Лишь ты один

Открыв глаза, первое что увидел Фэн Синь был осунувшийся потолок из какого-то тёмного дерева. В голове стоял гул, и ни одна мысль не лезла туда, словно боясь нарушить звон. Не решаясь повернуть голову, юноша прислушивался к тому, что происходит вокруг, стараясь заглушить звенящую боль. Где-то в углу комнаты слышалось шуршание, а тихий голос явно принадлежал Му Цину, а второй, более хриплый — врачу. Вдруг, откуда-то сверху послышался спокойный голос принца: — Ты проснулся. Лежи, не двигайся. Я позову Ло Вэньчу. Альфа не успел ничего ответить — да и не хотелось. Се Лянь тихо зашагал в сторону стола, который окружили двое мужчин, и, когда он уведомил их о пробуждении пациента, оба направились к постели. Теперь Фэн Синь смог немного повернуть голову, и перед глазами вновь предстал Му Цин с очень недовольным лицом. К его удивлению, тот просто фыркнул что-то под нос, развернулся и направился к выходу: — Му Цин. Стой. — альфа едва успел окликнуть его. — Чего ещё? — Спасибо… В следующий миг дверь хижины захлопнулась, и громкие шаги вскоре стихли. — Он всю ночь не спал. Боялся, что если проснёшься — я не замечу. — Ло Вэньчу принялся оправдывать помощника. — Вы точно… Не путаете Му Цина с кем-то другим? — в ответ врач покачал головой и принялся за осмотр травмы. Принц стоял рядом, не проронив ни слова, увлечённый своими мыслями. Действительно, его лучший друг никогда не отличался особой заботливостью, особенно к Фэн Синю, которого ненавидит с юношества. Как так вышло, что он пожертвовал своим комфортом ради того, с кем никогда бы не делил одну миску риса, не говоря о чём-то другом. Ло Вэньчу тем временем прощупал рану, снял перевязь, промыл от гноя и чистыми бинтами вновь обмотал голову юноши. Его лицо не выглядело встревоженным, что не могло не радовать — значит, беспокоиться не о чем. — В целом, ты можешь быть свободен, но от нагрузок и тренировок придется отказаться на ближайшие полторы, а то и две недели. Я положу тебе ма… — Так долго! Я не могу столько ждать, нельзя ли как-то… Ускорить заживление? — Фэн Синь совершенно не любил долго ждать чего-то, особенно если это препятствовало его целям. — Молодой человек, вы хотите открытие раны и очередное кровотечение? Я дам тебе мази на травяных основах, они способствуют обеззараживанию и заживлению, но это всё равно не быстро. Ты молод и здоров, само по себе восстановление быстрее, чем у пожилых людей. — Извините. Спасибо за лекарства, я буду следовать инструкциям. — Не меня благодари, а друга своего. Эти травы он принес вчера в корзине. Тебя тащил на спине, а её в зубах. — альфа устало прикрыл глаза, и добавил: — Вам двоим нужно исправлять вашу недосказанность. Бывший телохранитель принца знал это и без подсказок. Знал, что им давно пора поговорить. Ему давно пора извиниться за ошибки прошлого, давно нужно было принять то, что ему так же давно небезразлична жизнь несносного мальчишки. Она никогда не была ему безразличной, если быть точным. Просто когда дело доходит до действий, Фэн Синю резко перестаёт хватать слов, все мысли путаются, и он остаётся стоять осиновым столбом, глядя на постоянно удаляющуюся спину омеги. Мог бы кто-то научить его, как правильно говорить с Му Цином, ведь, что бы он ни сказал, юноша всё принимает слишком остро, враждебно и с подозрением. Оставшись в размышлениях, Фэн Синь повернулся к стене — лекарь позволил остаться тут до вечера, чтобы помочь обработать травму, а принц ушёл почти сразу, работа в поле не ждала отложений. Чуть раньше Хуа Чэн, попрощавшись с принцем, не торопясь направился в сторону таверны. Шагал он неспешно, в голове продолжая обдумывать предстоящие расходы на праздник. В памяти всплывали списки блюд, ингредиенты, стоимость услуг, но чем