SwapFell: Мир минувшего ужаса

      Боль врезалась в улегшуюся тишину.       Красные всполохи заметались сквозь черноту сомкнутых век, грудь резко сдавило, не давая воздуху проникнуть в лёгкие. Чара вскочила на кровати, с беззвучным криком вырвавшись из сна. Всё вокруг пожирала темнота, ни единого проблеска света или даже намёка на него. Девочка в ужасе огляделась по сторонам, не понимая, что произошло. Всё тело пробивала дрожь, холодный пот обжигал кожу. Девочка едва не задохнулась, попытавшись сделать глубокий вдох — грудь резко сдавило от боли. Она закашлялась, с трудом успев вцепиться в темноте в сбившуюся простынь. Нет, то был вовсе не кошмар, не нахлынувший страх и не больное воображение. Внутри всё скручивалось, ныло и горело, словно тело грызли предсмертные муки.       Совсем рядом скрипнули половицы и ужас тут же сорвался на неё с цепи. Девочка машинально прижалась к стене, тщетно пытаясь совладать с собой. Руки лихорадочно шарили по гладкой поверхности, пытаясь отыскать заветный выключатель. Скрип повторился, протяжнее, отчётливее. Он приближался к кровати. Чара выставила вперёд трясущуюся руку и пальцы несколько раз сомкнулись в чёрной пустоте. И снова шаг. Ещё ближе! Теперь пришелец переместился к изголовью кровати, молча выжидая неизвестно чего. Сдавленный крик вырвался из груди девочки, она метнулась к противоположному концу и локоть её уперся в мягкий абажур ночника.       Секундная радость проскочила в мечущемся клубке страхов и боли, рука схватилась за лампу и пальцы с силой вдавили переключатель. Раздался сухой щелчок. Гул электричества мгновенно пронёсся по проводу.       И ничего не произошло.       Тьма, по-прежнему густая, прижимала её к стене, сдавливала в своих объятиях, надёжно скрывая за своей завесой врага, что зловеще притаился рядом. Чара похолодела, выключатель щёлкнул ещё несколько раз. Бесполезно. Лампа перегорела или её кто-то предусмотрительно выкрутил, но теперь она осталась один на один с неизвестным, что выжидало, караулило в темноте и с тем, что так мучительно терзало тело изнутри.       — П-помоги... помоги мне... — со слезами прошептала в темноту девочка, призывая свою спутницу. — Ви, п-пожалуйста, ч-что здесь происходит?...       — Не бойся, дитя. — неожиданно раздался рядом глухой голос Азгора. — Ты будешь в порядке, обещаю. Это временная боль, пусть и очень неприятная. Но скоро она пройдет и ты будешь чувствовать себя, как прежде.       — Азгор?! — сердце девочки забилось от радости. — Ты здесь? М-мне нехорошо, я-я не знаю что, но... зажги, пожалуйста, свет, мне нужна твоя помощь!       — Зажечь свет? — искренне удивился Дримурр. — Разве не видишь? В комнате и так светло, как днём.       — С-светло? — упавшим голосом выдавила девочка, беспомощно оглядевшись по сторонам, но не увидев ничего, кроме сплошной тьмы. — О чём ты говоришь?! Здесь же ужасная темнота! Зачем ты обманываешь меня?!       — Я никогда не лгал своим детям. — беззаботно усмехнулся Хранитель и Чара почувствовала, как его пальцы небрежно провели по её волосам. — В семье не принято ничего скрывать. И мы друг перед другом откровенны. Просто смотрим на вещи по-разному, каждый со своей стороны. Я могу видеть этот свет, но вот для тебя он уже незрим.       — П-почему? — слабеющим голосом спросила девочка, чувствуя, как тошнота подступает к горлу. — Я н-не понимаю, ч-что...       — Дитя, выслушай меня внимательно. — голос его, удивительно бесстрастный и мягкий, прозвучал совсем близко. — Нет нужды покидать Руины, за порогом моего дома для тебя уготована только смерть и ничего более. Ни сострадания, ни жалости, ни капли снисхождения, ты не узнаешь ничего из этого, если уйдешь отсюда. Тебя просто разорвут на части, растащат на кусочки голодные охотники до человеческой крови, коих в Подземелье не счесть. А если нарвёшься на стражников, то они схватят тебя, силком притащат во дворец, где королева собственными руками будет пытать так долго, пока ты сама из последних сил не станешь умолять её о смерти. О-они будут упиваться страданиями, и жадность их не познает предела, пока боль не высосет из тебя последние крохи жизни... На твоём месте любой бы одумался уже давно. Но ты. — его руки крепко прижали плечи девочки к стене. — Ты не вняла моим наказам. И понятия не имеешь о том, насколько ужасно место, в котором ты очутилась. Поэтому я не позволю тебе сгинуть в лапах королевы или её прихвостней. Лучше я совершу зло во благо, чем позволю свершиться благу, что неминуемо обернётся злом. Прости, — он смахнул слезу, катящуюся по щеке девочки. — мне пришлось решится на такое. Подмешать яд в пирог. Но ты не умрёшь, милая, слышишь? — голос его дрожал и срывался. — Я... я ослепил тебя, но только чтобы она не забрала твою жизнь... Это только ради тебя, понимаешь?!       — Ослепил?.. — мёртвый шёпот сорвался с губ девочки. — Т-ты... ты... н-нет... как же... как же ты... — её кулаки сжались и удар, наполненный слепой яростью, как хищная змея резко метнулся в темноту. Костяшки врезались во что-то мягкое и Азгор с шипением отпрянул от неё. — Н-ненавижу... ненавижу тебя! — глотая слёзы, шипела она, дико всматриваясь в черноту невидящими глазами. — Убирайся! Ты не посмеешь... слышишь?! Ты не остановишь меня!       — Ничего. Время лечит. — сдавленно ответил Азгор и отступил в сторону порога. — Скоро ты сможешь свыкнуться с новой жизнью. А я позабочусь о тебе, дитя, как я и обещал.       — Я всё равно выберусь отсюда! — лихорадочная дрожь била в её сердце ключом. — Я-я... я пришла ради своего брата и я отыщу его, чтобы не случилось!       — Забудь, твой брат уже давно мёртв. — безжалостно отрезал Дримурр. — Лучшее, что тебя ждёт — чучело из его растерзанного тела, распятое на воротах замка.       Чара едва не задохнулась, слова, брошенные с такой беспечностью, холодным лезвием вспороли плоть и вонзились в самую душу. Она взвыла от нестерпимой ярости и боли, рука сама схватилась за лампу и бессильным броском швырнула её в темноту. Грохот сотряс комнату, а входная дверь резко захлопнулась. Чара только успела услышать удаляющиеся шаги Азгора, после чего сознание её провалилось в непоборимую бездну отрешённости.       Прижавшись к холодной стене и намертво обхватив руками колени, она плакала, шёпотом причитая и проклиная того, кого почти успела счесть своим другом. Слёзы катились по щекам, падали на шёлковый свитер, расползаясь тёмными пятнами по ярко-зелёной ткани. Уже невидящие глаза покраснели и распухли, бросая короткие, бессмысленные и потерянные взгляды в никуда, в одночасье ставшее единственной реальностью, что осталась с ней. Чара зажмурилась и взвыла, вцепившись пальцами в веки и уткнулась в подушку, судорожно дыша.       Как же страшно, как страшно смотреть в темноту, но остаться с ней наедине ещё хуже. Отвернуться, зажмуриться, не видеть, только не видеть этот мрак, окруживший её со всех сторон! Она не позволит ей забрать себя, нет, она её не подпустит. Она знает, что не смеет проиграть, пока не выручит брата.       Не подпускай... не подходи... нет, не прикасайся!       — Пошла прочь! — резко вскричала Чара, оторвавшись от подушки и зло уставилась на мрак. Тьма всколыхнулась. Не испугалась, но не подступила ближе.       — Ш-ш-ш, успокойся, дорогая, — вдруг ласково проворковала Ви, вместе с дрогнувшим где-то в глубине души теплом. — слышишь меня? Я рядом с тобой, и никому не дам тебя в обиду.       — Ви?! — с надеждой воскликнула девочка, пропустив удар сердца. — Т-ты всё же здесь! О, б-боже, пожалуйста, п-помоги, я н-ничего не вижу... я не знаю, что мне делать!       — Тише, ещё ничего не потеряно. Мы вырвемся отсюда, как я тебе и обещала!       — Я не послушала их... я обманула себя. — дрожащим голосом ответила Чара. — Н-но я не хочу, что всё закончилось так! Нет, я не должна сдаваться, не имею права! — ярость переполняла её душу, боль и холод куда-то исчезали, уступая место новому, нестерпимо жгучему чувству. — О-он посмел сказать, ч-что мой брат уже умер, он сделал всё, лишь бы я не выбралась отсюда!       — Так рассчитаемся же с ним! — подхватила девушка. — И сделаем это вместе! Позволь мне ненадолго стать твоими глазами и, обещаю, совсем скоро ты встретишься со своим врагом лицом к лицу.       Девочка бросила вперёд решительный взгляд. Красные огоньки заплясали в чернеющей мгле. Она вскочила на ноги и ладонь сама уверенно протянулась в пустоту.       — Тогда веди. — коротко шепнула она.       Удивление ничуть не поколебало её, когда невидимые пальцы сомкнулись на её ладони, крепко обхватив руку. Чара медленно зашагала вперёд, ведомая своей верной спутницей. Миновав несколько шагов, они остановились, пальцы спутницы разжались и перехватились на её запястье, потянув руку вперёд. И девочка ощутила ладонью лёгкое тепло, коснувшееся её кожи.       — Не бойся, — шепнула девушка. — пришло время показать твою главную силу.       В этот момент тянущиеся вперёд пальцы Чары резко обожгло, тьму перед глазами разрезал надвое ослепительный жёлтый свет и бьющая дрожь пробежала по всему телу. От неожиданности она вскрикнула и зажмурилась, закрываясь рукой от яркой вспышки. А когда секундный страх миновал и девочка решилась вновь взглянуть вперёд, то вместо сплошного мрака, увидела перед самыми глазами золотистую звезду, сияющую посреди комнаты. Янтарный огонь лился из сверкающего сгустка, яркие тени переливались и играли на стенах, а тысячи лучей устремились во все стороны, не оставив темноте и крохотного уголка для спасения. Свет золотой звезды дарил необыкновенное тепло, от которого сердце стучало всё бодрее, дыхание выравнивалось, а боли окончательно сгинули в горячем потоке крови, заструившейся по всему телу.       — Теперь ты полностью исцелилась. — с радостью объяснила Ви. — Судьба наградила тебя удивительным даром, дающимся очень немногим человеческим душам в нашем мире. Ты обладаешь прекрасной силой, которая способна сокрушить любую преграду, если только пробудить её. Багровое пламя разжигается в душе, он наполняет каждую клеточку тела и даже оружие, лежащее в твоей руке, закаливается им вместе с тобой. И ты становишься единым целым со своей Решимостью.       — Решимость... — повторила Чара, заворожённо глядя на сияющую звезду. — Значит, вот почему смогла ранить Меттаблука. И нож тогда казался раскалённым тоже из-за неё.       — Да, ярость разбудила её в первый раз и ты смогла нанести боль даже тому, кто по своей природе к ней безразличен. Но сейчас пробудилось нечто большее. Когда Решимость набирает силу, она способна оставить во времени частичку твоей собственной души. И тогда зажигаются золотые звёзды — ангелы-хранители, что уберегут жизнь от неотвратимой смерти. Теперь, даже гибель вернёт тебя к ним, позволив вновь и вновь начинать путь там, где красное пламя в душе разжигалось с невиданной прежде силой...       Чара вгляделась в янтарный свет, коснулась рукой его ласкающих лучей, а затем вернулась к кровати и подобрала с пола оброненный футляр с ножом. Схватившись за рукоять, девочка вытащила оружие из ножен. Лезвие заискрилось красными огнями.       — Да, оно снова горит... — прошептала она, притронувшись к холодной стали. — Значит, я готова. — твёрдо сказал она, спрятав оружие обратно и нацепив его на пояс. — Осталось только найти выход из Руин.       — О, насчёт этого не стоит беспокоиться. Просто следуй вперёд и он ни за что не ускользнёт от тебя.       Бросив последний взгляд на сияющую звезду, Чара распахнула дверь комнаты и вышла в коридор. Старые половицы заскрипели под её ногами, но дом ответил гробовым молчанием, будто притворившись, что ничего не расслышал. А снизу, откуда-то из-под земли, раздавался смутный бой и грохот, от которого подрагивали даже каменные стены и часы тихо звенели в тёмной гостиной. Чара бросила взгляд вдоль длинного коридора и только сейчас приметила запертую раннее дверь, которая сейчас была распахнута почти настежь. Приблизившись к её порогу, она заглянула внутрь и её глазам предстала длинная и крутая лестница, уходящая вниз и растворяющаяся где-то в сумраке. Слишком глубоко для обычного погреба, но в самый раз для потайного лаза.       Из черноты донёсся уже знакомый грохот. Пол под ногами дрогнул и что-то с треском обрушилось в самых недрах катакомб. Раскатистый гром прокатился по лестнице и дом снова задрожал, будто грозясь вот-вот рухнуть на голову.       — Здесь. — изрекла девушка. — Это и есть последняя тропа.

***

      Свет остался далеко за спиной. Закопчённый дым факелов лез в горло, щипал глаза, чёрная гарь заполняла узкий коридор. Удары снизу всё приближались, камень с треском отзывался на них, мелкая крошка сыпалась с потолка, соскакивая вниз по ступенькам. Чара спускалась всё ниже и ниже, крепко сжимая кинжал в левой руке, и на сей раз готовая встретиться лицом с любыми неожиданностями.       Сырость и холод веяли ей навстречу, плесень расползалась по темнеющим стенам, камень раскалывался от влаги и спуск всё сильнее напоминал дикую, ничем нетронутую пещеру. Последние ступени оборвались и нога путницы опустилась на мягкую землю. Девочка пригляделась получше и, в тускнеющим свете огней, увидела рыхлый песок, насквозь пропитавшийся водой. Галерея уходила куда-то вперёд, загибаясь и петляя, но удары становились всё отчётливее, всё резче и ближе. Чара двинулась вперёд, с трудом шагая по топкой земле.       Ряды факелов редели, огонь в чашах слабел, поддаваясь натиску ледяной тьмы. Где-то слышался звонкий перестук капель, за глухими стенами что-то шумело, словно сквозь камень медленно прогрызалась вода. Влага просачивалась и через песок, местами тропа превращалась в очередное мелкое болотце. В другой раз Чара бы бросила эту затею и повернула обратно, но следы, следы, уходящие вперёд только сильнее манили за собой. Отпечатки огромных лап на топкой земле не оставляли сомнений — Азгор был впереди, но совершенно неизвестно с какой целью.       Неожиданно пещера распалась на несколько путей, расходящихся в разных направлениях. Протоптанная Дримурром дорога не могла сбить девочку и на развилке, но неожиданно вмешалась Ви, которая осторожно внесла собственное предложение:       — Прежде, чем мы доберёмся до него, позволь, кое-что показать тебе. Признаться, я догадывалась, что Азгор всё же решится на сей раз. У него была своя причина не трогать очутившихся здесь детей, но корень ей не столь близко, как можно себе представить. Давай взглянем вместе, что за секреты хранит наш добрый папочка в укромном закутке.       Её тон совсем не понравился Чаре, но ослушаться она не решилась. Свернув с главного пути, она прошла несколько десятков шагов по узким катакомбам, пока не упёрлась в маленькую комнату, которой и заканчивался ход. Здесь земля окончательно уходила под воду и её зеркальная гладь блестела в свете единственного факела, горящего над самым входом. Девочка сняла его со стены и шагнула на затопленный порог.       Комната оказалась совсем маленькой, не больше пяти шагов в длину и с низеньким потолком. Чара пригнулась, провела коптящим огнём вдоль шершавых стен, а затем опустила свет к залитому полу. И вскрикнула, отпрянув назад. Из воды на неё безразлично взглянули две зияющих чернотой глазницы. Пламя выхватила из прозрачной воды очертания человеческого черепа. Несколько зарывшихся в песок костей окружали жуткую находку, изрядно потемневшую от сырости и времени. Горящие комья сорвались с дрожащей чаши в воду и комната отозвалась злобным шипением.       — Бедное дитя. — с тонким сожалением протянула девушка. — Она только хотела порадовать своего нового друга, нарисовала для него яркую картинку, точь-в-точь такую же, как и та, которую она случайно нашла в его комнате. Милое зрелище: отец, мать и их единственный сын. Слащавая семейная фотография, что в ней особенного? Да вот только беда была в том, что Азгор встретил этого ребёнка совсем вскоре после того, как сошёл в Руины. Он хотел забыться, хотел отделаться от своей прошлой жизни всеми силами. И тут бессердечная судьба преподнесла руками невинного дитя едкое напоминание, вновь показывав наяву, что он безнадёжно потерял. Королева, маленький наследник и король, уже давно падший, проклятый и гонимый всеми. Тогда удар его оказался тяжёлым. Но запомнил он его на всю оставшуюся жизнь.       Чара с ужасом взглянула на лежавшие в воде кости. Факел бессильно опустился к ногам.       — Он рвал на себе волосы, кричал, метался, о-о, как же он ненавидел себя в тот день! Тысячу раз он поклялся себе не причинить более зла ни одному человеку и долго держал своё слово. Пока в Подземелье не очутилась ты. И он сорвался. Несколько раз он приходил сюда, закапывал останки всё снова и снова, напоминая себе о совершённом. Но воды подмывали землю и кости снова оказывались на поверхности, сколько бы раз он не хоронил их. Клятвой он хотел успокоить свою совесть, но судьба ему ничего не простила, и теперь он и вовсе обходит это место стороной. Теперь, ты понимаешь, на что его гнев безжалостен ко всем, и к монстрам, и к людям? Мы с тобой очутились в одной пещере с настоящим злом.       Девочка с трудом проглотила жгучий ком, застрявший в горле, вышла из комнаты и швырнула факел на землю. Огонь с шипением сгинул в ходе. Галерею окутал полумрак, но багровые отблески, пляшущие на лезвии кинжала, теперь ещё ярче заиграли в темноте. Чара решительно взглянула вперёд.       — Тогда настало время встретиться с ним. — зло процедила она. — Если только понадобится, то он ответит за всё.       Сумрак расступался перед ней, узкие стены галереи потеснились перед маленькой фигуркой, уверенно шествующей через тьму. Как только мечущийся свет забрезжил впереди, она ускорила шаг, уже чувствуя близость спасительного выхода. И своего главного врага. Приблизившись к концу пещеры, Чара побледнела от гнева, вновь увидев Азгора, который в каком-то неудержимом припадке крушил каменные своды, обрушивая на скалы лавину ревущего огня. Пламя металось и шипело среди разлетающихся вдребезги камней, стены трещали и крошились, погребая шаг за шагом галерею под собственными завалами. А впереди, за клубами пыли и дымовой завесы, ещё виднелась запертая дверь под резкой аркой, что Дримурр ещё не успел замуровать под скалами окончательно. То был единственный путь из Руин.       Последние сомнения сгинули в яростном всплеске, страх отступил, глаза заблестели яркими огнями. Девочка стиснула рукоять кинжала и вышагнула из сумрака, навстречу граду камней и бушующему пламени.       — Прекратите, Ваше Величество! — вскричала она, вскинув руку с оружием вперёд. — Вы уже ничем не остановите не меня!

