Внутри тебя - 3

МАЮ

      За 14 часов

             Аэродром Тампере-Пирккала тонул в серости, небо заволокли тучи, вот-вот мог пойти дождик.       От дома они домчали минут за сорок. Чтобы всем поместиться, решили ехать на двух машинах: в одной Рабия с Доминикой в автокресле, во второй — они с Эваллё.       Сатин и Валто на день прилетели домой. Маю узнал от Рабии, что на этом настоял Алекс. Им всем нужно было перевести дух. Сатин хотел побыть с семьей, кроме того он должен был убедиться, что Фрея доберется домой целой и невредимой.       Заранее договорились, что Валто поедет к ним, а завтра Сатин и Валто вернутся к работе.       Небольшой частный самолет уже совершил посадку. Пассажиры сходили по трапу. Самым первым Маю увидел Алекса, следом за которым спускался Сатин. Даже в такую пасмурную погоду, он был в темных очках. Не раздумывая, Маю понесся навстречу. Позади хлопнула дверца — это Эваллё.       Маю щурился. Ветер швырял челку в глаза.       Позади Сатина спускалась Фрея. При виде сестры Маю на миг утратил дар речи. Ее щеки ввалились, кожа будто выцвела. Без макияжа Фрея выглядела еще бледнее, под глазами пролегли коричневые тени. Она буквально утонула в огромной куртке-косухе. Мешковатая графитовая футболка и облегающие легинсы лишь усиливали худобу. Когда Фрея сошла на землю, Маю первым подлетел к сестре и обнял ее.       — Ты как? Лучше? — спросил Маю, понимая, как нелепо и жалко теперь, после всего, звучат его слова.       Фрея обернулась на Сатина и Валто.       — Они спасли меня и Моисея. — Она снова взглянула на Маю: — Атлантиды больше нет. Думаешь, он разозлится?       Маю был так зол на Цицерона, тот заслуживал самой страшной и мучительной смерти! Если бы это было так просто!       — Прости, — задыхаясь от эмоций, затараторил Маю. — Это все из-за меня, Эваллё мстил ему за меня, а Цицерон…       — Маю, — оборвала его Фрея, — все хорошо. Мы все справимся с этим.       Эваллё прервал их и, прося прощения, сжал Фрею в объятиях. Девушка лишь покачала головой, говоря, что он не виноват. Пошутила, что Цицерон — прирожденный достигатор, и если ему что-то взбрело в голову — остановить его уже невозможно.       Вскоре к ним подошла Рабия с Доминикой на руках. Выглядывая из своего комбинезона, малышка круглыми глазами смотрела на целую ораву людей. Следом за Фреей по трапу сошли Валто и Диана. Пока Алекс жал ладонь Эваллё, Сатин подхватил Доминику одной рукой, а второй обнял Рабию.       Маю протянул ладонь, и они с Валто пожали руки, Валто хлопнул его по плечу. По его глазам Маю видел, что Валто в курсе происходящего, также он знал, что Валто будет хранить секрет их семьи — для него это вопрос чести: Сатин с детства был ему как брат, они уже давно стали одной семьей.       У Сатина на руках Доминика вся сияла. Утром она была необычайно оживленной, будто знала, что сегодня увидит папочку. Диана пришла в восторг от ребенка: она поглаживала ладошки Доминики и общалась с ней, заставляя девочку восторженно вскрикивать и лепетать что-то на своем младенческом языке.       Когда Сатин снял очки, на мгновение Маю увидел истинное лицо отца, его отчужденную мрачную версию, но мгновенная метаморфоза преобразила Сатина — он словно надел маску непринужденности. Будто ничего и не было. Он переговаривался с Рабией, обнимал ее за плечи, улыбался. У Маю закралось нехорошее предчувствие, но почти сразу его отвлекли.       Но солнцезащитные очки Сатин носил не для этого и не ради маскировки: кажется, за последние дни он вообще не спал: его глаза воспалились, а темные круги лишь усиливали эффект.       Пора было расставаться. Алекс и Диана тепло со всеми попрощались и поднялись обратно по трапу.       За время, пока они находились на площадке, из багажного отделения самолета выгрузили все вещи, и теперь Эваллё с Валто занялись погрузкой чемоданов и рюкзаков в машины.       Фрея забралась к ним в машину, остальные поместились в «вольво» Рабии: забрав кресло, Сатин с ребенком сел назад, а Валто занял место спереди. Теперь наконец-то домой.       В голове творилась самая настоящая мясорубка.       Подумать только — Фрея едва не погибла из-за того случая с рукой! Никто из них даже представить не мог, чем обернется наказание Цицерона! Цицерон не пожалел даже того, кому доверял! Маю сразу вспомнил, как Артту бросил к его ногам фигурку ферзя. Уже тогда Цицерон знал, как все будет! Он спланировал все давным-давно! Была ли этой фигурой Атлантида, или, может быть, ею был Моисей — или Фрея — уже не имело значения. Цицерон сделал ход.       Они с Эваллё едва не убили Фрею!       Он даже вообразить не мог, что Цицерон отыграется на его сестре!       Когда по телефону Сатин сказал, что произошло с Моисеем, Маю сразу все понял.       Цицерон в который уже раз оказался на шаг впереди.       В памяти сразу всплывали слова, сказанные Артту в день мюзикла:       «— Кем из вашей несносной семейки вы дорожите меньше всего? С кого же мне начать? А, Майре?»       Гребаный шизофреник!!!       Лучше бы Цицерон сломал руку ему, а не мучил его сестру!       Если вспоминать все те чудовищные вещи, которые совершил Цицерон, никакого времени не хватит! Начиная с его друзей, Эрика и Никки. А сколько могло оказаться жертв до них! Этого уже никто не узнает.       Маю поклялся, что отберет у Цицерона все, что ему дорого.       Сразу после звонка Сатина, пока Фрея была в больнице, они с Эваллё решили, что разыщут так называемую «ферму», и если именно там окажется подпольная лаборатория Цицерона, они уничтожат ее.       Попасть внутрь кокона для него не составит никакого труда, он точно так же обнаружил холодильник с Атлантидой в леднике в академии — он даже не заметил преграду, которую возвел Стенвалль. Может быть, он не был так же силен, как Фрея с ее векторами, но уж с вакуумом он мог разобраться на раз-два.       