Одержимый

            Pov Сукуна С момента моего признания прошла неделя. Ну, как неделя, 5 дней 18 часов и 49 минут. Да, я считаю каждую минуту. Да, я все еще одержим им и идеей о том, чтобы быть вместе. Но Мегуми так и не объявился. Я был достаточно предусмотрительным и упертым, именно поэтому и сказал Ю о том, чтобы он через неделю после отсутствия Мегуми в моей жизни передал ему мои слова о возможности перетерпеть побочные эффекты восстановления и разрыва связи с реагентом. Но эта маленькая и противная сваха (я в курсе, что старше всего на 8 минут, это не имеет значения, Юджи все равно маленький) решила рассказать об этом раньше. И я не знаю, что чувствовать по этому поводу, ведь Мегуми хочет встретиться со мной здесь и сейчас. Блядство. Не поймите меня неправильно, я очень хочу увидеться с ним и спокойно все обговорить, просто я не готов сделать это так быстро. Должно было пройти больше недели. Я рассчитывал, что намного больше. Но, как я уже сказал, Юджи выложил ему все на блюдечке с голубой каемочкой, и теперь они едут сюда. Двоякое ощущение: я и рад этому безумно, и безумно этого боюсь. Но пути назад уже нет. Полчаса назад мне позвонил Юджи и сказал, что везет ко мне Мегуми. «Серьезно, блять? Почему ко мне? Почему не на нейтральной территории? Почему прямо сейчас?» Чтобы вы понимали, время уже первый час ночи. Я не удивлюсь, если они оба пьяные. Иначе я не могу представить себе ситуацию, в которой Мегуми едет ко мне в час ночи, чтобы все обсудить. Спустя еще час душевных метаний, в которых я готовлюсь к новой волне удушающих страданий из-за восстановления связи, в дверь стучат. Медлю. Не знаю, из-за чего именно, но чувствую себя очень странно. Я готов к любому исходу событий, где-то в глубине души все же понимаю, что «долго и счастливо» у нас быть может, но очень и очень не скоро. Проходит несколько секунд. Когда в дверь стучат во второй раз, я все же решаюсь открыть. Там стоят эти два брата акробата: Мегуми и Юджи. Сказать, что мне становится плохо — ничего не сказать. Мне очень хуево. Мир словно взрывается в моей голове, становится больно. Больно везде. Кажется, что из носа, ушей и глаз сейчас пойдет кровь. Я не знаю, как я выгляжу со стороны, но мне задают странные и неуместные вопросы: плохо ли мне, насколько все плохо, могу ли я стоять и так далее. Неужели не понятно, что да, мне плохо, очень, но я же предупреждал, что так и будет, зачем париться? Это длится несколько мгновений, восстановление заканчивается достаточно быстро. На это время я закрываю глаза и стараюсь просто дышать. Я не замечаю, как матерюсь, как Мегуми и Юджи заходят в гостиную, и как я оказываюсь там же вместе с ними. Набравшись достаточно смелости, смотрю на Мегуми, тот же в ответ смотрит очень обеспокоенно. «Но зачем? Зайка, ты ведь сам решил прийти ко мне и поговорить, ты знал, что мне будет хреново, зачем теперь так волнуешься обо мне?» — Прости… Как ты себя чувствуешь? — Это спрашивает у меня Мегуми, все с тем же по-щенячьи обеспокоенным взглядом. Ладно, давайте начнем издалека. Я не могу описать цвета, в которые он одет. В этот момент я задумываюсь о том, что так и не знаю названия ни одного цвета, кроме цвета его волос и глаз — иссиня-черный. Я знал это еще до нашей первой встречи, Ю частенько восхищался цветом его глаз, и я ненароком запомнил. — Мегуми, почему ты это спрашиваешь? Ты же прекрасно знаешь, что мне плохо из-за восстановления связи. — Я не хочу язвить. Просто легкая боль все еще пульсирует в моем сознании, оставляя свои отголоски, которые крайне злят. Так что это я еще вежливо ответил. — Я знал, просто… Знать, что тебе может стать плохо, и видеть это собственными глазами — немного разные вещи. — Он тупит взгляд своих глаз. Смотрит не то чтобы себе под нос, просто куда-то в сторону от меня. Неужели смущаешься? Мне принимать это за