***

      Впервые она увидела страх в его глазах. Отшатнувшись, словно от привидения, и прижавшись к разбитой стене, он смотрел на её во все широко распахнутые глаза. Пальцы крепко вцепились в скалу, но тело дрожало, ослабленное безумством и истощённое страхом, поразившем самое сердце. Чара пристальнее вгляделась в пурпурные глаза. Нет, не страх, а настоящий ужас. Цепляющийся, скользкий, сдавливающий самое горло и не оставляющий ни крохотной надежды на сомнения, на борьбу и откуп. Он схватил Азгора так крепко, что несколько минут, тот лишь сипло дышал, оцепенев на месте, и только искрящиеся зрачки лихорадочно сновали по сторонам, но каждый раз приковывались к той, кто уже никогда не должна была очутиться здесь. Но она нашла отыскала это место, она добралась сюда и не оставила ему никакого выбора.       — К-как... как ты... — жадно глотая воздух, прохрипел он, судорожно царапая когтями камень. — н-нет... ты не можешь! — он испуганно отмахнулся. — Ты не можешь быть здесь! — в отчаянии проревел он, сотрясая всё галерею.       — Вы постарались, чтобы так оно и произошло. — процедила Чара, подступая всё ближе. — Но я выберусь, даже если вы сами встанете у меня на пути! И лучше пропустите меня, чтобы я забыла о том, кто вы и что за зло вы причинили другим на самом деле.       — Нет, это неправда! Яд подействовал, я знаю! — взвыл Азгор, вцепившись руками в волосы. — Он не смог погубить меня, но т-ты не могла оправиться, ты должна была ослепнуть до конца своих дней!       — Как видите, вы немного просчитались. — с ледяной издёвкой бросила девочка, остановившись всего в пяти шагах от короля. — Хорошая попытка, Ваше Величество, но вам стоило постараться лучше.       Дримурр вздрогнул, вытянул шею, поражённый её словами. На мгновение замешательство полностью обезоружило его. Но как только нахлынувшее осознание коснулось мыслей, отшельник, словно обжегшись, вмиг сорвался с цепи.       — П-почему ты так меня называешь? Я же сказал, что это ложь! — сердце его бешено колотилось в его груди, а глаза раскалывались от ужаса. — Ложь! Я не имею ничего общего с королевской семьей, я всего лишь их придворный, ты слышишь?!       — И именно за ложь вы убили девочку, чьи кости лежат в той пещере? — безжалостно продолжала Чара, ярость которой только разжигалась вместе с крепнущим страхом Азгора. — Чем вам не понравился её безобидный рисунок? Вы не спрячетесь на сей раз, Ваше Величество! И если Подземелье не знает о том, что случилось с их королём, тогда я сама расскажу...       — Не смей! — вдруг взвизгнул Азгор и его ладони объяло багровое пламя. — Н-не напоминай мне, не говори о ней ни слова, молчи! — он воздел дрожащие руки над головой. — К-кто ты такая? Откуда тебе столько известно о том, что случилось со мной?!       — Так, значит, всё правда. — не слушая его, ответила девочка и смело поравнялась с противником. — Уходите. Убирайтесь и тогда я не причиню вам вреда. Я обещаю, что никому не расскажу, но вы пропустите меня без всяких возражений!       Азгор машинально отступил в сторону, но как только девочка сделала первый шаг мимо него, то оцепенение резко отпустило короля. Он встрепенулся, вскричал и сильный удар сшиб Чару с ног, отбросив на несколько шагов назад. Дримурр встал перед ней, как скала, широко расставив руки и телом закрывая единственный выход. Страх по-прежнему метался в его глазах, но теперь решимость боролась с ним, не позволяя поддаться лёгкому соблазну. Страж Руин очертил в воздухе огненную дугу и срывающимся голосом произнёс:       — Н-нет! Я не отпущу тебя! Я не позволю хоть ещё одной живой душе прорваться в Подземелье! — роба всколыхнулась от просвистевшего в воздухе пламени. — Ты не уйдешь отсюда, дитя, иначе погибнешь!       — Тогда будь, что будет! — вскричала Чара и бросилась наперерез Азгору.       Дримурр зарычал и замахнулся, вновь надеясь отшвырнуть противницу назад, но красное лезвие полоснуло по его запястью, причинив обжигающую боль. Он захрипел, схватился на кровоточащую рану, и в этот же момент Чара проскочила мимо него. Десять шагов до двери, каких-то жалких две секунды и победная точка. Она была готова налететь на неё всем телом, врезаться, вышибить с петель, хоть раздробив себе плечо. Но когтистая лапа налетела на спину, вспоров свитер, словно бумагу, и глубоко резанув по коже. Чара споткнулась, налетев на груду разбитых камней и от удара кровь брызнула из рассечённой губы. Она перевернулась, но выброшенная вперёд рука с верным оружием наткнулась на ревущее пламя, что смертельным вихрем накрыло её, не оставив и шанса на спасение.       Огонь мёртвой хваткой вцепился в самую грудь, прожигая насквозь плоть, как растопленное масло. Чара только успела почувствовать, как нестерпимая боль сжала её сердце, после чего лёгкие наполнились раскалённым свинцом и последний вздох сорвался с её губ. Тьма захлестнула её, погребя под собой без единого шума и навеки отрезала от исчезнувшего мира.       Нет, не навеки. Какой бы вечностью не показались эти несколько мгновений, но то был лишь мираж и не более. Когда дыхание смерти пробилось сквозь сжимающую со всех сторон пустоту, мглу вновь разрезал яркий свет и знакомая звезда засияла перед самым лицом. Чара с трудом потянулась к ней, и пальцы окунулись в лучистое золото. В тот же миг темнота рассеялась и она очутилась посреди своей комнаты.       С изумлением девочка огляделась по сторонам, бросила на себя непонимающий взгляд и растерялась только ещё больше, когда не увидела ни единой царапинки на теле. Нож, спрятанный в футляр, лежал на сбившейся постели. Часы в гостиной снова глухо отбили три часа ночи. Из-под земли слышался грохот камней. Всё словно вернулось на час назад.       — С возвращением, партнёр. — невозмутимо поприветствовала её Ви. — Неожиданно, верно? Ты уже надеялась на свидание со смертью, но у судьбы на всё есть собственное мнение.       — Он б-был так близко... так горячо... разве я не умерла? — девочка отрешённо разглядывала собственные ладони, на которых не осталось ни следа копоти, грязи и крови. — Что со мной произошло?       — Я же говорила, не забывай, про свои собственные силы. Теперь, ты будешь возвращаться к жизни каждый раз, как только смерть настигнет тебя. И вместе с тем, даже время сумеет обернутся вспять, и тогда мы вместе сможем попытаться исправить наши ошибки заново.       — Значит, я не имею права отступить. — сказал она, повернувшись к порогу комнаты. — Если это мой шанс, воспользуемся им снова!       И снова обрывистый спуск, тёмная лестница, круто уходящая в спёртую от сырости мглу. И снова шипящий в бронзовых чашах огонь и сочащаяся из-под ног грязь, смешавшаяся с холодной водой. И снова раскатистая канонада, сотрясающая стены катакомб, гремящая, как воинственный набат. Чара уверенно шла к нему, сжимая в руке ещё ярче горящее оружие, решительный блеск в её глазах устремился в темноту. Теперь она прекрасно знала, на что готов Азгор, лишь бы не позволить ей вырваться из западни Руин. Значит, выход оставался лишь один — принять смертельный бой, скольких бы жизней он не стоил.       Второй раз ужас зажёгся в его глазах, и второй раз брошенные обвинения заставили Азгора растеряться перед лицом правды. Но голос Чары звучал уже яростнее, решительнее, а слова нарочно ранили только сильнее, не давая предателю опомниться. Дримурр едва не сломался, но смог совладать с собой и на сей раз, и вновь загородил путь, костенея от страха, но готовый сражаться до конца. Сталь бросилась против огня, но теперь Чара уже не пыталась прорваться к выходу. Сражение было неизбежно, ей оставалось только одно: атаковать и защищаться.       Несколько раз она подбиралась к Азгору почти вплотную, уворачиваясь от смертельного пламени. Дримурр, не ожидавший такого натиска, растерялся на короткий миг, беспомощно и слепо разрезая воздух огненными атаками. А как только самообладание вернулось к нему, в тот же момент Чара вылетела на него из темноты, проскочив мимо двух пылающих сфер, и нож полоснул по его груди, оставив яркий кровавый след за искрящейся чертой яростного удара. Азгор оступился и девочка снова метнулась к нему, уже ощутив в пылающей душе близость победной атаки, но страх заставил её противника среагировать быстрее. И прежде чем Чара успела увернуться от брошенного пламени, когтистая лапа одним увесистым ударом раздробила ей череп.       Короткая вспышка боли смешалась с темнотой, прежде чем всё замерло на мгновение и вновь озарилось золотистым светом. И снова тихая комната, и снова ни царапины и на руках и в третий раз бой часов возвестил о вернувшемся времени. Чара не чувствовала ни капли усталости, несмотря на то, как воспоминания о минувшей схватки стояли перед её глазами живыми картинами. Золотой свет наполнял её новой энергией, его лучи бесследно исцеляли смертельные раны и только ярче распаляли в душе алое пламя решимости.       И в третий раз между ними состоялся напряжённый разговор, и в третий раз Азгор пережил тот ужас, который девочка вскормила ещё сильнее. Но сейчас она даже не стала дожидаться, когда Дримурр опомниться от жесткого града правды, обрушившегося на его головы, и первой ринулась в атаку. Страж сумел защититься кольцом огня и швырнул несколько огненных болидов, безнадёжно разбившихся о скалы. Чара действовала быстро, не давая взгляду противника даже угнаться за собой.       Бесстрашно прорвавшись прямо через пылающее кольцо, окружившее Дримурра, её рука нанесла первый удар. Азгор вскрикнул, потерял контроль, вцепившись в бок, по которому полоснуло лезвие, и огненный щит рассеялся. Инстинктивно он обернулся, занеся объятую пламенем руку для броска, но Чара, оказавшись напротив, опередила его, и с размаху резанула по запястью противника, заставляя тёмную кровь брызнуть в стороны. Азгор в страхе прижался к стене, в отчаянном замешательстве пытаясь сосредоточится на битве. Его глаза лихорадочно сновали по разрушенной пещере, лихорадочно пытаясь зацепиться за неуловимого врага, что как тень набрасывался из сумрака, не оставляя и шанса миновать опасного удара.       Но всё же последнюю атаку он успел заметить. В последний момент, когда с яростным криком она вылетела на него из темноты, когда её колено с силой ударилось в грудь, и сверкающие решительностью глаза оказались перед самым лицом, его пальцы успели крепко вцепиться в её шею. И в этот же миг он почувствовал, как обагрённая сталь крепко прижалась к его горлу, а вторая рука мёртвой хваткой вцепилась в плечо, не давая отбросить соперницу в сторону.       