Сигнал выжить

Насколько длинной может быть ночь? Ибо кажется, что бесконечно длинной. Он снова не спит, много курит, запрещает себе поддаваться рвущемуся изнутри крику болезненного отчаяния и старается просто дожить до утра. Утром взойдёт солнце, а он больше не будет сходить с ума наедине со своими мыслями. Утром будет не так страшно. Каково это — обрести, а потом снова потерять? Ибо может точно ответить одной фразой: «страшно больно». Он смотрит на своё кольцо на пальце, и из груди рвётся звериный рык. Когда-то Ибо поклялся на крови перед всеми, кем только можно, что всегда будет для Чжаня опорой и защитой, а что в итоге? Позволил самому дорогому для него человеку пройти через ад страха, смерти и боли. Не был с ним рядом. Ибо царапает ногтём поверхность кольца и думает, что не сможет искупить эту вину даже кровью: ни своей, ни виновных. Пальцы неосознанно сжимают подлокотник кресла, впиваясь ногтями в кожаную обивку, отчего по комнате проносится царапающий слух неприятный скрежет сдавливаемой кожи. — Ибо, не смей. Я знаю, о чём ты думаешь, — голос Хайкуаня уставший и ровный. Вот уже больше четырёх часов они в «XZ Emergency» пытаются найти хоть малейшую зацепку, способную привести к наводчику. В том, что без наводки к Чжаню не смогли бы подобраться, не сомневался никто. — Всё в порядке, — коротко кивает Ибо, переключаясь со своих мыслей и переводя взгляд на монитор компьютера, где проигрывалась очередная запись с камер наблюдения. — Что у тебя? Лю Хайкуань отрывает взгляд от своего компьютера, устало растирая глаза и откидываясь в кресле. — Работали чётко по слепым зонам. Ни лиц, ни даже номера машины на стоянке не засветили. — Охрану проверяли? У кого ещё мог быть доступ к серверным и камерам? — Ибо пристально вглядывается в просмотренную уже не один раз запись на экране, стараясь найти хоть что-то, что мог упустить до этого. — Ключи от серверной есть только у охраны, Чжаня и его заместителя, медперсонал к серверным не подходит, уборщицы находятся там только под присмотром охраны, а саму охрану мы уже проверили, — Хайкуань переводит взгляд на лежащий рядом в стопке разной документации журнал посещений. — Проверять каждого посетителя — полное безумие. Либо мы что-то упустили, либо сработано невероятно чисто. Ибо смотрит в экран пустым взглядом, в тысячный раз перематывая запись и пытаясь поймать за хвост то и дело ускользающую мысль. Конечно, проверить каждого человека, находящегося в тот день в «XZ Emergency», было невозможно, но что-то подсказывало, что это и не требуется. Ибо открывает лежащий перед ним один из журналов, начиная листать страницы и останавливаясь на нужном дне, пробегая взглядом по заполненным данными графам. Он просматривал этот журнал уже тысячу пятьсот раз, практически выучив наизусть всё написанное в нём. Взгляд цепляется за аккуратно выведенные рукой дежурной медсестры данные посетителей, среди которых есть и уже знакомые Ибо номера палат. Вот к Фэн Лин приходила какая-то женщина, похоже её мама, судя по регулярности посещений; вот несколькими строчками ниже кто-то приходил к Ло Чэнгу, — кажется, Чжань упоминал, что альфу навещает его брат; а вот снова данные мамы Лин. Ибо смотрит на аккуратно написанные иероглифы, и в голове будто что-то щёлкает. — Хайкуань, — отрывается от журнала Ибо, ловя внимательный взгляд Лю Хайкуаня. — Смотри не всех посетителей, а только тех, кто приходил к участникам Арены. Во взгляде Хайкуаня сначала мелькает удивление, а потом, кажется, он понимает суть слов, тут же начиная въедаться глазами в записи в журнале. Ну конечно же, у исполнителей должен был быть наводчик здесь, внутри. Кто-то, кто