Война света и тени

      Было трудно идти по густой, пепельной грязи, составляющей большую часть покрытия Старого Леса, израненного на всём протяжении от ныне разрушенного Лесного Королевства Мирквуд до снежных шапок Мглистых Гор. Благодаря эльфийской долгой памяти в голове легко всплывали образы, когда эта часто используемая тропа была чистой, незапятнанной злом, хорошо охраняемой эльфами и удобной для навигации из-за частоты своего использования; но ничто в эти тёмные дни уже никогда не станет удобным и лёгким. И даже врождённая эльфийская лёгкость мало облегчала путнику его продвижение, и он боролся на каждом своём шагу. Не то чтобы это имело существенное значение, ибо он никуда не спешил и путешествовал в одиночестве, проверяя свою балансировку. Ему не нужны были чёткие указатели направления (хорошая задача, учитывая, что они на этом пути давно сгнили), ибо Леголас знал каждый квадратный дюйм этой дороги как свои пять пальцев.       Он ходил по этой дороге сотни раз, как до победы Мордора, когда он бродил от дома, сверкающего своим величием, на другую сторону поражающих воображение высоких гор, так и ещё долго после того, как эта дорога стала не только труднопроходимой, но и попросту очень опасной.       На самом деле, после падения некогда сильного и могущественного королевства Мирквуд, единственным наследником престола которого он был когда-то, Леголас почти ничего не делал, кроме скитания по этому участку дороги от опустошённого леса до самого подножия гор, но никогда не пересекал горные вершины, чтобы попасть в простирающиеся земли за ними.       К сожалению, после падения Лесного Королевства его принц-изгнанник с разбитым сердцем совершенно не знал, что с собой делать. У него не было никаких шансов когда-либо вернуть свои заражённые земли, во всяком случае, не в одиночку и не без оружия, поэтому он просто шёл дорогой, которую так хорошо знал, никогда не заходя слишком далеко ни в одном из направлений: ни к своему дорогому, но такому теперь несчастному лесу, ни к возможному спасению через горы. У него не было цели, не к чему было идти, и всё же он не мог – не хотел – останавливаться.       Он был вынужден продолжать идти вперёд, несмотря на трудности, с которыми он сталкивался по пути. Нехватка пищи и воды, бродячие орки, пауки и одичалые люди – лишь малая часть возможных опасностей. Но принцу больше нечем было заняться, больше некуда было идти. Остановиться означало умереть; он искренне верил в это. И хотя ему больше не для чего было жить, ни друзей, ни семьи не осталось в живых, чтобы разделить то, что осталось от его собственной жизни, он заставлял себя терпеть все неудобства.       Сегодня обжигающая жара, которую обычно удерживали в воздухе густые, неестественные облака Мордора, спала, благодаря наступлению первой за многие годы настоящей зимы. И сейчас впервые за двадцать лет, которые Леголас проходил по одной и той же загрязнённой тропе, земля под его ногами в тонких сапогах стала промёрзшей. Обычно холод наступал только с наступлением темноты, в то время как дни оставались невыносимо жаркими. Такие условия приносили достаточный дискомфорт, но Леголасу было в общем-то всё равно, хоть он и отмечал, что по какой-то причине в эти дни он был особенно чувствителен к перепаду температур.       Он шёл один. Одна мысль о путешествии с кем-либо в компании наполняла его сердце ужасом. Единственный раз, когда он с кем-либо вступал в контакт, была встреча с союзниками Врага, и он даже получил удовольствие от неё, – если это так вообще можно назвать, – тогда он перерезал тех мерзких приспешников Саурона, которые принесли несчастье в его земли.       Дорога под ногами теперь представляла собой странную, неприятную жижу изо льда и грязи. Пальцы ног, обутые в тонкие сапоги, замёрзли и отчаянно отдавали болью, когда он умело обходил выбоины и ледяные пласты, образовавшиеся на дороге. Сапоги были стянуты с трупа несчастного, погибшего и оставшегося лежать на обочине дороги, – за последние годы эльфу часто приходилось сталкиваться с покойниками на его пути.       