Дримурр зарычал, ещё крепче сжимая пальцы на горле девочки, но Чара только сжимала зубы и сильнее вдавливала нож в плоть, не решаясь сделать только одно, последнее резкое движение и перерезать глотку. Он видел, как бледнела её кожа, как стекленели глаза и надрывались лёгкие, пытаясь ухватить ещё немного драгоценного воздуха. Но железная хватка не слабела ни на каплю, и молчащий взгляд, умирающий, но переполненный решимостью, давал понять только одно — ему не одержать над ней верх даже после смерти.       Он вгляделся в лицо человека и вздрогнул, увидев, как слёзы катятся по бледнеющим щекам и как борется решимость со смертью в глубине маленьких глаз. Душа Азгора треснула от боли и пальцы сами разжались, на сей раз не осмелившись забрать жизнь дитя. Чара изумлённо взглянула на него, но её противник только отрешённо отвёл глаза в сторону и тихо-тихо прошептал:       — Т-ты победила, Чара. Теперь, моя жизнь целиком в твоих руках. Поступи... — он зажмурился, тяжело дыша. — поступи же так, как сочтёшь нужным...       Девочка взглянула на него, злость и сострадание мешались в душе, а оружие дрожало в руке, ещё готовое в любой момент нанести роковой удар.       — Неужели ты передумаешь? — едва не вспылила её спутница и невидимая рука крепко схватила запястье девочки. — Ну же, не страшись, правосудие должно восторжествовать, его час наказания пробил!       «Как же... Убить? Но бой окончен, он больше не желает защищаться!»       — Однако его жизнь отдана на откуп твоей воли. Убийство — это только твой выбор, забудь о благородстве, в которое любят поиграть люди на Поверхности. Один раз он уже предал тебя и где гарантия, что и сейчас не отплатит ударом в спину?       Азгор тяжело дышал, не решаясь взглянуть в глаза соперницы. Чара переводила взгляд с приставленного к горлу ножа на крепко зажмуренные глаза поверженного врага, и только сейчас увидела, как робко поблёскивает слезинки в их тёмных уголках. Рука, крепко вцепившаяся в плечо, чувствовала дрожь, пробирающую Стража Руин, того, кто сам был властен наводить ужас на монстров, обитающих рядом с ним. Теперь уже он боялся её. Боялся, но всё равно не решился спасти себя в последний миг.       «Нет, я думаю... он заслужил ещё один шанс».       И девочка молча отпустила поверженного монстра, спрятав нож обратно в футляр. Судорожный вздох вырвался из груди Азгора и, сквозь слёзы, он наградил Чару благодарным взглядом. Щёлкнув пальцами, он заставил лежащий под рукой трезубец разбиться на тысячи искр и исчезнуть в темноте. Враги сложили оружие.       — С-спасибо, дитя, ты поступила по совести. — пробормотал он, опустив голову на грудь. — Е-если ты когда-нибудь сможешь найти в себе силы, прошу, прости меня, что я причинил тебе страшное зло, гоняясь за собственными прихотями. И я счастлив, что ты одержала победу в честном бою и не позволила мне остаться в лапах собственного заблуждения. Теперь я вижу твою огромную решимость, человек, я чувствую, как могущественна твоя воля, и с этой силой в душе ты... ты сможешь бросить вызов любой опасности. Я не достоин покинуть порог Руин, но ты заслужила это право сполна. Пойми, я столько лет пытался всё исправить, найти в себе силы, что разобраться в самом себе, но заблудился окончательно. Я просто снова хочу вернуть семью, я хочу увидеть своего сына, н-но каждый раз я вспоминаю, что теперь это невозможно. Ториель ни за что не позволит мне вернуться, Подземелье отравило её до глубины души, заставило измениться до неузнаваемости.       На несколько секунд повисла давящая тишина. Глухая капель доносилась откуда-то из чёрного мрака. Шипение огня эхом расползалось по пещере, напоминая голоса разгневанных духов. Тьма дышала холодом на сгорбленные плечи короля, о чём-то неумолимо повелевая ему. Азгор медленно поднял руки и вздрогнул, взглянув в ещё расчерченные огнём прожилки на своих ладонях. Сжав пальцы в кулак, он поднял на девочку воспалённый взор.       — Как и меня. — резко добавил он. — Самое страшное, что я не помню когда это началось. Наверное, после того, как мне посчастливилось очнуться после самого долгого кошмара в моей жизни. Но я прекрасно помню, когда впервые это осознал...

***

      Поздно. Слишком поздно. Мгновением раньше, каплей здравомыслия, малейшим сомнением, любой спасительной ценой она осталась бы жива. Напрасно он ещё с надеждой смотрел в её остекленевшие от ужаса глаза, напрасно тёплые пальцы прижимались к почерневшей коже, пытаясь исцелить, согреть жизнью остывающее тельце малышки. Она беспомощно повисла на его руках, пронзая невидящим взглядом белый потолок, и только тонкие ручки ещё вздрагивали время от времени, как будто смерть дёргала их за невидимые ниточки, с глумливой усмешкой возвышаясь над плечами убийцы.       Азгор не выдержал и с пронзительным криком прижал обожженное тело к своей груди. Он качался, плакал, срывался на хриплый крик и баюкал ставшую похожей на восковую куклу девочку, что ещё совсем недавно так счастливо улыбалась ему. Тянулась к нему, смеялась, не отставала ни на шаг, как самое верное создание в её жизни.       — Папочка, взгляни, что я нарисовала для тебя!       Разрезанный кровавыми прожилками глаз взглянул поверх макушки убитый, туда, где тлел на обугленном полу её безобидный рисунок. Наивный, глупый, но безобидный, невинный, как испепелённая им без жалости душа! Он зажмурился, к горлу подступило мечущееся внутри него отвращение, когда невыносимый запах её сожженных волос ударил в нос. Его чуть не вырвало, не вывернуло наизнанку от той чудовищной мерзости, из которой он был скроен до последней капли крови. Словно правда, так долго ждавшая своего часа, только сейчас обнажила весь тот зловонный омут, каким стала его растерзанная душа, всю гниль, давно сжирающую заживо тело изнутри, и, самое главное, его звериную, первобытную дикость, которую во всей своей плотоядной красе успели увидеть потухшие глаза. Вырви души из груди — и она будет склизкой и чёрной, как дёготь; вырежь кусок собственного мяса — и увидишь, как оно уже давно позеленело, как копошатся в нём мелкие твари, что пробрались уже повсюду, даже в твою собственную голову. Слышишь, как они ворочаются, как скребутся и прогрызают себе ходы? Может, из-за них ты и сошёл с ума? Может, они и нашептали тебе прикончить её, лишь бы заполучить свой малюсенький кусочек нежного мяса?..       Нет. Нет никаких голосов. Никаких паразитов, никакого яда, ни гнили, ни плесени, ничего этого нет и быть не может. Это сделал он. Своими руками, по собственной воле. Сделал, потому что возненавидел её в один краткий миг. Замахнулся, сжал в кулаке смертоносное пламя и, как камень, бросил прямо в неё. О, если бы то был обыкновенный камень, у неё ещё бы остался шанс. У него бы ещё остался шанс. Но смерть уже караулила свой момент за спиной малютки. Подлости ей было не занимать, только ему, Азгору Дримурру, она безнадёжно проиграла в этот момент.       Тот рисунок, да, он всё ещё тлеет на полу. Ну почему, почему она нашла именно ту фотографию, почему именно этот снимок так приглянулся ей? Верно, потому что и там он улыбался, смотрел на неё заботливым отцом, обнимая за плечи семью. Городские огни расплывчатыми пятнами сияли за их спинами. Он до сих пор помнил, каким был тот день, несмотря на все попытки вытравить его из памяти без единого следа. Поздний вечер приближался к ночи, венчая конец того незабываемого дня...       Он помнил, как город погружался в сон. Одно за другим гасли оранжевые пятна в сверкающей россыпи огней, раскинувшейся по чёрным скалам. Белые силуэты домов выступали из сгущающихся сумерек, как из бледного лунного света. С высоты королевского замка их прямоугольные очертания, лишенные малейшего проблеска света, по ночам напоминали надгробия, а вся Столица — кладбище, в несколько стен окружающее самый богатый склеп. Прежде он часто не мог оторваться от этой мысли, с мрачной усмешкой рисуя в голове столь зловещую картину. Но сегодня, глядя на город с того же самого балкона, он, наверное, впервые за долгое время ни на секунду не вспомнил своих язвительных сравнений. Сегодня о таком было даже невозможно думать.       Удивительно, невозможно думать о плохом! А вместо этого признаваться себе в чём-то необычайном, упоительном, так давно позабытом под землёй. Когда душа пробуждается от тяжёлого сна, вырываясь из объятий шепчущих тревог, страхов и злости, мир в одночасье предстаёт в ином свете. И светящаяся долина уже не кажется полем могильных огней, а пылающими звёздами, как и сам город, из кладбища превращающийся в прекрасную белокаменную Столицу. Вся картина преображается, возвращаются краски, звуки, столь мелочей, живущих вокруг, снова цепляются за сердце.       Главные улицы уже давно опустели. Шумящие толпы разошлись по домам. Город почти не шумел, лишь временами о чём-то шептался на окраинах, невнятно бормотал на ночных площадях, осторожно звенел железом по мостовым, с каждой минутой затихая всё сильнее. Ночь была поистине спокойна. От снежных рубежей Норквурша до башен королевского замка — сегодня везде воцарился мир. А, может, и не только сегодня? Азгору казалось, что такой чудесный миг не может позволить себе уйти вместе с этим вечером. Конечно, даже ветер переменился, вот она, точка перелома, день, после которого в Подземелье начнётся совершенно другая жизнь.       Король получше накинул на плечи плащ, с ворчанием кутаясь от лёгкой прохлады. И усмехнулся. Вот же какие пустяки, для которых и теперь нашлось своё время. Когда в последний раз он обращал внимание на них? Когда ещё чувствовал себя таким воодушевлённым, таким живым? Страшно было вспоминать, оборачиваясь назад, какая боль, какие ядовитые речи вспыхивали и метались в стенах замках. Как одержимые духи, не оставляли ни в одиночестве, ни во сне. Утро, начинающиеся в одиночестве, завтрак, начинающийся с колкостей, заботы, начинающиеся с стиснутых от злости зубов. Ненависть, скапливающаяся в душах, как Дамоклов меч, всё явственнее нависала над их головами.       «Она изменилась...» — всё, что он мог с уверенностью сказать себе после возвращения к жизни. Несколько месяцев бесследно выпали из его жизни, вместе с тем, пока он, не убитый ядом, был обречён на долгие муки. За это время жизнь всего народа успела обернуться вспять. Война, изгнание и заточение, он очнулся уже в западне, ещё не зная о том, какой ужас прошёл мимо него. Но только не мимо королевы. Не промахнувшись мимо её души. Тогда-то всё и изменилось. Она выскользнула из его рук верной подругой, а из чёрного забытья вернулась скованная ненавистью, чей холодный блеск не угасал даже во мраке.       