Between the Sheets

Солнце село несколько часов назад, но Гермиона продолжала читать дневник Драко. Теплого света свечей было достаточно, чтобы продолжать предаваться чувству вины. 1 Июня 1998 года Отец уехал на очередное длительное задание, но на этот раз я знаю почему. Темный Лорд увидел во мне "потенциал" - то, за что, по его словам, я должен быть благодарен. – Ещё один Малфой, к которому Тёмный Лорд проявил благосклонность - нашу семью будут помнить все - с гордостью сказал он. Но какой смысл в том, чтобы тебя помнили, если ты находишься не на той стороне истории? Да, дело дошло до этого. Нет никаких затяжных вопросов, связанных с моралью или с тем, где я нахожусь сейчас. Я никогда не буду сражаться за Орден, но моя преданность будет жить и умрёт с Гермионой, блядь, Грейнджер. Кажется неправильным даже записывать это, но я думаю, что наконец-то понял, что моё чувство добра и зла никогда не было лучшим. И все же Гермиона, похоже, не возражает. Однажды ночью я прошептал в темноте, что мне жаль. Как будто это могло бы забрать всю боль, которую я причинял ей на протяжении многих лет. Мы несколько часов лежали в постели, и я прислушивался к её дыханию - это была редкая ночь, которая не прерывалась кошмарами. И всё же, она сразу пошевелилась, когда слова слетели с моего языка, повернувшись ко мне лицом. Она нежно положила руку мне на лицо с гораздо большей добротой, чем я заслуживаю. Я никогда не забуду, что она сказала. – Драко, если бы мне нужны были извинения, я бы попросила их задолго до того, как забралась к тебе в постель. Ты так не думаешь? Ты - и человек, которым ты становишься - значишь для меня больше, чем любые извинения, которые ты мог бы произнести. В тот момент у меня не было слов, и единственное, что я мог сделать, чтобы выразить свою благодарность, свою вину, свою печаль и свою любовь, - это показать ей - снова, и снова, и снова. Солнце пробилось в окно, когда мы засыпали, но я никогда не забуду сияние утреннего света на её спине не прикрытой одеялом. И в этот момент я позволил себе погрузиться в абсолютный покой, который почувствовал, когда закрыл глаза и погрузился в сон без сновидений. 4 Июня 1998 года Эта грёбаная тёмная метка. У меня так много сожалений в этой жизни, но получение этой проклятой отметки, без сомнения, мое самое большое. И если бы я мог вернуться в прошлое и встряхнуть свое подростковое "я", сказать ему, чтобы он перестал гоняться за одобрением отца и действительно подумал о том, что он делает, я бы так и поступил. Но в глубине души я знаю, что не стал бы слушать. Я был более чем готов принять метку. Я ненавидел грязнокровок. Мерлин, сейчас это слово звучит так чертовски глупо. Но смысл этой записи не в том, чтобы проклинать того, кем я стал. Мне скоро придется принимать решения. Времени больше нет. Тёмный Лорд зовёт меня все чаще, и Отец написал Матери, чтобы сообщить ей, что он будет дома через две недели. Я должен вытащить её отсюда, пока он не вернулся. Я больше не могу быть эгоистом. Теперь, это просто вопрос того, чтобы сказать ей. Она должна была знать, что это не может длиться вечно. Но я клянусь именем моей семьи - если мы оба переживем эту войну - я найду её снова. 6 Июня 1998 года Когда моя темная метка активировалась сегодня, я бы никогда не подумал, что попаду на то, что можно было назвать праздником. Орден попал прямо в ловушку - в которой они не смогли выжить и потеряли, как мы могли предположить, только половину своих людей. И после того, как я покопался в информации, кажется, что существует не так уж много возможностей для возвращения. Гарри Поттер не может выиграть эту войну. И это делает мое решение ещё более важным. Видите ли, хотя оставить Гермиону, возможно, было бы проще всего - особенно с учетом сокращения числа заданий, - я должен видеть картину в целом. Темный Лорд фактически победил Орден, но ему на них наплевать. Он хочет Гарри Поттера. И Грейнджер была бы идеальной приманкой, чтобы вытащить его из любой дыры, в которой он прячется. И я ни на секунду не сомневаюсь, что Отец не упустит возможность передать Тёмному Лорду ключ к тому, что он ищет. Я также понял, что должен сделать то, на что я не уверен, что смогу заставить себя согласиться. Из-за ошибки Ордена цель "золотого трио" стала еще больше - даже во время нашего сегодняшнего