Становилось темно, и он знал, что скоро ему придётся остановиться, не из-за наступления ночи, а потому, что после трёх дней безостановочного пути он был измождён, и, хотя ему на самом деле нравилось это чувство беспомощного оцепенения, которое вызывала его усталость, он знал, что предаваться этому чувству весьма опасно. Когда на дороге так много орков и разбойников, неразумно утомляться до такой степени, что невозможно будет себя защитить в случае опасности.       К этому времени он знал обо всех безопасных местах для отдыха на этой дороге, поэтому, покинув промёрзшую тропу, он наклонился к хорошо ему известному входу в пещеру, легко проскальзывая внутрь. Убежище было маленьким, но это и к лучшему, – меньше шансов обнаружить там какое-нибудь злое существо, а также это вселяло надежду и самому оставаться незамеченным для чужого глаза. Конечно, открытый вход не остановит проникающий в пещеру мороз, но, по крайней мере, когда из грозно нависающих тёмных туч, постоянно теперь закрывающих на небосводе солнечный и звёздный свет, пойдёт дождь, пещера будет надёжно укрыта от него.       Принц прошаркал в самый дальний конец маленькой пещеры, уже уверенный в том, что этой ночью не разделит её ни с кем другим. Внезапно он заменил разросшиеся кисти винограда над входом, по всей видимости, развешенные дабы скрыть его на случай, если кто-нибудь будет проходить мимо. Теперь определить занята ли пещера не представлялось возможным. Сбросив наполненную самыми необходимыми вещами кожаную сумку, которую он всегда носил с собой, Леголас сел на твёрдую, но сухую землю. Это было не слишком удобно, но, по крайней мере, так он не чувствовал пульсирующей боли в ногах.       Зная, что разжигать огонь, чтобы согреть свое промёрзшее тело, было слишком опасно, он не стал снимать с себя грязную одежду. Теперь он редко срывал с себя изодранные толстые её слои, что на самом деле было для него облегчением, поскольку, пребывая здесь в лесу без удобств, он не имел возможности вымыться, а, кроме того, презирал любую возможность смотреть на своё худое, истощённое тело. Его измождённые вид только напомнил бы ему, – если напоминание вообще когда-нибудь понадобилось бы, – что мир стал пустынным и мрачным местом. Так что только один вид его тощего организма с бледной, почти прозрачной кожей вызывал настоящее отвращение, и при одной мысли об этом он содрогался, сидя в темноте пещеры.       Трясущимися руками в перчатках он вытащил из сумки потрёпанное одеяло и осторожно накинул его на худые плечи, натянув на голову, как капюшон. Затем он достал из сумки флягу и сделал размеренный глоток из почти уже пустого резервуара. Вода была ценным веществом, гораздо ценнее всех драгоценностей Арды, и он знал, что, для того чтобы выжить, он должен беречь её, как бы сильно ни мучила жажда.       Плотно завернувшись в одеяло и прижав к себе рюкзак на случай, если какой-нибудь бродяга решит ночью напасть на него с целью отобрать его жалкие пожитки, Леголас, наконец, позволил своему разбитому телу отдохнуть.       Вскоре полил дождь, сопровождаемый грохочущим громом и всполохами молнии необычного цвета, которые, отражаясь от тёмных облаков, освещали пустынный мир внизу так, что, в некотором смысле, его можно было бы назвать красивым. Однако у Леголаса больше не было времени на созерцание красоты, ничто в этом новом мире не было для него прекрасным. Саурон убедился в этом, когда опустошал земли. И принц был безмерно рад, что оказался сейчас внутри пещеры, подальше от этого ядовитого ливня.       Так далеко от Дол Гулдура, которая была третьей по величине базой союзников Мордора, из которой во время войны повалили враги Мирквуда, этот дождь вряд ли бы принёс большой урон, хотя слегка всё же обжигал кожу принца, причиняя скорее некий дискомфорт, нежели являясь реальной угрозой жизни и здоровью. В Мирквуде же, из-за более близкого расположении к башне Дол Голдур, этот дождь будет лить жгучим, едким кислотным потоком. Такие ядовитые дожди регулярно били по и без того обнажённой земле, и он не хотел бы вновь оказаться там. У принца уже была пара шрамов, оставшихся с прошлого раза, когда кислотный дождь ударил по его обнаженной коже, а он не успел найти вовремя убежище.       