Но они остались вместе. По-прежнему были рядом друг с другом. Однако совсем не так, как было прежде. Исчезла та доброта, та мягкость и ласка, которую она так раньше любила, а теперь вздрагивала и морщилась от малейшего прикосновения, словно от ожога. Каждый раз, когда его руки тянулись, чтобы хоть немного приобнять её, утешить в минуты злости или обиды, она отталкивала его, искоса глядя как на провинившегося ребёнка. Теперь ей было нужно другое — свежие идеи, смелые мысли, чёткие решения того, как лучше выстроить их новое государство. Её интересовали проекты о реорганизации Гвардии, кадровое делопроизводство, фискальная политика, законодательные правки, просветительские вопросы, чрезвычайные положения, бунтовщики, изменники, плахи.., и тысячи прочих дел, что беспощадно изничтожали каждую минуту свободного времен, но королеву вовсе не заботила такая мелочная жертва.       Азгор старательно помогал ей, как только мог, невзирая на пошатнувшееся здоровье. Но непонимание его медленно, но верно превращалось в отчаяние по мере того, как Ториель всё сильнее погружалась в собственную власть. Королевство стало её единственной и незаменимой страстью, нежели чем важной работой. Сотни и тысячи новых неотложных дел волновали её сутками напролёт. С мыслями о них она засыпала короткими ночами и с ними же пробуждалась в ранней утренней тишине. А что же до семьи, до близких? Увидеться с ней за завтраком, молча потрепать сына за щёчку, бросить раздражённый взгляд на мужа и удалиться прочь. Туда, туда, в свой тронный зал, к бесценной и тонкой машине, с бесконечной скрупулёзностью собираемой ей по каждому винтику, имя которой сверкало на королевском гербу. В священный зал, объятый торжественный светом, где блеск новых механизмов приятнее радости в родных глазах, где их слаженное пение ближе к сердцу, чем счастливый смех своего возлюбленного чада.       С каждым днём она ещё яснее видела, как Азгор не разделяет её увлечённости, как теряется и отказывается понимать, почему их жизнь свернула на такую тропу. Королеву душила злость, она стала не просить, а требовать беспрекословного участия в собственных делах, он отвечал ей упрёками и так, ссора за ссорой, их души разрывали последние узы между собой, а в глазах всё чаще вспыхивали холодные огни. Теперь, даже на официальных приёмах они не смотрели друг на друга, а когда обычай требовал взяться за руки, чтобы скрепить одним решением принятие нового закона, Ториель так сильно стискивала его пальцы, что и не скрывала своего искреннего намерения переломать отступнику все кости.       Последняя схватка оказалась самой жестокой. Однажды вечером, за очередным молчаливым ужином, её терпение, похоже, иссякло окончательно. Она прямо заявила ему, что устала обременять свою власть такой обузой и предложила Азгору добровольно подписать указ о сложении с себя всех действующих полномочий в свою пользу. Пообещав сохранить его высокое и неприкосновенное положение, королева взыскивала взамен всю часть власти, что по закону он ещё держал в своих руках. Но на настойчивое предложение Азгор ответил решительным отказом. Он чувствовал, как Ториель заносит меч над последними ниточками, что связывали их, желая навеки откреститься от него и от сына. Их хладнокровие продержалось недолго. Все обиды, вся злость и желчь, скопившаяся в их душах, ядом выплеснулась наружу. В сторону полетели крики, посуда, стулья, страшный грохот и звон катились по всему замку. И только когда два алых трезубца скрестились в первом ударе, король и королева опомнились. Они увидели разбитый стол у своих ног, раскиданную мебель, схватившихся за мечи стражников и Азриеля, бессильно павшего на колени, и с тихим всхлипом утирающего слёзы.       Тогда они больше ничего не сказали друг другу. Заставив трезубец исчезнуть, Ториель смерила его уничижающим взглядом, резко одёрнула плащ, развернулась и вышла прочь из зала. Азгор, всё ещё переполненный клокочущей яростью, только украдкой взглянул на разбитого горем сына, и тоже убрался восвояси. Он ни о чем не мог думать в тот момент, кроме как о том, что неминуемый конец уже наступил. Ему чудилось, что каменные стены уже предательски дрожат, башни раскачиваются и скоро, совсем скоро, королевская обитель погребёт себя навеки.       Почти целую ночь он бесцельно слонялся по комнате, тщетно пытаясь связать хоть несколько обрывков мыслей, непрестанно мечущихся в его голове. Беспомощность высасывала последние силы, сомнения окрепли настолько, что впервые светлые воспоминания о прежней жизни всплывали из памяти чем-то бесформенным, нереальным. А, может, так оно и было и на самом деле? Эта мысль испугала его. С замиранием сердца он остановился возле стола. С трудом отпер старую шкатулку с её письмами — дрожащий в руке ключ не попадал в скважину, разноцветные пятна мелькали перед глазами. Сгрёб стопку пожелтевших листов и тщетно водил невидящим взглядом по иссушенным строчкам, в безнадёжном отчаянии пытаясь убедить себя в том, что прошлое действительно никогда не было чудовищным вымыслом. Но от правды легче не стало, наоборот, боль только сильнее забилась в сердце, а от сдавившей душу несправедливости хотелось только одного — одним прыжком в пустоту избавиться от обречения.       Он не помнил, как уснул, как провалился в беспамятство и сколько времени провалялся в тяжёлом бреду, окружённый страшным разочарованием. Несколько раз чья-то высокая тень с горящими глазами сновала где-то поблизости, копалась, выискивала, а затем застывала над лицом, протягивая свои тонкие руки к лежащим письмам на его груди. Тогда он вскрикивал, пытался отогнать её, схватить за горло, но каждый раз она проворно ускользала, а чуть позже тихо возвращалась вновь. Однажды ей всё же удалось подкрасться незамеченной и вырвать сокровенную стопку листков из ослабевшим объятий. Азгор успел только вскричать, с яростью приподнявшись вслед за похитителем, но силы подкосили его и на сей раз он окончательно провалился в беспамятство.       А затем в темноте послышались чьи-то лёгкие шаги. Не вороватые, но осторожные, не крадущиеся, но мягкие, тихо ступающие рядом по красному ковру. И вместе с ними, как и со смутными воспоминаниями, ворвалось ощущение нового дня. А затем, приподняв золотистый флёр света, рассеявший мучительную темноту, что-то тёплое осторожно коснулось его груди.       «Доброе утро» — вдруг услышал он сквозь сон в тот самый рассветный час, когда уже обычно мысленно начинал готовится к очередной отвратительной встрече. Едва не вскочив на кровати, он раскрыл глаза и увидел Ториель, тихо стоящую на пороге балкона. Закутавшись в будничную мантию, оставив где-то свою излюбленную корону и позолоченные доспехи, она глядела на него, обернувшись через плечо. Печально, робко, почти извиняюще.       «Доброе...» — пробормотал Азгор, с трудом веря, что всё ещё не спит.       «Завтрак уже готов» — продолжила она, словно говорила ему такое каждый день. — «Я разбужу Азриеля» — остановившись на пороге комнаты, Ториель снова обернулась к нему. — «Ты пойдешь со мной?»       «Я?.. Да, к-конечно» — он мигом вскочил с кровати. Мысли путались в голове, образуя невообразимой хаос, рассудок ещё мутился, отказываясь принимать столь непривычную для себя картину.       Королева протянула ему свою руку и они вместе зашагали к комнате сына. Как ласково она увлекала его за собой, с какой осторожность её пальцы смыкались на его ладони, точно также, как и тогда, до чудовищного кошмара, когда у них всегда было время для своих чувств. Сегодня она светилась, сияла, словно ангел, вернувшийся из прошлого, чтобы вызволить его истерзанную душу из пучины безразличия, отблагодарить за все лишения и вложить в его ослабевшие пальцы надежду на новую счастливую жизнь.       Маленький наследник не мог проронить ни слова, лишь с удивлением протирая глаза, увидев отца и мать, вместе склонившихся над его кроватью. Ещё совсем недавно он был маленьким пушистым комочком, пищащим и плачущим как новорождённый котёнок. Тогда, едва разлепив сонные веки, его личико озарялось счастливой улыбкой и ручки сами тянулись к родителям, с замиранием сердца ожидающих его пробуждения. Минуло немало времени под землёй, прежде чем он свыкся встречать пустую комнату по утрам и молчаливого гвардейца, сторожащего его сон на пороге.       «Мама... папа?» — с удивлением пробормотал малыш. Ториель рассмеялась, приобняла сына и осторожно поцеловала его в лоб.       «Доброе утро, Аззи» — ответила мать. — «Просыпайся, соня, идём завтракать».       Принц обомлел, на секунду даже испугавшись такой неожиданной ласки, но глаза его уже светились от счастья. Словно что-то волшебное случилось за эту ночь. Кто-то неожиданно сорвал весь серый покров злости и упрёков, открыв прежние сердца его родителей. Ах, если бы он только знал, как сам Азгор был не меньше потрясён до глубины души в эту самую минуту. Так и начался этот необыкновенный день.       Трудно было начинать всё заново, особенно, чувствуя осадок прежних распрей на душе, но Ториель помогала всеми силами. Она ни разу не обмолвилась о том, что случилось тогда, не вспоминала ни о чем, что могло бы натолкнуть супруга на неприятные воспоминания. Впервые за долгие месяцы она не удалилась в тронный зал и даже настоятельно попросила прислугу не напоминать ей сегодня обо всех государственных делах. Немного отдохнув после завтрака, Ториель, решив на час-другой уединиться за чтением, вдруг отложила книгу в сторону и предложила:       «Почему бы нам не прогуляться сегодня? Довольно сидеть в этих душных залах и впустую тратить свободное время. Собирайтесь, сегодня мы вместе выйдем в свет!»       Уговаривать не было смысла, Азгор и сам был не против хоть ненадолго выбраться из глухих стен, а Азриель и вовсе принял предложение матери с нескрываемым восторгом. И через полчаса вся королевская семья уже спустилась в сад, откуда вела прямая дорога на столичные улицы. С ними шествовал небольшой, но торжественный караул стражников во главе с Герсоном — командиром Гвардии и лучшим воином во всём Подземелье. Простые монстры, заприметив столь необычных гостей, поначалу испуганно сторонились, отступали и прятались по закоулкам, но, мало-помалу, привыкли к необычной процессии и стали постепенно толпится на обочинах, желая взглянуть на короля и королеву собственными глазами.       