Between the Sheets

21 апреля 1998 года Сегодня я взял ее за руку, когда мы гуляли. Я думал об этом несколько дней, но когда мы ушли глубже в сад, я почувствовал, что если я не прикоснусь к ней прямо сейчас, то, возможно, никогда не найду в себе смелости сделать это снова. Но теперь я знаю, что сделал что-то, чего не могу изменить. Потому что как только я коснулся ее руки — я кое-что понял. Я не могу продолжать жить, никогда больше не прикасаясь к Гермионе Грейнджер. Даже сейчас, когда я сижу здесь, то жажду тепла ее нежной кожи. Я никогда не думал, что простое прикосновение рук может вызвать такой пожар во всем, что я знаю. Но так оно и есть. И пути назад больше нет. 23 апреля 1998 года Она скучает по своим друзьям и семье. Я не могу винить её. Неужели я продолжаю удерживать ее в стенах Мэнора только из-за своего эгоизма? Я постоянно думаю об этом, когда мысль всплывает на поверхность. Сейчас она в безопасности здесь. Не так ли? Война продолжается, становясь с каждым днем всё более и более смертоносной. Внутри этого Поместья никто не сможет причинить ей вреда. И я убью их, если они попытаются. Но всё же мне стоит задаться вопросом, не просто ли я несправедлив. Отец говорил мне, что я всегда был эгоистом. Но разве это неправильно — быть эгоистичным с тем, с кем ты… Я не уверен, что чувствую. Но я знаю, что это то, от чего я не хочу отказываться. Я не могу отказаться от неё. 29 Апреля 1998 года Я не заслуживаю её. И всё же каждый день она совершает немыслимое. Она делает немыслимое и позволяет мне держать её за руку, пока мы гуляем по саду. Делает немыслимое и позволяет мне поцеловать её в оранжерее. Делает немыслимое и принимает меня — ни разу не попросив меня измениться. Я понятия не имею, почему она не хотела большего, не требовала большего. Я понятия не имею, разрушится ли этот мир в ту секунду, когда она покинет мои объятия. Я не знаю. Но мне, блядь, все равно. Я цепляюсь за каждую секунду, за каждое прикосновение, за каждый поцелуй. Я буду принадлежать ей до тех пор, пока буду ей нужен. И я выжгу весь мир дотла, чтобы увидеть её улыбку. 3 Мая 1998 года Погода сегодня была прекрасная, поэтому мы с Гермионой сидели за пределами Поместья и рисовали его. Она все время смеялась. Честно говоря, она не самая лучшая художница, но её компании более чем достаточно. После того, как мы закончили, она была так очарована моей работой, что настояла на том, чтобы её повесили на стенах внутри Поместья — особенно рядом с ее комнатой. Мать согласилась. Итак, мы заменили одну из картин Дж. М.У. Тернера моей. Я был бы полным идиотом, если бы не сказал, что это выглядит совершенно неуместно. Но и мама, и Гермиона согласились, что это была их любимая картина в коллекции Малфоев. Я наконец-то чувствую, что сделал что-то, чем могу гордиться. Но за пределами этих стен поместья мир, кажется, разваливается на части. С тех пор, как Гермиона оказалась здесь, Орден в гребаном неистовстве — взрывает тюрьмы и совершает набеги на лагеря. Тёмный Лорд требует моего присутствия чаще, чем когда-либо. Я надеюсь, что это не будет чем-то постоянным. Я бы предпочел быть просто еще одним лицом в толпе его последователей, чем именем, к которому он обращается в трудную минуту. По правде говоря, я даже не уверен, что в наши дни понимаю причину этого. Как я могу, когда Гермиона Грейнджер — лучший человек, которого я когда-либо встречал? Гермиона заставила себя закрыть дневник, ошеломленная всем, что она только что прочитала. Внезапно комната показалась ей очень маленькой, и ей нужно было выйти. Она схватила свою мантию и пошла на улицу, надеясь, что свежий воздух поможет ей почувствовать себя лучше. Территория поместья была покрыта снегом, и она восхищалась красотой, почти не желая