больше он погружался в расчеты, тем отчётливее понимал, что что-то не сходится. Время на приготовление и количество заказанных блюд не совпадали, как будто кто-то допустил ошибку или не учел важные детали. Но в таком важном празднестве не должно быть недочётов, тем более с едой, за которую отвечает один из самых ответственных людей. Едва он приблизился к таверне, как его взгляд привлек Хэ Сюань, который стоял у входа. Вернее, не именно он, а его заметное беспокойство на лице. Обычно спокойный и невозмутимый, в этот раз мужчина выглядел так, словно его что-то серьезно тревожило. Хуа Чэн мгновенно насторожился. Подойдя ближе, он заметил, что в таверне царила необычная суета. Супруг Хэ Сюаня, проворно орудуя подносами, кружил между столиками, разнося еду и напитки, и, казалось, совершенно не замечал ни своего мужа, ни приближающегося гостя. Обычно он был внимателен и приветлив к новым посетителям, но сейчас его сосредоточенность и напряжение были таковы, что он полностью погрузился в свои обязанности, игнорируя происходящее вокруг. Хэ Сюань, уловив настороженный взгляд Хуа Чэна, быстро подошел к нему и, кивая на второй этаж, предложил пройти наверх. Они поднялись по узкой лестнице, оставив за спиной шум и суету. Глава деревни ждал, что друг сам начнёт рассказ, но тот достал из-под стеклянного стола бумаги, несколько перьевх ручек, чернильницу с тушью, и пригласил гостя сесть. Вместе они вновь начали пересчёт продуктов, трат финансов и времени, и как раз когда дело дошло до того, что таверна не может уложиться в срок, Хуа Чэн, сверля друга взглядом, угрюмо произнёс: — Я не потерплю опозданий или сокращения блюд, это немыслимо. Что происходит? С вами двумя явно что-то не так. — Наши повора не успевают, заказы растут, а времени в обрез. — Дело ведь не в этом. Сколько лет мы праздновали, но такого ещё не было. Что случилось? Что-то между тобой и Цинсюанем? Брат приезжал? — Ещё чего, я его даже на порог дома не пущу. — Да что тогда? — Не знаю я! — Хэ Сюань действительно выглядел потерянно. — Он просто… Сам не свой. Его настроение дома меняется быстрее погоды, кричит на меня ни с того, иногда ночами не спит от бессонницы. Любимые блюда стали противны, а то, к чему раньше не прикасался — наоборот. Недавно я потерял его любимый брелок для ключей, так он два дня отказывался со мной разговаривать, хотя раньше мне стоило просто купить что-то взамен. Он стал больше уставать на кухне, а я попросту не могу заставить его работать сверх сил… Я не знаю что делать, и это незнание выматывает ещё больше. Хуа Чэн помолчал немного, раздумывая, после чего вполголоса спросил: — Давно это началось? — На самом деле, примерно полтора месяца назад, но с приездом его высочества он забылся. И вот снова началось… — глава деревни, раздумывая, крутил ручку в руках. — Вы… Как давно проверялись у Ло Вэньчу? — Никто из нас не болел уже долго, так что… С начала зимы точно не были у него. Думаешь, он заболел? — Не совсем. — Хуа Чэн выдержал паузу, после чего, не кривя душой, стрельнул догадкой прямо в лоб. — Я думаю, как бы к следующей зиме не родился младший Хэ. Или младшая. Его друг кинул на него возмущённый взгляд. А ведь действительно, такое поведение началось вскоре после одной из ночей. — Надо будет проверить. Нельзя делать догадки просто по поведению… — Хотя бы поддержи его. У тебя есть идиотская привычка — холодно уходить от проблем и конфликтов. Его это будет бесить ещё больше. В следующий раз лучше поговори с ним, извинись, даже если не чувствуешь вины. — Я в поучениях не нуждаюсь, тем более от холостяка. — Хэ Сюань нарочито натянул несвойственную ему улыбку. — Тоже мне, ему помогаешь, а он… Мужчины продолжили вести денежный учёт, что порядком утомляло мозг. Когда