Они прошествовали вдоль всей главной улицы, спустились к столичным стенам, откуда открывался чудесный вид на всё остальное Подземелье. Где-то далеко внизу сочилась в каменных жилах огненная кровь, сливаясь в пылающие озёра, багровое зарево которых раскаляло чёрные земли Калеттурма. Под массивным саркофагом утробно гудело Ядро, а чуть ближе, на каменистом плато возвышался над землёй не менее титанический железный каркас, напоминающий скелет диковинного чудовища. Как чёрные муравьи по его рёбрам и костям сновали крошечные фигурки, то и дело разбрызгивая синий свет над стальными сухожилиями. За красным маревом синели тихие земли Лоргвальда, куда коварнее в своей чарующей красоте, чем несведущий путник мог себе представить. На горизонте, восставая из-за сумрака речной долины, белели под снежным саваном верхушки изумрудных лесов, а местами, через редеющие ветви, пробивались слабые огни маленького, но извечно шумного Норкдолла, всегда охваченного своими собственными заботами, порой с гордостью не считающимися со столичными делами. Мир был перед ними, как на ладони, и жизнь на его кажущимися бескрайними просторами струилась везде, куда не урони взгляд: в искрящемся пламени, в журчащей воде, в тихих ветрах, под стуком шагов на мостовых за жёлтыми окошками, на маленьких крылечках, в уютных магазинчиках, в гудящих электричеством коридорах, и, несомненно, в их собственных сердцах. Азгор чувствовал, как её жажда переполняет его грудь, как расцветают давно погасшие огни в глазах Ториель и как сияет от счастья лицо их маленького сына.       Теперь, они снова вместе. Вместе. Не рядом, не ближе, и не в шаге друг от друга, а вместе, рука об руку и сердцем за сердце.       Их первый семейный вечер спустя месяцы ускользнувшего в небытие времени, миновал в тишине и позабытой радости. Вместе они проводили Азриеля в свою комнату, пожелали маленькому принцу спокойной ночи и удалились в гостиный зал. Увы, здесь оказалось не так тихо, как в покоях наследника. За вечерними окнами маршировали стражники, горящая иллюминация фонарей и факелов неприятно мелькала в витражных стёклах, мешая им обоим сосредоточиться на нужных мыслях.       «Сколько же шуму в этих разводах караулов» — с усталостью посетовала Ториель, бросив скучающий взгляд за окно.       «Я могу приказать им остановиться» — решительно ответил он.       Но она только с улыбкой покачала головой.       «Не стоит, не будем вмешиваться в их дела. Лучше обойдемся без лишних слов» — королева лукаво заглянула в его глаза. — «Как сегодня твоя рана?»       «Нисколько нам не помешает» — не раздумывая, ответил он, в одно мгновение раскусив намёк.       «Чудесно, — она поднялась из-за стола. — тогда будь добр, задёрни-ка получше шторы».       Азгор последовал её просьбе, плотно занавесив каждое окно. Затем приглушил пламя свечей, оставив только хрустальный свет люстры, играющий на ярком мозаичном полу в центре зала. Ториель завела патефон и под иглу легла давно запылённая временем пластинка. В первый раз спустя столько времени. Впрочем, как и множество иного, что случилось сегодняшним днём. Став друг напротив друга под золотистым туманом, они соединили окроплённые в золоте пальцы и замерли, с стучащими сердцами прислушиваясь к тихой трескучей прелюдии.       И вот суровый и взволнованный наплыв оркестра вырвался из-под тишины, претворяя начало вальса из «Маскарада». С медленных, отточенных по памяти движений, король и королева последовали за его грациозным тактом, окутанные ярким светом. Их руки крепко держались друг за друга, неровные шаги становились всё легче и тоньше вместе с тем, как расцветала в высоких стенах прекрасная стихия. Забыв о неловкости, о теснящих душу обидах, даже о изнуряющей боли в ноге, Азгор, увлекаемый пылающими глазами своей возлюбленной, сейчас едва касался земли. Необычайная лёгкость овладевала каждой клеточкой тела, срывала последние оковы, пока вихрь музыки звонко разбивал и метал в воздухе сверкающие осколки прежних стен. Никакая сила больше не смела разделять его и её. Мантии, как крылья развевались за их спинами, свет кружился над головами, калейдоскоп красок проносился вокруг, расплываясь и теряя смысл, оставляя завороженному взгляду лишь сияющее в свете лицо партнёра. О, эти красные глаза, пылающие всё ярче с каждым новым тактом, жгучие, как кровь, и пьянящие взгляд, как алое Солнце на закате. Они приковывали к себе, пленили с безжалостной насмешкой и уже не отпускали, полностью подчиняя его себе, как безвольного раба, пока гремела музыка, пока пели скрипки и вальс звучал всё ближе и ближе, пробираясь в сердца и вновь сливая разорванные души в единое целое.       Оркестр до сих пор не смолкал в его голове, выхватывая из памяти рубиновые глаза, окружённые вихрем разноцветных пятен. Они расстались уже больше часа назад, но его руки до сих пор чувствовали её прикосновение, воздух перехватывало в груди, как только знакомый голос доносился в мыслях.       «Спасибо, что ты был рядом сегодня» — сказала она на прощание, когда настало время расходиться для сна.       «Я думал, никогда больше не увижу тебя такой...» — смущённо протянул он в ответ.       «Что же, значит нам стоило напомнить друг другу об этом» — с улыбкой ответила Ториель.       «Это самый счастливый день с тех самых пор, как мы очутились здесь» — с трудом признался ей Азгор. — «Как будто сон, сказка, чудесное предсмертное видение...»       Она рассмеялась, обвила руками его шею и, пристально заглянув в глаза, прошептала:       «Прекрати пугать меня, дурачок. Иначе завтра я снова встану не с той ноги» — она насмешливо пригрозила ему пальцем и аккуратно ткнула в нос. — «Спокойной ночи, Ваше Величество!»       «Спокойной ночи...» — и они расстались. Всего лишь на несколько часов, но ублажённому чувствами сердцу они уже казались вечностью.       Напоследок Азгор заглянул к Азриелю, давно спящему крепким и безмятежным сном. Затем он вернулся в комнату, запер поплотнее дверь и вышел на балкон, желая немного остудить и успокоить одолевающие его чувства. Город погружался в сон, но сам король не чувствовал его ни в одном глазу. Не хотелось уходить, отпускать этот день, словно за ним уже таилась тень ненавистного прошлого, которую он бы ни за что не хотел вновь пустить на порог.       Но время шло, уже перешагнув за полночь, и сон медленно ложился на его плечи, мягко нашёптывая свои протяжные и лестные речи. Впервые он приходил так вежливо и учтиво, словно запоздалый гость, раскланявшись на пороге, и заводя неторопливую дружескую беседу. Единственный гость, которому он был бы рад сегодняшним вечером...       — Ночи стали холоднее. — неожиданно раздался спокойной, но одновременно твёрдый, словно вылитый из металла, голос за его спиной. Обернувшись, Азгор вздрогнул, увидев чёрную тень, отделившуюся от сумрака комнаты. Потревоженное сквозняком пламя свечей заметалось, рыжие отблески заиграли на алебастровой маске незнакомца. Горящие зрачки с ледяным бесстрастием уставились на короля из пустующих глазниц. — Неужели, вы не чувствуете этого, Ваше Величество? — он выступил вперёд и лунный свет из сторожевой башни вычертил его заострённые скулы на сухощавом лице, гладком, как очищенном до блеска черепе.       Азгор повернулся к нему, придерживая рукой край мантии на плече и, немного помедлив, в растерянности проговорил:       — Гастер? Я не слышал, как ты вошёл сюда.       — Будем надеяться, что не слышал никто. — бросил гость в ответ. — Как видите, сегодня я без приглашения да ещё и в такой поздний час. Решил справиться о вашем здоровье.       — О моём здоровье? — Азгор раздражённо нахмурил брови. — Что ты имеешь ввиду?       — Ровно то, о чем и говорю вам. — Гастер осторожно выглянул между каменных перил балкона, где виднелся кусочек внутреннего двора замка. — О, какое суетливое шествие, — протянул он, заметив в спешке проходящую под окнами колонну гвардейцев с факелами. — у нас намечается парад на завтрашний день?       Дримурр только пожал плечами, сам в недоумении проводив взглядом ярко горящий взвод, скрывшийся за углом внешней стены.       — Ничего об этом не слышал. Развод караула, разве не очевидно?       — Любопытно. И кто же им командует? Насколько мне известно внутренняя охрана замка лежит на плечах Герсона, но завтра воскресенье и у командира сегодня увольнительный вечер.       — Что же, они не могут потренироваться без начальства?       — После полуночи? — гость словно затрясся от беззвучного смеха. — Ни в коем случае, такие вольности запрещены их уставом.       — И ты, похоже, пришёл поинтересоваться: не досаждают ли мне их поздние марши под окнами? — с усмешкой спросил Азгор, которому тон собеседника нравился всё меньше и меньше. — Так вот, спешу тебя успокоить, меня они нисколько не тревожат.       — Нисколько не тревожат? — Гастер скрестил руки на груди и косо смерил короля прожигающим взглядом. — А как же ваши отношения с Её Величеством? Тоже нисколько не тревожат?       — А тебе-то какое дело до наших отношений? — почти рявкнул он, грозно шагнув к Гастеру, но тот даже не шелохнулся. — Ты, кажется, Королевский Учёный. Что, своих забот не хватает?       — Сполна. Одна из них как раз не даёт мне покоя. — похоже, собеседник всё-таки решился на снисхождение. — Прошу меня понять, Ваше Величество, в мои заботы, как преданного слуги, входит и личная безопасность королевской семьи. И когда над ней появляется угроза, мой долг попытаться предпринять хоть что-то, только бы не допустить худшего.       — Так ты решил напроситься к нам в семейные психологи? — Азгора почти трясло от злости, подчёркнутое хладнокровие Гастера почти доводило его до тошноты. — Покорно благодарен, нам такая услуга теперь ни к чему.       — Действительно ни к чему. — безропотно согласился учёный, вынул из нагрудного кармана плаща вдвое сложенные листок и протянул его королю. — Вот, прочтите, это должно вас немного отрезвить.       Азгор с досадой вырвал бумагу из его рук, развернул и поднёс поближе к свету. Красными чернилами было отпечатано следующее:       «Особое распоряжение Её Королевского Величества от одиннадцатого дня марта сего года. Всем внутренним силам Королевской Гвардии занять боевой периметр с десяти до часу ночи. Первому и Второму Отрядам не позднее половины первого ночи блокировать обе лестницы восточного крыла и ждать условного сигнала. О успешном выполнении задания командующим отрядов сообщить лично мне.       