нарушать ее своими шагами, но ей больше некуда было идти и нечего было делать, поэтому она начала свою прогулку. Несмотря на холодную погоду, розы Нарциссы продолжали выглядеть нетронутыми, и Гермиона наклонилась, чтобы рассмотреть их поближе. Это были одни из самых красивых цветов, которые она когда-либо видела. — Я все еще не знаю заклинания, которое она наложила, чтобы заставить их пережить любую погоду. — Она услышала, как сказал Драко. Девушка быстро встала и смотрела, как он пересекает территорию, сокращая расстояние между ними. Его черная зимняя одежда так сильно выделялась на девственно белом фоне, что он выглядел совершенно неуместно. — Присоединишься ко мне на прогулке? — спросил он её, и она кивнула. Они шли по снегу, вдыхая холодный свежий воздух. Гермиона не знала, что ей сказать. Атмосфера вокруг них просто теперь казалась другой, учитывая все, что она знала. — Малфой? — Мм-хмм? — Он ответил, идя медленным шагом. — Как ты думаешь, кем бы ты был, если бы этой войны не было? Гермиона понятия не имела, что заставило её задать этот вопрос, но это было единственное, что она хотела знать. Он остановился и уставился на нее, как будто пытался прочитать ее мысли — между ними повисла тишина. — Почему ты спрашиваешь? — допытывался он, с подозрением приподнимая бровь. — Это просто то, о чем я много думаю — например, кем бы я была без такого тяжелого груза. Мне хотелось бы верить, что в конце концов я стану профессором Хогвартса — помогу формировать сознание детей точно так же, как все наши замечательные профессора сформировали мое, — хотя я не уверена в предмете. — Зелья, Грейнджер. Ты была бы великолепна в качестве профессора зельеваренья. Как только слова сорвались с его губ, он выглядел так, словно успел пожалеть о сказанном. Она почувствовала, как её захлестнуло теплое чувство. Он помнил — даже спустя столько времени — он помнил что-то такое незначительное. Она вдруг очень обрадовалась, что холодная погода уже заставила её щеки покраснеть, иначе он мог бы увидеть, как она покраснела от восхищения. — Хотя я не уверен, кем бы был я. Это не то, о чем я действительно когда-либо думал. Какой в этом смысл, когда это наша жизнь. Гермиона нахмурилась и снова зашагала. Однако Драко, казалось, почувствовал её разочарование, поэтому продолжил. — Может быть, однажды, когда эта кровопролитная война закончится, я разберусь с этим, и ты будешь первой, кто узнает, — поддразнил он, улыбаясь. Но её хмурый взгляд только усилился. — Если война закончится, Драко, один из нас, скорее всего, будет мертв. Невозможно было отрицать печаль, которая отразилась в его глаза при осознании этого, и он прочистил горло. — Я думаю, мне следует вернуться в Поместье. Не задерживайся здесь надолго, Грейнджер. Замерзнешь. Она кивнула и смотрела, как он уходит. Внезапное осознание ворвалось ей в голову. Она сталкивалась со смертью чаще, чем большинство людей, но все же понимание того, что один из них вероятно не переживёт этой войны, было неправильным. Ещё долго после этой мысли она сидела на снегу, надеясь почувствовать что-нибудь, кроме оцепеневшей грусти, которая внезапно охватила ее. *********** 10 Мая 1998 года Гермиона Грейнджер может приготовить самый лучший пастуший пирог, который я когда-либо ел. Она практиковалась с моей мамой и официально усовершенствовала рецепт. Я дал им понять, что с удовольствием попробую любые другие блюда, над которыми мы хотели бы поработать вместе. Однако сегодня, когда мы сидели в саду, она задала вопрос, которого я избегал последние несколько месяцев. Что все это значит? Что мы делаем? Я сказал ей, что понятия не имею. Но когда она поцеловала меня, у меня внезапно появились ответы на все вопросы. Я влюбляюсь в нее — нет смысла отрицать это в