SwapFell: Мир минувшего ужаса

      Сон никак не приходил.       Чара проворочалась уже полчаса, тщетно пытаясь отвлечься от навеваемых сгущающимися сумерками мыслей. Последние краски дня давно погасли, почти целый час в доме не раздавалось ни единого звука, и, казалось, ничто не тревожило тишину тёплой июньской ночи. Но в тишине шевелилась тревога. Прозрачной тенью она скользила по стенам, чуть слышно скрипела по половицам и беспрестанно бормотала себе под нос, то и дело устремляя пристальный взгляд далеко-далеко за окно. К самому горизонту, где белёсые покрывала туманов плотно окутывали в ночи чернеющую тень Эботта.       Со стороны то была самая обыкновенная летняя ночь. Но день, который должен был последовать за ней, перечеркнет всю безмятежность первой зарницей, что опалит алым огнём сгустившиеся в долине туманы. О том знала лишь она и её брат. И всё спокойствие тёплой ночи, умиротворяющий шелест леса за окном, трель тысячи сверчков в спящем цветочном поле и тихий перестук старых часов в комнате, никогда не нарушающих тишину скрипучим звоном, всё это сегодня казалось обманчивым, фальшивым. Просто лживой обёрткой, плохо скрывающей бледную личину страха.       Она всегда любила засыпать под стихающее тиканье стрелок, но сейчас их стук звучал куда громче обычного. Часы словно настаивали обратить на себя внимание, девочке чудилось, что их ход то ускоряется, то замедляется, то и вовсе останавливается на несколько мгновений, лишь бы заставить её хоть разок взглянуть на белеющий в сумерках циферблат. Но Чаре было боязно смотреть на них, впервые и почти невыносимо. Меньше всего ей хотелось знать, сколько времени у неё осталось до рассвета.       Чем темнее становились короткие сумерки, тем быстрее тревога обрастала плотью и накапливала силы. Теперь девочка явственно видела её тень, расхаживающую всё ближе и ближе. Тень приглядывалась к ней, кивала за шумящее окно и всё шептала и шептала, громче и громче, но Чара по-прежнему не могла различить ни слова. Чудовище, до ужаса напоминающее огромную размашистую кляксу, металось по стенам, дергаясь как встревоженный светом паук. В какой-то момент её силуэт застыл на фоне серой стены, горбатясь, выпирая свой костлявый позвоночник и упирая в пол кривые руки, под которыми сочилось чернилами распоротое брюхо. Вытянутая голова, увенчанная скошенной терновой короной, резко повернулась к ней. Внутри у малышки всё сжалось, она отвернулась к стене, вжавшись в подушку и дёрнула одеяло на себя, защищаясь от каждого шороха, снующего по комнате. Тиканье оборвалось. Шёпот прекратился.       Но её сердце, отчётливо застучавшее в сжимающейся груди, не отпустило от мучавших мыслей. Теперь уже они звучали как посторонний голос, обеспокоенно, сбивчиво, перебивая друг друга, но одно и тоже. А её собственной сердце продолжало гулко бить в набат, отсчитывая каждую секунду, уносящуюся по крови. Чара не выдержала и сдёрнула с себя одеяло, резко поднявшись в темноте.       Комната была пуста. Тень исчезла, оставив после себя лишь кривые трещины, паутиной расползшиеся по стене. Часы продолжали стучать, неумолимо отсчитывая каждую секунду. Ночь накатила ещё сильнее, и вместе с тем, за её спиной подкрадывался рассветный час. Чара судорожно вздохнула, спустилась с кровати и на цыпочках пробежала в коридор.       Проскользнув по тёмному холлу вдоль лестницы, она остановилась перед закрытой дверью соседней комнаты, и, слегка помешкав, осторожно толкнула её от себя. Дверь медленно приоткрылась, но с таким жутким скрипом, что шансов не обнаружить себя попросту не осталось. Пискнув, малышка отскочила от порога, спрятавшись в темноте коридора. Но из комнаты не последовало ни единого звука.       Несколько минут потоптавшись в неуверенности на месте, девочка сначала тихо вернулась к порогу, а затем и краем глаза заглянула в проём. Брат молча сидел на кровати, сложив ноги, и не отрываясь глядел в распахнутое окно. Именно туда, куда указывала ей то уродливое пятно — к тёмной горе. Девочка с испугом сцепила руки в замок и робко зашла в комнату.       — Майк, — хрипло прошептала она, и нервно прикусила губу, — Майк, тебе тоже не спится? — сестра сделала несколько шагов к его кровати. — Т-ты же тоже думаешь о... о ней?       Брат вздрогнул, развернулся через плечо к сестре и пристально взглянул на неё в темноте. Глаза его странно блестели, хмурая отрешённость угадывалась в них даже в синеющем мороке ночи.       — Почему ты не спишь? — громко прошептал он. — Тебе же завтра рано вставать, до города и так далеко добираться.       — Я знаю, но н-не могу. — призналась сестра. — М-мне не по себе, Майк. Ты так ничего и не рассказал маме?       — Шутишь? Меня тогда ни за что не отпустят! — тихо вспылил брат и кивнул головой в сторону окна. — Я ведь уже всё рассчитал. Отсюда до горы четыре мили, мне понадобится пара часов, чтобы добраться до вершины и к вечеру я успею вернуться домой. Никто ничего не заметит.       — Но там же может быть опасно! — возразила девочка, встав подле кровати. — Разве ты не слышал, что ещё никто не вернулся оттуда? Я читала, ч-что там обитают мстительные духи леса, которые заманивают людей...       — И заставляют плясать с ними до смерти! — Майк насмешливо фыркнул и тряхнул копной пшеничных волос. — Я не верю в эти заплесневелые выдумки. Вот увидишь, завтра же я докажу тебе, что никаких духов там нет! — он снова бросил взгляд в окно. — Там что-то совершенно другое. Что-то очень важное для нас, Чара...       Сестра насупилась и обидчиво нахмурила брови. Ей было до тошноты противно злится на своего брата, особенно, в тот самый момент, когда ей казалось, что с ним вот-вот должно случится нечто страшное, если он только не передумает. Всё внутри противилось тому, чтобы отпустить его, слепо наталкивалось на ещё большее непонимание, как только брат начинал говорить загадками. Девочка не понимала: ради чего? Какая цель может стоить стольких опасностей? Ей просто нужно, чтобы он остался рядом, — ничего важнее она и представить себе не могла.       Ей не нужны психологи, не нужны врачи, не нужна ничья помощь, кроме него! Они сказали, что смогут помогать ей, небрежным росчерком на листе поставили на наблюдение, клещами выдернув согласие из родителей. Не хватало ещё лишней обузы, мать и отец приняли её, скрепя сердце. Чара только хлопала ресницами, не понимаю, почему эти странные люди в белоснежных халатах предлагают помощь именно ей? Не отцу, чьи красные от раздражения глаза, то и дело мелькали в зеркале заднего вида, рыская взглядом, то напряжённому лицу матери, то собственной дочурки, в которую он всматривался с таким отвращением, словно каждая поездка причиняла ему нестерпимую боль. Не матери, чьи измождённые руки покоились на дрожащих коленях, чьи роскошные жемчужные волосы прикрывали темнеющий след на левой щеке. Изредка она касалась пятна, тонкие морщины неожиданно проступали на её лице, вместе с тем, как отзывалась под пальцами боль. Поймав в зеркале молчащий взгляд мужа, она опускала глаза, а затем искоса смотрела на Чару так, будто та собственными руками заперла её в одной клетке с голодным зверем. Девочка испуганно зажималась и отворачивалась к окну. Солнечный свет пробивался сквозь запылённые стёкла, искрился на хромированной приборной панели, высвечивал ещё не затянувшийся порез на ладони отца, очерчивал лиловое пятно, как копоть размазанную по щеке матери.       Неужели, им не нужна была помощь? Неужели, их нельзя было спасти? Ещё тогда она невзлюбила взрослых, живущих за пределами долины. Особенно, тех, кто обитал за толстыми белыми стенами, запирался за белыми дверями, ожидая за своими столами в белых-белых халатах. Они с заботливостью зашивали её раны, чтобы этим же вечером, вдали от их стерильных ярких кабинетов, под рыжим светом одинокой лампочки, их аккуратные швы безжалостно вспарывали грызущие в полумраке упрёки. Может, им не хотелось знать, что ей нужно на самом деле, они просто отрабатывали свой хлеб, а на сверхурочные никто не напрашивался.       Ах, если бы только можно было взвалить всю вину на их усталые плечи, девочка бы с удовольствием так и поступила. Но ведь она ни слова не проронила о том, что она видит и чувствует в душных стенах дома. Она бы не побоялась признаться, но каждый раз, останавливаясь перед закрытой дверью кабинета, мать крепче стискивала её руку, устремляла взгляд в удивлённые глаза и тихо наказывала:       — Помни, ни слова о папе.       Этот дрожащий, полный угрозы и мольбы голос, каждый раз заставлял её вздрагивать. И повиноваться. Чару всегда поражало спокойствие матери, беззаботная улыбка на худосочных губах, приветливый тон, прорезающийся только здесь, в окружении белых стен, под дежурным взором врача. Девочка скоро поняла, что всё это — маленькие спектакли, которые приходилось разыгрывать раз за разом. Дурные отношения со сверстниками, переходный возраст, влияние окружающей среды, что угодно, но ни слова о том, что происходит под крышей родного дома. Ни слова.       Казалось, что сейчас, но уже перед её лицом брат пытался лукавить, уходя от прямого ответа. Впервые за столько лет она чувствовала недосказанность, звучащую в его словах. «Что-то очень важное для нас», — ответил он, хотя с тем же успехом мог только промолчать.       — Откуда ты знаешь? — с недоумением спросила она. — Если там никто не живёт, значит, это самая обычная гора!       — Я... — брат хотел подшутить, но неожиданно запнулся. Взгляд его стал серьёзным. — Я просто чувствую, что там что-то есть. Понимаешь, каждый раз, когда я смотрю на неё, вглядываюсь подолгу, меня так и тянет к вершине. Там непременно спрятана какая-то тайна, что лучше всех местных сказок, взятых вместе. — он внимательно взглянул на неё. — Я обязан рискнуть ради неё.       — Но если гора и вправду опасна? — запротестовала сестра. — Ты не можешь идти туда один. Возьми хотя бы меня с собой, Майк, — но брат отрицательно качнул головой. — Ну, пожалуйста! Обещаю, я не буду мешать, не заною и не заплачу, я уже не маленькая! — Чара гневно притопнула ногой. — А если не возьмёшь, тогда я...       — Пожалуешься маме..? — голос мальчика дрогнул. — Ты уже и забыла о нашем уговоре? — Майкл тяжело вздохнул, развернулся к ней и мягко положил руки на плечи девочки. Голос его нарочито стал мягче. — Я обещал рассказать обо всё только тебе, Чара. Поделиться секретами со своей любимой сестрёнкой и больше ни с одним человеком на всём белом свете, понимаешь?       — Ещё бы, — девочка взмахнула волосами и отвернулась в сторону. — потому что я не разболтаю. А если расскажешь кому-нибудь другому, то вся округа будет знать о том, что ты ходил на гору без разрешения.       Спорить было бессмысленно и мальчик опустил голову, уставившись в пол.       — Да, мне здорово влетит в таком случае. Но, послушай, я не могу ждать. Скоро закончатся каникулы и всё опять придётся отложить. Это мой шанс разузнать обо всём, сделать то, чего не удавалось ещё никому из всех, кто живёт в долине. Если не успею сейчас, то придётся прождать целый год... А я не хочу столько ждать. Я не хочу, чтобы ты столько ждала! — он легонько потряс её за плечи. — Ты же веришь мне, Чара? Брось, я знаю, что такое трудности, знаю, на что иду! — он сунул руку под подушку и извлёк оттуда мятую стопку газетных вырезок. — Вот, посмотри! Фриск, Норберт, Виолет, Рози, Джилл, Джимми... — чёрные лица детей, отпечатанные дешёвой краской одно за другим ложились перед ней в ряд. — Я слышал о каждом, они не побоялись отправиться туда, но так и не вернулись! Почему? Разве хоть кто-нибудь объяснил нам это? — мальчик склонил голову над фотографиями, глаза его блеснули в темноте. — Они не вернулись. А вот я вернусь. Я уже давно не плаксивый ребёнок и меня не испугать страшным лесом!       — Но ведь и ты чего-то боишься, Майк? — тихо прошептала девочка.       — Боюсь. Только разве это повод, чтобы отступать? — он слегка улыбнулся. — Не так страшно бояться, когда знаешь, что страх не причинит тебе зла. Когда ты сделал его своим другом, приручил и приласкал, как будто... будто одичалую собаку, понимаешь?       Чара затаила дыхание, взглянув в глаза брата. Но он словно нарочно опустил взгляд, разглядывая пожелтевшие фотографии перед собой. Или только делая вид? Девочка прикусила губу, и поглубже вдохнув, ещё тише переспросила:       — Как Тома?..       — Да, — кивнул мальчик, не поднимая глаз. — да, как Тома. Помнишь, как он приходил к нам по ночам, царапался и выл под окнами, распугивая всех местных? А каким жутким он выглядел, когда мы случайно наткнулись на него возле старой мельницы. Тогда твой визг, наверное, услышала вся округа! — Чара возмущённо шмыгнула носом, но брат сделал вид, что ничего не заметил. — Но ведь всё изменилось, мы смогли сдружиться с ним, а... со страхом всё тоже самое. Иначе остаётся только паниковать. Вот поэтому я подготовился получше. — он сунул руку под подушку и вытащил на свет золотой кулон. — Твой подарок, видишь? Такой есть только у меня и если я вдруг умудрюсь потеряться в лесу, прибьюсь к какой-нибудь волчьей стае, то ты всегда сможешь узнать меня по своему медальону. — Майкл нацепил цепочку на шею и коснулся блестящего слитка на своей груди. — Вот так. Теперь это будет нетрудно.       Он взглянул в испуганные глаза сестры и негромко рассмеялся.       — Ладно, ложись-ка спать. Думай только о том, что я расскажу тебе завтра вечером, когда вернусь оттуда. Но если нравится щекотать себе нервы... — брат понизил голос. — то всё может сложится иначе. Мстительные духи вырвутся из темноты, окружат, заведут в ловушку и сцапают тёпленьким! — едва сдерживая смех, с хрипящим шёпотом Майкл потянул скрюченные пальцы к сестре. — Будут заливаться безумным хохотом, ме-е-едленно отрывать от меня кусочку, пока не доберутся когтями до души и не высосут её целиком! — он резко схватил девочку за плечи, заставив её едва не вскрикнуть от ужаса.       — Прекрати, Майк! — воскликнула Чара и тут же осеклась, услышав, как внизу послышался шорох. Сестра и брат насторожились, на несколько мгновений их сердца в страхе затрепетали, как перед зловещим предзнаменованием, а затем молча взглянули друг на друга.       — Если мама проснётся и увидит твои ночные блуждания, о всяких духах можешь сразу забыть. — с напускной строгостью ответил брат. — Будь я на твоём месте, то сейчас бы не испытывал судьбу.       Девочка вздохнула, а затем прижалась к брату, крепко обхватив руками шею и что-то горькое подступило к самому горлу. Собравшись с силами, Чара только и сумела прошептать ему:       — Только не пугай меня так больше. Пожалуйста, не говори, что ты не вернёшься. — она тихо всхлипнула. — Даже в шутку, Майк.