Хуа Чэн спускался по лестнице и выходил из трактира, было уже далеко за полдень. Попрощавшись с супругами, он спешно направился на поля — вероятнее всего, принц сейчас работал там. Ши Цинсюань собирался быстро принять заказ, как вдруг за его спиной возник Хэ Сюань и, наклонившись, тихо сказал: — Милый, можно тебя на минуту? — мужчина подтащил к себе одного из свободных официантов, и обратился к сидящим за столиком, — Прошу прощения, вас обслужит этот молодой человек. После чего, взяв мужа за руку, увёл его в сторону кухни. Он был хозяином заведения, так что никто и слова ему не сказал, когда он, идя сквозь кухонные столы, завернул за угол, и скрылся вместе с недоумевающим Цинсюанем за дверью какой-то подсобки. Тот, не переставая шипеть, пытался вырваться: — В чём дело вообще? Что с тобой? Ты… — но он не успел договорить, как оказался в тесных объятиях. — Сюань? Ну что случилось? — Прости меня. — едва слышно пробормотал Хэ Сюань. — Ты что-то натворил? За что именно извиняешься? И чего так резко? — Мы с тобой совсем отдалились друг от друга. Я должен был раньше заметить… — Разговоры с Хуа Чэном явно идут на пользу. Я рад, что ты становишься внимательнее. — Давай на следующей неделе сходим к врачу? — У тебя что-то болит? — Нет… — альфа не знал, стоит ли говорить ему о догадках главы, ведь не хотел обнадёживать. Но и скрывать тоже желания не было. — Есть вероятность, что ты в положении. Ши Цинсюань едва не разинул рот от удивления. Хотя, чему тут удивляться, ведь они уже давно обсуждали эту тему, но, столкнувшись с ней лицом к лицу, он не знал что сказать. Помолчав с минуту, он нерешительно спросил: — Что… Если так, что будем делать? — Ты и сам знаешь. Мне плевать на то, что твой брат против и нашего брака, и тем более ребёнка, потому что в своём доме я сам буду устанавливать правила, без участия посторонних. Единственный, с кем я буду обговаривать эти правила — ты. Юноша устало кивнул. У него не было желания спорить с мужем, тем более, о своём брате — Ши Уду.

***

Хуа Чэн, выйдя из таверны, остановился на пороге, его взгляд на мгновение задержался на оживленной толпе детей. Прохладного ветра, дующего с гор, хватало, чтобы окутать его и разогнать легкое напряжение, которое накопилось за время разговора с Хэ Сюанем. Он прищурился, раздумывая о том, что делать дальше. Мысли о предстоящих расходах на праздник продолжали вертеться в его голове, но он знал, что сейчас вряд ли сможет внести какую-то ясность. Хэ Сюань был человеком основательным и рассудительным, и глава верил, что его друг сумеет найти выход, каким бы сложным он ни казался на первый взгляд. Понимая, что на данный момент беспокойство о финансах не принесет пользы, он решил переключиться на другое — на того, кто занимал его мысли гораздо чаще, чем он был готов признаться даже себе самому. Его высочество, вопреки его множественным отговоркам, продолжал трудиться наравне с другими работягами. Хуа Чэн мысленно усмехнулся своим же мыслям. Столь высоким чинам, как принц, не подобает работать в поле, но Се Лянь... Его благородство проявлялось не только в манерах, но и в том, как он относился к труду — честному и порой очень тяжёлому. Этот контраст восхищал и привлекал его, как мотылька к огню. Покачав головой, как бы отгоняя лишние мысли, Хуа Чэн направился вниз по широкой извилистой тропе, которая вела с горы к равнине. Спуск становился круче, но ему это было не в новинку — ноги, закалённые многими годами, не дрогнули ни на мгновение. Тропа, усеянная мелкими камнями и корнями деревьев, извивалась подобно змее, уводя его все дальше от таверны и ближе к полям. Впереди, в лучах весеннего солнца, простирались блестящие рисовые поля, их изумрудный цвет переливался на ветру, создавая