чертовом дневнике, который никто никогда не прочтет. Я также знаю, что никогда не отведу ее к Темному Лорду. Не смогу. Отцу придется убить меня, прежде чем это произойдет. Она — это все, чего я хотел, и все, что мне нужно, и почему-то меня это совершенно устраивает. Я сожалею только о том, что потратил так много времени на то, чтобы быть полным придурком, когда мог бы познакомиться с ней много лет назад. Но, как я хорошо знаю, с этой зачарованной жизнью Малфоя, которую я веду, ни один день не может быть таким хорошим. Так что, когда моя темная метка начала гореть — полагаю, мне не стоило удивляться. Гермиона выглядела сломленной, когда я оттянул рукав своей рубашки назад, обнажая её. Я объяснил, что должен был уйти — что выбор был не моим. Выбор оставить её никогда не был моим. Я наклонился, целуя ее, задерживаясь так долго, как только мог терпеть боль, исходящую от моей метки. Слезы, струящиеся по ее щекам, были последним, что я увидел, прежде чем аппарировать. Ее слезы тоже были не напрасны. Похоже, что с растущим давлением Ордена, Тёмный Лорд ищет большей безопасности, пополняя свои ряды. По-видимому, я один из счастливчиков. Жизнь такая забавная штука. Гермиона подняла глаза от дневника и нежно коснулась губ. Она поцеловала Драко Малфоя, и сделала это добровольно. Она понятия не имела, кем была девушка на листах пергамента, но она была чертовски уверена, что не знает ее. Прогуливаясь по своей комнате, она поняла, что, вероятно, пришло время ужина, поэтому она направилась на кухню, чтобы взять что-нибудь поесть. — Мастера Малфоя вызвали, но Силли приготовила для вас замечательный ужин. Пастуший пирог! От осознания этого на глаза Гермионы навернулись слезы, и она поблагодарила Силли. Еда в одиночестве за таким большим столом была навязчивым чувством, и Гермиона задалась вопросом, чувствовал ли Драко то же самое большую часть времени. Но она тут же выбросила эту мысль из головы — она никогда не стала бы сочувствовать врагу. Возвращаясь в свою комнату, она сказала себе, что либо ляжет спать, либо почитает свой роман из библиотеки. Но когда она устроилась под одеялом, то вытащила дневник из-под матраса. Она чертовски хорошо знала, что в данный момент у нее не было другого выбора. 18 Мая 1998 года Отец вернулся, и хотя я настаивал, чтобы Гермиона оставалась в комнате для гостей, она утверждала, что будет меньше проблем, если она вернется в свою камеру. — Я спала в местах и похуже. Эта мысль разозлила меня, но в конце концов я отпустил ее. Задание отца, по-видимому, прошло успешно, поскольку он был в приподнятом настроении — по крайней мере, для Люциуса Малфоя. Он спросил о моих успехах с Гермионой только один раз, когда я дал ему понять, что все ещё работаю над этим, и он оставил эту тему, даже не моргнув. Что-то еще явно привлекло его внимание, и я благодарен за это, что бы это ни было. Блейз присоединился ко мне за выпивкой вчера вечером, чтобы «отпраздновать» мое новое повышение. Огневиски потёк рекой, и мне не потребовалось много времени, чтобы пьяно рассказать ему о ней. — Я влюблён в Грейнджер. Блейз непонимающе уставился на меня. — Забини, я понятия не имею, что с этим делать. — Приятель, какого хрена? И вот так мы провели всю ночь, разговаривая о Гермионе Грейнджер за виски столетней выдержки. Когда разговор закончился, он посмотрел мне в глаза и сказал: — Что бы тебе ни понадобилось, когда настанет день — я буду рядом. Я был в замешательстве. Сказал ему, что ему не нужно менять свои убеждения, потому что я был придурком и пошел и влюбился во врага. Но он просто рассмеялся — и я никогда не забуду, что он сказал: — Малфой, это не мои убеждения. Мне всегда было наплевать на кровь, или чистоту, или Гарри Поттера, если уж на то пошло. Это