Некоторое время Леголас наблюдал, как яркие молнии периодически освещали дождь, льющий из чёрного грозового неба, видневшегося сквозь небольшие просветы в промокшей листве, которую принц использовал для своего укрытия. Эльф был измотан последним пребыванием в дороге, но даже в укрытии пещеры он боялся заснуть. Именно во сне он был наиболее уязвим – как перед внешними угрозами, так и перед теми, которые вторгались в его разум, когда он позволял ему ускользать от реальности. Он боялся, что так много вещей в этом мире изменилось, но он знал, что это место, где он сейчас собирался пробыть некоторое время, вероятно, самое безопасное из всех ему известных, так что он позволил своим глазам частично закрыться и остекленеть, погружаясь в лёгкую дрёму, которая обычно заменяла ему сон.

***

      Леголас, вздрогнув, очнулся от своих тревожных раздумий. Он решил, что дождь прекратился, так как больше не слышал шума воды у входа в пещеру. И, если не считать вездесущих, далеких раскатов со стороны Мордора, окружающая местность вновь казалась безмолвной. За всё это время крошечную пещеру никто не побеспокоил, и он продолжал отдыхать, крепко сжимая свою сумку в холодных руках от возможных бандитов и воров.       И всё же что-то по-прежнему его тревожило.       Трудно было быть полностью уверенным, потому что после разорения, которое принесла с собой война, мир стал настолько ужасно запутанным, что было практически невозможно различить ощущение нормального и правильного от ненормального. И всё же это странное ноющее чувство в глубине его сознания, которое позволяло ему знать, когда что-то шло не так, просто не уходило.       Он напряг слух в надежде получить хоть какую-то зацепку того, что притаилось вне его убежища, но за пределами пещеры лишь слышались редкие капли дождя, разбивающиеся о грязь на дороге. Ни отдалённых голосов, ни грубого орочьего наречия, ни каких-либо ещё других звуков. И всё же что-то ощущалось нехорошее, какое-то звучание далёкого зла повисло в воздухе, вызывая тревогу в душе у Леголаса. Хотя после стольких лет существования с постоянным ощущением зла где-то рядом, это чувство не должно было оказывать на него такого воздействия.       Обычно, когда у него возникало это странное чувство, что что-то в его окружении не так, принц просто игнорировал его, не желая ввязываться во что-либо, что могло нести в себе потенциальный риск. Вокруг и так было слишком много опасностей, готовых выследить и лишить его хрупкой жизни, хоть он и старательно избегал их. Ему просто нравилось бродить. Это было неким блаженством просто идти по дороге и всегда знать, на каком участке Старой эльфийской тропы ты находишься.       Однако на этот раз было трудно не обращать на свои чувства внимание. Осторожно принц снял с себя одеяло и, сложив его так, чтобы оно занимало как можно меньше места, убрал обратно в сумку. Взамен же вытащил один из своих длинных ножей с белой рукоятью, хранившихся в древних потрёпанных кожаных ножнах. Несмотря на дикое нежелание выходить из относительно безопасного убежища, Леголас почувствовал, как тело само заставляет его двигаться дабы выяснить причину странного покалывания, охватившего разум. Он должен узнать.       Леголас встал, и пригнувшись, чтобы не удариться головой о низкий свод пещеры, начал пробираться вперёд с ножом в руке. Убрав часть защитной листвы, он выглянул из входа в пещеру, осмотрелся, нет ли снаружи кого-либо, готового нанести неожиданный удар. Убедившись, что всё чисто, он бесшумно выскользнул в темноту, не считая лёгкого шелеста кустов, которыми он прикрыл вход в пещеру, чтобы она оставалась скрытой на случай, если ему когда-нибудь понадобится использовать её вновь.       Ранее промёрзшая тропинка теперь была пропитана едкой водой, которая лилась с неба, заполняя выбоины, изрывшие дорогу. На первый взгляд больше ничего не изменилось, хотя на дорогу опустился густой туман, закрывая обзор более чем на несколько футов вокруг. Леголас осмотрелся, ища причину, по которой тревога не отпускала его разум.       