P.S. Если собственная жизнь и жизни каждого из близких дороги вам, то не забывайте о том, что умерщвление изменника есть непреложная цель. Малейшая попытка усомнится в верности приговора — и вы, и ваши жёны и дети последуют за ним».       Азгор, как поражённый молнией, несколько раз перечитал немногочисленные строчки, пытаясь распознать подвох или ошибку, но суть, упрямая и слишком очевидная, сама пробиралась через его мысли, лезла между кричащих строк, глазела на него с красной восковой печати, где стояли краткие и до боли знакомые инициалы Ториель. Дримурр поднял дрожащий взгляд на Гастера.       — Ч-что это такое? — выдавил он, стискивая листок в своих пальцах. — Что всё это значит?       Учёный только коротко пожал плечами и без тени колебания пояснил:       — Распоряжение Её Королевского Величества, как вы могли прочесть. О вашем физическом уничтожении.       — Ч-что..? О моём убийстве?! — почти с криком вырвалось из груди короля.       — Если вам так будет угоднее, то да. — Гастер коротко указал рукой в сторону двора. — Замок уже оцеплен, солдаты расставлены на всех выходах и стенах, ворота подняты, арбалетчики, на всякий случай, уже караулят вас со сторожевых башен. Но главная роль отдана не им, а двум отрядам, которые скоро войдут в это крыло замка и после того, как колокола на ратуше пробьют два часа, они немедленно ворвутся в ваши покои. Если будете спать, то повезёт — сильной боли не почувствуете, а если нет, — он с тяжёлым вздохом развёл руками. — последние минуту будут незавидными. Едва ли есть что-то приятное в том, когда тебя рубят на куски.       Развернувшись, он прошёл обратно в комнату, окинув пристально рассмотрев пол, а затем и каждую из стен. Остановившись возле кровати, учёный взглянул на смятую постель и покачал головой, будто перед ним, на окровавленных простынях уже лежало бездыханное тело короля. Азгор, сжав кулаки, резкими шагами подошёл к нему, схватил за плечо и грубо развернул лицом к себе.       — А ты... ты-то сам откуда об этом знаешь? — просипел он, впиваясь взглядом в горящие зрачки Гастера.       Но тот только криво усмехнулся и указал на смятый клочок бумаги, что Дримурр ещё держал в своей руке.       — Поверьте, здесь никакой тайны нет. — учёный изобразил галантный полупоклон. — Потому что командующий Второго Отряда к вашим услугам.       Азгор содрогнулся, глаза его округлились от ужаса, нахлынувшая было злость сгинула без остатка, вместе с цепенеющим холодом.       — Так ты... так ты пришёл убить меня! — срывающимся шёпотом пролепетал он и его ноги невольно подкосились.       — Ваше Величество, я не такой безумец, чтобы лезть на вас в одиночку да ещё с голыми руками. — мягко ответил Гастер, подхватив ослабевшее тело короля. — Я же сказал, что безопасность королевской семьи мой долг. И моё присутствие здесь имеет лишь одну конкретную цель — спасти вашу жизнь от меча королевы.       — Тори... — бессильно простонал Азгор, вцепившись в чёрный плащ учёного. — Так что же это всё... всё было сплошным обманом?       Тёплые слова, нежные прикосновения, горящие взгляды, чувства, воскресшие из пепла сегодняшним днём — всё это не имело смысла? Нет, конечно же, имело. О, ещё как! Да только вовсе не тот, что он успел себе вообразить. С ним просто поиграли, поводили за нос, приласкали, как раненого зверя, чтобы подойти поближе и перерезать ножом глотку. Потому что он не согласился по доброй воле, потому что посмел воспротивиться воле королевы! Она властительница судеб этого мира, непреложная владычица каждой песчинки, каждой искры огня, каждой капли воды в её королевстве. Никто не может стоять рядом с ней, кроме как на коленях, никто не смеет говорить на равных, никто, даже тот, с кем она поклялась связать свою судьбу до самого праха.       Теперь это утратило всякий смысл.       Корона, сверкающая на голове; пылающий трезубец, карающий изменников; высокий трон, заливаемый солнечным светом, откуда начинается её неприкосновенная воля; колонны стражников — живых орудий, запаянных в чёрную сталь, несущих на своих преданных плечах её законное слово в самые дальние уголки Королевства; звенящие мечи, поющие стрелы — вестники возмездия, вестники смерти и назидания тем, кто считает, что неприступные башни её цитадели слишком далеки, чтобы разглядеть с них каждого отступника клятвы. Вот они, неприкосновенные регалии её новой жизни, среди них уже не отыщется места ни трогательному, ни печальному, ни радостному, ничему, о чем не должно заботиться великим. Всё лишнее должно искореняться, быть вырвано из земли, изрублено и брошено в огонь. Неважно, чувство ли это, предмет, старая безделушка или чья-то преданная сердцу жизнь.       Вчера он успел поверить, что они вновь нужны друг другу. А сегодня его самого приговорили к сожжению.       — Вы должны бежать, Ваше Величество. — настойчиво вырвал его из мыслей Гастер, встряхнув за плечи. — Время уходит, скоро я сам должен прибыть на условленное место! — он протянул руку и указал на чернеющий проём в стене, открывшийся за платяным шкафом. — Это ваш единственный шанс выбраться из замка живым.       Азгор слабо проковылял следом за ним, остановившись у потайного хода. Ну разумеется, именно так Гастер и очутился здесь столь незаметно. Отсюда путь вёл куда-то в Калеттурм, в жаркие катакомбы, откуда можно было быстро перебраться в промозглые дебри сумрачного Лоргвальда. Но, не успев сделать и шаг за порог, он вздрогнул, вспомнив о беззащитном сыне, и воскликнул, подавшись назад:       — Постой, я должен хотя бы напоследок увидеться с Азриелем! Я не могу бросить его, ничего ему не рассказав!       Но Гастер решительно перегородил дорогу, предупредительно выставив ладонь вперёд, и строго взглянул на него:       — Нет, нельзя. Переступите порог комнаты — дадите лишний повод страже убить вас раньше времени!       — Но я должен!.. — воскликнул Дримурр и попытался протиснуться мимо него. Однако, тот вовремя схватил его за плечо и грубо оттолкнул обратно за тёмный порог. — Что ты... — Азгор обомлел, налетев спиной на каменную стену. — Я.. я тебе приказываю, как король!       — Король умер. — неумолимо отрезал Гастер. — Хотите вы того или нет — это уже случилось. Но вы ещё живы и можете спастись, если возьмёте себя в руки и станете благоразумным хоть на пять минут! — он выпрямился и коснулся рукой алого герба, вышитого на своём предплечье. — Видите ли, в отличие от королевы, у меня есть семья. Я знаю, что вам горько, знаю, что страшно, и именно поэтому я не позволю вам сделать и шагу назад. — учёный бросил взгляд в сторону запертой двери комнаты. — Не бойтесь, я присмотрю за ним вместо вас, — тихо добавил он. — Даю слово.       Азгор внимательно взглянул в его глаза, будто пытаясь вычленить малейшую частичку лжи из этого холодного взгляда. Но тщетно. Сердце его сжалось, когда уходящие в темноту ступени оказались перед ним. Трезубец вспыхнул и заалел в его правой руки, бросая тусклый свет на каменной нутро башни.       — А как же ты?.. — вдруг спросил он, напоследок окинув разбитым взглядом Гастера, застывшего поперёк проёма. — С тобой расправятся на месте, если она только узнает...       — Не узнает, — он вытащил из нагрудного кармана второй лист и лёгким движением развернул его перед лицом короля. — вы развеете её сомнения своим прощальным письмом, где чистосердечно признаетесь, что раскусили сегодняшний обман и не отдадите свою голову на отсечение. С наилучшими пожеланиями, подписью и вашей личной печатью.       Печальная усмешка сорвалась с губ Азгора. Так, значит, вот куда исчезли так бережно хранимые им письма. И вот, кто та зловещая тень, что неотступно преследовала его в туманном бреду.       — Чёртов ты мошенник. — с горечью и благодарностью и вырвалось у него.       Лёгкая тень улыбки на мгновение озарила лицо Гастера.       — Прощайте, мой король. — промолвил он, приложив ладонь к сердцу, а затем дёрнул рычаг дверного механизма и потайная дверь медленно затворилась.       Азгор исподлобья взглянул взглянул на уходящую в черноту ступени, крепче схватил пылающий в руках трезубец, и сделал первый шаг навстречу темноте. Второй. Третий. Как только винтовая лестница осталась за его спиной, как только перед глазами очутилась длинная, ускользающая в бездну подземная дорога, то сила, доселе тянущая его назад, ползущие по плечам и шее сомнения исчезли. Дримурр сорвался вперёд, со всех ног помчавшись через галерею.       Ветер, гуляющий в темноте, срывал с его глаз слёзы. Осквернённая предательством душа разрывалась от праведной ярости, вспыхивая в груди ещё ярче, чем алое пламя в его намертво стиснутых пальцах. Земля гремела под ногами, мысли, налетая друг на друга, содрогались от тысячи проклятий, а над ними всё непрестанно играл и играл тот проклятый вальс, звучащий как прекрасный реквием — на смерть королю, что сегодня был растерзан сладким обманом! Смерть была рядом с ним, приближалась с каждым мигом, хрипло смеясь над одураченным слепцом, что и не замечал её уродливой тени.       Вот он задёргивает тяжёлые шторы и приглушает несколько свечей, а вот кто-то запирает парадные двери, бросив тлеющий окурок под свой железный сапог. Вот они сходятся в центре зала, их пальцы, залитые светом, осторожно соприкасаются, а вот руки молящегося, шепчущего прощения за ещё не пролитую им кровь. Вот хрустальные огни кружатся над их головами и пляшет пламя факелов, освещая сумрачный путь марширующим в ночи убийцам. Вот... её горящие глаза с рубиновым отливом, что так нежно смотрят на него, а позади них сверкают сотни других, взирающих лишь с отрешённостью. Пальцы тянутся к его щеке, чарующий взгляд обманчиво тянется всё ближе и ближе — и стальная ладонь намертво сжимает его горло.       «Спасибо, что ты был рядом сегодня!» — с ядовитым смехом, захлёбывающийся от собственного триумфа, раздаётся голос королевы.       — Ненавижу... — прохрипел он, вцепившись в грудь, словно его на самом деле душила рука стражника. — Ненавижу... — шаг сбивался, тело шаталось от стены к стене, последнее эхо вальса разорвалось в голове огненной вспышкой. Он споткнулся и бессильно упал на колени.       — Ненавижу!       Мучительный вопль вырвался и тут же умер в тишине. Ответа не последовало. Злосчастный рисунок с тихим треском догорал на полу. Окоченевшее тело лежало в дрожащих объятиях своего убийцы.