убеждения моих родителей, война моих родителей, а меня просто втянули в нее. Мне просто нужен был повод, чтобы признаться в этом. Я налил нам еще по бокалу. Внезапно появился повод для празднования. — Еще один. Еще один отрывок. А потом я должна лечь спать, — прошептала она сама себе. Гермиона читала уже несколько часов и знала, что завтрашний день не будет таким ленивым и размеренным, как предыдущий. Но все же она не могла оторваться от прекрасных размышлений, которые Драко излил на страницу потрепанного дневника, который она держала в руках. Он сшил воедино самую захватывающую историю — историю, в которой она сыграла главную роль, — историю, о которой, как она поняла, ей отчаянно хотелось узнать больше. Быть любимой Драко Малфоем, несомненно, считается одной из самых прекрасных вещей в мире. 25 мая 1998 года. Отец хочет знать, почему спустя почти пять месяцев Грейнджер всё ещё здесь. Я, конечно же, не мог сказать ему настоящую причину, поэтому я сообщил ему, что, пока она в нашем распоряжении, Орден будет продолжать делать глупые шаги, и, в свою очередь, мы могли бы извлечь из них выгоду. Он утверждал, что она была бы самой ценной, если бы находилась в руках Темного Лорда, но я утверждал, что мы предпочли бы, чтобы они напали на Поместье, а не на штаб-квартиру. Это, казалось, удовлетворило его — или, может быть, срочный вызов через его Тёмную Метку не дал ему времени переварить моё скудное объяснение. Я должен принять решение в ближайшее время, но эгоистично, я не могу отказаться от нее прямо сейчас. Она как наркотик, и я боюсь, на что будет похожа жизнь без ее присутствия, но я знаю, что у меня мало времени — слишком долгое ожидание может подвергнуть нас обоих опасности. Я нашел ее сегодня в библиотеке — длинные кудри ниспадают на край дивана, нос глубоко зарыт в книгу. Она даже не заметила, как мое появление нарушило мирную тишину, которая ее окружала. Итак, я нашел время, чтобы изучить ее, запомнить, увековечить в своем сознании. И вот тогда у меня появилась идея. Я нарушил тишину, которая нас окружала, попросив её оставаться неподвижной. Она выглядела потрясенной, услышав мой голос, но когда её взгляд упал на принадлежности для рисования в моих руках, на её лице появилась улыбка, и моё сердце пропустило удар. Следующие несколько часов я провел, рисуя ее в естественной обстановке — пока она читала и иногда улыбалась мне. Я был полностью сосредоточен на мелких чертах, которые делают ее такой красивой. Изгиб ее бедра, непослушная грива кудрей, то, как её губы опускаются, когда она сосредоточена. Интимно. Это единственное слово, которым я могу это описать — как секс, только лучше. Гермиона закрыла обложку дневника, её лицо покраснело. Что-то в том, что Драко Малфой описывал её так подробно, заставило её почувствовать что-то, чего она не могла понять. Она ненавидела его. Она ненавидела то, во что он верил. Она ненавидела то, что он сделал. И все же, когда он описывал ее — так, словно она была какой-то мифически красивой женщиной, — ей хотелось верить ему, доверять ему, продолжать быть любимой им. Она выбросила эту мысль из головы и засунула дневник под матрас. *********** Гермиона пыталась поспать всю оставшуюся ночь. Каждый раз, когда она засыпала, Драко появлялся в ее снах, и она просыпалась в холодном поту. Поэтому, когда ранний утренний свет начал наполнять ее комнату, она застонала, чувствуя себя измученной. Натянув белое платье, она посмотрела в зеркало и почувствовала боль от того, что стала похожей на женщину, которую видела в зеркале накануне, но ее усталые глаза и растрепанные волосы меняли ситуацию. Передвигаясь по коридору, она старалась не смотреть на картину, которую, как она теперь знала, Драко нарисовал вместе с ней. Она не могла