Вздохнув с облегчением от того, что не обнаружил ничего необычного, принц задумался о том, действительно ли он может оправдать своё возвращение в сухую пещеру, чтобы поспать ещё пару часов. Однако теперь, когда он снова оказался на хорошо знакомом ему участке грязной тропы, он вновь почувствовал зудящую потребность в передвижении. И хотя он только что пришел с этого самого направления несколько часов назад и, таким образом, должен был вернуться по своим же следам, он повернул налево и, поправив ремень походной сумки на плече, снова отправился в путь.       По иронии судьбы, ему не потребовалось много времени, чтобы совершенно случайно наткнуться на то, что чуть ранее насторожило его чувства. Орки, отвратительные мерзости, созданные Сауроном, едва ли оставались незаметными, когда передвигались по местности. Леголас мгновенно насторожился, уловив их грубое наречие вдалеке сквозь туман. Он торопливо сошёл с дороги и из ножен в сумке достал свой второй парный клинок.       При обычных обстоятельствах он покинул бы этот район со всей возможной поспешностью, позволив кровожадным оркам сохранить контроль над дорогой, а не бросать им вызов и вступать с ними в бой. Но сегодня вечером он почувствовал, как в сердце разгорается прежний жар гнева, и это чувство удивило его, так как он не испытывал такого десятилетиями. Давным-давно он оставил все мысли о мести за разграбление своей любимой родины и теперь сражался только по абсолютной необходимости, а не ради удовольствия. Это внезапное чувство подтолкнуло его вперёд, несмотря на голос здравого смысла в голове, и он решительно вернулся на дорогу, держа оружие наготове в ожидании битвы.       Уверенно шагая сквозь густой туман, Леголас побежал на звук тяжёлых шагов и лязг доспехов.       Его догадка об орках оказалась верной. Они маршировали в эксцентричной манере, строй имел характерную для них беспорядочность в рядах. Они топали, небрежно скользя по мокрой, скользкой земле, рыча и огрызаясь от раздражения и жалкого убожества, во-видимому, не обращая никакого внимания на эльфа, легко и устойчиво приближающегося к ним.       Приблизившись к их позиции, Леголас снова сошёл с дороги, чтобы использовать момент неожиданности для последующей атаки. Он присел на корточки на обочине тропинки, холодные руки в перчатках сжали белые рукояти его самого ценного оружия. Орки, не ожидая какого-либо сопротивления на контролируемом Мордором пути, явно не высматривали никакой потенциальной опасности; в конце концов, в этой части мира никто больше не осмеливался противостоять мощи Саурона. Они даже не послали разведчика, чтобы проверить, нет ли впереди какой-либо угрозы.       Это оказалось идеальным для Леголаса. Несмотря на превосходящую численность, орки оставались прискорбно глупой расой.       Хорошо обученный бою, получив много практических навыков за свою долгую жизнь в вечно осажденном королевстве Мирквуд, Леголас не боялся сражаться со своим врагом, даже в таком состоянии, ослабленном голодом и пренебрежением к своему здоровью. Он знал, как убивать существ, и теперь, когда представилась возможность вступить в бой с этой самой ненавистной расой, он обнаружил, что перспектива пролить чёрную, ядовитую кровь несчастных из Мордора будоражила его.       Крепко сжимая свои парные эльфийские клинки, Леголас приготовился действовать. Он позволил первым нескольким рядам орков пройти мимо него, зная, что более слабые, менее хорошо вооружённые, как правило, занимают тыл, и они станут хорошей забавой для него, несколько уравновесят шансы своей лёгкой смертью и окажутся идеальной разминкой перед главным событием, – этот план всегда работал с орками. Балансируя на носках, Леголас приготовился прыгнуть вперёд, кровь пульсировала в его венах с силой, которой он не чувствовал уже много лет.       Уже собираясь сделать свой ход, он прищурился, рассматривая в тумане ряды существ и обнаруживая, что орки в первых рядах остановились и повернулись лицом к более медленным среди них.       - Поднимайтесь, – приказало одно из мерзких существ громким резким голосом.       Посреди орочьего патруля возникла небольшая потасовка, но Леголас не мог разглядеть, с кем они сражались. – Вероятно, сражаются между собой, – с отвращением подумал он про себя. Может быть, если он подождёт, они все ввяжутся в драку и ещё больше уравняют шансы.       - Я сказал, поднимайтесь. Мы не будем тащить их всю дорогу, – пожаловался тот же орк, проталкиваясь сквозь своих товарищей. Орк пнул что-то на земле, и Леголас услышал возглас боли, за которым последовал резкий крик. – Нет!       Принц навострил уши, услышав крик, потому что это был невинный, не искажённый голос, это был голос ребенка. И, прежде чем он даже осознал это, умоляющий голос проник в его уже закаменевшее сердце, и он почувствовал, как оно болезненно сжалось от сочувствия к невинным. Однако сейчас было не время и не место для сострадания, и он решил держаться подальше от этого. Ребенок не был его заботой.       - Заткнись! – прорычал Орк, услышав крик ребенка.       Напряжённый голос прозвучал среди хаоса, отчаянно взывая к жалости. – Оставьте его в покое, я прошу вас, – человеческий голос принадлежал мужчине, предположил Леголас. Он тоже не его забота. Сейчас только орки были его единственной заботой.       - Замолчи! – рявкнул орк, угрожающе обнажая ржавый меч.       - Он всего лишь мальчик. Пожалуйста, отпустите его, – закричал человеческий голос, несмотря на угрозу.       Безжалостный смех прокатился по рядам орков, и Леголас почувствовал, как его кровь похолодела от ужаса при этом звуке; он был до боли знаком с ним, ибо слышал, как он эхом разносился по его огромному лесному дому, когда Мирквуд был стёрт с лица земли этими мерзкими существами. Ненависть, чистая и неподдельная, сменила сочувствие в его сердце, и его холодные пальцы сильнее сжали жемчужно-белые рукояти клинков в решимости пролить чёрную кровь этой ночью.       - Держи свой рот на замке, мразь, – заорал главный орк, пиная то, что Леголасу изначально показалось куском неподвижных тряпок.        Больше не было слышно ни звука от несчастного человека, и Леголас в такой же тишине наблюдал сквозь густой туман, как пара орков c дёрганым взглядом подняла сгорбленную фигуру на ноги и толкнула вперёд, не заботясь о её равновесии. К счастью, мужчина смог удержать равновесие, избежав падения на скользкой грязи. Мужчина с трудом прохромал вперёд, и Леголас заметил, как тот протянул бледную руку и взял мальчика за маленькую по сравнению с ним ладошку, подталкивая его вперёд, чтобы избежать внимания орков.       Это было весьма печальное зрелище. Мужчина и ребенок, без сомнения, невиновны, за исключением того, что ненавидимы силами зла и окружены монстрами. Их явно вели на смерть, но это было то, чему Леголас был свидетелем слишком много раз за последние пятьдесят лет. Он пришёл к пониманию того, что в таких делах нет спасения, и большинство людей могли надеяться на то, что их смерть будет быстрой. Возможно, если бы он идеально рассчитал время своей засады, то смог бы сам избавить бедных людей от страданий, ибо, несомненно, любой конец был лучше, чем тот, который планировали для них орки.       Когда последние ряды орков снова начали свое неорганизованное, топающее движение, теперь быстрее, чтобы догнать своих необремененных товарищей, Леголас, наконец, воспользовался возможностью. С таким количеством различных противоречивых эмоций, пронизывающих его больное сердце, он сосредоточился только на одном, самом сильном и лёгком, – ярости. Он позволил ей заполнить его разум, когда крадучись, хотя скрытность больше уже не требовалась, он бросился на дорогу позади орков и без колебаний рубанул по спинам двух ближайших существ, мгновенно убив их.       