разбора событий фокус полностью сместился на них. За Гермионой будет усиленная охота, и я не могу допустить, чтобы она носила с собой воспоминания о том, что у нас с ней было. Я не буду отрицать, что это по эгоистичным причинам, но мне также нужно, чтобы она сосредоточилась на том, чтобы остаться в живых и выяснить, как вдохнуть жизнь обратно в Орден - не на мне. Гермиона заставила себя вынырнуть из реальности, написанной Драко, пытаясь отдышаться. Её память. Расплывчатость. Недостающие части. Это было из-за Драко. Хватая ртом воздух, она бросилась в ванную и плеснула холодной водой на лицо, надеясь взять себя в руки, но это было бесполезно. Тёплые слёзы покатились по её щекам, и, прежде чем она осознала это, она рухнула на пол, рыдая, даже не пытаясь сдерживаться. Было так трудно понять, что ты так долго не контролировала свою жизнь. Сначала это был Орден, затем Драко и Пожиратели Смерти. А потом Драко Малфой снова взял её под контроль. Когда в последний раз она сама принимала решения? Внезапно это было больше, чем плач; это было такое безутешное рыдание, которое исходит от человека, потерявшего всякую надежду. Она не была уверена, как долго это продолжалось, но когда она в конце концов оторвалась от холодного мраморного пола, все ее тело болело, и она знала, что единственное лекарство - это сон. Всю ночь ей снился Драко. ……………………… Она готовила и занималась уборкой, а затем Малфой уходил с завтрака призванный тёмной меткой на руке. Это был совершенно обычный день примерно до семи вечера, когда Драко вошел в дверь. Его руки были в красных пятнах, а его одежда была жесткой от того, что, как она могла только предположить, было кровью. Гермиона ахнула, когда увидела его - как будто один из ее ночных кошмаров воплотился в жизнь. Он задержал на ней взгляд всего на мгновение, прежде чем направиться в свое крыло особняка, оставляя красные следы на свежевымытом мраморном полу. – Ты ранен? Мне позвать Силли? - спросила Гермиона, успокаивая дыхание и пытаясь сосредоточиться на чем угодно, кроме крови на полу и его руках. – Она не моя, Грейнджер. Ты можешь успокоиться. – Ч..чья? - робко спросила она. – Это не твоё дело. - Он бросил на неё холодный взгляд, и Гермиона вздрогнула. Ей было так трудно отделить Драко, стоящего перед ней, от того, кого она нашла на страницах его дневника. – Вымой пол. Это выглядит дерьмово. А потом он исчез. Неудивительно, что Пэнси, Блейз и Тео прибыли вскоре после этого - едва бросив на неё взгляд, они направились в том направлении, в котором ушел Малфой. Следующий час она провела, оттирая кровь с пола; огромное количество мыслей отвлекало её. Гермиона задумалась, стоит ли пытаться подслушать. Однако ей все ещё предстояло убираться в нескольких спальнях, так что у неё не было выбора, кроме как, по крайней мере, направиться в том же направлении, что и слизеринцы. Грейнджер вытирала пол на ходу, пока шаги в конце концов не стихли. И она решила заняться одной из комнат, прежде чем принимать решение подслушивать или нет. Но когда она взбила подушки и вытерла пыль со шкафа, она знала, что собирается делать. Медленно ступая по коридору, Гермиона услышала низкий гул голосов и прижалась к стене, прислушиваясь так внимательно, как только могла. В такие моменты она была благодарна Драко за высокомерие - он предполагал, что она не будет настолько глупа, чтобы подслушивать, поэтому никогда не беспокоился о том, чтобы бросить простое Муффлиато. Это много раз оборачивалось в её пользу, и этот раз ничем не отличался от предыдущих. – Почему ты до сих пор не смыл с себя кровь, Драко? Прошел почти час. - услышала она голос Пэнси. Натянутый смех наполнил воздух, и Гермиона обнаружила, что не может точно определить что происходит в комнате. – Теперь, когда ты упомянула об этом, прошел час. Не мог бы ты рассказать нам, зачем ты позвал нас сюда, Малфой? - спросил Блейз. Их смех быстро стих, и Грейнджер услышала, как Драко прочистил горло. – Я предупреждал тебя около года назад, что в конце концов... мне, вероятно, придется сделать что-нибудь глупое. Ты поклялся мне в верности, но я знаю, что это легко сделать, когда ничего не происходит. Но боюсь, что время приближается, поэтому я даю тебе возможность изменить свое мнение - поставить себя на первое место - и уйти от этого. Было такое ощущение как будто