Проблема была в том, что Маю не ощущал волны вакуума так, как это умела делать настоящая особь. Доминика давала усиление, обостряла его инстинкты мутанта, но лишь в пределах небольшого радиуса. Не возьмет же он с собой к Артту двухмесячного ребенка!       Решение проблемы неожиданно нашлось. По пути домой Фрея показала ему прибор, который изобрел старший брат Моисея. Уловитель волн. Разобраться, что к чему, оказалось элементарно просто. На дисплее было все четыре шкалы, две из которых выявляли волны вакуума. Маю понимал, что, если с Цицероном что-нибудь случится и тот погибнет, барьер падет сам собой, и тогда кто-нибудь может обнаружить лабораторию Цицерона. Этого никак нельзя было допустить. Иначе результаты его опытов могли попасть в руки полиции и ученых, а итог мог обернуться чем угодно. Следовало избавиться от лаборатории — в этом они с Эваллё были солидарны. Цицерон больше тридцати лет вел свои исследования, это был смысл его жизни, он перевозил данные с места на место, тщательно оберегал и скрывал ото всех, уничтожить лабораторию означало лишить его самого важного.       Какие бы еще секреты ни скрывала «ферма», они узнают об этом.       Дома его с новой силой затопила волна стыда. За то, что отключил тогда телефон. Испугался, что Сатин, едва вернувшись, тут же бросится в дом Артту. Он ведь сам назвал отцу район Аулангонторппа, где, как думал, Артту держал Атлантиду, и где находился его дом. Там еще находилось озеро Аулангонъярви. Если где-то рядом скрывалась «ферма», Сатин наверняка ее отыщет.       Пару часов они провели все вместе. С Валто, Рабией, Сатином. Устроились в гостиной. Пили кофе, общались. Теплый домашний вечер, почти как в нормальной жизни. Иногда Маю ловил на себе отрешенный взгляд Сатина. И не только на себе.       Узнав, что они уже дома, по видеосвязи позвонила Тина. Она уже успела съездить в поселок, где жила Минако-сан, и забрала девочку. Сейчас они уже были в Саппоро. Тина наотрез отказалась возвращаться в дом Моисея, то место теперь внушало ей ужас. Моисей находился в больнице, где останется на некоторое время; он помог собрать все необходимое для перелета ребенка, и скоро они отправятся в Нагасаки.       — Химеко стала тебе почти что сестрой, — хмыкнул Маю, подтрунивая над Эваллё.       — Я всегда мечтал о большой семье, — парировал Эваллё. — Да и моей матери нужна компания.       Эваллё любил детей. Чего нельзя было сказать о японце. Парень явно не горел желанием видеть в доме Тины Моисея. Маю прекрасно знал об этом.       Фрея казалась молчаливее остальных. Валто предложил ей пойти отдохнуть. Им всем нужно было отдохнуть.       Было уже почти семь, когда они разошлись по комнатам. Маю поднялся в мансарду. Эваллё прошел следом за ним. Они молча начали готовиться. Эваллё уже загрузил в машину канистры с бензином: они взорвут эту лабораторию к чертовой матери, а вакуум скроет все следы дыма и огня. Маю сжал в руке прибор Соломона — это поможет им поймать сигнал «фермы». Спасибо тебе, братишка Соломон. Хоть какая-то от тебя польза.       Все время Маю прокручивал в голове, что после событий в Японии Сатин не подпустит их к «ферме» и на пушечный выстрел. Следовало действовать скрытно — и быстро, пока Цицерон не вернулся из Японии. Но даже если тот уже прилетел в Финляндию, у них еще есть время.       Внезапно дверь в мансарду открылась, застигнутые врасплох, они с Эваллё аж подскочили. Но это были не родители, а Фрея.       — Я помогу.       — Исключено, — отрезал Эваллё.       — Послушай…       — Нет, это ты послушай. Тебе мало бамбукового леса? Ты чуть не умерла! Неужели не боишься снова ввязываться во все это?       — Это ты не представляешь, с чем связался. — Фрея и Эваллё прожигали друг друга взглядами. — Мы оба прекрасно знаем, по чьей вине я оказалась в вакууме, но я же не обвиняю никого. Я просто хочу помочь!       Эваллё выругался.       Маю молчал. Он хотел услышать, что еще скажет Фрея. Он не узнавал сестру: как будто, вернувшись из ада, она стала другим человеком. Решимость на ее лице смешалась со злостью. Она точно так же, как и они все, жаждала мести.       Сестра сжала челюсти, Маю видел, как напряглись ее скулы.       Он окинул Фрею взглядом: до чего хрупкой она выглядела в своей огромной темной футболке.       — Если это лаборатория, то сто процентов двери там под надежными замками. И как же вы собрались вломиться туда? Сломаете двери? Может, битой? Камнем? — Фрея хмыкнула.       — Мы разберемся, — нетерпеливо бросил Эваллё.       — Вы думаете, Цицерон так глуп, что не подумал об этом? Из нас троих только у меня есть векторы. Без меня вы никогда не проникните внутрь, если только у вас в рюкзаках не спрятана бомба, что вряд ли.       Эваллё перехватил его взгляд. Фрея была права. Все, что он мог — это провести их за вакуум, но у него нет векторов, чтобы взломать двери. Они собирались действовать наугад, импровизировать и смотреть по ситуации, как обычно, но Фрея предложила реальную помощь.       — Если Сатин узнает, что я взял тебя с нами, — угрюмо начал Эваллё, — он мне башку открутит, или это сделает Валто. Ты хоть представляешь, что было с Рабией, когда ты исчезла? Ты ведь даже не знаешь, что у нее почти пропало молоко.       — Что?.. Пропало? — Фрея выглядела шокированной. Маю отвел взгляд. Его сестре еще никто не успел рассказать об этом.       — Сатин и Валто потратили столько сил, чтобы найти тебя…       Эваллё внезапно пнул лежащий на полу рюкзак.       — Тогда они не узнают, — сказала Фрея. — Собирайтесь быстрее, а я отвлеку внимание остальных.              