волны, будто на поверхности озера. Они тянулись до самого горизонта, растворяясь в легком мареве, которое окутывало землю под жарким полуденным солнцем. Между рядами можно было разглядеть множество фигур, трудившихся на земле. Одну из них глава деревни узнал почти сразу – юноша в белых одеждах, стройный силуэт которого выделялся среди других рослых мужчин. Неспешным шагом мужчина направился к нему. Подойдя ближе, глава остановился в двух грядках от Се Ляня и продолжил наблюдать, пока тот, едва заметив Хуа Чэна краем глаза, чуть приподнял голову и встретил его улыбающимся взглядом. Принц не сказал ни слова, но его глаза, полные внутреннего света, сказали больше, чем любые слова могли бы выразить. Подойдя ближе, Хуа Чэн негромко произнес: — Ваше Высочество, я вижу, вы снова нашли себе дело. — Его голос звучал мягко, с оттенком заботы, которую он обычно тщательно скрывал от других, но не от Се Ляня. Омега выпрямился и улыбнулся, вытирая рукавом пот со лба. Его руки, привычные к тяжелым мечам и каллиграфическим кистям, теперь держали простые орудия труда, но это не делало их менее изящными. Он сделал шаг вперед, чтобы сократить расстояние между ними. — Саньлан... Я просто стараюсь быть полезным. Здесь у каждого своя работа, и я не хочу быть исключением, — ответил он, в его голосе звучала привычная скромность. Хуа Чэн сдержанно кивнул, все еще не сводя глаз с принца. — И все же, — напомнил он, — гэгэ не обязан трудиться до изнеможения. — Великие дела начинаются с малых, — протянул принц. — Как знать, может, я стану земельным магнатом, а ведь всё начиналось с обработки полей. Оба по-доброму посмеялись. Глава понимал, что спорить бессмысленно, ведь знал, что Се Лянь не из тех, кто станет сидеть сложа руки. Но всё же беспокойство не оставляло его. — Гэгэ. Давай прогуляемся. Оставь работу ненадолго, всё нормально. — Но... Хорошо. – принц ещё немного засомневался, но подумал, что раз глава деревни говорит, что всё хорошо, значит так и есть. Хуа Чэн ушёл первым, а юноша быстро поплёлся за ним, не зная, что на уме у этого человека... Горы в середине весны раскрывались перед ними во всей своей красе. Кроны деревьев, укрытые молодой листвой, тянулись высоко в небо, создавая естественный навес, через который пробивались лучи солнца, играя на земле золотыми пятнами. Воздух был напоен свежестью и ароматом цветущих растений. Слева от их воображаемой тропы склоны гор покрывали многочисленные кусты, их яркие цветы — от насыщенно-розового до пурпурного — выделялись на фоне сочной зелени. Ветер, ласково касающийся листьев и лепестков, приносил с собой едва уловимый аромат цветущих яблонь, что росли немного выше, ближе к склонам. Время от времени раздавался щебет птиц, прерывая тишину этого уединённого места, и этот звук гармонично вписывался в природную симфонию весеннего дня. Глава и принц, который всё время вертел головой, словно вьюнок, вскоре дошли до небольшого ручья, который пересекал поле, и остановились, прислушиваясь к тихому журчанию воды. Се Лянь, задумчиво смотря на быстрые потоки, внезапно заговорил: — Знаешь, Саньлан, в детстве я часто играл на таких ручьях в дворцовых садах. Мы с Фэн Синем ловили маленьких рыбок или просто наблюдали за ними... Такие милые. Хуа Чэн, заметив лёгкую ностальгию в голосе принца, улыбнулся. — Тогда почему бы не повторить это сейчас? — предложил он, пытаясь вернуть ему ту радость, которую тот вспоминал с явной теплотой. Се Лянь посмотрел на альфу и, заметив искренний интерес в его глазах, на мгновение замешкался. Снова его охватило это смешанное чувство – удивление, мол, неужели кто-то вот так по-детски хочет провести с ним время, и одновременно трепет от того, что это был именно Хуа Чэн. После секунды раздумий он