***

      Колючий ветер неприветливо встретил её на пороге. Белый свет резко ослепил, заставляя зажмуриться с непривычки. После сумрака пещер Чара на секунду подумала, что вновь оказалась на воле, но это заблуждение рассеялось вмиг, когда она смогла получше приглядеться к открывшейся картине. Ускользая далеко вперед, перед ней раскинулась широкая снежная тропа, не тронутая ни единым следом. По обе стороны от дороги белели сугробы, в глубине которых утопали тёмные стволы деревьев, возносящиеся высоко-высоко, и почти касаясь верхушками голых крон скалистых сводов Эботта. Лес сжимал узкую просеку с двух сторон, нависая над тропой скрюченными ветвями, цепляющимися друг за друга, отчего те вплетались в причудливый навес, тянущийся вслед за дорогой и исчезающий где-то за белеющим горизонтом.       Ветер почти бесшумно проносился над снежными просторами, застывшие деревья ни словом не отзывались на дуновение, ни одна тень не шевелилась в глубине чащи, и ни один звук не доносился до дороги. Чара осталась один на один с тишиной. Но теперь это уже мало смущало девочку. Прикрыв поплотнее за собой дверь из Руин, она сделала несколько осторожных шагов по тропе. Осеклась и остановилась. И уже увереннее двинулась вперёд.       Снег громко хрустел под ногами, тревожа застывшее умиротворение. Путница бросала осторожные взгляды то по одну сторону дороги, то по другую, присматриваясь к тёмным деревьям, готовясь в любой момент встретиться с врагом. Лес смыкался над её головой, окружал, и сам присматривался и прислушивался к тому, кто осмелился нарушить его спокойствие. Новый порыв ветра сорвал тихий скрип с обледеневших ветвей и Чара вздрогнула, будто почувствовав чьё-то незримое присутствие. Она оглянулась через плечо, ожидая встретиться взглядом с незнакомцем, но позади оставалась только тропа, вдоль которой одиноко тянулась длинная цепочка её собственных следов. Единственной деталью, поддёрнутой беспокойством, был крошечный зеленый огонек, мерцающий над выходом из Руин. Заметить с порога его было невозможно из-за каменистого навеса над дверью, а отсюда он уже казался не более, чем ярким пятнышком, прицелившимся на её лице тонким лучом.       Напряжённо выдохнув, Чара зашагала дальше. Впереди показался небольшой дряхлый мостик через овражек, и небольшая будка, больше напоминающая сторожевой пост, чем простую лесную сторожку. Приблизившись к переходу, девочка с удивлением обнаружила на снегу россыпь смятых бумажных пачек и сигаретных окурков, небрежно разбросанных по земле в внушительном количестве. На подгнившем деревянном настиле отчётливо виднелся стоптанный снег, а возле будки и вовсе всё было истоптано многочисленными следами.       Сомнений в том, что кто-то был здесь уже не оставалось. Но девочка заколебалась: был, но как давно? Следы казались свежими, но едва ли такой ветер мог замести их. Во всяком случае, ей не хотелось столкнуться с неприятностями на самом пороге, однако недоброе предчувствие уже зашевелилось...       — О чём задумался, человек? — низко проскрипел в тишине насмешливый голос за спиной.       Страх схватился за её плечо, заставив резко развернуться к пришельцу. Ожидая увидеть кого угодно, она, тем не менее, вздрогнула, увидев высокого скелета, преспокойно стоящего всего в двух шагах от неё и свысока лениво рассматривающего девочку. Руки его были засунуты в глубокие карманы плотной тёмно-фиолетовый куртки, костяные голени виднелись из-под чёрных шорт, а красовались обычные чёрные тапки, надетые поверх взмокших от снега шерстяных носков. Между зубов странный пришелец неспешно перекатывал и мусолил тлеющую сигарету. Правая глазница была совершенно пуста, но левая искрилась красным огнём, в котором отчётливо пробивался чёрный зрачок, пристально буравящий девочку немигающим взглядом.       — Прости, я, кажется, тебя отвлёк? — с любопытством протянул незнакомец сквозь зубы, наклонившись вперёд. — Давненько тут не приходилось видеть людей.       Чара отстранилась и рука машинально схватилась за нож, висящий на поясе. Скелет удивлённо склонил голову, затем выплюнул сигарету себе под ноги и, всё также лениво продолжил:       — А ты, похоже, не из дружелюбных, верно? Хочешь вызвать меня на бой? — он неопределённо пожал плечами. — Что же, заметано.       