За 10 часов

      Из-за накрапывающего дождя темнело особенно быстро.       Эваллё сидел за рулем, Маю рядом, позади Фрея с их рюкзаками, забитыми фонариками, балаклавами, битами и прочим.       Маю сосредоточенно обгрызал заусенец.       Когда они уходили, родители были в спальне вместе с Доминикой. Валто устроили в студии. Всем хотелось отдохнуть. Сатин и Валто с ног валились от усталости, да и Рабия с Доминикой плохо спали последние ночи.       Не успел Маю основательно искусать заусенец, как в одночасье все пошло не по плану.       Прямо посреди шоссе возникла фигура Артту. Свет фар залил его за несколько секунд до столкновения с «ауди». Всего на миг Маю показалось, что он видит сквозь дождевую взвесь полупрозрачные векторы. Они тянулись к автомобилю. Маю вскрикнул, Эваллё резко крутанул руль, уводя машину влево. Фрея закричала. Все завертелось. «Ауди» врезался в ограждение.       В следующий момент Маю открыл глаза на пустынном шоссе. Дождь стих.       Все произошло так быстро, что он даже не успел осознать все до конца.       Маю огляделся и увидел позади себя пустой «ауди». Тот застыл посреди дороги, фары светили Маю в спину. Внутри никого. В воздухе висела влага, асфальт был мокрым. И тут, наконец, далеко впереди он увидел идущего навстречу Цицерона.       Похоже, после столкновения он отключился. Или угодил в очередной вакуум.       Какая уж теперь разница?       Цицерон между тем приближался. Фары высветили его черные брюки и распахнутое пальто, которое Маю много раз видел на Артту в школе. В рубашке с жилеткой и галстуком. Начищенные ботинки сияли. Ни дать ни взять преподаватель какого-нибудь университета.       Артту был все ближе, но Маю стоял на месте. Он совершенно не боялся Цицерона. Кажется, былой страх уже превысил свой возможный лимит. Он безучастно наблюдал за тем, как Артту идет к нему спокойной деловой походкой. Правая ладонь в кармане. Рука снова функционирует.       — Зачем ты здесь? — бросил Маю. Если это галлюциногенный сон или бред, то ему насрать, кто перед ним.       — Хочу предотвратить еще одну вашу ошибку и последствия.       — Почему? — машинально спросил Маю.       Происходящее все больше и больше походило на сон.       Артту преодолел последний метр и придвинулся к нему почти вплотную. Маю поднял взгляд. Артту наклонился к нему, прерывистое дыхание обожгло ухо с пирсингом.       — Если ты хотел уничтожить все, что мне дорого, следовало начать с себя. — Прозвучал в его голове механический голос твари. А потом теплые губы коснулись шеи, и Маю вздрогнул. — Я не причиню тебе вреда, как и обещал, — с этими словами Артту отстранился. От его поцелуя у Маю по коже все еще бегали мурашки.       Ему столько всего хотелось сказать Цицерону. Высказать в лицо всю свою ненависть. Цицерон дошел до края, когда попытался убить Фрею.       Но все это звучало как сон. Даже мысли в голове.       Их взгляды встретились. Зрачки Артту охватывали почти всю радужку.       — Я всю жизнь занимаюсь исследованиями — это все, что меня интересует. Моей целью было сделать из тебя идеальное оружие. Я хотел продолжить то, что было начато много лет назад теми жалкими учеными… Когда я уловил твой сигнал в академии, я понял, что мне наконец-то в руки попал настоящий козырь. — Артту взял его за подбородок и несколько секунд крепко удерживал, пока Маю не мотнул головой. В следующий момент острый коготь Артту с шорохом прошелся по его щеке, на этот раз Маю не шевелился. — Я стремился раскрыть твой потенциал так, как ты себе даже представить не можешь.       — Но?       — Но теперь слишком поздно. Наша сделка окончена.       — С чего вдруг?       Артту приподнял бровь. Его то ли забавляла подобная тупость, то ли ставила в тупик.       — Потому что мне не выстоять против Оскеля.       — Из-за того, что он одолел Атлантиду?       Мужчина покачал головой. Следующие слова Цицерона прозвучали в его голове, и Маю будто хлыстом огрели.       — Это все бред! ЭТО ПОЛНАЯ ХЕРНЯ! — задыхаясь, бросил он. — Я не хотел, чтобы Сатин узнал… Я делал все для этого! Я целый год…       …плясал под твою гребаную дудку, сукин ты сын!       — Знаю. — Артту окинул его лицо взглядом, остановился на его приоткрытых губах, а потом сказал: — Я привязался к тебе. Возможно, даже мне не чуждо нечто человеческое. Я держал свое слово ради тебя. У землян это означает любовь? Я не знаю. — Его побелевшая кисть с острыми ногтями вновь потянулась к лицу Маю. — Но так заведено: побеждает сильнейший.       Артту снова подался вперед и поцеловал его. Маю дернулся, но Артту лишь плотнее прижался к нему. Ощутив мягкое давление на губы, Маю на миг расслабился. Ему казалось, что если он начнет сопротивляться, то болото лишь сильнее утянет на дно. От кожи и одежды Артту так приятно пахло пряно-цитрусовым с дымными нотами. Ладонь Артту легла ему на пояс, скользнула по карману его бомбера. Зубы Артту прокусили его губу до крови, по телу пробежала сладкая дрожь, голова затуманилась.       — Нет! — Маю оттолкнул его. — Продли сделку! Никто не пострадает! Все будет как раньше! Этого ты хочешь?!       Артту рассмеялся, но без презрения.       — Попробуй остановить летящий на тебя метеорит.       Ответ этой истории Маю прочел в почерневших глазах Цицерона.       — Нет! НЕТ! — он дернулся, схватил Артту за плечи. — Я согласен на все! Я хочу это остановить!       — Мне жаль, Майре.       — НЕТ! ТЫ ВРЕШЬ! ЭТО НЕПРАВДА! ЦИЦЕРОН!!!       — И последнее: не пытайся меня оправдать. Мои руки по локоть в крови. Я не знаю другой жизни. Во мне нет ничего светлого. Если бы ты поднялся выше, ты бы увидел, как там темно. Когда Маю открыл глаза, во рту ощущался привкус крови.       К счастью, его спас ремень безопасности.       Впереди, за капотом, торчало дорожное ограждение.       Маю заторможено повернул голову. Все еще держась за руль, Эваллё встряхнулся. Маю взволнованно оглядел его. Все в порядке, не ранен! Вздохнул с облегчением.       Фрея выглядела белой как мел. Эваллё тут же обеспокоенно осмотрел их. Все были целы.       Перед глазами мелькали черные точки. Маю на секунду зажмурился.       Господи, какая же дичь!..       Похоже, во время столкновения с ограждением он прикусил губу.       В окно со стороны Эваллё забарабанил какой-то мужик. Вероятно, он видел, как они врезались.       — Эй, ребята, вы целы? Помощь нужна?       Эваллё заверил, что все в порядке, немного не справился с управлением. Маю чуть истерически не засмеялся. Это Эваллё-то не справился? Когда он в темноте в непогоду устраивал сумасшедшие спуски с друзьями.       Маю осмотрел дорогу и проследил, как мужчина забирается назад в свой автомобиль и трогается с места.       — После Японии мне, конечно же, не хватало этих ощущений, — едко заметила Фрея.       Маю все еще чувствовал бешеное сердцебиение. Признаться, он и сам сейчас испытал хорошенькую встряску.       Раздался голос Эваллё:       — Ладно, признаю, мой косяк. Дождь разошелся. Уже всякая чертовщина мерещится.       Маю нетерпеливо перебил его:       — Поворачивай назад.       — В смысле? Мы даже полдороги не проехали.       — Говорю, поворачивай домой.       — А «ферма»? — растерялся Эваллё. Фрея выглядела настороженной.       — ПОВОРАЧИВАЙ.       — Твою мать! — вспыхнул Эваллё. — Ты уж определись! Ты что, углядел плохой знак или что-то в этом роде?       У всех из-за последних событий нервы были взвинчены до предела. Маю сделал глубокий вдох.       — Пока рожаешь, пойду-ка проверю… — Эваллё отстегнул ремень и выбрался из машины, чтобы осмотреть масштаб повреждений.       — Как там? — спросила Фрея.       Втянув голову в плечи, Эваллё быстро пробежался под дождем вокруг машины, фары освещали его сгорбленную фигуру.       — Все норм. Немного передний бампер помят, вроде в остальном все ок. Отвезу в сервиску.       Эваллё заглянул в салон:       — Ну так что, двигаем дальше?       Маю закрыл глаза и вжался затылком в спинку кресла. Из головы не шли слова Цицерона, прозвучавшие в его мыслях.       — Ты головой, что ли, ударился? — услышал он голос Эваллё.       Маю открыл глаза. По его выражению лица должно быть видно, что он не издевается. Он вполне серьезен.       — Прости.       — Да за что?       — Просто поехали домой. Найдем «ферму» в другой раз.       — Та-а-ак, — протянул Эваллё и, окинув их с Фреей взглядом, вздохнул и забрался на водительское кресло. В следующий момент хлопнула дверца. Эваллё пристегнулся.       Маю знал, что они все видели Цицерона, но никто не хотел об этом говорить.       Он нервно облизал губы. Сердце до сих пор отбивало чечетку на ребрах. Мозги кипели.       Ничего не выйдет, — хотелось ему сказать. Если даже каким-то чудом они разгромят и уничтожат «ферму» Цицерона — все уже не имеет смысла. Это слишком мелко для него. Он восстановит лабораторию в любой точке мира, с его знаниями и деньгами это не составит труда. Они лишь нарвутся на новое изощренное «наказание», и так до бесконечности.       «— Если ты хотел уничтожить все, что мне дорого, следовало начать с себя».       Ведь самое огромное значение для Артту имеет он, Маю.       