комплимент? — Ладно, забей. Сказал, что потерплю, значит потерплю. — Я провожу рукой по голове, перебирая волосы, и сажусь, облокачиваясь руками об собственные ноги. Смотрю на него. — Кажется, ты пришел сюда, чтобы все обсудить со мной. А говорил, что позвонишь или напишешь. — Тут я вспоминаю этот момент, а еще тот, который этому предшествовал. Наш поцелуй. — Я не знал, что можно написать или сказать по телефону в такой ситуации. — Все еще взгляд куда-то в сторону от меня. Игнорируешь или просто неловко, когда здесь Юджи? — Не понимал, что чувствую по этому поводу и чего хочу. А встречаться с тобой просто так без причины слишком эгоистично, ведь тебе больно. — Здесь он смотрит на меня. Как-то уж чересчур волнуется. — Но, когда Юджи сказал, что без тебя я не смогу принять никакое решение, а так и буду метаться в собственных мыслях, я решил, что действительно нужно поговорить с тобой. — Он смотрит то на Юджи, то на меня. У него в руках телефон, который он крутит и вертит как хочет. Наверное, от волнения. — Плюс ты сказал, что можешь перетерпеть эти ощущения. Не то, чтобы это меня устраивало, но другого выхода нет. И вот, я здесь. — Снова взгляд на мне. Но уже дольше. Чего же ты от меня хочешь? Думаю, этот разговор должен продолжиться без моего брата. — Ю, сходи прогуляйся куда-нибудь, пожалуйста. Если хочешь, можешь поваляться у меня и поиграть в плойку. — Брат смотрит на меня как-то слишком обиженно. Видимо, хочет присутствовать при этом разговоре. Я иногда должен его разочаровывать. — Прошу, мы должны поговорить наедине. — Он глубоко вздыхает, кидает нам тихое «ладно» и уходит в мою комнату. Я же поворачиваюсь к Мегуми. Вот, мы одни. — Думаю, нам нужно поговорить не просто наедине, а, откровенно говоря, «по душам». — Он кивает и садится, поворачиваясь ко мне лицом. Одна нога согнута и подсунута под задницу, вторая слегка болтается, свисая с дивана. Локоть на спинке дивана. Можно было бы сказать, что он расслабился, но нет, просто устроился поудобнее, как раз под атмосферу грядущего разговора. — Я не знаю, что мне со всем этим делать. — Его тон словно молит меня о помощи. О помощи и о прощении. — Я словно между молотом и наковальней. С одной стороны, меня тянут мои принципы и старые взгляды на отношения монохрома и реагента. — Он смотрит повсюду и никуда, жестикулирует руками, словно погружается глубоко в свои мысли, но отключает звук, оставляя связь между мыслями и словами. Просто озвучивает то, что думает. — А с другой стороны ты. — Взгляд его иссиня-черных глаз останавливается на мне. — И тот дьявольский поцелуй… — Дьявольский? — Как бы странно не звучало, именно это привлекло больше всего моего внимания. Дьявольский поцелуй. Он что, считает, что я - дьявол, соблазнивший его на то, что он больше всего ненавидел? — Да. Если бы ты действительно хотел оттолкнуть меня как можно дальше, то не целовал бы так. Не целовал бы вообще. — И что это за обвинительный тон? И обвинительный взгляд. В поцелуе вообще-то участвовали двое, если я не ошибаюсь. Не я один тут виноват. — Знаешь, ты был не против вообще-то. Ты знал, что я монохром, что встретил реагента. Почему ты был так уверен в том, что это не ты? — Предъявы, значит, кидаем. Ладно, я тоже так умею. Хотя мне по сути не в чем его обвинять. Это я так на ходу придумываю. — Что? А у меня были причины подумать, что это я? — М-м-м, какой актер, как играет! Возможно, это искреннее удивление, но выглядит очень наигранно. — Ну даже и не знаю. — Я немного издеваюсь над ним, делая это наигранно удивленное выражение лица. И он замечает. Я много чего перевожу в шутку и издевки, такой уж я, ничего не попишешь. Если он хочет быть со мной, то нужно быть готовым к таким поворотам событий. — Ты надо мной издеваешься, да? — Он смотрит разочарованно. — Какой вообще смысл продолжать этот разговор, если ты не воспринимаешь всерьез ни