беспрепятственно мог узнать всю нужную информацию. Кто-то, на кого можно было воздействовать. Кто-то, кто был знаком с Ареной, и кого бы никогда не заподозрили. В таком контексте схема «посетитель-пациент» подходила просто идеально. — К двоим начали приходить практически с первых дней, как они оказались в центре, а к одному — последние дни перед похищением, — подытоживает Хайкуань, просматривая страницы записей. Ибо читает записи в своём журнале и понимает, что данные идентичны тем, что зачитал Хайкуань. — Твою же мать, — взгляд въедается в номер нужной палаты, заставляя тут же захлопнуть с силой журнал и подорваться с кресла. — Как мы могли не понять этой закономерности раньше, — выругивается сквозь зубы Хайкуань, вскакивая со своего места вслед за выходящим из комнаты Ибо. Их шаги звонким эхом отлетают от кафельных плит пола, разлетаясь по пустому ночному коридору. Дежурная медсестра вздрагивает за своей стойкой ресепшена, напуганная таким резким оживлением в столь поздний час, чуть не выронив из рук книгу, что читала до этого, и провожая непонимающим взглядом буквально пробежавших мимо неё Ибо и Хайкуаня. — Какой этаж? — нетерпеливо практически рычит Ибо, вдавливая кнопку лифта. — Ибо, давай я, ты… — Я в порядке, — отрезает Ибо, нетерпеливо наблюдая за меняющимися на табло цифрами этажей. Хайкуань смотрит на буквально дымящегося от нетерпения и эмоций Ибо и шумно выдыхает. Нет, Ибо совсем не в порядке. — Помни, что сначала нам нужно узнать всю информацию, — напоминает Хайкуань, заходя в подъехавший лифт и нажимая кнопку нужного этажа. — Я помню, — выдыхает сквозь зубы Ибо. Хайкуань бросает взгляд на меняющиеся на приборной панели цифры и делает глубокий вдох, доставая из кармана телефон и находя в контактах номер одного из своих людей.

***

Трещащая под потолком люминесцентная лампа слабо мигает пару раз, прежде чем совсем отключиться, разрезая помещение заплаткой рассеянной полутьмы. Чжань смотрит на отжившую своё лампу и не может сдержать смешка от мысли, что здесь дохнут даже лампы. Вот так вот мигала, мигала все игры, а на финале сдохла. Очень показательно. Чжань закидывает руки за голову, вытягиваясь на жёстком скрипучем матрасе койки и бросает взгляд на табло часов над входными дверьми. Ещё немного, и объявят подъём. Чжань прикрывает глаза, вслушиваясь в звенящую тишину зала, временами разбавляемую тихим шёпотом других игроков. Этой ночью он практически не спал, ограничившись беспокойной полудрёмой. Как и все в этом зале. Теперь здесь всё по-другому. Новые игроки, новые правила. Если раньше при стычках игроков солдаты оставались нейтральны, не поощряя, но и не пресекая драки между участниками, то теперь их открыто сталкивали друг с другом, провоцируя конфликты. Меньше коек, меньше еды, больше человек — вот новая реальность Арены. Выживает сильнейший. В играх, а теперь ещё и за пределами игровой арены. Где-то сбоку, буквально в нескольких метрах, слышится слабый приглушённый всхлип. Молодой парень-бета, совсем ещё мальчишка, напуганный и отчаявшийся. На ужине один из альф отобрал у него порцию, недвусмысленно намекнув, что теперь так будет постоянно, а за последующее спокойное существование здесь потребовал расплатиться телом. И мальчик расплатился. Прямо здесь, в общем зале, на глазах у всех. Альфа имел его на узкой жёсткой койке, громко пыхтя и комментируя, какая послушная шлюшка ему досталась. А после него было ещё трое, посчитавших, что тоже могут насладиться безвольным и несопротивляющимся телом. Одинокий, сломленный и использованный. Мог ли мальчик противостоять разгорячённым мужчинам, провозгласившим себя новыми вершителями судеб Арены? Чжань