Превратность

Потратить хоть минуту на размышление, значит погибнуть неизбежно,

так как размышление заставляет нас бежать,

и потому, говорю я, мы не можем бежать.

(Там же)

             От охвативших его противоречивых воспоминаний Чуя вздрогнул и даже поерзал на матрасе, чтобы скрыть от собеседника не к месту и не ко времени нахлынувшие ощущения, и искренне понадеялся, что ему это удастся.       Дазай его неуклюжую попытку все же заметил, и это нашло немедленное отражение в виде его нахмуренных бровей. Но прежде, чем он успел произнести хотя бы слово, Чуя решился его опередить. И рассказать, наконец, всю ту правду, которой обладал.       Но как описать доступными человеку словами свое дьявольское видение?       — Вот уже вторую ночь подряд мне является нечто… Некто, — произнес он, спотыкаясь чуть ли не через слово. — Бесплотный, бестелесный дух, призрак, будто сама тьма оживает… И терзает меня, развращает плоть и ввергает в непристойные, греховные желания душу. А я совершенно бессилен… У него длинные острые когти и глаза… Светящиеся лиловым глаза, совсем как у… И голос, такой жуткий, хриплый, леденящий. Как и смех, и дыхание — просто до костей пробирает. Но его прикосновения так реальны. Словно весь он реален! Слишком реален…       Чуя всхлипнул и замолчал. Несмотря на все еще живо стоявший в памяти страх перед неведомым… существом? духом?.. или же человеком? он все сильнее ощущал странную тоску.       — Вас обуял страх, но при этом вы все-таки испытали наслаждение? — прямо спросил Дазай, словно смог прочитать мысли Накахары. Так зачем ему скрывать то, что и так очевидно?       — Да, — ответил Чуя, более не колеблясь.              Его падение в глазах этого доброго и, безусловно, благочестивого человека достигло самых потаенных глубин ада. И если он осудит Чую, как сделал бы любой на его месте, услышав подобное, это будет справедливый суд. И он был к нему готов.              Но Дазай вдруг поднялся на ноги и нервно зашагал по палате. В тесноте каменных стен ему хватило пары шагов в одну сторону и столько же в другую. Сделав несколько кругов, он остановился прямо перед Накахарой.       — Вы помните, что сказал вам доктор Мори? — спросил он, пытливо глядя Чуе прямо в глаза. При этом его кареглазый взгляд горел необычайным азартом. — О скрытом влечение к персонам мужского пола?       — Д-да. Кажется, он предположил, что… — неуверенно начал Чуя, но был немедленно перебит.       — Так вот, ничего подобного! Никакого скрытого расстройства у вас нет! — горячечно воскликнул Дазай. — Но кому-то необходимо, чтобы оно было и было явным, открытым. Чтобы вы испытывали это влечение. Чтобы оно стало вашей истинной сущностью.       — Кому же это могло понадобиться? — упавшим голосом спросил Чуя.       — Теперь я могу поделиться с вами своими подозрениями. — В голосе же Дазая, напротив, прозвучали уверенность и сила. — С самой первой вашей встречи с Мори-саном я отметил для себя, что вы несколько обостренно реагируете на его присутствие. В тот раз я все подробно записал. И вот кажется, наконец, мне понятна природа ваших реакций. Он и есть тот человек, которого вы могли видеть раньше. Могли столкнуться именно с ним.       — Н-ничего такого я совсем не помню. — Подобный довод показался Чуе чересчур неправдоподобным.       — Не удивительно, — нашелся с ответом Дазай. — Он мастерски стер из вашей памяти все следы вашей встречи.       — Но зачем? И почему именно я, Дазай-сан? — Вопрос, который не давал Накахаре покоя с самого начала, наконец-то прозвучал.       — Вы молоды, красивы и без сомнения желанны, Чуя. — Дазай снова присел на край кровати и заговорил спокойнее, чем минуту назад. Его первоначальный пыл улегся, а в голосе появились нотки сочувствия и грусти. — Сирота, нет родных, которые будут вас искать, случись что. И, похоже, недооцениваете силу чертовски извращенной похоти.       — Боже правый! — воскликнул Чуя. Он почувствовал, как щеки его запылали краской смущения.       — Скажу вам больше, раз уж наш разговор принял такие масштабы откровения. — Дазай глубоко вздохнул, словно собираясь с силами, прежде чем поведать что-то очень и очень страшное. — Ваш случай не первый. Незадолго до вашего появления в лечебнице были еще два подобных. Двое юношей, так же как и вы, оказались в этих стенах, а после исчезли. Мне не позволили даже взглянуть на тех пациентов, Мори-сан занимался ими лично. Честно говоря, я был сильно удивлен, когда мне разрешили работать с вами. Возможно, таким образом он решил отвести от самого себя лишние подозрения.       — Что же сталось с теми несчастными? Их нашли? — Отчего-то Чуя совсем не желал услышать ответ на свой вопрос. И был совершенно прав, потому что, кажется, худшее услышать он уже не мог:       — Увы, только изъеденные рыбами трупы. Их выловили из залива местные рыбаки.       Чуя увидел, как красивые губы Дазая скорбно поджались после сказанного, но промолчал. Все, чему он так беспокойно внимал, было ужасно. Возможно ли свыкнуться с мыслью, что его самого ожидала столь же печальная участь?       — Подозреваю, что Мори Огай сначала выслеживает свои жертвы, каким-либо образом воздействует на них с целью заполучить в полное свое распоряжение, — тихо произнес Дазай. — Затем доводит до безумия и использует для грязных утех. С теми двумя… Наверняка что-то пошло не так, к ним могла вернуться память, они защищались и за это поплатились своими жизнями.       — Почему же вы не заявите на него, куда следует? Он должен понести наказание за тех юношей. И за меня. — Чуя почувствовал, как сердце в очередной раз болезненно сжалось в груди от страха.       — Потому что у меня нет доказательств, только предположения. Ни одного мало-мальски существенного факта, Чуя. Но я могу сделать кое-что другое. — Дазай снова посмотрел прямо в глаза Накахаре, и у него появилась крохотная надежда — словно тонкий луч света заглянул во тьму ада.       — Что же? — спросил он.       — Спасти вас, вашу жизнь и честь, пока еще не поздно. Пока вы не стали бездумной игрушкой в его похотливых руках, — ответил Дазай. Ставшим уже привычным, если не сказать желанным, жестом он мягко положил свою теплую ладонь поверх судорожно сцепленных в замок рук Накахары. — Я предлагаю вам бежать. Сегодня же, ибо на счету каждая минута.       — Бежать… Но куда?       — Как можно дальше, туда, где он не сможет вас найти. Чтобы никто из ваших знакомых не знал, где вы. Или вы думаете, он остановится? — Дазай горько усмехнулся. — Если вы останетесь в городе, я не дам за вашу жизнь и самой мелкой монеты. А когда вы будете в безопасности, мы вместе подумаем, как вывести этого монстра в обличие доктора на чистую воду и предать правосудию.       — Х-хорошо, я согласен, Дазай-сан. — Если это единственно возможное решение, Чуя готов был рискнуть. Дазай в ответ вздохнул с явным удовлетворением.       — Весьма здравомыслящее решение, я рад, что смог вас убедить, — Сказал он с легкой улыбкой, от которой и у Накахары на душе немного полегчало. — Но мне необходимо будет все подготовить. От вас же потребуется написать по короткой записке тем, кому, как вы думаете, небезразлична ваша судьба. Не беспокойтесь, вы сможете связаться с ними чуть позже, когда ничто и никто не будет угрожать вам.       — В таком случае, я напишу Фукудзаве-сенсею и… своей невесте. Пожалуй, только они будут обо мне переживать. Больше некому. Если только вам, — произнеся это, Чуя тоже позволил себе сдержанно улыбнуться — с надеждой в то, что не ошибся в своей вере в этого человека.       — Чуя, я безусловно в числе тех, кого волнует ваша участь, — тепло заверил Дазай, и в голосе его прозвучало искреннее участие. — Только вы сможете остановить то вопиющее беззаконие, что творится в этих стенах. А пока этого не случится, будете под всесторонней моей защитой. Оставляю вас на пару часов, не больше. Копите силы, как я сказал ранее, они вам пригодятся. Мори-сану я скажу, что вы пришли в себя, угрозы ни для кого не представляете и в дополнительных мерах и надсмотре не нуждаетесь.       С этими словами Дазай снова трепетно заглянул Чуе прямо в глаза и крепко сжал обеими руками его влажные от волнения ладони. В который раз взгляд Накахары скользнул по обернутым жесткими бинтами тонким запястьям Дазая, пока слух внимал его тихому проникновенному голосу:       — Думайте о своем самом сокровенном желании, Чуя.