Ему удалось уложить ещё пару особо недалёких тварей, прежде чем у орков возникла мысль о том, чтобы начать защищаться, и они стали разворачиваться в направлении неожиданно напавшего на них противника. С громкими воплями гнева орки ринулись на него со своим проржавевшим оружием, но, как ни странно, Леголас больше ни капли не боялся их и даже отдалённо не уставал от этого испытания на прочность. Он просто отдался этому самому первобытному гневу. В крови бурлил адреналин, и павший принц вступил в бой.       Мужчина и ребенок, оказавшись в эпицентре битвы между их злыми похитителями и этим таинственным безумцем, осмелившемся бросить вызов созданиям Тени, низко пригнулись в надежде, что обе стороны сражающихся позабудут о них. Они не хотели участвовать в этом, что бы это ни было. Тем не менее, Мужчина понял, что у него есть возможность бежать, поскольку орки были отвлечены яростью высшего существа, которое напало на них без страха и пощады. Так что он схватил ребенка за руку и потащил замёрзшего мальчика подальше от драки.       - Папа? – закричал ребенок, в ужасе дёргая отца за руку.       - Мы должны идти, – отчаянно подбадривал его мужчина.       - Но…       - Сейчас, – призывал он, когда орк упал замертво рядом с ними. Мальчик закричал от ужаса и больше не протестовал, когда мужчина стал тянуть его от места битвы. Он попытался поднялся на ноги несмотря на то, что его отец споткнулся в попытке бежать. Услышав крики разъяренных орков позади себя, ребёнок всё же заставил себя встать на свои короткие, слабые ноги, чтобы спасаться, но, когда они покинули место драки, что-то потащило его обратно на грязную землю.       Сперва ребенок, перепуганный до смерти, запаниковал, крича от страха, что его схватил один из напавших на него окровавленных монстров, которые безжалостно гоняли их по землям в течение прошлой недели. Однако здравый смысл быстро вернулся, и он понял, что задержка с их побегом была спровоцирована на самом деле его собственным отцом, который поскользнулся в грязи и теперь стоял на коленях, кашляя тем ужасным, отрывистым кашлем, который преследовал его уже много недель. Его некогда сильный отец и раньше страдал от подобных приступов, но сейчас было не лучшее время падать.       - Беги, – в отчаяньи прохрипел мужчина сыну, грубо отталкивая от себя маленькое тельце. И когда светло-серые глаза мальчика переключились с туманной дороги на отца, а затем на всё ещё продолжающуюся битву и, наконец, снова вернулись, показывая его нерешительность, мужчина закричал так громко, как только мог, – я сказал тебе оставить меня. Сейчас же беги!       Покачав головой так, что тонкая ткань капюшона откинулась назад, обнажив тёмные, тонкие кудри на бледном лбу, мальчик настоятельно произнёс, – нет, – и он подошёл, беря отца за руку и помогая ему подняться.       - Не нужно, – потребовал мужчина, схватившись за свою напряжённую от кашля грудь. – Просто иди. Беги.       - Я не оставлю тебя, – рядом на землю рухнул орк, заставив мальчика испуганно закричать, но монстр был уже мёртв, и человеческий ребенок достаточно долго смотрел в сторону битвы, чтобы убедиться, что орки не бросят сражение со странным ищущим боя светловолосым мужчиной, чтобы погнаться за ними.       Отведя глаза, мальчик вновь потянул за руку своего поверженного отца. Звуки смерти, эхом разносящиеся по жуткой дороге, были такими ужасными, и он совсем не хотел наблюдать за гибелью орков или человека, напавшего на них. Он хотел убежать от всего этого кошмара, но знал, что не может оставить отца. Он ни за что не оставит его, не после всего, через что они прошли за последние недели.       - Папа, вставай, – закричал мальчик, дергая отца за руку.       По настоянию мальчика, ослабевший мужчина на этот раз поднялся на ноги. Если сын не оставит его и не спасётся сам, он всё равно будет обязан доставить его в безопасное место.       - Быстрее, – тяжело дыша, он почти ползком начал удаляться от места битвы. Он надеялся отойти подальше, чтобы скрыться в окутывавшем дорогу тумане. Если спрятаться на обочине дороги, то, возможно, они смогут остаться незамеченными, пока не минует опасность. Этот план, однако, зависел от того, чтобы тот сумасшедший, начавший драку с орками, действительно победил в ней, но они не могли быть уверены, что это произойдет, поэтому изо всех сил старались отойти на максимальное расстояние.       