с этим справиться — не сегодня. Подавив зевок, Гермиона вошла в столовую, где её встретило улыбающееся лицо Тео Нотта. — Доброе утро, Грейнджер. Рад видеть, что ты проснулась. Я умираю с голоду. Она бросила на него смущенный взгляд. — Где Драко? — Мы должны были пойти сегодня выпить, но его вызвали. На самом деле, этого следовало ожидать. Он — зеница ока Тёмного Лорда. Гермиона сдержала улыбку. Тео Нотт был невыносим, но его чувство юмора не имело себе равных. Даже в те времена, когда они учились в Хогвартсе, ей приходилось мысленно отчитывать себя за то, что она смеялась над шуткой, которую он отпускал в сторону Гарри или Рона. — Итак, что скажешь? Завтрак? Она кивнула и направилась на кухню — готовить обильный завтрак для друга Драко. Поставив перед ним тарелку, она подошла к двери, внезапно загоревшись желанием поскорее начать день. — Ты же не думаешь, что я сяду за этот слишком большой стол один, не так ли? Присаживайся, Грейнджер. Драко может отвалить со своими непрекращающимися требованиями. Дом не развалится, если ты начнешь свой день на час позже. Грейнджер вглядывалась в его лицо, ища намек на сарказм, но поняла, что он говорит серьезно. Однако она не видела смысла спорить, поэтому села напротив него и неловко положила руки на колени. — Итак, как продвигается жизнь домохозяйки Малфоя? Бросив на Тео раздраженный взгляд, она внезапно пожалела о своем решении присоединиться к нему. — Прости, Грейнджер. Быть занудой — это тяжелая привычка, от которой трудно избавиться. Я имел в виду, как у тебя дела? — Нотт, зачем ты это делаешь? — спросила она с большей язвительностью, чем намеревалась. Но Тео даже не вздрогнул. — Что? Мне нельзя проведать бывшую сокурсницу? Сдавленный саркастический смешок сорвался с губ Гермионы, и она смерила его свирепым взглядом. — Ну конечно. Твоя бывшая сокурсница, с которой ты уже много лет борешься, что бы убить. Твоя бывшая однокурсница, которую ты видел, как покупал твой лучший друг. Твоя бывшая сокурсница, которую ты мучил за то, что она не могла контролировать. Твоя бывшия сокурсница. Конечно. Эмоция, которую она могла прочитать только как сожаление, нахлынувшее на него. — Я здесь не для того, чтобы просить прощения или понимания. Но так же, как ты не выбирала родиться тем, кого многие называют «грязнокровкой», мы не просили родиться в семьях, которые заставили бы нас ненавидеть таких людей, как ты, с тех пор, как мы были достаточно молоды, чтобы понимать. Неужели мне потребовалось десять лет, чтобы вытащить голову из задницы? Конечно. Но Грейнджер, неужели ты, блядь, не понимаешь этого? Я не хочу этой войны. Никто из нас не хочет. — Он оттянул манжету рукава, обнажив свою Тёмную Метку. — Я принял её, когда мне было семь-гребаных-надцать. Однако решение было принято за меня много лет назад — выбор никогда не был моим. Воздух все еще был напряжен вокруг них, и Гермионе потребовалось время, чтобы переварить все, что он только что сказал. И вот тогда она посмотрела на него — по-настоящему — и почувствовала, что наконец-то впервые видит Теодора Нотта. Мальчик, которого она всегда видела смеющимся, отпускающим шутки в неудобных ситуациях, мальчик, которому, казалось, никогда не было дела до всего на свете, внезапно выглядел очень усталым — как будто он не спал крепко годами. — Эта война — не то, чего я хочу. Это не то, чего хотят Пэнси или Блейз. И хотя в это может быть трудно поверить, это тоже не то, чего хочет Драко. Мы были просто детьми, Грейнджер. Детьми с большими ожиданиями от наших семей и страхом неодобрения. — Тогда зачем продолжать сражаться? — Эгоистично, но я не хочу умирать. Реально, моя смерть была бы бессмысленной. Эта Тёмная Метка — к ней прилагается много условий. Даже если я убегу, он найдет