меня, ни мои слова? — Он встает с дивана. Я протягиваю к нему руку в немой просьбе. — Прости меня. Пожалуйста, сядь, и мы поговорим. Теперь уже на полном серьезе. Я обещаю. — Я хватаю его за локоть и тяну вниз, чтобы он сел. Смотрю максимально серьезным взглядом для подтверждения своих слов. Он поддается моим действиям. Хорошо. — Ладно. — Он плюхается обратно и садится в ту же позу. — Тебе интересно только то, что я назвал поцелуй дьявольским? Больше ничего не скажешь? — Ко мне все еще прикован его разочарованный взгляд. Разочарование смешалось с легкой злостью и обидой. — Мегуми, чего ты от меня хочешь? — Теперь уже я смотрю на него с мольбой. — Ты думаешь, я скажу тебе, что хочу, чтобы ты остался со мной? А ты останешься, если я попрошу? Или чтобы я попросил тебя навсегда уйти из моей жизни? Опять-таки, а ты уйдешь? — Я говорю то, что думаю. Мне действительно интересно, что он мне сейчас ответит. Его взгляд становится еще более отстраненным, чем был до этого. Он обдумывает мои слова. Серьезно задумывается. Кажется, он пришел просить моей помощи, но я не могу читать его мысли и чувства, а значит не могу и помочь принять решение. Я могу сказать только то, что чувствую и думаю сам. По-хорошему, это решение нам нужно принять вместе.             Pov Мегуми Я даже не задумывался о том, чего хочу от Сукуны. Нужно ли мне, чтобы он сказал мне…что? Я не знаю. Ну и зачем я приперся сюда сегодня? Только зря его потревожил. Хотя у меня есть ощущение, что если я сейчас уйду, то вернусь к тому, с чего начал. Вернусь вникуда, в котором я не знаю, что делать. С чего я взял, что он должен помочь мне принять решение по поводу наших отношений? Он тоже ничего не знает и не понимает. Ну, он то понимает, конечно, но мои мотивы ему вряд ли известны. То есть, нам нужно вместе над этим кумекать? — Да, ты прав. Я сам не знаю, чего от тебя хочу. — Это не совсем правда. Я знаю, чего от него хочу. Но только в плане секса. И что я вообще хочу с ним переспать, а насчет всего остального, да, не знаю. — Кажется, по одиночке мы не решим эту проблему. — Я смотрю с легкой печальной улыбкой. — Скорее всего, нет. — Он отвечает точно так же, смотря с легкой тоской и печалью. Он знает, что я чувствую, но я решаюсь это все же полностью озвучить. — Мне сейчас очень сложно, и я знаю, что тебе тоже. Ты мне нравишься, поэтому я надеюсь, что мы сможем обойтись без грубости и резкости. — Ну да, я сказал это. Я думаю, что мне в ответ тоже прилетит похожее признание или что-то подобное. Но я точно не ожидаю, что он меня снова поцелует. Так же жадно и горячо как в прошлый раз, так же страстно и изучающе, так же глубоко и неистово. И как мне после такого здраво мыслить, чтобы принять решение? На самом деле, создается впечатление, что решение уже давно принято, просто ни один из нас не решается его озвучить. Или так кажется. — Мегуми, я понимаю. — Он сначала отстраняется от меня на пару сантиметров, а потом берет мое лицо в свои ладони и утыкается своим лбом в мой. — Ты мне тоже нравишься… хотя, наверное, даже не так, я влюблен по уши. — Я вижу улыбку, озарившую его лицо. Широкую улыбку. — Пожалуйста, давай… — Обеспокоенный голос Юджи, вышедшего к нам из комнаты, не дает ему договорить. — Ру стало плохо. — Это он про Сатору. Его глаза полные ужаса смотрят на нас умоляюще. — Мы не виделись всего пару часов, но его зрение снова прыгнуло в черно-белые оттенки. — Его голос срывается. Мы же еще сидим в этой позе, но немного дальше друг от друга. Удивление с наших лиц можно черпать ковшами. Минуточку, такое тоже возможно? Разве их связь не поддерживается уже больше двух лет? Почему всего пары часов хватило для того, чтобы ему резко стало плохо? — Он написал, что его тошнит, у него кружится и болит голова, а еще он кашляет, все как раньше. — Юджи подходит ближе к нам и садится к ногам брата. — Он