Cоседка

«Мужчина, способный на поступки, обречен быть любимым», — Коко Шанель.

      Воскресенье — идеальная возможность выспаться, но только не для Леви Аккермана. Он, как и обычно, встаёт с утра пораньше, и начинает готовить завтрак. Перед этим заглядывает в комнату к спящей Микасе и аккуратно прикрывает дверь, чтобы она выспалась в свой законный выходной.       Когда он, позавтракав, убирает порцию и для племянницы, раздаётся стук в дверь. На пороге обнаруживается Ханджи, которая тут же начинает что-то тараторить, улыбаясь. Леви молча выслушивает её и молчит даже тогда, когда она заканчивает свою буйную тираду. Зоэ, глядя на него, вопрошает:       — Ты идёшь или нет?       — Ты и красно-белый плед — заманчивое предложение, как тут можно отказаться…       Она улыбается так, будто ей дарят самую желанную сладость на свете. Леви собирает рюкзак и пишет Микасе записку, подумав, оставляет немного денег рядом с бумажкой — пусть прогуляется и купит себе что-нибудь, быть может, в кафе сходит со своим ненаглядным Эреном или друзьями.       — Куда мы идём? — спрашивает он, когда они выходят из дома.       — Увидишь, — она лукаво улыбается, надевая солнцезащитные очки. Как позже выясняется, Ханджи приводил его на своё любимое место. Они стелят красно-белый плед, но напитки или еду не достают — пока не голодны.       Ханджи одёргивает юбку тёмно-синего платья в цветочек и принимается рассказывать Леви о травах и цветах, что их окружает. Аккерману, если честно, плевать, что она говорит; лишь бы говорила — он наслаждается звучанием её голоса и блеском глаз, ведь тема разговора — то, что ей очень нравится.       Он внимательно её слушает, останавливать взглядом на губах Ханджи. Кажется, Саша и Микаса правы — между ними что-то есть. И с этим «что-то» надо разобраться. Аккерман не любил находиться в «подвешенном состоянии» — либо да, либо нет. И надо было это выяснить.       — Что такое, Леви? Не интересно про полынь слушать? — она склоняет голову, тёмные волосы искрятся в солнечном свете.       Он хрипло произносит:       — Ты очень притягательна.       Ханджи решает проблему просто и, наверное, даже в какой-то степени гениально. Пододвигается ближе и предлагает:       — Тогда поцелуй меня. Ты же хочешь.       Она даёт ему карт-бланш, но Аккермана это не устраивает.       — Этого недостаточно. Ты тоже должна этого хотеть. Иначе…       — Хочу, — отрывисто произносит Ханджи, глядя ему в глаза, и Леви принимает её приглашение. Они начинают целоваться, ладонь Аккермана оказывается на её бедре, и он останавливается.       — Ты… Ханджи, я…       Она кладёт ладони ему на плечи.       — Какое сегодня солнце ослепительно яркое, не находишь?       Слова явно не относятся к тому, что они обсуждают, и из-за этого Леви запрокидывает голову и смеётся. Но недолго, смех прекращается, он чуть вздрагивает, когда губы Ханджи касаются его кадыка. Он опускает голову, глядя ей в глаза. Она не отводит взгляд, смотрит и ждёт, что Леви предпримет. А он делает следующее — обхватывает её лицо ладонями и целует.       Ханджи укладывается на плед и тянет Аккермана за собой, уверенно ведёт ладонями по плечам, обтянутыми тканью фиолетово-красной клетчатой рубашки, чувствует напряженные мышцы и улыбается, отвечая на поцелуй. Расставляет ноги чуть пошире и, когда Леви склоняется к ней ближе, обвивает ими его талию.       — Прямо здесь?.. — задаёт он вопрос, пока ещё можно остановиться.       — Почему бы и нет.       Она в своём репертуаре, думает Леви, помогая ей снять с себя рубашку. Под рубашкой у него серая футболка, от которой Зоэ тоже хочет поскорее избавиться. Аккерман гадает: на какие ещё авантюры шла эта девушка, преподающая в колледже у Микасы, но все мысли разом вылетают из головы, когда прохладные ладони Ханджи забираются под его футболку и касаются разгоряченной кожи.       Боже, если он сейчас горит, когда она просто трогает его, то что будет, когда между ними не останется никаких преград?       Ханджи притягивает Леви к себе, скользит ладонями по спине, рассматривает плечи, ключицы, прижимается губами к пульсирующей жилке на шее, шепчет ему на ухо: «Какой ты весь в родинках, просто невероятно» и вцепляется так, что ему ясно одно — костьми ляжет, но не отпустит. Она, видимо, испытывала похожие чувства всё то время, что они знали друг друга; тоже хотела расставить все знаки препинания и разрезать ножом напряжение, царящее между ними.       Леви скользит взглядом по контурам тела Зоэ: как же было приятно, что Ханджи позволяет ему видеть себя такой, такой…       …Когда она отдаётся ему, шепча его имя, Аккерману, всё становится неважно.       Есть только он, она и их момент.

***

      Леви возвращается домой к обеду. Он, улыбаясь, вытряхивает травинки из волос, открывая дверь.       — Микаса, я дома!       — Я на кухне, — отвечает та.       Аккерману странно, что она не выходит его встречать. Обычно, когда Микаса была дома, то она появлялась в коридоре и обнимала его.       Но что-то было сегодня не так.       Микаса, когда Леви приходит на кухню, встаёт из-за стола. Она поджимает губы и смотрит тревожно.       — Микаса, что случилось?       — Кенни написал письмо. Говорит, что он приедет к нам на две недели. Дату сообщит чуть позже.       — Ты что-то не очень радуешься, — замечает Леви, вспоминая, как она весь свой день рождения ластилась к Кенни, обнимала его и всем видом показывала, как она рада, что её родственники в сборе.       — Одно дело — приехать на день рождения, побыть несколько часов и уехать, — отвечает она, и Аккерман удивляется — хорошо же ведь она его знает, — а ещё… Я знаю, как ты к нему относишься, и что тебе будет тяжеловато терпеть его присутствие. А ещё… Я просто думала на эту тему и поняла, что нам вдвоём хорошо. И больше никто не нужен. Ты даёшь мне всё, что нужно, Леви, и даже больше.       Леви кивает и, подойдя ближе, заключает Микасу в объятия. Она прижимается к нему, утыкается носом в рубашку и зажмуривается.       Так они и стоят, вцепившись друг в друга.