* * *

      

САТИН

За 8 часов

             Сатин бросил взгляд на дисплей. 10:05 p.m.       Втроем с Рабией и Доминик они устроились в спальне. Сатин поглаживал тельце дочери, ее крепкие ладошки, перебирал крохотные хваткие пальчики. Она балдела от звука его голоса, Рабия уверяла, что дочь сразу успокоилась, как только они выехали в сторону аэродрома. Сатин ощущал идущие от дочери волны, напоминающие легкую вибрацию — как изменение потока воздуха в комнате.       Когда малышка заснула, Сатин перенес ее в кроватку, стоявшую рядом с их постелью. Девочка посапывала во сне и выглядела такой умиротворенной, что Сатин невольно позавидовал ее простому детскому счастью. А еще он чувствовал вину, обжигающую его нутро. Он смотрел на Рабию, а потом на Доминику — и чувство вины охватывало его с новой силой. Из-за своей природы он подверг их жизни опасности, и так будет продолжаться всегда, пока жив Цицерон.       Сегодня он в самом деле устал, и они решили лечь пораньше. Обычно вечером, в его отсутствие, когда Доминик засыпала, Рабия выкраивала время на работу, но сейчас, ради него, она позабывала обо всех делах. Они хотели побыть вдвоем.       Сатин погасил свет, оставил один напольный торшер.       — Мы проводим тебя завтра, — прошептала Рабия.       Сатин забрался на постель и, нависнув над женой, поцеловал ее в лоб:       — Не нужно, за нами с Валто пришлют машину. — Улегся рядом, Рабия сразу же придвинулась ближе и закинула ногу поверх его бедра.       Они немного поговорили о статье Мякели — этим делом занимались Алекс с юристом. У самого практически не было времени думать об этом. Приструнить бывшего менеджера оказалось не так-то просто, ее права защищал известный адвокат, однако Алекс заверил, что они смогут найти лазейку и призвать мерзавку к ответу. Парни из группы подключили собственные связи, Диана порывалась связаться с блогерами-миллионниками из числа своих друзей и растоптать Мякелю.       — Она не имеет права так поступать с тобой и Аймо, — произнесла Рабия, поглаживая его лицо.       — Мне только этих проблем не хватало, — признал Сатин.       — Ты успеешь на концерт в Осло. — Рабия коснулась его волос, и Сатин прикрыл глаза от удовольствия. — После Норвегии куда?       — Дания, Бельгия, Великобритания, Франция… — Он не озвучил даже половины их гастрольного маршрута. — Концерты в Швеции перенесли на вторую половину мая.       Рабия промолчала, они оба понимали, что дома он еще будет нескоро.       — После турне сразу примемся за новую пластинку.       — Маю отправил заявки в несколько университетов. Он уже решил насчет записи альбома?       — Думает еще.       Сатин прислушался к размеренному дыханию дочери, а потом приподнялся на локте. Потянулся к Рабии и в следующий момент впился в ее губы. Они жадно целовались, упиваясь возможностью. Сатин запустил пальцы в распущенные волосы Рабии. Углубил поцелуй и одновременно нырнул ладонью под ее футболку. Рабия обвила его бедра ногами. Лаская друг друга языками, касаясь пальцами кожи, зарываясь в волосы, сминая одежду. Они никак не могли насытиться друг другом. Свободной рукой он стянул с Рабии белье, она помогла ему избавиться от трусов. Вспомнив про защиту, потянулся к прикроватной тумбочке.       Они старались не шуметь, чтобы не разбудить Доминику. Рабия впивалась в его пылающую кожу. Он жаждал этих прикосновений. Сейчас он был весь раскрыт перед ней, оголенный до предела.       — Ты дрожишь… — выдохнула она в его губы. — Все в порядке?       Даже не заметил. Он и правда дрожал, чего раньше с ним никогда не было. Он всегда знал, чего хотел, и шел до конца. Реакция тела его смутила.       Он двигался осторожно, чтобы не причинить ей дискомфорт. Их движения были плавными. Сатин целовал ее горячую шею, вздымающуюся грудь через футболку, ласкал ребра и плоский живот. Ее короткие ногти щекотали его спину, лопатки. Он ритмично толкался бедрами, тело Рабии отвечало волной жара, ее страсть заставляла бурлить кровь в венах, туманила разум. Они неистово целовались. Сбитое дыхание и тихие стоны разносились по комнате. Толстый матрас беззвучно пружинил. Черная сатиновая простыня смялась.       Рабия все больше распалялась. Поцелуи таяли на ее коже. Гладкая, нежная, податливая. Волосы разметались. Пот вскипал на раскаленной от страсти коже.       Сатин оттягивал собственный пик. Рабия вжималась губами в его шею, подавляя громкие стоны. Толчки становились все быстрее. Ощущения — ярче.       Она целовала его лицо, как ему нравилось.       Он ласкал ее тело, погружаясь все глубже и глубже.       Доведя Рабию до оргазма, кончил следом.       Потом они еще полежали некоторое время, слушая дыхание друг друга. Рабия поглаживала его грудь, от ее прикосновений по телу бежала приятная дрожь. Сатин накрыл ее ладонь своей и притянул к губам.       Чуть позже Рабия встала, чтобы погасить торшер. Сатин любовался ее обнаженной фигурой, пока жена не забралась назад под одеяло.       