Бросаясь в эту битву, Леголас понимал, что это настоящее самоубийство, но не чувствовал ничего, кроме слепой ярости в сердце. Движения, которые он практиковал каждый день своей жизни в течение почти двух тысяч лет, давались на удивление легко несмотря на то, что они больше не имели той же мощи, что и раньше, из-за недостатка сил. Ибо за последние годы он сражался только по необходимости, когда на него нападали, сам же он не переходил в наступление. И это забытое чувство ведения боя было невероятно приятным.       Когда чёрная кровь хлынула из отвратительных созданий Мордора, Леголас почувствовал, как его собственная, незапятнанная кровь пульсирует энергией. Он продолжал с ненавистью безжалостно атаковать, кружась и рубя врага сверкающими серебряными клинками. Ошеломлённые орки едва успевали сгруппироваться, как уже падали от руки принца. Конечно, они сражались за последние годы, но им не приходилось сражаться с эльфами в течение долгого времени, и они были плохо подготовлены к такой хорошо продуманной битве. В этой части мира, теперь почти полностью лишённой живых существ, кроме злых тварей, сами орки редко нападали на кого-либо, а чтобы их атаковала практически вымершая раса эльфов, такого эти мерзкие твари вообще не могли припомнить.       У орков, несмотря на первоначальную неуверенность Леголаса в битве с ними, не было ни единого шанса. Осторожность была отброшена обеими сторонами. И в конце концов, Леголаса перестало волновать, выживет ли он сейчас. Как будто больше не было ничего, ради чего стоило бы жить. Смерть стала бы благословенным облегчением.       Густая чёрная орочья кровь покрывала руки Леголаса, капая, стекая по рукоятям парных эльфийских клинков и брызгая ему в лицо, но его это совершенно не волновало. Он атаковал со злой отдачей. – Нападение в гневе, – слышал он как будто наяву, как его старый наставник говорил ему на залитых солнцем тренировочных полях Мирквуда, – может привести только к неудаче. Атакуй умом, а не сердцем, – это был разумный совет, но его невозможно было принять во внимание, поскольку чистая ярость пульсировала в его уме и сердце одинаково.       Последний орк пал так же легко, как и предыдущие твари, но Леголас не сразу прекратил атаку. Крича от не сдерживаемой ярости, он колол и рубил трупы, желая осквернить их так же, как они оскверняли его сородичей. Никогда бы раньше он не опустился до их безнравственного уровня, но ему нужно было выплеснуть этот гнев, чтобы он не поглотил его в своей силе.       Вонзив свой нож в чёрное сердце одного из отвратительных приспешников Саурона, Леголас, наконец, поддался усталости, которая была его постоянным спутником в течение последних пяти десятилетий, и с некоторым усилием вытащил лезвие из тела, прежде чем оно успело вонзиться в землю. Принц тяжело дышал, с трудом переводя дыхание.       Его сердце продолжало бешено колотиться, кровь громко стучала в ушах, в течение долгого времени, и было так приятно слышать что-то другое, кроме зловещего раската грома, доносящегося из Мордора. С отвращением глядя вниз на омерзительную гору трупов, Леголас начисто вытер ножи тряпкой, выхваченной когда-то у одного несчастного существа, потерявшего голову.       Когда адреналин иссяк, стук, наполнявший разум, также начал стихать, а дыхание выровнялось, Леголас услышал звук, который был ему знаком ещё меньше, чем шум битвы. Нахмурившись, он попытался определить источник звука. Это звучал... плач?..        Измученный борьбой, Леголас чувствовал, что ему следует отступить от любой новой ситуации, которая ещё больше задержит его на пути. И всё же, по причинам, неподвластным его пониманию, он чувствовал себя обязанным выяснить, что происходит, что делает эту ночь так ужасно непохожей на все другие ночи, которые он пережил за последние двадцать лет.       Он медленно повернулся на шум, на всякий случай подняв один из ножей, которые всё ещё держал в правой руке. В этом изменившемся мире было очень мало вещей, которым он мог доверять.       