из комнаты выкачали весь воздух, и было слышно, как кто-то ерзает на стуле. Гермиона понятия не имела, сколько прошло времени, прежде чем она услышала, как Блейз нарушил молчание. – Я уже ясно обозначил свой выбор, Малфой. Я дал тебе свое слово и планирую придерживаться его до самого конца. После паузы Тео заговорил следующим. – Ты знаешь, что я в деле. Я так чертовски устал от этой войны. Не могу поверить, что ты даже сомневаешься в том, что я откажусь участвовать в твоих безумных планах. Гермиона услышала громкий удар, и Тео громко застонал. Драко явно не оценил его шутку, и они рассмеялись. Но затем реальность ситуации вернулась к ней, и она почти могла чувствовать сердцебиение Пэнси через дверь. Она почти ожидала, что Паркинсон выбежит и накажет ее за подслушивание, но ее шагов так и не послышалось. – Что я должна делать, если вы все умрете? - наконец сказала Пэнси, неловко рассмеявшись. – Конечно, я в деле Драко - хотя хотела бы знать, какой у тебя план. – Ну, я не продумал ещё всё до мелочей, но... Пэнси прервала его: – Подожди, ты кинул заглушку на эту комнату? Нам нужно убедиться, что нас никто не слышит. – Нет. Я не думал, что нам нужно беспокоиться об этом, поскольку здесь только Гермиона. Она, наверное, в своей комнате. – Не стоит недооценивать ее, или то что твой отец может вернуться. Муффлиато. И это было последнее, что услышала Гермиона, когда чары завладели комнатой

…………

Она все еще проклинала Пэнси, когда легла в постель почти час спустя. Она была погружена в свои мысли, пытаясь проанализировать разговор, который подслушала, так что ее задачи заняли немного больше времени, чем планировалось. Грейнджер задавалась вопросом, стоит ли вообще сейчас ложиться спать - у нее будет самое большее два часа, прежде чем она должна будет проснуться. Решив, что сон, вероятно, только ухудшит её самочувствие, девушка зажгла свечу возле кровати и вытащила дневник из-под матраса, закатив глаза. Дневник казался ей почти зависимостью, которую она должна была подпитывать. Инстинктивно захотелось сунуть руку под матрас и вытащить его потрепанные страницы. Но в конце концов она перестала осуждать себя за любопытство и погрузилась в… 9 Июня 1998 года Я наконец признался маме, что не могу отдать Гермиону Тёмному Лорду, и она ответила теплым объятием - как будто просто ждала, когда я признаюсь в этом. Она согласилась помочь Грейнджер вернуться в Орден. Мы понятия не имеем, что это будет означать для нашей семьи, но она объяснила, что делает это не просто для меня. Ей это было нужно. И хотя она знала, что никогда не сможет по-настоящему искупить свою вину, это не помешало бы ей попытаться творить добро. Мы также договорились, что я использую заклинание памяти, чтобы сформировать у нее воспоминание о нападении в гостиной. Она ничего не вспомнит, кроме того, что ушла с Поттером и Уизли. Это разрушает меня, но даже мама признала, что это единственный вариант сохранить нас обоих в безопасности. Однако я читал о заклинаниях памяти, и их можно сломать. Я отказываюсь терять надежду на то, что мы больше не найдем друг друга. Если я откажусь от этой надежды, я не уверен, что мне будет ради чего жить, поэтому цепляюсь за нее. Мать согласилась переместить ее к одному из лагерей Ордена, который мы отслеживали, как только я зачарую память. У меня осталось только пять дней с Грейнджер. Боюсь, если я признаю, насколько убит горем, я никогда не смогу остановиться. Это то, что лучше для Гермионы. Это все, что имеет значение. И я был абсолютным дураком, думая, что это когда-нибудь закончится по-другому. Так что любая боль, которую я чувствую, это просто напоминание о том, чтобы никогда больше не быть таким чертовски наивным. Но это не помешает мне поклоняться ей в течение следующих пяти дней. Клянусь, я запомню каждую ее частичку. Черт, я бы хотел, чтобы всё было по-другому. 