Дождался, когда она заснет, и только тогда поднялся с постели. Натянул трусы. Снова сел.       Он и вправду дрожал.       Открыл ночное зрение и обвел лицо Рабии влюбленным взглядом. Едва ощутимо, чтобы не разбудить, поцеловал в сомкнутые губы, еще припухшие после поцелуев, нежно очертил их контур. Вдохнул аромат ее кожи после секса. Провел по волосам, рассыпанным по черной наволочке. Старался впитать каждый миг, каждый атом ее расслабленного тела.       Вернул прежнее зрение, чтобы не напугать крошку-дочь. Передвигаясь как можно тише, осторожно достал из кроватки Доминик. Прижал к голой груди. Девочка забормотала что-то и запыхтела, но в следующую секунду уже заулыбалась. Он себе нравился не так сильно, как ей. Эта мысль заставила его тихо фыркнуть от смеха.       — Я тоже буду скучать, — прошептал он и прижался губами к бархатцу ее лобика. — Очень сильно.       Горло сдавило, глаза обдало жаром.       Пришлось взять себя в руки.       Поймал себя на мысли, что почти не моргает — настолько боялся пропустить хотя бы мгновение… пытаясь впитать в себя абсолютно все, каждую черту, каждую деталь.       Он мог бы взять Доминик с собой, чтобы она усилила Оскеля внутри него. Возможно, это бы изменило исход. Возможно, все было бы по-другому. Но какой отец возьмет собственную крохотную дочь на бойню? Разве смеет он подвергать только зародившуюся жизнь опасности?       Сатин сглотнул. Вернул ребенка в кроватку и еще немного постоял рядом, глядя, как она на глазах засыпает.       Мог взять ее с собой — и тогда все было бы иначе, — но не стал этого делать.       Из спальни направился в их с Рабией ванную-комнату, куда заранее отнес одежду.       Одевшись, заглянул в комнату Маю. Здесь было темновато из-за штор блэкаут. Пришлось снова воспользоваться ночным зрением особи.       Маю спал один, Эваллё, судя по всему, занял мансарду. Усмехнулся. Ему было все равно, чем они занимаются за стенкой. Все они взрослые люди.       Постоял немного, рассматривая комнату. Взглянул на спящего сына. Наконец у Маю прошла бессонница, а кошмары стали реже. Об остальном он позаботится.       Передвигаясь бесшумно, Сатин опустил на письменный стол, рядом с ночником в виде Муми-тролля, свою записную книжку, куда заносил идеи к песням и музыкальные зарисовки. Вытащил зажатый между страниц рисунок Маю с собственной припиской «ПРЕДЕЛ». Несколько секунд разглядывал рисунок, а потом скомкал и выбросил в мусорное ведро, стоявшее рядом со столом.       Был уверен, что Маю знает, что ему делать. Он со всем разберется и выберет верную дорогу.       Следом зашел повидать дочь — ее спальня находилась напротив. Она слишком натерпелась за последние дни и уже крепко спала, раскинувшись на своей огромной постели. Поверх одеяла желтел ее любимый мягкий плед. Простоял так неизвестно сколько, любуясь комнатой дочери — здесь каждый метр отражал ее увлечения, служил ей творческим полотном. Аккуратно положил на стол напротив моноблока свой молескин с заметками по родам, здесь были и мысли, к которым он дошел сам, и общая информация, которая помогла им с Рабией пройти этот этап. Если когда-нибудь она надумает завести ребенка, он ей пригодится. Но в любом случае, как бы она ни прожила свою жизнь, он будет гордиться ею.       Главное — она будет жить.       Он больше никого не подвергнет опасности.       Поднялся по винтовой лестнице наверх. Заглянул к Эваллё. Парень спал на нижнем ярусе двухэтажной кровати. Второй ярус был забросан вещами. Кругом царила типичная атмосфера Эваллё: скейты, футбольный мяч, комиксы, книги, любимые шмотки, консоль, подаренная Валто… Все вещи из квартиры он перевез сюда, чтобы удобнее было делать в ней ремонт. Эваллё спал, отвернувшись к стене, при свете ночника в нише над изголовьем. Его широкие плечи размеренно поднимались и опускались. В длинной комнате со скошенным потолком витали ноты бергамота, так любимого Эваллё запаха. Сатин глубоко вдохнул, стараясь запомнить его.       Они с Маю есть друг у друга. А это самое главное. Они никогда не будут одиноки, вдвоем им все нипочем.       Напоследок оставил студию, где спал Валто. Сатин вышел на задний двор, утирая глаза. Руки слегка дрожали. Огляделся на дом. Горло сдавливало с такой силой, что пришлось сделать глубокий вдох, чтобы хоть немного взять себя в руки.       Вечером Валто выпил, и алкоголь способствовал легкому засыпанию. Друг спал без задних ног. Сатин спустился по лестнице в подвальное помещение студии, постоял.       Все правильно. Валто позаботится о его дочери. Он может быть спокоен.       Обвел взглядом помещение. Сколько работы он здесь проделал, сколько идей песен пришло к нему…       Минут через пятнадцать он уже сидел за рулем джипа. Поставил телефон на беззвучный режим, чтобы тот не разрывался от звонков, и бросил на соседнее сиденье. Снял наручные часы, они ему больше не понадобятся.       Выехал из гаража.       Была глубокая ночь.              