Не успела девочка высказать и слова возражения, как мост под ней сотряс страшный треск, щепки взметнулись в стороны, а, проломив насквозь дощатый настил, огромные острые кости врезались в её плоть. Рывком подняв девочку над землей, они вздёрнули её в воздухе, насквозь пронзив тело, как кроличью тушку на вертеле. Чудовищная боль скрутила несчастную, кровавая агония, короткая и нестерпимая захлестнула её, не оставив ни единого шанса. Кровь забурлила в горле, воздух с хрипом просвистел из пробитой груди, и перед глазами завертелись лихорадочные вспышки, тут же гаснущие в смертельной темноте. Скелет не дождался её последнего вздоха. Новый удар в самое сердце оборвал мучения Чары окончательно.       Когда было сошедшаяся над головой тьма схлынула вновь, девочка с удивлением обнаружила себя посреди того же моста, вновь целой и невредимой. Новая золотая звезда пылала перед ней, тихо паря над самым настилом. Чара машинально обернулась, вновь ожидая увидеть врага за спиной, но на сей раз поблизости не оказалось ни души. Незнакомец, подкравшийся столь незаметно, очевидно, ещё прятался где-то в глубине чащи.       «Почему мы очутились здесь? — с недоумением произнесла она, озираясь по сторонам. — Ты же сказала, что звёзды зажигаются только в те момента, когда Решимость сильна!»       — Так и есть, глупышка. — ответила спутница. — Я не обманывала тебя. Но разве в смерти ты не желаешь вырваться обратно к жизни? Что это по-твоему, если не настоящая Решимость?       «Я не знаю... — Чара бросила взгляд на горящее золото. — Но я почувствовала... успела почувствовать страшную боль. Я впервые успела подумать о том, что не хочу умирать...».       — Вот видишь, у всего есть свои плюсы. — усмехнулась девушка. — Умираешь быстро — и никакой боли, умираешь в мучениях — и становишься на шаг ближе к цели. Есть в этом свой безумный прагматизм, если только пожелаешь им воспользоваться... — она резко прервала мысль. — А теперь берегись, он снова рядом!       Чара среагировала мгновенно и лезвие ножа молниеносно уткнулось в грудь скелета, успевшего неслышно подобраться к девочке. Противник вздрогнул от неожиданности, в его пылающем глазу Чара успела разглядеть проскользнувшее удивление. Но виду незнакомец не подал, лишь беззаботно стряхнул пепел с воротника, сунул руки в карманы и, как ни в чем, не бывало проскрипел:       — Что же, учишься ты довольно быстро. Того и гляди, даже не успеешь сдохнуть к тому времени, как доползёшь до города. — он заглянул через её плечо, где по-прежнему лился яркий свет звезды. — А вот это уже любопытная штучка! Видно я нисколько не ошибся в первый раз и сегодня в наше тихое болотце провалился особенный человечек. — скелет уставился на нацеленный ему в грудь кинжал и аккуратно отвёл в сторону зардевшееся красным огнём лезвие. — Слушай, а ты и впрямь не из дружелюбных. Я ведь только хотел познакомиться, вот и всё. — он прищурился, уловив настороженный взгляд Чары. — Да что с тобой такое? Если тебе насолил кто-то очень похожий на меня, то скажу сразу, ты не на того нарвалась, детка. Тот подлец сейчас далеко, за границей времени, которую нам обоим не пересечь.       — Откуда ты знаешь, что мы уже встречались? — Чара опустила оружие, но всё ещё держалась в напряжении. — И зачем ты напал на меня? Я же не сделала ничего плохого!       — На последний вопрос есть целых три причины. И все веские. Первое, — скелет загнул большой палец. — превентивные меры и гражданская сознательность. Я действовал согласно букве закона, так что, с меня взятки гладки. Второе: назовём её научным интересом, без пояснений. И третье: в обязанности каждого стражника входит захват человеческой души. Как ты, наверное, понимаешь, невозможно вырвать душу, не отняв при этом жизнь у клиента. — он выхватил окурок из зубов и швырнул её подальше в снег. — Думаю, этим я достаточно очистил собственное имя перед тобой. А что до моих знаний... — кость, мгновенно материализовавшаяся в его руке, уткнулась острием в горло девочки. — кто сказал, что я стану с тобой секретничать? Лучше поберечь козыри в рукаве на тот случай, если ты всё же окажешься той мелкой дрянью, что явилась поживиться лёгкой кровью.       — Мне не нужна ничья кровь. Особенно от того, у кого её нет ни капли! — съязвила Чара, несмотря на страх. — Я пришла сюда ради своего брата, а не ради чужих смертей!       Скелет удивлённо усмехнулся, отвёл кость и заставил её раствориться в воздухе. Затем задумчиво пошарился в карманах куртки, тихо чертыхнулся и пристально взглянул на девочку, всё сверкая огненной глазницей.       — Ладно, человек, но не забывай, что я гвардеец Её Величества! — бросил он с хриплым смешком. — И мой долг не пустить тебя дальше ни на шаг. Однако всегда можно договориться, приятель. Если у тебя вдруг завалялось в кармане несколько лишних солидов, то мы уладим этот щекотливый вопрос в два счёта. Думаешь, я предлагаю взятку? Правильно думаешь, простому стражнику, как я, частенько приходится перебиваться редкими удачами и кое-как сводить концы с концами. Итак, приличие к чёрту, деньги вперёд и мы друг друга не видели.       