***

      — В тот день я едва не сошёл с ума от содеянного. Я проклинал себя и клялся впредь уберечь оказавших под землёй детей от любой опасности. Через неделю, после того... после того, как она умерла, я получил первую и последнюю весточку от Гастера. Он сказал, что в королевстве теперь установились новые жестокие порядки, тирания достигла своей вершины, а королева готовит новый указ, согласно которому каждый человек, упавший в Подземелье, должен быть уничтожен ради разрушения Барьера. А ещё... ещё он добавил, что... — Азгор сделал судорожный вдох, но голос его задребезжал, выдавая горькие слёзы. — он добавил, что она решила, будто бы Азриель рассказал мне о том заговоре, потому с-стражники видели, как я заходил к нему перед сном. Боже, и она решила, что этих подозрений достаточно! Достаточно, чтобы под пытками вырывать признание у собственного сына!       Его пальцы вцепились в робу, надрывая герб на собственной груди, плечи подрагивали от беззвучного плача, что он ещё тщетно пытался скрыть от неё. И когда он снова нашёл в себе силы заговорить, то голос его прозвучал настолько низко и измученно, что Чара едва не вздрогнул от неожиданности:       — А потом... потом его просто изгнали из замка. Родная мать вышвырнула его на улицу, не моргнув и глазом. И всё, что случилось с ним после, так и осталось для меня проклятой загадкой. Я до сих пор проклинаю себя, что побоялся даже тогда. Клянусь, — дрожащий блеск ярко озарил на мгновение его потухшие глаза. — если бы я только узнал, что он жив, то не остался бы в этой проклятой норе ни на секунду! И пусть бы меня разорвали в клочья гвардейцы, — они давно ждали заветного часа, — но ещё хоть раз, хоть один-единственный раз я бы обнял его, утешил, попросил прощения... — Дримурр с злостью смял робу на своей груди и испустил порывистый вздох. — В день, когда я узнал о его изгнании, моё обещание, моя клятва, данная самому себе оберегать чужих детей любой ценой, стала новым смыслом существования. Я настолько сжился с этой мыслью, настолько слепо мчался к искуплению, что и не видел, какое зло причиняю самим монстрам. Дети проходили мимо меня и уходили прочь, а их ненависть всё крепла, я чувствовал это, но презирал сомнения и только всё сильнее ограждался от мира, заботясь только о спасении и продолжая причинять страдания другим. Я знал, они меня не простят и смог смирится, так и оставшись чёрной тенью, безумным отшельником, душегубом, что не сулит ничего, кроме бед... И я никак не осмеливался признаться, что мне всегда... всегда было жаль. Но теперь, — Азгор поднялся на ноги. — когда ты отказалась тронуть мою жизнь, я хочу покончить с этим раз и навсегда. Если сегодня мне не суждено было погибнуть, значит, на то была воля судьбы и теперь я должен поступить мудро, дитя.       Он повернулся в сторону полуразрушенной катакомбы и метнул косой взгляд в сторону заваленной двери. А затем, сорвавшись с места, он бросился к завалам и принялся расшвыривать их в сторону, расчищая путь к Подземелью. Камни летели в стороны, разбиваясь о стены, искры вырывались из-под когтей, и Азгор почти прогрызался к спасительному выходу. Всего несколько минут и почти намертво заложенная галерея открыла тропу к полуприкрытым дверям, за которыми пещера тянулась ещё дальше, уходя в ещё неизвестную девочке глубь.       — Ну вот и всё, — тяжело вздохнув, произнёс Дримурр, повернувшись к Чаре. — теперь путь в Подземелье для тебя свободен.       Девочка с замиранием сердца приблизилась к заветным дверям, и бросила томительный взгляд с сгущающийся за их дверями полумрак. Азгор сокрушённо вздохнул, а затем преклонил колено, поравнявшись с девочкой и мягко положил ладонь на её плечо, с грустью и нежностью заглянув в глаза. Сердце Чары неприятно кольнуло, и она вдруг прижалась к своему спасителю и врагу, крепко обхватив руками мягкую шерсть. Руки Дримурра мягко коснулись её спины, принимая тихие объятия.       — Прости, что посмел причинить тебе боль... прости, что сомневался в тебе. И прости, что солгал о брате. Если у него есть такая преданная сестра, я ни на миг не сомневаюсь, что на этом свете он мог бы свернуть целые горы, как и ты. Просто знай, что по ту сторону остались и те, кто не смирился с королевой, кто готов поступать вопреки, не обращая внимания на страх, сеемый ей в душах монстров. Они не побояться защитить и человека. — Азгор слегка отстранился и заглянул в глаза Чары. — Но остерегайся королевы и её прихвостней. Всегда гляди в оба, оглядывайся и держись настороже, не доверяй трижды, прежде чем отбросить сомнения и слушай своё сердце, лишь оно приведёт тебя на верную тропу.       Он медленно отпустил девочку и молча кивнул в сторону выхода из Руин. Руки его дрожали, вцепившись в колени, глаза всё ещё метались, и на лице боролись и страх и сожаление, но Хранитель не преграждал ей дорогу. Он полностью принял такой исход.       — Мне очень жаль, что так произошло. — ответила Чара. — Но я прощаю тебя. И я обязательно узнаю, что случилось с твоим сыном. Узнаю и расскажу тебе, слышишь?       Азгор не ответил — слёзы схватили его горло, и падший король зарыдал, вцепившись в лицо руками. Девочка с испугом подступила к нему, но он замотал головой и прохрипел с трудом, отстраняя её:       — Н-нет, дитя, оставь меня... уходи! Не т-теряй напрасно времени!       — До встречи. — прошептала девочка, коснувшись на прощание его дрожащего плеча, и бросилась к дверям.       За чёрным проёмом открылась ещё одна галерея, уходящая строго вперёд и упирающаяся в темнеющие двери. Чара бросила последний взгляд на Азгора, а затем переступила порог и аккуратно прикрыла за собой дверь. Сумрак сгустился в коротком проходе, тишина всколыхнулась и вновь улеглась обратно. Пройдя последние двадцать шагов, девочка очутилась перед последними дверями, за которыми отчётливо белел свет и со свистом прорывался сквозь узкий просвет ледяной ветер. Королевский герб чёткими контурами проступал на резном своде арки.       — Я уважаю твой выбор, но, считай, что нам просто повезло на сей раз. — с чувствительным укором заметила Ви. — Нельзя полагаться на удачу вечно, рано или поздно, но она отвернётся от тебя.       — Он прав, я поступила так, как хотела поступить. — негромко возразила Чара. — Я хотела победить, но убивать не желала.       — Посмотрим, что будет дальше. — мрачно заключила девушка. — Теперь мы обе ступаем на неизвестную дорожку, так что, нам стоит быть осмотрительнее. Помни, что любая Решимость может однажды быть исчерпана.       — И не забуду. Ты поможешь мне?       — Я с тобой до конца, партнёр, чтобы ни случилось. Моя судьба теперь неотделима от твоей, как неотделима сама Решимость от твоей души.       Чара вздохнула, взглянула в узкий просвет, и сняла оружие с пояса. Ладонь легла на шероховатую гладь двери. Девочка закрыла глаза, собираясь с мыслями. Последние раздумья рассеивались перед лицом неизведанного мира. Ведомая своим обещанием, она отбросила в сторону всё, что осталось за спиной.       — Где бы ты ни был, прошу, дождись меня. — мысленно прошептала она, тихо-тихо, так, чтобы даже её вкрадчивая спутница не услышала этих слов. — Я иду за тобой, Майкл. Я уже рядом.