За 3,5 часа

      По дороге думал о том, как мало провел времени с Доминик. Он уже не увидит, как она вырастет, какой станет…       В голову лезли самые разные воспоминания. Как Эваллё просил его сделать дом на дереве, как просил купить ему щенка, чего он, разумеется, не стал делать.       Как обнимал сегодня Рабию, помнил свои ощущения и как хотел, чтобы это не кончалось.       Думал о Маю и Фрее.       О группе, своей замечательной команде.       О родителях, которым был не нужен.       О первом взгляде Доминик на его руках в бассейне в роддоме.       О том, сколько работал и как редко бывал с семьей.       О несделанных делах.       Он успел так мало и в то же время ему не на что было жаловаться.       Вспышки воспоминаний с концертов и туров.       Все это хаотично, без разбора, проносилось в голове.       Думал о том, как отчаянно хотел все это сохранить. Сберечь.       Его семья — лучшее, что с ним случалось.       Наверное, это самое трудное. Осознавать, что скоро все закончится.       Он искал сигнал волн уже больше получаса. Пришлось основательно поколесить по району, после переезда он впервые оказался здесь. В конце концов остановил джип на опушке леса, запер его и спорым шагом направился в сторону частных домов. На ходу огляделся по сторонам и набросил на голову капюшон толстовки. Цицерон наверняка блокирует сигнал, но Сатин знал марку и цвет его автомобиля. Оставалось надеяться, что Цицерон не поставил ее в гараж. Еще полчаса ушло на изучение округи. Вдоль дороги было припарковано немало машин, он осмотрел их все, пока не нашел подходящий под описание автомобиль. Бежевый «Хендай Солярис». Похоже, владелец отдавал его в ремонт. По крайней мере сейчас его «Хендай» был на ходу. Дома Эваллё признался, что это он сломал Артту руку и разгромил его дом. Сатин жалел лишь об одном, что сам не сделал этого раньше. Он не винил Эваллё, парень защищал то, что ему дорого. После слов Эваллё Сатин обхватил голову парня за затылок и, прижав к себе, прошептал на ухо: «Все в порядке, ты сделал все правильно, не жалей об этом, ты — единственный ответил ему открыто».       Он не собирался вламываться к Цицерону в дом на виду у всех соседей. Хотя мог разнести его дверь в щепки.       Сатин огляделся по сторонам. Напротив жилых домов простиралась пустошь, а позади нее — густой смешанный лес. По земляной дороге он двинулся к лесу. По пути он пытался уловить сигнал. Для этого он не нуждался в приборе Соломона — лучше его собственного радара не было ничего.       В голове мелькали образы из снов-воспоминаний. Вспомнил, как их решили познакомить друг с другом. В его пуленепробиваемую клетку-изолятор поместили Цицерона. Тот был куда массивнее, и векторы имел намного длиннее. Оскель был еще слишком мал. Выпустив все короткие отростки, Оскель жался в углу. Ощетинившись, как еж, он изучал другую особь. Щетинки на его векторах и теле позволяли уловить малейшие колебания, температуру и даже запах. Они застыли друг напротив друга. Никто из них не выказывал агрессии. Их щетинки трепетали в воздухе, изучая обстановку. Они присматривались друг к другу. Между тем каждый из них усиленно фиксировал информацию о другой особи. Короткие векторы телепались в воздухе, несколько пар черных глаз следили из-за толстой оболочки. Ученые умилялись данному зрелищу, находя их очаровательными зверушками.       После продолжительного изучения Цицерон признал в нем сильнейшего.       Если он видоизменит вакуум, это привлечет внимание Цицерона. Тот не может не почувствовать.       Обострив все чувства до предела, он бродил по лесу напротив дома Артту. Часы остались в машине, и он не имел ни малейшего представления о времени.       Моисей точно знал, что Цицерон держал вакуум где-то в этих местах. Наконец его слова подтвердились, и Сатин обнаружил нечто похожее на слабый сигнал и уверенно пошел вперед, как пес, взявший след.       В лесу было свежо. Он практически не замечал холода. Ночное зрение помогало с легкостью ориентироваться в полной темноте. Сатин знал, что его глаза заволокла тьма. Но вокруг на много миль не было ни души, только его собственное сердцебиение. Вена на шее пульсировала. Земля с остатками прошлогодних листьев слегка проминалась под подошвами его ботинок. Распахнутая кожаная куртка натягивалась на плечах и чуть поскрипывала. Сатин упрямо шел по следу. Сначала это было эхо волн, как будто легкая взвесь, повисшая в воздухе, затем она уплотнилась и преобразилась в отчетливые волнообразные импульсы. Сатин почувствовал знакомую работу — вакуум рук Цицерона. В точности как в бамбуковом лесу.       Теперь время в реальности пойдет быстрее.       Боялся ли он?       Как никогда в своей жизни.       Каждый шаг стоил нечеловеческих усилий.       Был уверен, что Цицерон уловил его сигнал у своего дома. Свой блокировать он так и не научился.       Сатин выпустил вектор, чтобы щетинками яснее ощущать импульсы, сковывающие барьер. Пошел за этими ощущениями.       В голове разлилась неприятная тяжесть, словно все артерии на мгновение сдавило. Его человеческое тело не годилось для подобных маневров.       Все же вакуум подобной мощи — слишком высокий уровень.       Виски заломило, пульс участился. Из носа выступила кровь.       Перенаправил волны вакуума. Теперь этот вакуум принадлежал ему. Полностью снимать он его не собирался: то, что произойдет здесь, должно было и остаться здесь.       Это был вызов.       Обостренное чутье особи сработало. Цицерон пришел. Он больше не скрывал свой сигнал — от его волн воздух наэлектризовался, как перед грозой.              