Чара с облегчением вздохнула — подобный исход и сам по себе был редкой удачей, к тому же, наживать врагов девочка явно не желала торопиться, а сделать дружеский жест было бы очень кстати. Но напряжение охватило её в ту секунду, когда она вспомнила, что отдала все найденные в пещере монеты огненному монстру, зазывавшему жертвовать ради справедливой борьбы. В кармане не осталось ни гроша и Чара, неловко помявшись с минуту, наконец, была вынуждена признаться:       — У меня с собой ничего нет. Я пожертвовала все свои деньги...       — Понятно. — мрачно обрубил скелет и поддал носком снег. — Старина Гриллби будет тебе очень благодарен за слепую доверчивость. Не всегда его шавки могут наткнуться на таких дурачков, готовых растаять от красивых слов и в огонь с головой нырнуть ради чьей-то «благородной» прихоти. Ох и нелегко тебе здесь придётся, человек. Ну хорошо, будет тогда за тобой должок. С процентами разумеется. — вытащив из кармана сигаретную пачку, он смерил недовольным взглядом её пустующие внутренности, с досадой смял и отшвырнул в сторону. — Ладно, теперь к делу. Где-то неподалёку патрулирует окрестности капитан местных гвардейцев — Санс, а я, если ты вдруг не в курсе, его родной братец — Папирус. — скелет насмешливо поклонился. — Знаю, мне тоже приятно познакомиться. Так вот, Санс настоящий солдат, преданный делу даже больше, чем своей фанатичной подружке. И если он наткнётся на тебя, знай, самое время удирать ко всем чертям. Валяться в ногах, выть, рыдать и вымаливать прощение смысла нет. Если не хочешь пережить незабываемые ощущения боли, то забейся от него так далеко, как только сумеешь. А я погляжу со стороны и позабавлюсь твоей прыткости. Смотри, детка, продержись тогда хоть минуту, не превращай всё в скоротечное уныние.       Он говорил об этом с такой заурядностью, будто объяснял, как добраться до умывальника. Ни толики напряжения или предвкушающего азарта, только ленивая беспристрастность, что разрушала только его пылающая глазница, мерцающая как сигнальный огонь, сопровождающий молчаливым предостережением каждое беспечно брошенное слово скелета. Санс, кем бы он ни был, вырисовывался угрожающим соперником, о котором Чара, разумеется, хотела разузнать побольше. Но едва она вознамерилась задать Папирусу несколько наводящих вопросов, как скелет, не перестающий бросать пристальные взгляды на пустующую дорогу, вдруг невольно выругался, проскользнул мимо девочки, заслонив её от тропы, и проскрипел:       — Лёгок на помине! — он коротко кивнул через плечо. — Идёт выпрашивать у меня очередной отчёт и лучше бы тебе благоразумно смыться в сторонку, если не хочешь попасться раньше времени. — Папирус вытянул руку и указал куда-то между деревьев. — Вот, схоронись пока в том подлеске и не высовывайся. Это же не так сложно, человек?       Девочка промолчала, но последовала совету и, пробравшись через сугробы на обочине, смогла быстро добраться до нескольких голых кустарников, образовавших достаточно плотный заслон. Опустившись на корточки позади преграды, она прижалась поближе к земле и, затаив дыхание остановила взгляд на фигуре Папируса, преспокойно оставшегося ждать посреди старого моста.       Буквально через минуту до неё донеслись хрустящие и торопливые шаги, а следом и неразборчивое ворчание, становящееся всё ближе и ближе. Несколько лапистых елей надёжно скрывали часть тропы, не давая приглядеться к пришельцу ещё издалека. Но вот что-то светлое прошмыгнуло между ветвей, тяжёлый удар сотряс ближайшие стволы, заставив снег глухо упасть на землю. Папирус даже невольно отступил на шаг, когда, всего в десяти шагах от моста, на тропу ворвалась невысокая фигура.       Папирус не обманул — то, что Санс был его братом, можно было с лёгкостью узнать с первого взгляда. Приземистый скелет, едва ли выше самой Чары, наклонившись вперёд, вытянув руки по швам и сжав кулаки, шустрой и угрожающей походкой шагал по тропе. Фиолетовый шарф, местами изодранный и подпаленный, небрежно затянутый на шее, гордо реял за его спиной. Королевский герб: уже знакомый белый шар в обрамлении парящих крыльев и большой треугольник, застывший под ним, ярко блестели на потемневшей кирасе, надёжно защищающей грудь гвардейца от шального удара. Точно такой же символ красовался на выутюженной нарукавной повязке, правда, надетой вверх ногами, по всей видимости, впопыхах. Чеканный, но суетливый топот выбивался из-под сапог, даже торопясь Санс явно не мог удержаться, чтобы не подражать марширующему шагу.       