застегнутый на сколько это возможно. Да рубашку, такую, самую незаношенную, типичную офисную.       Подходит к зеркалу и улыбается как придурок, застегивая пуговицы на рубашке, перебирая своими изящными пальцами. На Арсении даже половая тряпка — смотрится произведением искусства, такова его судьба, жить с красивым лицом на зависть окружающим.       Только вот огромные синяки под глазами не дают покоя, а у Серёги тонального средства, как он знает, не имеется, придётся бежать в ближайший косметический магазин, ведь пока он тут любовался и трахал себя взглядом было почти пол 7, и до встречи осталось почти пол часа.       Арсений смотрит на себя, заправляя рубаху в широкие джинсы и думает, зачем ему это нужно: идти куда-то, встречаться с этим Антоном и беседовать, узнавая какие-то детали, и почему-то ему кажется, что они и незначимые вовсе.       Когда Сергей приехал в магазин, то сам чуть не грохнулся у двери увидев, как Попов развалился в дверном проёме. Он долго бился над тем, чтобы привести Арсения — который на вид был при смерти — в сознание: толкал, бил по лицу, даже набрал холодной воды и вылил на него. Ничего, с его слов, не помогало, и только спустя время брюнет очнулся на диване, куда друг перетащил с огромным усилием — Арс ведь не лёгкая девочка для танца, которую запросто поднимают для какой-то красивой поддержки. Он здоровенный, тяжёлый мужик, к тому же ещё подкаченный, чему Матвиенко по-доброму завидовал, гордясь, что тот не лентяй, как он сам.       А то, что случилось до того как он запаниковал и отрубился не поддаётся никому логическому объяснению. В принципе верить в призраков — а точнее, со слов Антона в фантомов — было не глупо, и он видел свою жену, понимая, что это ни какой-то розыгрыш или трюк с его разумом — это действительно происходит здесь и сейчас, и если она ночью не появится вновь, то и идти на встречу необязательно, путь и обещал угостить. Ему не жалко вкинуть несколько соток, но чем больше он слушает про потусторонний мир, тем больше раздражается, а в эту встречу ему этого не избежать — придётся разговаривать и слушать, так, чтобы выглядеть заинтересованным, а потом уйти и больше никогда не видеться.       Такой болтовни хватало и от Серёги, тот, кажется, пересмотрел слишком много мистики и теперь не отстаёт с этим от людей, а жалобы Арса, на то, что он видит по ночам Алёну, не оставило Матвиенко равнодушным и он с радостью, пинками под зад отправил его к Антону.       Сеанс показался полным бредом спятившего Матвиенко, но спать спокойно, Попов долго не мог, да и вообще иногда не ложился по несколько суток; потом убитый шёл на работу и литрами пил кофе, замазывая синяки под глазами тональником. Так, собственно, он узнал об существовании ещё и консилера. И мог бы похвастаться любой девчонке в мастерстве наносить косметику так, будто работает в салонах красоты не первый год.       От прикосновения Антона он действительно почувствовал жгучий свет, который прошёлся по всему телу и на душе стало спокойнее — будто он забрал тот страх, что сидел глубоко, когда он впервые увидел на кровати изуродованое говорящее тело жены.       Это была не она, Арсений чувствовал присутствие дьявола в комнате, как бы бредово это не звучало. Каждый раз он ощущал всем своим существом, что это реальность, но не признавал, целиком и полностью, до этого момента, стоя сейчас перед зеркалом — не страшась смотреть в него, и больше не видеть её, стоящую с белыми мёртвыми глазами. Внутри Алёны кто-то сидел и двигал, контролировал, говорил за неё.       По собственной воли, стала бы его так мучить, ведь так? Антон обранил фразу о том, что он глупец и понятия не имеет кем была его жена. А кем она была? Арсений стоит и какое-то время вспоминает детали их семейной жизни: мелкие ссоры по домашним делам, работа, которая тяжело давалась, ведь материала в школе прибавилось и Алёна едва могла функционировать, хоть и любила преподавать — ведь дети для неё были чем-то вроде цветов жизни, как банально бы не звучало. Своих у них не было, хотя это множество раз обговаривалось, просто так сложилось, не успели.       