* * *

МАЮ

       За 4 часа

      Маю разбудил громкий плач ребенка в соседней комнате. Доминика проснулась. Сначала, сквозь сон, он слышал ее хныканье, он уже привык к крикам среди ночи и продолжал спать. Потом хныканье переросло в оглушительный рев. Так продолжалось минут десять, может, дольше. Доминика рыдала так очень редко, в моменты сильного испуга. Может, страшный сон? Или она там одна, в спальне? Он уже успел выучить все виды ее плача и всевозможных причин. Пока Маю ворочался, думая, что девочка скоро успокоится, узнал шаги Эваллё в конце коридора. Парень спустился с третьего этажа и направлялся в спальню Сатина и Рабии. Рев поднял даже его. Доминика заливалась во всю мощь легких. Плач разбудил и Фрею, тогда уже Маю не выдержал и выбрался из постели. Сердце с силой колотилось в груди, майка под лонгсливом пропиталась потом.       Маю заглянул в спальню к родителям. Эваллё попытался помочь успокоить ребенка и взял Доминику на руки, но та разошлась еще сильнее. Ее личико все сморщилось и покраснело от рыданий.       — Никак не успокаивается? — зашел в комнату, посмотреть, что здесь вообще происходит.       Рабия нервно провела по волосам и забрала у Эваллё ребенка.       — Может, она голодная?! — предположила Фрея, пытаясь перекричать Доминик.       — Нет, она не хочет есть.       — Памперс тоже сухой, — заметил Эваллё.       — А где Сатин? — опомнился Маю.       Все их внимание было настолько поглощено Доминикой, что никто даже не заметил отсутствие Сатина.       — Наверное, в туалете или у Валто, — сказала Рабия, покачивая Доминик вверх-вниз, как той нравилось.       Минут за двадцать они перепробовали все рабочие способы успокоить девочку. Маю даже попытался ей напеть, но она так верещала, что он не слышал сам себя.       — Она так радовалась, когда Сатин вернулся, так почему же она сейчас такая несчастная? — задал вслух тот вопрос, который крутился в голове.       Рабия бросила на него встревоженный взгляд и снова переключилась на Доминик.       Сатин еще не вернулся. Похоже, он был у Валто в подвальной студии. Там звуконепроницаемые стены, и, разумеется, не слышно плач ребенка.       — Пойду схожу за Сатином, — сказал Маю. — Он ее точно угомонит.       Что-то ему уже было не по себе. В последнее время Доминик устраивала такие концерты не так уж часто, и всегда была причина.       Маю забежал в свою комнату, чтобы накинуть какую-нибудь кофту поверх лонгслива. Он весь вспотел, не хотел заболеть. И тут взгляд упал на кожаную записную книжку Сатина на столе. Это же его рабочий блокнот со всеми набросками к будущим песням. Что она здесь делает? Это настолько озадачило Маю, что он даже забыл, зачем вообще вернулся. Блокнот с идеями — это ведь самая ценная вещь его отца! Сатин никогда не бросал его где ни попадя.       Как странно… Он не помнил, чтобы вечером Сатин заходил в его комнату.       В недоумении подошел к столу и взял записную книжку в руки, она была невероятно приятной на ощупь, ручная работа. Сатин всюду носил ее с собой, брал во все поездки и по сотне раз на дню вносил туда заметки.        Между тем Доминик истошно ревела за стенкой. Маю очнулся и поспешно схватил первый попавшийся на глаза кардиган. Записную книжку положил обратно на стол — отдаст Сатину, пока тот не уехал.       Вышел через крытую террасу и пробежался через двор до подвальной студии. Торопливо грохнул металлической дверью и сошел по ступеням.       Его бурное появление разбудило Валто. Еще сильнее озадаченный Маю искал взглядом Сатина, но того здесь не было. Только Валто, сонно глядящий на него с дивана.       Сатин, должно быть, где-то в доме.       — Ты чего? — удивился Валто. — Который час? — мужчина завертел головой в поисках своего телефона.       — Сатин не заходил? — все же решил спросить, мало ли. — Доминик никак не успокаивается, я думал… — оглядел растерянное лицо Валто, — ладно, проехали. Извини, что разбудил.       Не менее растерянный Маю вернулся в дом. Закрыл дверь на террасе. Плач Доминик был слышен даже здесь. Судя по всему, она так и не успокоилась.       Рабия бродила по спальне с ребенком на руках.       Маю уже было решил, что у Доминик что-то болит. Он потрогал ее лоб: температуры не было.       Пока он бегал в студию, Фрея успела обойти все комнаты, но так и не нашла Сатина. Дома его не было.       Рабия передала ребенка Эваллё, а сама принялась звонить Сатину.       — Соединение идет, но он не отвечает.       Следующие полчаса они пытались дозвониться до Сатина и параллельно успокаивали ребенка. Обе эти миссии были успешно провалены.       Появился Валто, который, вероятно, так и не смог заснуть.       За окном пока еще было темно.       Фрея проверила гараж: джип Сатина исчез.       — Блять! Да что за херня?! — Валто провел по щетине. Он был сбит с толку так же, как и они все. — Мне кто-нибудь объяснит?! Куда он блять уехал?! Что, еще один монстр?! — в неверии он озирал остальных, но все молчали.       Маю нервно объедал губу. Рабия перехватила его взгляд. Доминика плакала. Валто продолжал орать, пока Рабия не попросила его вести себя спокойнее.       Тревога переросла в панику.       Маю лихорадочно соображал, куда мог поехать Сатин посреди ночи. Никого не предупредил…       Вспомнил про записную книжку на своем столе. А вот это уже очень странно!       — Его телефон не отвечает, — сказала Рабия, опуская мобильник.       