вызвал такси, как только ему стало плохо, и уже едет сюда. Су, может вызвать скорую? — Так, давай, пожалуйста, без паники. — Его руки отпускают мое лицо и перемещаются в сторону брата. Он берет его за плечи и пытается успокоить. — Давай мы подождем, когда Годжо приедет, посмотрим на его состояние, попытаемся восстановить связь, а потом будем решать, нужно вызывать скорую или нет. — На глазах Юджи уже готовы навернуться слезы, он так часто дышит, будто у него сейчас начнется гипервентиляция. Я не понимаю, что происходит. Они расстались два часа назад, может, чуть больше, связь сформирована уже давно и регулярно поддерживается, подпитывается. Они могли расставаться и на пять, и на шесть часов, все было в порядке. «Так какого дьявола тогда происходит? Почему Годжо сейчас страдает из-за побочного эффекта разрыва связи, если никакого разрыва связи по сути и нет? Что не так с миром монохромов и реагентов? Я все еще хочу в это ввязаться?» Тут я понимаю, что да, хочу. Я хочу нырнуть в этот омут с головой, в омут по имени Ремен Сукуна. Но сейчас… Происходящее снова возвращает в состояние подвешенности, взвешивая все что я знаю и нет о подобных отношениях. И Сукуна видит это в моих глазах. Его взгляд сейчас нечитаем, я не знаю, что он думает. По сути он занят эмоциональным и физическим состоянием своего брата. У Юджи огромные непонимающие глаза, он готов разрыдаться в любой момент времени. Минут через двадцать в дом вваливается Годжо. И он, в прямом смысле этих слов, вваливается. Сукуна открывает дверь и практически ловит, когда тот начинает падать. Он очень тяжело дышит, кашель постоянно мешает сделать полный вдох, он задыхается. Сукуна кладет его на диван. Подбежавший к дивану Юджи неумолим, он берет Годжо за руку и начинает звать его этим ласковым «Ру». Глаза Годжо закрыты, он отказывается их открывать, потому что знает, что ему станет еще хуже от волны восстановления связи. Возможно, сейчас ему нужно слегка прийти в себя и подготовиться к этому. — Ру! Ру, пожалуйста, открой глаза. Посмотри на меня. Я здесь. Все будет хорошо. — Его речь почти бессвязная, он постоянно зовет и твердит, что все будет хорошо, как только тот откроет глаза. Мы с Сукуной не можем ничего сделать. Заставить Годжо открыть глаза и восстановить связь, даже путем причинения новой боли, может только Юджи. Состояние Сатору вполне стабильное, ему хреново, но хуже пока не становится. Возможно, он очень вовремя приехал обратно к реагенту, возможно, прошло не так много времени, поэтому состояние оказывается стабильным. Сказать, что я в шоке — ничего не сказать. Я не понимаю, что происходит, и почему это происходит. Мне никто не потрудился рассказать о том, что даже крепкая, устоявшаяся связь может начать разрываться спустя пару часов, принося монохрому адские страдания. Я этого не знал. Это новый факт, который тоже нужно обдумать. Это новый риск в отношениях. Совсем без рисков не получится, мы не можем срастись и не разлепляться никогда в жизни. Поэтому нужно еще немного подумать… Есть вероятность, что снова очень долго. Мы слышим стон. Это Годжо. — Да, Ру, пожалуйста. Продолжай смотреть на меня. Не закрывай глаза. Посмотри на меня еще раз. — И Годжо смотрит. На его лице отображается много всего: боль, тоска, проклинание собственной природы, безграничная любовь к Юджи, но некоторых вещей там нет точно — чувства предательства, одиночества, обвинения Юджи в этой боли, этого просто нет. После нескольких секунд Годжо глубоко вздыхает, расслабляется и закрывает глаза. Связь восстановилась. Боль исчезла, все закончилось. Это означает, что связь не успела разорваться так сильно, чтобы причинить еще больше страданий. Юджи же в слезах, держа его руку в двух своих, утыкается носом к тому в плечо. — Спасибо. Ты в порядке. Мы с Сукуной уходим на кухню налить чай, оставив их одних. Время больше двух