смотрит на скрючившееся в позе эмбриона полуобнажённое тело парня и понимает, что не мог. Его бы в любом случае дожали. Слишком он был юным, слишком хрупким и наивным. Таких любят ломать. Больно и со вкусом. Это ещё один закон Арены: чем чище ты выглядишь, тем в большую грязь тебя хотят опустить. Чжань устало трёт глаза и садится на койке, свешивая ноги на пол. Ему было жаль парня, действительно искренне жаль. Он трёт затёкшую шею и цепляется взглядом за бледную кожу, на которой расцветают тёмные пятна отметин и кровоподтёков, и которая так отчётливо выделяется в полутьме зала. Какие шансы, что этот парень продержится ещё хотя бы игру? Чжаню кажется, что нулевые. Это больше не игрок. Сломанная кукла, смирившаяся, кажется, уже со всем, даже с собственной смертью. Чжань знает это состояние, когда страшно, и никто не придёт на помощь. Он давно научился давать отпор, уяснив, что тот единственный человек, который может тебе помочь — это ты сам. Скрючившийся в нескольких метрах от него парень этого явно ещё не понял, и Чжаню искренне не хочется, чтобы для него всё так заканчивалось. Чжань делает глубокий вдох, снимая с себя олимпийку и, оставшись в тонкой футболке, встаёт с кровати, подходя к скрючевшемуся у стены парню и накидывая на него ещё хранящую тепло тела вещь. Парень вздрагивает, поднимая испуганные заплаканные глаза, и Чжань вздрагивает вместе с ним. Холодный воздух зала неприятно проникает под тонкую ткань футболки, холодит спину и щиплет за открытые руки. — Не плачь, — садится перед парнем на корточки Чжань, цепляясь взглядом за неаккуратно надетые и порванные на коленках штаны, где в некоторых местах на ткани проступили красные пятна от кровоподтёков. — Постарайся настроиться на игру. Парень перед ним не реагирует, загнанно смотря в одну точку на полу и машинально кутаясь в надетую на плечи олимпийку Чжаня, как в спасательный круг. Наверное, стоит как-то попытаться помочь парню, но как? — Зачем? — сухой, надломленный, будто треснувший, голос на грани шёпота. Чжань смотрит на еле живое тело перед собой и думает, что помогать надо было раньше, когда парня пускали по кругу. — Чтобы жить, — на выдохе отвечает Чжань. — Чтобы показать им, что ты сильнее. Чтобы увидеть, как все они сдохнут. — И что, я правда это увижу? — громкое шмыганье носом. — Да. Но для этого тебе нужно выжить, — в темноте глаза парня кажутся двумя бездонными колодцами, но сейчас в них проскальзывает блеск понимания. Этот мальчик всё ещё может быть игроком. Чжань смотрит на парня перед собой, словно стараясь передать ему свою силу. Но это невозможно. Свою силу можно только взрастить в себе самому. Парень, кажется, даже заторможенно кивает в ответ, снова утыкаясь носом в колени, но уже не всхлипывая. Почему он не вступился за него? Потому что испугался нескольких возбуждённых мужчин? Испугался за свою шкуру? Какое у него оправдание? Скользнув взглядом по замершему в позе эмбриона парню в последний раз, Чжань поднимается с пола и под чересчур громкий голос, оповещающий начало нового дня, идёт к дежурившим у дверей надзирателям. Он не боялся агрессивно настроенных альф, как и не боялся насилия в целом. Старался избегать — да, но не боялся. Сяо Чжань знал свои способности и силы, он смог бы дать отпор. Так что ему мешало помочь дать отпор этому парню? Чжань подходит к входным дверям и признаётся себе: ничего. Ему ничего не мешало взять и вмешаться, отвадить перешедших грань мужчин и заступиться за парня. И он бы так и сделал, если бы парень сам не пришёл предлагать себя. Сломался раньше, чем его настигла реальная угроза. Сяо Чжань дрался бы за свою жизнь и честь до последнего, а