Эваллё держал Доминик на руках, прижавшись губами к ее головке. Девочка все надрывалась. Она уже устала, но все никак не успокаивалась.       Телефон Сатина в зоне действия сети, а это означало, что аппарат не в вакууме. Потому что, когда они звонили Фрее, даже гудков не было.       — Надо найти его местоположение, — бросил Валто.       Рабия занялась поиском через свой айфон, а Эваллё уложил девочку в кроватку, похоже, решив, что она так быстрее заснет. Но нет. Лежать она категорически не хотела.       Мало им было воплей Доминики, так еще Сатин как сквозь землю провалился!       Надев свитер, Фрея Фрея вернулась из своей комнаты; по ее лицу Маю прочел, что что-то не так. Он пошел следом за сестрой, и девушка показала молескин Сатина.       При виде молескина у Маю мороз прошел по коже.       Что все это значит?       Не может быть, что…       — Я не сразу заметила его, — обронила Фрея вполголоса. На заднем плане плакала Доминик. — Зачем он принес его сюда?       Внутри вспыхнуло плохое предчувствие. Маю облизал пересохшие искусанные губы.       Он не хотел верить.       Они смотрели с сестрой друг на друга. Они оба не хотели верить.       Маю бросился за своим телефоном в спальню. Сбиваясь, набрал номер Артту.       Гудки. Гребаные гудки!       Почему этот говнюк не отвечает?!       Фрея зашла в его комнату. Она уже догадалась, кому он звонит.       Они не сводили глаз друг с друга, пока Маю названивал Артту.       Его телефон тоже не в вакууме.       — Ты думаешь…? — начала Фрея, но так и не смогла закончить.       Маю в сотый раз сглотнул и запустил пятерню в волосы.       Услышав возглас Рабии, быстро направился в спальню родителей.       Рабия отследила местоположение айфона Сатина. Маю уже знал, каким будет ее ответ.       — Его телефон в районе Аулангонторппа. На краю с лесом.       Сатин поехал к дому Цицерона, чтобы убить его.       В подтверждение его мыслей Доминика заревела еще сильнее, хотя, казалось, что громче просто невозможно. Она тяжело дышала, личико было залито слезами. Рабия бросила свой телефон на постель, вынула дочь из кроватки и прижала к себе.       — Я знаю этот район, — упавшим голосом выдавил Эваллё.       — Я тоже, — пробормотал Маю.       Рабия с тревогой глядела на них, шепча Доминик успокаивающие слова и целуя ее.       — Нужно поехать за ним, — раздался напряженный голос Фреи.       — Да какого хера здесь происходит?! — воскликнул Валто, и Доминик аж на миг притихла от испуга.       Маю затравленно огляделся. Он не мог оставить Рабию и свою маленькую сестру совершенно одних. Вдруг Цицерон заявится сюда! Что если, это очередная ловушка? В любом случае он в жизни не бросит Рабию одну с ребенком.       Эваллё коснулся плеча Рабии, она выглядела напуганной и несчастной, ей сейчас не помешала бы поддержка. При виде Рабии с его сестрой на руках у Маю сердце обливалось кровью. В горле встал комок.       — Останься, пожалуйста! — взмолилась Фрея, глядя на Валто умоляющими глазами.       — Ты не поедешь! — рявкнул Валто. — Фрея, это не обсуждается!       — Нельзя тянуть! — почти закричал Маю. — Нужно ехать прямо сейчас!       Он бы поехал один, но он не умел водить.       Они спорили еще минут десять. Теряли время. Маю успел переодеться в более удобную одежду, прихватил прибор Соломона.       — Я смогу за себя постоять, ты же сам все видел! — кричала в ответ Фрея. Валто никак не хотел ее отпускать. — Сатин не остановится! — воскликнула она в слезах, и повисло молчание. Фрея озвучила то, в чем боялся признаться себе каждый из них.       Все же с боем удалось уговорить Валто остаться с Рабией и Доминикой. Маю посмотрел на мать, та выглядела такой беззащитной с ребенком на руках в этом огромном доме.       Эваллё уже выехал из гаража на машине Фреи, свою он отвез вечером в ближайший сервис-центр, чтобы дома никто не увидел помятый бампер. Даже не стал переодеваться: как был, в домашних трениках и толстовке, только куртку набросил.       Маю схватил сестру за руку и повел за собой. Эваллё уже сигналил им с дороги. Вдвоем они ускорили шаг и перешли на бег. В доме до сих пор плакала Доминика, Маю сам сейчас был готов зареветь во все горло.       Он пытался предотвратить… он пытался изо всех сил. Знал, что если Сатин узнает о личности Артту, то все будет кончено. Похоже, он не справился.       В памяти встал образ Цицерона в ореоле света фар на мокром от дождя шоссе.       «— Потому что мне не выстоять против Оскеля.       — Из-за того, что он одолел Атлантиду?       Глядя ему в глаза, Артту покачал головой.       Следующие его слова прозвучали в голове, и Маю будто хлыстом огрели.       — Потому что он готов идти до конца, — вот, что Артту сказал тогда.       — Это все бред! ЭТО ПОЛНАЯ ХЕРНЯ! — задыхаясь, бросил Маю. — Я не хотел, чтобы Сатин узнал… Я делал все для этого! Я целый год…»       В глазах закипали слезы. Голова закружилась. Ужас обрушился на него, как снежная лавина.       «— Попробуй остановить летящий на тебя метеорит.       Ответ этой истории Маю прочел в почерневших глазах Цицерона.       — Нет! НЕТ! — он дернулся, схватил Артту за плечи. — Я согласен на все! Я хочу это остановить!       — Мне жаль, Майре.       — НЕТ! ТЫ ВРЕШЬ! ЭТО НЕПРАВДА! ЦИЦЕРОН!!!»       Сатин собирался идти до конца, чтобы уничтожить Цицерона. Он готов был отдать свою жизнь.       Цицерон зашел слишком далеко, принес так много бед.       Этот ад никогда не кончится, пока они оба живы. И что самое кошмарное, они оба знали об этом.       Они убьют друг друга.