Антон действовал на него как сладкий дурман — укутывал в свой плен, когда шептал на ухо умиротворенные слова, что он рядом и Арсений становился спокойным как удав, сползая внутрь своей головы, выключая один рубильник — отвечающие за дурные мысли — за другим. Голова была пустая, а голос навесающий, уходящий ввысь был нежным, родным, отдалённо детским, таким, с которым его любили те, кто был рядом в своё время. В Антоне он почувствовал что-то щадяще-родное сходство душ. И испугался, за него, за себя..в том, что понравился, в том, что подумал о том может ли душа влюбиться? Не он сам, а уходя от сознания, просто ощущения, якобы свет — который видят сектанты и пытаются притянуть к нему как можно больше людей.       Сергей был прав, когда осмелился сказать, что Антон ему нравится, но ему хочется думать, что это его душа захотела, а не разум и сердце.       Мысли об ориентации были строго настрого решены ещё в школьные годы, Арсений принял, то, что ему нравятся как девочки, так и мальчики, играл, так сказать за обе команды. И это не плохо, что Антон может понравиться, просто для Арсения банальщина, когда любовь происходит от тупых фраз про первый взгляд и прочую ерунду, что у каждого встречного-поперечного, но он ведь не такой, и Антон это даже подчеркнул, огласив и про себя то же самое. Ты необычный, и я тоже       Арсений на полном серьёзе задумался о родственных душах, и удивляется насколько его мысли могут перекинуть вперёд, рассчитав столько вариантов от — я не хочу идти с ним на встречу, до — он мой соулмейт?       Попов кричит спящему Серёге, что уходит и запирает дверь.       Арсений приходит в назначенное место и время, не опоздав, чем наверняка бы разозлил Антона, да и любого человека раздражающегося по мелочам. Хорошо, что ума хватило, перед уходом взять номер телефона и придумать место встречи, на этот раз, Сеня, ты не растяпа.       Антон сидит в тонкой, почти просвечивающейся рубашке, рукава которой завёрнуты до локтя; в джинсах, чуть темнее голубого, рядом на столе лежат те самые перчатки.       Да он же вылитый Арсений сейчас, только рубаху не заправил, оставил как есть, а Попов заморочился, приоделся как подобает всем приличным персонам, выбрал так сказать, лучшее из худшего в гардеробе Матвиенко.       Шастун сидит задумчиво куда-то смотря в окно, не обращая внимания на Попова, который стоит в нескольких метрах от него и нервно дышит; потирает потные ладони о поношенные джинсы, и мечтает подойти спокойно, не с таким волнением — которое его лицо с потрохами выдаёт — словно он мчался сюда боясь опоздать. (Так и есть) просто Арсений слишком гордый, чтобы это признавать. Он кажется, любит это, любит это чувство, когда всё постепенно нарастает и ведёт к какому-то счастливому для него финалу, откидывая страдания, да хотя бы по той самой жене. И где он весь этот год не готов был терпеть чьи-то чужие руки на себе, все эти прикосновения отталкивали, порочили, но Антон ведь другой? Его касаний он никогда не познает и от этого что-то надламывается внутри; он понимает зачем здесь — поговорить, лепетать рядом с ним, заглядывать в глаза в поисках той самой эмоции — стоит ли продолжать? Если ли у них продолжение всего этого, что напридумывал Попов у себя в голове.       Антон красивый и ухоженный до безобразия, прям как и он сам. Притягательный и манящий; у которого есть свет; свет на то, что у них всё получится и без касаний, ведь он чувствует, что Антон о нём тоже думает, и мечтает; когда он один его рука плавно скользит вниз без перчатки и гладит вставший член. И Арсений об этом бы книгу написал, о своём вдохновителе, о том, каким видит его без приукрас.       Арсений боится распрашивать, задавать тот самый жалящий вопрос о том, может ли он его коснуться дольше грёбанной секунды, которой к сожалению он не сможет насладиться. Хочется взять его за руку, отвести в туалет этого бара, — который выбирал он сам — прижаться к стене, поиграть взглядом, чтобы Антон подошёл ближе, протянул к нему руки, касаясь скулы одной, а хватать через ткань вставший член другой. Но это всего лишь мечты о большем, Арсений и на простые детские отношения-то не рассчитывает, а тут такое. Или как же на счёт поцелуев, их можно вычеркнуть? Его пухлые губы, по которым он нервно проводит тонкими пальцами, в ожидании, когда Арсений придёт — но он стоит и смотрит, боясь подойти и спугнуть, чем-то нелепым, тем что в конечном итоге оттолкнет, и они больше не увидятся, никогда.       