часов ночи. Я смотрю в окно. На улице непроглядная темень, только уличные фонари освещают маленькие кусочки асфальта. Оставаясь снова наедине с ним, я не могу сказать ни слова. Но это только я. Сукуна вполне себе мог говорить. — Кажется, ты немного в шоке от происходящего. — Он подходит ко мне и кладет руку на мое плечо. Мой взгляд как-то сам зацепляется за руку, оставаясь там, в безопасном отдалении от глаз. — Прости за то, что тебе пришлось это увидеть. Это было страшно. — Я чувствую, что он пристально смотрит на меня, пытаясь заглянуть в глаза, дабы увидеть мои истинные чувства. Страшно, блин, это было. Правда что ли? Сам додумался или сказал кто? — Если у тебя есть какие-то вопросы, а, мне кажется, они у тебя есть, я могу на них ответить. Всегда. — Я зло смотрю на него прямо в глаза. Во взгляде я читаю сожаление, но не понимаю, о чем именно он сожалеет: что я стал невольным свидетелем происходящего, что он сам мне не рассказал этого раньше, или что я вообще узнал о возможности этой хрени. — Правда? Ты можешь мне на них ответить? — Скидываю его руку с плеча. Я в таком сильном шоке, что это меня злит. Я смог запомнить только последнюю причину его возможного сожаления, остальные вылетели из моей головы так же быстро, как и появились там. — Почему ты отвечаешь на вопросы, а не предотвращаешь их появление? Почему нельзя сразу все рассказать? Абсолютно все, ничего не скрывая? — Я кричу. Громко. Злость застилает мне глаза бордовой пеленой, сквозь которую я не вижу, что Сукуне тоже больно. Но почему ему сейчас больно? Потому что больно мне? Потому что… что? Я не знаю. Снова. Как же меня бесит эта неизвестность происходящего. — Я просто хочу, чтобы со мной были полностью откровенны. Неужели я так много прошу? — Он молчит. На его лице я вижу выражение, подтверждающее мою правоту. Он намеренно не рассказывал все об отношениях монохрома и реагента, о самых малейших рисках, чтобы я не сбежал. Понятно. На эти вопросы он отвечать не собирается. — Значит, я прав, ты снова скрыл правду. — Я не скрывал! Мегуми, у меня просто не было даже шанса рассказать тебе об этом. Это произошло прямо на твоих глазах, а теперь тебе еще страшнее, чем раньше. — Он делает шаг ко мне. Я шаг назад. Я не хочу его слушать. На моих глазах все еще пелена гнева и страха, я ничего не замечаю, ни о чем не думаю. Во мне просто сидит ощущение предательства от того, что он поступает так уже второй раз. И страх, что такое может произойти и с нами, а я буду винить во всем себя и не смогу этого пережить. Возможно, я обвиняю его именно потому, что искренне за него волнуюсь и не хочу, чтобы он переживал моменты, в которых будет страдать из-за моего слишком давнего отсутствия. — Уже во второй раз. Ты скрываешь от меня нечто очень важное уже во второй раз. — Я отхожу все дальше и дальше в сторону выхода из дома. Мне кажется, что уйти сейчас от него — правильное решение. Уйти и больше никогда не вернуться. Сукуне будет лучше без меня. Со мной всегда есть риск, что ему станет плохо. Плохо из-за меня. Этого я абсолютно точно не хочу. Шагая до выхода, я прощаюсь с Юджи и говорю, что вызову себе такси. Открываю дверь и вылетаю на улицу. Ночной воздух бьет по мои легким, принося умиротворение и отрезвляя сознание, по чуть-чуть стирая с него появившуюся пелену. Я быстро иду куда глаза глядят, просто хочется уйти подальше от происходящего и от совершенной ошибки. Не надо мне было на него кричать. Я ведь правильно поступаю, покидая его. Ему без меня лучше, без меня он не будет страдать. Надо уехать из страны, как минимум. Максимально снизить шансы возможной, даже случайной встречи. В темноте улицы я останавливаюсь. Поднимаю глаза к небу. Темно. Звезды загораживают наплывшие тучи. Слишком темно. Темно и безвыходно. Тут я слышу голос, зовущий меня по имени. Сукуна. Блин, просто отпусти меня, тебе же лучше…