10 Июня 1998 года Я собирался сказать ей сегодня. На самом деле, я все спланировал. Но потом она сказала это. Она сказала единственную фразу, что могла заставить меня скрывать от нее правду еще один день. Я люблю тебя. Моя семья никогда не была из тех, кто выражает эмоции. Меня воспитали так, что я воспринимал любовь как слабость, но когда эти слова слетели с ее языка, я вдруг понял, что никогда не жаждал чего-то большего. Зимний сад был залит светом, и нас окружали принадлежности для рисования, но я не мог остановиться. Видеть ее раздетой, как солнце, отражается от ее кожи, это то, чего я не смогу забыть. Но если однажды мой разум начнет сходить с ума, это воспоминание я хочу сохранить до самого конца. Ее кудри, кожа, усеянная шрамами и веснушками от дней войны и пребывания на солнце, румянец, разливающийся по ее щекам. Я изучал каждый дюйм ее тела, увековечивая в своем сознании. Но когда она выдержала мой взгляд, в ее медовых глазах горел огонь; я больше не мог ждать. – Я люблю тебя, - шептал я, опуская её на пол. – Я люблю тебя, - шептал я, целуя шрам на её плече. – Я люблю тебя, - шептал я, проводя рукой по её кудрям. – Я люблю тебя, - шептал я, когда она тихо ахнула шокированная соприкосновением кожи с кожей, которое потрясло нас обоих до глубины души. Я не могу сказать, сколько прошло времени, но пока мы лежали на полу оранжереи, покрытые краской и сплетённые друг с другом, я сто три раза сказал Гермионе Грейнджер, что люблю её . И этого все равно было недостаточно. Этого никогда не будет достаточно. 10 Июня 1998 года Гермиона наконец-то снова заснула. Ужасный кошмар оставил ее подушку мокрой от слез, а я крепко держал ее, давая ей понять, что она в безопасности. Я чувствовал себя обманщиком, когда шептал ей, что буду защищать, что её никто не тронет, зная, что через несколько дней я снова брошу её на фронт битвы в мире, в котором мы живем. И когда она задрожала, меня охватила леденящая мысль. Кто будет обнимать её, когда меня не будет рядом? Кто вытрет слезы с её щеки? Кто будет рисовать фигуры на спине, заставляя ее угадывать их, просто чтобы отвлечь? (И она всегда угадывает всё правильно, но слышать её смех стоит всего этого.) Я знаю, что Гермионе Грейнджер никто не нужен - мне это нужно. Но она заслуживает кого-то. Она заслуживает того, чтобы кто-то был рядом с ней, поддерживал ее и боролся с ночными кошмарами, когда она чувствует, что не справляется. Ад - это гребаное место на земле, зная, что через несколько дней я больше не буду тем человеком. И хуже всего то, что она даже не захочет, чтобы я им был. Будь проклята эта война. Чертова чистота крови. Будь проклят Темный Лорд. И больше всего, будь проклята Гермиона Грейнджер за то, что она...Грейнджер - самая загадочная, красивая, независимая женщина, которую я когда-либо знал. Гермиона даже не осознавала, что плачет, пока слеза не упала на страницу, которую она читала. Расстроенная, она отложила дневник в сторону, мысленно ругая себя за то, что плачет из-за такого, как Драко Малфой. Но подобно ребенку, пытающемуся сдержать слезы, ее способность контролировать свое дыхание была мимолетной, и, прежде чем Гермиона осознала это, она заплакала; все ее тело сотрясали рыдания. Как могло прошлое, которое она не могла вспомнить, так сильно ранить? Как могла жизнь, которая была найдена просто между листами пергамента этого потрепанного дневника, вызвать у нее такую тоску? Зияющая рана, которую она понятия не имела, как залечить? Это были вопросы, на которые у нее не было ответа. Но ей так сильно хотелось знать. Она пожалела, что вообще нашла этот гребаный дневник. Она хотела бы, никогда не знать, что раньше она была всем, чего Драко Малфой когда-либо хотел. --------- Слёзы так и не прекратились. Но когда она проснулась на следующий день с сильной головной болью, то поняла, что у неё нет времени нежиться в шелковых простынях и тепле своей постели. Несмотря на всё то, что писал Малфой в своём дневнике, её нынешнее состояние, казалось, просто не вызывало в нём тех эмоций. Она задавалась вопросом, было ли в ней что-то такое, что заставило его явно потерять интерес, как это было раньше. Была ли это та разбитость, которая, казалось, всегда читалась в ее глазах? Длинный шрам, который тянулся по её щеке? Она застонала, заставляя себя покинуть вечеринку жалости, которую устроила, опустив ноги на холодный пол. Драко Малфой не любил её. За её дверью лежал бы список задач, а на его лице была бы насмешка, когда она приносила бы завтрак. В ее гардеробе красовались вызывающие зуд белые платья, а на запястье был туго застегнут браслет. Драко Малфой владел ею. Она была пленницей. И он не любил её. Идя по коридору, Грейнджер в конце концов добралась до столовой, а Драко сидел там, уставившись в стену. – Доброе