кивнул, соглашаясь. Они оба сняли обувь и зашли в воду по щиколотки. Младший с улыбкой наблюдал, как принц, закатав штаны, осторожно ступал по камням. Вода была прохладной и прозрачной, маленькие рыбки быстро мелькали между их ног. Се Лянь, слегка наклонившись, попробовал поймать одну из них руками, но, как и ожидалось, рыба скользнула прочь, заставив его сдержанно рассмеяться. — Они быстрее, чем казались, — заметил он с улыбкой, чуть наклонив голову в сторону Хуа Чэна. Глава смотрел на него с необычайной мягкостью, восхищаясь тем, как легко омега вписывается в этот мир, где нет дворцовых башен, а есть только природа и мирские радости. Он тоже попытался поймать рыбу, но, как и у Се Ляня, это не увенчалось успехом. Принц наблюдал за ним, по-доброму смеясь, но внезапно поскользнулся на одном из влажных камней. В тот же момент Хуа Чэн, быстро среагировав, одной рукой схватил его, другой – придержал под спину, удержав от падения. Се Лянь ощутил тепло руки, крепко держащей его за запястье, и на миг замер. Казалось, время остановилось, и только их сердца, бьющиеся чуть быстрее, чем обычно, с головой выдавали волнение обоих. — Осторожнее, гэгэ, — тихо произнес Хуа Чэн, его голос прозвучал отчего-то глубже и мягче, чем обычно. Возможно, так казалось лишь самому принцу. Се Лянь поднял взгляд, встретившись с его глазами. В них он на секунду увидел нечто большее, чем простую заботу — это был искренний трепет, отражающийся в глубине темных глаз Хуа Чэна. Когда-то давно он уже видел эти глаза, наполненные всепоглощающим страхом, а теперь, кажется, любовью? Принц почувствовал, как его сердце забилось быстрее, и с легкой смущенной улыбкой кивнул. — Спасибо, — ответил он едва слышно, его голос дрогнул на мгновение, что сам Хуа Чэн, возможно, заметил. Альфа, тоже замешкавшись, аккуратно отпустил неуклюжего принца, и они продолжили наблюдать за золотистыми бликами чешуи, всё ещё пытаясь их поймать. В каждом движении их двоих чувствовалась рослая легкость, но что-то заставляло их держаться чуть ближе друг к другу, чем это было бы необходимо. Возможно, Хуа Чэн опасался, что снова будет падение? Вскоре они решили выйти на берег, сдавшись в попытках поймать хотя бы одну рыбку. Они сели на траву у ручья, греясь на солнце, и глава, откинувшись на руки, бросил взгляд на небо, где легкие облака неспешно плыли по голубизне. Се Лянь, сидя рядом, тоже поднял глаза, но затем взглянул на юношу. — Ты когда-нибудь чувствовал, что такие моменты важнее всего остального? — вдруг спросил принц, его голос был тихим, как шелест листьев. Хуа Чэн повернул голову и встретил его взгляд. — Да, — ответил он, и в этом коротком слове прозвучало столько искренности, что Се Лянь ощутил, как по его телу прошла легкая дрожь. — Они… они напоминают мне, зачем я живу. Юноши ненадолго замерли, смотря друг на друга, и между ними, казалось, возникла невидимая, тонкая, но прочная нить. Со стороны могло показаться, что принц и глава общаются мысленно, но каждый думал о своём. Тишину вдруг прервало хлюпанье – мелкая рыба вильнула хвостом, и всколыхнула воду. — Ваше высочество... Спасибо вам. Возможно, вы скажете что эти слова вас недостойны, но это не так. Вы – истинная причина, почему я живу. Потому я и мечтать о большем не могу, только бы вы остались рядом. – Се Лянь, зардевшись от такого откровения, стыдливо покашлял и спрятал лицо в руки. Но ответить всё же стоило. — Саньлан, я... Зачем же ты так. Я вовсе не собираюсь никуда уходить... Да мне и некуда.. Заметив явное смущение и замешательство на лице принца, Хуа Чэн на миг улыбнулся. Он будет ждать сколько понадобится, что бы однажды его высочество согласился с его словами. А пока, ему достаточно и молчания – оно, своего рода, тоже согласие.