Всего в десяти футах или около того на грязной дороге сидел маленький мальчик, склонившийся над большой глыбой, которую Леголас видел, как мучили орки, прежде чем он начал свою внезапную атаку.       - Папа, вставай, – в отчаянии закричал мальчик, снова тряся мужчину за руку. – Папа, пожалуйста. Мы должны идти.       Мужчина, отец мальчика, как понял Леголас, ничего не ответил, только слабо закашлял. Несмотря на свою неуверенность, Леголас сделал шаг вперёд, стараясь не наступить на упавших орков или не поскользнуться на скользкой от крови дороге. Он обнаружил, что эти двое смогли взбудоражить его любопытство. Пленение людей было обыденным делом для орков, поскольку они поработили многих, начиная с конца правления Свободных народов, но это был первый раз, когда Леголас действительно столкнулся с пленными лично. Он видел, как эльфы, люди, друзья из его собственного королевства подвергались насилию и были убиты орками, но этот ребенок, умоляющий своего павшего отца, тронул его сердце так, как ничто не трогало с тех пор, как он покинул свой дом. Он так давно не испытывал к кому-либо сочувствия, что теперь оно казалось такой далёкой эмоцией, которая не давалась ему легко, как это случалось когда-то.       Мгновение Леголас наблюдал за ребенком и пытался сообразить, что ему делать дальше. Всё, чему он научился за время своего долгого изгнания, умоляло его бежать, бежать от этой новой опасности. Это была чья-то другая проблема. Да, он должен уйти, пока его ещё больше не втянули в эту неразбериху. В конце концов, он сделал достаточно для этих людей, освободив их из жестоких лап похитителей. Каким бы моральным долгом он ни был связан, он сделал более, чем должен. Теперь его совесть могла быть спокойна.       Приняв решение, Леголас резко отвернулся от жалкого зрелища забытых всеми отца и ребенка. Он не предпринял никаких усилий, чтобы очистить окровавленную сцену битвы. Грязные существа скоро будут раздеты воронами догола, которые будучи голодными готовы были лакомиться даже испорченной плотью орков.       - Помогите нам, – позвал его тихий, дрожащий голос, когда Леголас стал отдаляться в тумане. И, несмотря на свои убеждения, Эльф дрогнул, замедлив шаги. Он повернул голову, чтобы посмотреть на ребенка. Выразительные серые глаза блестели от слёз, он нервно взглянул на отца, а затем снова на Леголаса. – Пожалуйста... пожалуйста, помогите нам.       Леголас оглядел мальчика с ног до головы. Он был маленьким. Невозможно было угадать его возраст; мальчик явно много голодал, так что вряд ли выглядел на свой возраст. Страх и ужас отражались на юном лице, и это неудивительно, учитывая, что он только что стал свидетелем кровавой резни. Но в нём также были мольба и отчаяние.       Нет, Эльф давным-давно поклялся заботиться только о себе. Сейчас он не стал бы связываться с кем-то другим.       - Мой отец болен. Пожалуйста, помогите нам.       Да будь проклят этот сладкий голос; он так сильно напоминал ему о невинности, которой когда-то был в изобилии наполнен мир, и которая была так безжалостно уничтожена после восстания Саурона.       - Пожалуйста… Пожалуйста, помогите, – закричал ребенок, одной рукой вцепившись в упавшего отца, а другую умоляюще протягивая к Леголасу.       Его разум кричал ему, чтобы он уходил. Он не мог позволить себе привязываться к кому бы то ни было. И всё же его сердце – его предательское сердце, которое всегда было больше связано с совестью, чем со здравым смыслом, и выбором, к которому он всегда чувствовал себя обязанным прислушиваться, – велело ему остаться, предложить помощь отчаявшемуся ребенку и пострадавшему мужчине.       - Помогите нам, – взмолился маленький ребенок, его голос задыхался от эмоций.       И Леголас повернул назад. Взяв оба своих смертоносных клинка в одну руку, эльф целеустремлённо направился к мужчине и ребенку. При его приближении мальчик, хоть это именно он попросил Эльфа вернуться, прижался к отцу в попытке защитить едва находящегося в сознании мужчину…       Продолжение следует…