утро, Грейнджер, - сказал Малфой встретившись с ней взглядом. – Тяжелая ночь? Она закатила глаза, даже не поздоровавшись с ним, когда прошла мимо на кухню. Но Гермиона не могла не поймать своё отражение в большом зеркале. Она чертовски ненавидела человека, который смотрел на неё в ответ. Войдя на кухню, её зрение затуманилось от слез, и она почувствовала, что задыхается; воздух был слишком густым, чтобы глотать. Продолжая бороться за кислород, Гермиона поняла, что в этот момент есть только одна вещь, которую она может сделать, чтобы принести ей некоторое облегчение. Она подошла к ящику, где Малфои хранили свои кухонные ножницы. Она смотрела на них пока слёзы продолжали течь по её щекам. Она знала, что ей нужно было сделать. – Её непослушная грива. – Её кудри. Ей нужно было избавиться от всего, что он когда-то любил в ней. Когда она впервые услышала звук ножниц, скрежещущих по ее волосам, страдальческий крик сорвался с ее губ. Но она не могла остановиться. Ей нужно было избавиться от этого, иначе она чувствовала, что её грудь может провалиться. Она так сильно плакала, что не заметила, как открылась дверь. Не заметила человека, прошедшего через кухню. Поэтому, когда Гермиона почувствовала, как большая рука легла на ножницы, её кровь застыла в жилах, и она забилась в угол, пытаясь защититься. – Грейнджер? Это я. Что ты делаешь? Она подняла глаза сквозь затуманенное зрение и увидела Драко, присевшего перед ней на корточки; кровь сочилась из его пальца там, где она явно порезала его ножницами в панике. – Я... мне так жаль, сэр. Я попрошу Силли исцелить вас прямо сейчас. Но Драко поднял руку и покачал головой. – Это порез, Грейнджер. Нет причин тревожить эльфа. Он попытался улыбнуться ей, но из-за беспокойства в его глазах это выглядело почти болезненно. – Что ты хотела сделать? Она собралась ответить, но вместо объяснения с ее губ сорвалась икота, а в груди зародилось еще одно рыдание. Волшебница втянула воздух, пытаясь побороть это, но оно взорвалось, заставив все её тело задрожать. Прошло несколько минут, и Грейнджер, наконец, перевела дыхание и посмотрела на него. – Если ты так сильно ненавидишь обязанности на кухне, Грейнджер, ты могла просто сказать мне. Она слегка улыбнулась ему, и Малфой протянул руку, чтобы коснуться теперь уже сильно неровных волос, свисающих вокруг ее лица. – Зачем ты это сделала? - спросил он. – Я понятия не имею, - ответила Гермиона. Что было еще одной ложью в его книге? – Может быть, Силли сможет исправить... Он снова прервал её взмахом руки. – Иди в столовую. Я позабочусь об этом. – Ты не будешь стричь мои волосы. – Грейнджер, доверься мне хотя бы сейчас. У неё больше не было сил сопротивляться, поэтому она кивнула и направилась в столовую. Гермиона никогда по-настоящему не задумывалась об этом, но было что-то невероятно интимное в том, что кто-то стрижёт тебе волосы. Она проделала ужасную работу - так, что она не беспокоилась о том, что он напортачит. Тем не менее, иногда они встречались взглядами, когда Драко делал всё возможное, чтобы сгладить причиненные ею неровности, волна нервов пробегала по всему её телу. — Откуда ты знаешь, как это делать? - спросила она, нарушая напряженную тишину, которая окружала их. – Это просто линии, Грейнджер. Прямые линии, чистые разрезы. Хотя твоя истерика немного усложнила мне работу. Она прикусила губу, внезапно смутившись за свой недавний срыв. В конце концов он закончил и отступил назад, чтобы посмотреть на то что получилось. – Неплохо. Она встала, посмотрела в зеркало и заметила, что он совершил не что иное, как чудо. Хотя она заметно похудела, неровного среза, который она делала, нигде не было видно, и она слегка улыбнулась. – Спасибо, Малф…Сэр, - сказала она, выговаривая себе за промах. – Я сейчас приготовлю вам завтрак. Он раздраженно дернул себя за рукав. – Не беспокойся об этом. Мне все равно нужно... уходить. - Он уставился на свое предплечье, и она задалась вопросом, как долго горела его метка. – Просто приступай к выполнению остальных твоих задач. Она кивнула и быстро отвернулась, не желая видеть его превращение в Пожирателя Смерти. – И Грейнджер? - Она снова встретилась с ним взглядом. – Твоя стрижка выглядит красиво, так что давай больше не будем экспериментировать с ножницами. И с этими словами он аппарировал из комнаты.