меня. Он всегда находит тех, кто убегает. Гермиона кивнула, и внезапно атмосфера вокруг них изменилась — между ними повисла уютная тишина. — Быть горничной Малфоя должно быть изматывающе, не так ли? — спросил Нотт, и на его лице появилась искренняя улыбка. Девушка поняла, что эта улыбка ему идет. Тео всегда был потрясающе красив, но с такой улыбкой он выглядел еще красивее. — Я никогда не знала, что этот человек может быть таким требовательным. Вычисти плинтусы! Организуй книги! Вытри пыль с пианино! Иногда мне хочется напомнить ему, что никто даже ногой не ступал в эти комнаты с тех пор, как я в последний раз убиралась, но эти задания помогают дням проходить быстрее. Они оба рассмеялись, на самом деле наслаждаясь разговором. — Итак, когда у тебя будет время прочитать непрекращающееся нытье Малфоя в его дневнике? Сердце Гермионы пропустило удар; внезапный холод охватил всё её тело. Он сказал это так небрежно, всё ещё сосредоточившись на том, чтобы съесть каждый кусочек еды со своей тарелки. Грейнджер понятия не имела, что сказать. В конце концов, осознав напряженную тишину, Теодор поднял глаза от своей тарелки. — Что? Не делай вид, что Пэнси не предупредила тебя на Рождество. — Откуда… откуда вы оба знаете, что он у меня? — Ну, во-первых, трое из нас действительно знают. Блейз — тот, кто это понял. — Парень почесал затылок, ожидая ответа. Поняв, что он ничего не получит, он драматично вскинул руки в воздух. — Давай, Грейнджер. Ты же умная. Драко потерял коллекцию любовных писем к золотой девушке Поттера, и этот человек все еще жив. Это означает, что ни у кого, кто мог бы передать его Темному Лорду, его нет — а это значит, что он, скорее всего, все еще в Поместье. Ты убираешь Поместье каждый день… Ты понимаешь то, что я хочу сказать. Когда он так выразился, она поняла, что в его словах есть смысл. — Пожалуйста, Тео. Пожалуйста, не говори ему… Тео махнул рукой, останавливая ее. — Если бы мы собирались сказать ему, мы бы сделали это несколько дней назад. Малфой так увлечен тем, кем, по его мнению, он должен быть. Я устал от этого. Мне нужен мой друг обратно. — Еще одна улыбка появилась на его лице. — Мы решили, что ты — наша единственная надежда. Так что не облажайся. Гермиона закатила глаза от его слов. — Я не люблю Драко. Я не могу любить его. Я не помню того, что написано в этом дневнике — они… не мои. Тео сильно ущипнул себя за переносицу, вздыхая. — Это действительно происходило? То что написано дневнике? Это настоящие воспоминания? Он внезапно смягчился. — Они настоящие — все до последней строчки. Никогда не видел этого ублюдка более счастливым, чем те месяцы, которые он провел с тобой. И хотя, я не знаю тебя так хорошо, ты тоже казалась очень счастливой. Она прикусила губу, пытаясь переварить всё это. Было так трудно осознать, что другие люди знают интимные подробности твоей жизни, которые ты просто не можешь вспомнить. — Почему я не помню этого? — внезапно вспылила Грейнджер. — Не мне рассказывать эту историю. Продолжай читать. Я думаю, ты все это поймешь, надеюсь, — Он хрустнул костяшками пальцев, в его глазах появился хитрый взгляд. — Скажи, а Малфой писал какие-нибудь скандальные вещи обо мне? Какие-нибудь горячие признания? Всегда думал, что у этого придурка могут быть ко мне какие-то тайные чувства. Девушка покачала головой, раздраженная тем, что смеется. Она отодвинулась от стола, и Тео выгнул бровь, как будто ему было интересно, куда она клонит. — Ты отнял у меня достаточно времени, Нотт. У меня есть дела, которые нужно сделать. Он мягко улыбнулся ей, и на секунду они обменялись взглядами, которые можно было описать только как воссоединение старых друзей. — Хорошего дня, Грейнджер. И с этими словами она отправилась начинать свой день.