этот парень вот так просто взял и, испугавшись разовых угроз, пошёл предлагать себя. Да, Чжань знает, что предел у всех разный, но такого поведения понять не мог. Прийти к голодному зверю и ждать, что тот помурлычет тебе на ухо и уйдёт, было слишком безрассудно и глупо даже для такого юнца, как этот парень. Ибо всегда говорил, что в последствиях своих поступков люди виноваты сами, и Чжань с ним полностью согласен. Выходя в коридор в сопровождении надзирателей, Чжань думает, что перестал удивляться смертям и насилию. Можно было признаться самому себе: его это больше не трогает так сильно и глубоко, как раньше. Это реальность, в которой существует Арена и мир за её пределами. Сяо Чжань не в восторге от такого положения вещей и уж тем более не потакает этому, он просто научился подстраиваться под эти новые условия окружающей его реальности. Когда за спиной хлопает входная дверь, он облокачивается на раковину, вцепляясь в своё отражение в зеркале. Его всё-таки заменили, и теперь на Чжаня смотрел он сам, цельный и не порезанный на части швами осколков. Снова бледный, с тёмными кругами под глазами от недосыпа и жутко уставший. Холодная вода освежает, вроде даже бодрит, щипая ледяными каплями разгорячённую кожу. Чжань знает, что этого не достаточно, чтобы прийти в норму. Прийти в норму можно, только окончательно закончив со всем этим фарсом. Сегодня начиналась финальная серия игр, и у Чжаня не было ни плана, ни сил — только вырывающаяся наружу злость и желание сжечь Арену дотла. Новый хлопок двери за спиной заставляет подумать, что он здесь уже слишком долго, и его пришли поторопить, вот только в отражении зеркала совсем не надзиратели. Тот самый крепкий альфа, имя которого Чжань до сих пор не знает. Что ж, значит, ему уже точно пора. Он разворачивается к выходу, делая шаг, как его руку перехватывают, сильно сжимая пальцы на запястье. — Уже уходишь? — голос альфы хриплый, а взгляд острый. — А как же утренний душ? — губы расползаются в неком подобии улыбки. — Тогда ты ошибся дверью, это туалет, а не душевая, — Чжань дёргает руку, отчего пальцы альфы крепче вцепляются в кожу. — Отпусти. — А то что? — смешливо приподнимает брови альфа. — Не доживёшь до игры. — Мне нравится твой характер. Люблю таких, — чужое дыхание опаляет ухо, а мокрый горячий язык неожиданно чертит линию вдоль мочки. — Что в слове «отвали» тебе не понятно? — Чжань отшатывается, с силой дёргая руку, но хватка у альфы железная. Шаг, и его толкают к раковинам за спиной, прижимая и фиксируя с обеих сторон руками, перекрывая путь. — Попался, — хрипит альфа, прижимаясь ближе, а Чжань чувствует, как к ноге прижимается чужой стояк. Твою же мать. — Не хватило того мальчика ночью? — Ну что ты, — снова подобие улыбки, — я его и пальцем не тронул. Зачем мне он, когда я могу получить тебя? — горячее дыхание снова обжигает ухо, расползаясь лавой по шее. — Не можешь. Бить по гениталиям — не его стиль, но кто Чжань такой, чтобы выбирать сейчас. Альфа скрючивается, ослабляя хватку, но тут же берёт себя в руки, перехватывая выскользнувшего Чжаня и прижимая к стене, больно прикладывая его головой о кафель плитки. Настойчивые руки начинают беспорядочно шарить по телу, проходясь по бокам, опускаясь на задницу, больно и грубо сжимая, впиваясь пальцами в кожу и судорожно пытаясь задрать футболку. Альфа крупной комплекции и достаточно сильный, чтобы удерживать вырывающегося Чжаня на месте. Что-то неразборчиво шепча, альфа оттягивает ворот футболки, впиваясь зубами в тонкую кожу у основания шеи и ставя свою метку поверх уже алеющих следов Ибо. Насильно метить занятого омегу — преступление, но это явно не то, что