Чем-то крайне сильно разозлённый, стражник, разумеется, не бросил и взгляда в сторону обочины. Едва поравнявшись с Папирусом, он грубо ткнул ему в грудь рукой, затянутой в пурпурную рукавицу, и визгливо пролаял:       — Четыре раза! Четыре гребаных раза я говорил тебе, что сегодня вся Гвардия Сноудина собирается для обсуждения оперативного плана! Между прочим, эти планы касаются поимки людей и сегодня я внёс в них важные поправки, которые дошли до каждого. До всех, кроме тебя, придурок!       — Милорд, я... прошу прощения. — с сожалением ответил Папирус, отдав честь и отвернув взгляд подальше от разъярённого лица Санса. — Но считаю своим долгом возразить и объяснится. Дело в том, что под вашим чётким руководством в Сноудине не разрабатывали никаких других оперативных планов, кроме тех, что касаются отлова людей. Понимаете, читать еженедельную редакцию я бросил уже после семнадцатого раза, поскольку она не имела ничего общего с предыдущими. — Санс зловеще заскрипел челюстями, треугольные зрачки в его темнеющих глазницах угрожающе завращались. — Ничего страшного, последняя мне как раз понравилась и я даже могу немного пересказать её вам.       — Семнадцатый раз?! — гвардеец в сердцах ударил по деревянным перилам моста, переломив ветхую перекладину, как сухую ветку. — Сегодня мы обсуждали тридцать четвёртую редакцию, умник! Зачем мне выслушивать твои устаревшие бредни, когда я успел семнадцать раз переписать их и, наконец, именно сейчас достигнуть совершенства!       — Вы так говорили, когда у меня ещё было желание его читать. — кулаки Санса затрещали и Папирус поспешно ретировался. — Милорд, капитан, разрешите внести предложение! Может, вместо переписывания плана целиком, стоит просто дорабатывать предыдущий? Не кажется ли вам, что постоянно меняя расписание, гоняя стражников по новым позициям и без конца посылая их на полигоны, вы могли бы уже остановиться на одном варианте?       — Ничего, — зло прохрипел его брат. — гвардейцы всегда должны быть в форме и готовы к любым переменам. Я не даю растерять сноровку ни им, ни себе! Человек может упасть когда угодно, если мы не будем на пике наших физических и умственных возможностей, то упустим его из-под самого носа. А вот ты! Ты тот самый злостный нарушитель принципов, который печётся только о себе и слышать не хочет о священном долге!       — Священный долг я добросовестно исполняю. С шести утра и до девяти вечера, прерываясь на завтраки, обеды и ужины. Не беспокойтесь, милорд, мимо меня не проскочит ни одна мышь.       — Неужели?! Может, ты глядишь в оба и пока ошиваешься часами у Маффет? Во-первых, я, кажется, запретил тебе даже приближаться к её гнилой корчме ближе, чем на двадцать пять шагов! Во-вторых, ты без конца напиваешься и всюду дымишь вот этой дрянью! — Санс ткнул в горстку раскисших окурков, разбросанных снегу в снег. — Как ты собираешься ловить человека, если будешь еле волочить свои ноги? Ползком, на четвереньках? Гляди-ка лучше на меня и на Альфис, начни учиться на правильных примерах и не спускай своё здоровье ко всем чертям! — он зарычал, схватил Папируса за шиворот и рывком притянул себе к лицу. — Мне не нужны торчки, шатающиеся в тумане с трясущимися руками, и плевать, брат ты мне или нет!       — Успокойтесь, милорд, — миролюбиво и виновато отозвался скелет, подняв пустые ладони. — я и капли в рот недели не брал, как бы не хотелось. Тоже самое и насчёт этого. — он ткнул пальцем в чернеющий от окурков снег. — Благодарю за совет, но здоровье моё лучше само о себе позаботиться. Вы уж извините, жалование совсем скудное, платят сущие гроши. Мне бы хоть местечко какого-нибудь стражника в придворном карауле, поближе к деньгам, уюту и понимаю. Тогда и здоровье сразу окрепнет и азарт, и желание работать появится! А за вашим капитаном следовать не хочу, знаю я такую заботу. — он вдруг перехватил запястье Санса, и поднёс ладонь к лицу брата. — Видите, какая она из себя? Пальцы-то у вас до сих пор дрожат. Право, вас как будто камнем по голове ударили!       — Отставить! — ощетинился Санс, резко вывернувшись из захвата. — Кто велел распускать язык? Договоришься у меня, устрою тебе поездку в Столицу — до самых королевских казематов прокатишься! И вообще, — Санс обернулся в сторону фанерной будки, оставшейся за спиной, смерил её подозрительным взглядом и перевёл его обратно на Папируса. — ты почему не за своим постом? Опять ноги зазря разминаешь?       — Виноват, захотелось чуть-чуть прогуляться. — без запинки ответил Папирус.       Санс выглянул из-за него, и сердце Чары пропустило удар, когда она увидела, как младший скелет бросил взгляд на тропу, ведущую к дверям Руин. Увидев длинную цепочку её собственных следов, гвардеец грубо отпихнул брата в сторону и с напряжением пригляделся к ним поближе. Обошёл стороной. Потоптался рядом. И внимательно смерил глазами от самого порога до начала моста. Папирус неловко кашлянул, осторожно взглянув в сторону подлеска, а затем подошёл поближе к брату и непринуждённо объяснил:       — Вот, видите, капитан? Я только прошёлся отсюда и вон до тех дверей, и ничуть не дальше. Можете выписать мне дисциплинарный штраф, с радостью готов понести заслуженное...       — Ты мне зубы не заговаривай, шутник! — взревел Санс, подпрыгнув на месте и его зрачки лихорадочно забегали по сторонам. — Это и близко не твои следы, они вполовину меньше! И идут только в одну сторону — от Руин и прямо к мосту! — Санс схватился за голову, растерявшись на несколько секунд, и, как будто, в шоке пытался осмыслить сказанное же им самим.       — Проклятье, он всё-таки догадался! — прошипела Ви. — Убежать не успеешь, готовься драться. Если повезёт — сумеем подкараулить его исподтишка и добыть себе хорошую фору.       «А как же Папирус? — пронеслось в ответ в мыслях у Чары. — Неужели он не вмешается в бой?»       — Будем надеяться, что нет. Этот пройдоха играет в поддавки собственному братцу. Если он не вступиться за него, тогда нам чертовски повезёт.       Тем временем, повертевшись на месте, Санс, наконец, приметил следы, уходящие через глубокий лес в сторону просеки. Глаза его жадно загорелись, левый кулак объял искрящийся синий огонь, а правая рука сжалась на вызванной из воздуха кости.       — Хочешь сказать, что проглядел его? — младший скелет трясся от напряжения, вперившись взглядом в просеку, где затаилась девочка. — Следы совсем свежие, идут от порога Руин, так ещё и такие мелкие! Кто же это у нас может быть? — зычно протянул он, шагнув в сугроб. — Кто осмеливается бродить на улице в комендантский час? — медленно, шаг за шагом, Санс двигался прямо на неё. — Именем Её Величества, покажись, нарушитель, от меня прятаться бесполезно!       Рука девочки сама легла на рукоять кинжала, сердце колотилось в груди и каждая мышца напряглась, готовая к одному резкому рывку, одному точному удару. Если только застать его врасплох, шанс обезоружить гвардейца ещё оставался. Краем глаза она увидела, как Папирус вскинул руку и молча нацелил указательный палец прямо на неё.       — Или ты не знаешь наших законов, чужак? — с напряжением продолжал Санс, подбираясь уже совсем близко. — Может, ты и вовсе не из здешних краев? Тогда откуда же? — и тут снег под ногами девочки засиял, яркий белый круг разошёлся под стопами и в нос ударил электрический запах. — Я вижу твои следы, выходи, кем бы ты ни был! Выходи, чёрт тебя возьми! — свистящий удар со страшным треском разрезал ветви, скрывающие девочку.       Но в этот же миг белая вспышка заслонила глаза и лишь в последнюю секунду Чара успела увидеть ошеломлённые глаза Санса, уставившиеся на неё сквозь рассечённые деревья. А дальше всё в одночасье исчезло, просека, лес, Санс и Папирус растворились в белом свете и мгновением спустя, вместо мягкого снега, Чара ощутила под ногами твёрдый пол. Яркая пелена рассеялась, а за ней открылись очертания совершенно незнакомого места.       Она очутилась посреди светлой комнаты, залитой мягким желтоватым светом. Перед лицом оказалась дверь, запертая на ключ, за которой жалобно подвывал неустанный ветер. Окна, расположившиеся рядом были крепко и наглухо забиты досками. Чара растерянно огляделась, пытаясь понять, что же всё-таки произошло. За спиной оказалась просторная стеклянная витрина, полки которой были наполовину забиты всевозможной выпечкой, воздухе витал приятный запах свежеиспеченного хлеба. В комнате не было ни души, только боковая дверь была слегка приоткрыта, и совсем рядом слышалась непонятная возня.       — Поверить не могу, что он нас выручил. — проворчала спутница. — Уверена, этот трус решался до последнего.       — Хочешь сказать, он смог перенести меня сюда? — шёпотом спросила девочка.       — Да, я кое-что слышала о подобной магии. Редкая способность и отнимающая много сил. Если Санс догадается, что тот натворил, тогда ему придётся несладко. — девочка закусила губу и тяжело вздохнула. — Только не начинай плакаться из-за него. Мы ещё не знаем, почему очутились именно здесь. Позаботься лучше пока о себе, партнёр.       — Идёт. Кажется, я слышала шум совсем неподалёку. — тихо пробормотала Чара и обернулась. — Думаю, стоит попробовать взглянуть.       Собравшись духом, она всё же направилась к приоткрытой двери и только толкнула её, как с носом носом столкнулась на пороге с монстром. Бедняга от неожиданности уронил поднос и новая порция выпечки разлетелась по всему полу. Монстр-кролик фыркнул от досады, а затем взглянул на гостью, вытаращил чёрные глаза и челюсть его отвисла от удивления. Навострив уши, он замер, несколько секунд безмолвно разглядывая девочку, а затем подпрыгнул, хлопнул в ладоши и восторженно воскликнул:       — Божечки, мама, Дуг, идите скорее сюда! К нам в гости наконец-то пришёл человек!