Ты такой красивый — хочется сказать Арсению, но он молчит: смотрит на него также внимательно, — не опуская взгляда куда-то ещё, когда кто либо проходит мимо, – желая быть пойманым с поличным. Желая услышать смешок со стороны Антона, когда тот скажет, что он пялился слишком долго, чтобы навязаться в друзья. Желая, чтобы Антон сказал эти три слова: Я тебе нравлюсь? И добавит: только честно. Арсений пришёл бы к нему на сеанс тысячу раз, он бы его просто обеспечивал, приходя каждый день, чтобы даже просто взглянуть на него, ещё хоть раз. Надышаться бы им, утонуть в зелёных реках, пройтись руками по телу, нащупав ощутимые родинки на спине и тонкие от природы кости.       Антон всё это время его не замечает, или делает вид, даёт возможность его рассмотреть, чтобы потом не спать по ночам желая — его желая. Арсений горит от нетерпения чтобы он его увидел, но этого вскоре не происходит, поэтому решает заявить о себе, подойдя.       — Антон? — Он трёт ладони и садится с ним рядом за стойку, — ты меня здесь долго прождал?       — Достаточно, — сухо, а заодно с оценивающим взглядом, говорит Антон, почти проглатывая половину слова, когда его глаза пробигаются по всему в чём одет Попов, — ты наверное шутишь..       — Вовсе нет, — усмехается брюнет, наклоняясь ближе, — у Серёжи не лучший гардероб из всех, что я видел — не было выбора.       Арсений подзывает бармена и делает заказ, даже не спрашивая предпочтения Антона. Просто он уже знает, что понравится им обоим.       — Это мой стиль, — оглашает Антон, качая головой, — да и вообще, ты слышал что-нибудь про соулмейтов?       Арсений чуть не давится заказанным виски, возвращая стопку обратно на стол, и смотрит не отводя глаз. Ведь правда, как ему о таком и не знать? И тот, прямо так в лоб спрашивает, не в силах пощадить его.       — Знаю, но мало, — признается Арсений, а у самого виски начинают гудеть так, что руки просятся потереть их, — к чему ты спрашиваешь?       Антон задумывается и вновь отворачивается в сторону; Арсению показалось что какой-то — знаковой— эмоции от него за этот вечер не добьётся, и как бы он ему не улыбался — всё тщетно.       — Такое чувствуешь, Арсений, этим наполняешься, становишься кретином, — Антон рассуждает и поворачивается, смотря на Попова совсем иначе — будто признаваясь в чем-то, — ощущать друг друга настолько, что страшно идти дальше: тёплое влечение, которое рвёт на куски, одежда, наши движения, невидимые касания, виски, а что дальше?       — Ты это тоже чувствуешь? — Арсений краснеет, и подпирает рукой голову, чтобы вовсе по столу не растечься, — что между нами что-то есть?       — У тебя немного заторможеная реакция на меня была, – впервые так широко улыбается Шастун и выпивает любимый сорт виски, — я сразу понял, ещё когда ты рассматривал флаконы на полках, и боялся выйти, заговорить, просто наблюдал за тобой из комнаты, как какой-то серийный маньяк.       В этот раз хищник стал жертвой тесноты в штанах.       — Чтобы я не делал, о чём бы не думал, все мысли приводят к тебе, меня тянет, сильно, а мы лишь пару дней знакомы, – Арсений разворачивает Антона к себе и тянет руку к лицу, — мне кажется, если я не увижу тебя ещё раз, то сойду с ума. Или я уже спятил?       — Не заходи так далеко — результат тебя не обрадует, — Антон качает головой и отодвигается, — мы ведь не из-за изгнания твоей жены потеряли сознание, а из-за того, что мы были рядом, и пока каждый не признает именно чувства друг к другу это будет происходить постоянно. Нужна любовь. Души сходятся, их притягивает, находят нужное, а затем необходимо полюбить, Арсений.       — Мне кажется я готов сказать.. или, не знаю, но то, что ты в моей голове и тебя не прогнать это факт, — Арсений вновь предпринимает попытку коснуться Антона, но тот встаёт с места, накидывает на руки перчатки и выбегает из бара.       Арсений не бежит следом, будто так и надо, давится слезами и успокаивает себя тем, что их тянет друг другу, и Антон этим явно напуган. Разве они не смогли бы полюбить? Если им суждено.