сейчас кого-то волнует. Чжань вскрикивает от неожиданной боли, тут же отталкивая голову альфы плечом, отчего тот проходится зубами ещё и по ключице, оставляя на коже алеющие следы. — Да какой же ты, блять, строптивый, — рычит альфа, нажимая сильнее на плечи Чжаня и блокируя его действия. Его явно это заводит. Чем отчаяннее сопротивление, тем интереснее игра. Чжань изворачивается и надавливает на болевую точку, отчего альфа на мгновение теряется, выпуская его из рук. Преодолеть несчастные несколько метров до двери не получается, альфа хватает его за руку, больно дёргая и поваливая на пол. Чжань брыкает ногой, заезжая подошвой кроссовка прямо в нос альфы, откуда тут же начинает течь тонкая стойка крови. Ещё удар, но на этот раз альфа перехватывает его ногу, задирая и стараясь забросить на себя. От неаккуратных движений, бедро пронзает ноющая вспышка боли, а чужие цепкие руки всё же задирают футболку, начиная шарить по голой коже и пытаясь через штаны притереться вставшим членом. Отвратительное ощущение. Где-то отдалённо звучит автоматический голос, оповещая о скором начале игры, Чжань улавливает это краем уха, с силой заезжая альфе кулаком по виску. Из-за неудобного положения и сковывающих действий тела сверху, удар получается смазанным и не таким сильным, каким планировался. Альфа дёргается, но упорно продолжает пытаться удерживать Чжаня на месте одной рукой, а второй скользит к резинке спортивных штанов, пытаясь сдёрнуть их вниз. Тщетно — завязки слишком тугие, а Чжань всё ещё брыкается, болезненно проезжаясь подошвами кроссовок по рёбрам альфы и изворачиваясь ужом. В ушах стучит кровь, адреналин зашкаливает, а звук хлопнувшей где-то на фоне двери кажется вообще выдумкой сознания. Когда в туалет вваливаются два надзирателя, грубо стаскивая альфу на пол, а Чжаня за шиворот поднимая на ноги, реальность уже кажется поплывшей. Их пришли забрать на игру. Ну конечно, всем плевать, кого, где и сколько раз тут убивают и насилуют, организаторов больше волнует, чтобы на играх присутствовали все участники. Чжань поправляет футболку, стараясь восстановить дыхание, и слабо усмехается. Что ж, и на том спасибо, сейчас это было очень даже кстати.

***

За спиной с тихим хлопком закрывается дверь палаты, а взгляд тут же впивается в подсвеченную бликами уличных фонарей сгорбившуюся в позе эмбриона фигуру на кровати. Больничная рубашка неаккуратно сползла с худого плеча, почти сливаясь белизной с кожей, а голова неподвижно застыла в пол-оборота, то ли смотря в полуоткрытое окно, то ли куда-то в стену. — Я знаю, зачем ты здесь, господин Ван, — голос у омеги тихий, почти что ровный, он поворачивается к двери, бросая безразличный взгляд на вошедших и останавливаясь глазами на Ибо. — Тогда у тебя ещё есть пара секунд, чтобы убежать, — голос Ибо тоже ровный, но каждый из присутствующих чувствует, скольких сил ему стоит сейчас сдерживаться. — Куда? — слабо усмехается омега. — Я вижу в этой комнате только один оставшийся выход. — Подойдёт, — кивает Ибо, бросая вслед за омегой взгляд на полуоткрытое окно. Подошедший сзади Хайкуань, кладёт руку на плечо, чуть сжимая, словно отвлекая от просыпающегося внутри Ибо желания крови. — Господин Рэн, давайте поговорим, — Хайкуань сильнее сжимает ладонь на плече Ибо, напоминая, чтобы тот обуздал свои эмоции и включил голову. Омега как-то совсем обречённо усмехается, распрямляясь и облокачиваясь на спинку кровати. — Почему? Он вытащил тебя из всего этого дерьма, поместил в этот центр, носился тут с тобой, — Ибо старается говорить спокойно, всё ещё удерживаемый рукой Хайкуаня на плече, но сдержать проступающий в голосе рык всё же не удаётся. Хайкуань и омега синхронно вздрагивают, предчувствуя неминуемое. Как бы ни старался себя сдерживать Ибо, этого недостаточно, чтобы усмирить проснувшегося внутри него зверя, разъярённого и так отчаянно жаждущего крови. — Почему? Разве должна быть какая-то особая причина? Он мне не нравится, вот и всё, — омега слабо улыбается, а Ибо чувствует, как рука на плече становится жёстче, предостерегая от резких движений. — Как на вас вышли люди Арены? — голос Хайкуаня всё ещё старается быть ровным, но уже даёт трещину нетерпения. Рэн подтягивает к себе ноги, смотря куда-то в пространство перед собой, словно находится где-то далеко за пределами этой комнаты, в спокойствии и безопасности. — Это не вы меня вытащили оттуда, это они меня отпустили. — Что? — Хайкуань убирает руку с плеча, тут же заставляя свой мозг складывать имеющиеся факты. — Не знаю уж, чем им так упёрся Чжань, но они готовы были на всё, чтобы его вернуть, — омега на секунду замолкает, словно обдумывая слова. — Всех проплаченных. За них там тряслись, как за золото. Это я потом только понял, что мы там были нихрена не на равных условиях. После бунта у нас очень однозначно стали спрашивать, что мы знаем о конкретных игроках. За нами следили с первого дня и, конечно, все были в курсе, кто из игроков с кем контактировал и общался. — И ты?… — Хайкуань цепляется взглядом за нервно перебирающие складки одеяла пальцы омеги. — Сказал, что у Чжаня есть центр. Видимо, найти остальную информацию не составило труда — омег, владеющих таким крупным бизнесом можно посчитать на пальцах. Своим планом спасения вы сыграли им на руку, и если бы меня оттуда не вытащили вы, то я бы всё равно оказался в центре. Они бы подстроили. Ибо шумно выдыхает, складывая в уме все пазлы. — А твои травмы? — в голосе Ибо неподдельный интерес. — Они не подстроенные, если ты об этом, — омега обнимает себя за плечи, словно стараясь возвести вокруг себя кокон. — Я… я не сразу согласился. Хайкуань ловит взгляд Ибо, хмурясь. Выходит, омегу можно было даже пожалеть. Бедный, брошенный, сломанный мальчик, втянутый в совсем недетскую чужую игру. — Тебя сломали, — констатирует факт Ибо. Омега неуютно ёжится, опуская взгляд на свои голые ноги. Больничная рубашка давно задралась, обнажая острые коленки и позволяя ночной прохладе из приоткрытого окна проходиться мурашками по коже. — Я буду рад, если его сломают так же, — усмехается омега, и Ибо дёргается, как от пощёчины, подаваясь вперёд и въезжая кулаком по лицу Рэна, который, замерев на мгновение, заходится в звонком смехе. — Заткнись, — рычит Ибо, нависая над омегой. — Думаешь, его спасёт имя или метки на коже? На Арене всем плевать: если кто-то тебя захотел, то может взять на глазах у всех, и никто за тебя не вступится. Знаешь, сколько игроков хотят его поиметь? Не преувеличу, если скажу, что все, — ухмыляется Рэн, делая задумчивое лицо, словно и правда считает в голове всех желающих получить задницу Чжаня. — Даже думать про это не смей, — Ибо хватает омегу, заглушая слова новым ударом, на этот раз до крови разбивая нос. — Ты хотел знать, почему я так его ненавижу, — Рэн стирает бегущую из носа кровь, поднимая взгляд на Ибо. — Потому что у него есть то, чего никогда не было у меня. Слишком сладкая жизнь, — кровавый плевок на пол. — Ты сдуваешь с него пылинки, а мой альфа продал меня на Арену, чтобы рассчитаться со своими долгами. Считаешь, справедливо, что он, ничего не делая, получил всё, а я, расшибаясь в лепёшку, чтобы чего-то достичь, не могу получить и крохи той жизни, которую хочу иметь? Справедливо, а? — немигающий взгляд и искривлённые злой усмешкой губы. Ибо отстраняется, отходя от омеги и возвращая себе контроль над эмоциями. — Думаешь, Чжань-гэ родился с золотой ложкой во рту? Ты же ничего про него не знаешь, так какого хрена ты смеешь открывать сейчас свой рот? — презрительно бросает Ибо. — Сяо Чжань — это тот человек, до которого тебе никогда не достать. Никому не достать. Ибо смотрит на поджимающиеся в одну линию губы омеги и отворачивается. — Что теперь будет? — Рэн больше не смотрит ни на Хайкуаня, ни на Ибо, гипнотизируя взглядом непонятной формы складку на одеяле. — А сам как думаешь? — Ибо подходит к Хайкуаню, коротко кивая ему. Омега ничего не отвечает, продолжая смотреть на заломы пододеяльника. Ну конечно, что ещё может быть с теми, с кем у Ван Ибо личные счёты. — Пошли, Ибо, — рука снова ложится на плечо, и Ибо молча следует за Хайкуанем к выходу, приветствуя в дверях парней Хайкуаня и слыша тихий всхлип за спиной. — Не сдерживайтесь, — говорит входящим в палату альфам Ибо. Хайкуань бросает взгляд на друга и с тяжёлым чувством кивает своим людям, подтверждая приказ. Все в этой комнате понимают, что означает фраза «не сдерживайтесь» из уст Ибо. Возможно, всё прошло бы гораздо легче, придержи омега язык за зубами и не задень кровоточащую рану Ибо ещё больше. Теперь мальчика было по-настоящему жаль — его смерть будет долгой и очень болезненной. Возможно, полуоткрытое окно и правда было лучшим выходом. Жаль, что омега не успел воспользоваться им сразу. — Помни, что ты гость, такой же, как и другие, — тон Хайкуаня ровный и немного поучающий, как будто он даёт наставления своему нерадивому ученику. Ибо молча кивает, чувствуя, как в кармане отдаёт вибрацией телефон. — Всё улажено, — комментирует он, читая пришедшее сообщение, и Хайкуань понимает, о чём речь, кивая. — Со смертью организатора проблем не будет, со смертью того омеги — и подавно, — подводит итог он, смотря на Ибо. — Твои ребята умеют качественно работать, — не может сдержать довольной улыбки Ибо, откидываясь на спинку сиденья. Хайкуань тоже улыбается, переводя взгляд на тёмный пейзаж пустыря за окном и доставая из кармана сиденья маску. Судя по проносящемуся за окном виду, они уже подъезжают. — Не забудь надеть это перед тем, как зайти. Ибо смотрит на протянутую ему маску, молча беря её из рук Хайкуаня. Все гости должны быть в масках, его предупредили заранее, так что он в курсе, как должен себя вести. — Сколько у меня времени? — берёт маску в руки Ибо. — Может, час, может, меньше или больше. Будет зависеть от хода игры, — Хайкуань сосредоточен, тут же проверяя что-то в своём телефоне. — Ван Хаосюань предупреждён. Он внутри. Ибо молча кивает, прикладывая прохладный пластик маски к лицу и надевая её. Сегодня первая игра финала. Первая и последняя. Ибо знает план: он должен вести себя как прибывший гость, смотреть игры, обсуждать свои ставки и ждать знак от Хаосюаня. Ибо знает план, но когда машина останавливается у вооружённых людей на КПП, он совсем не уверен, что сможет этому плану следовать. В конце концов, у него никогда не получалось держать себя в руках, когда дело касалось Сяо Чжаня. Их без проблем пропускают внутрь по заранее приготовленным пропускам, закрывая за спинами тяжёлые металлические ворота и жестом указывая водителю, где нужно припарковаться. Ибо оглядывает через стекло стоящие рядом машины, видимо, других гостей, и открывает дверь, тут же натыкаясь на подоспевшего к нему швейцара в безликом комбинезоне и маске на лице. Все встречающие их у входа люди тоже в масках и с автоматами в руках. — Добро пожаловать, — кланяется ему мужчина на входе, любезно пропуская вперёд. Ибо молча кивает в ответ, следуя за мужчиной по одинаковым коридорам Арены.