Внутри тебя - 3

САТИН

23-я неделя беременности

      Дата ПДР по скринингу выпадала на середину февраля; Сатин знал, что еще есть дата ПДР по менструальному циклу, но мало что в этом понимал и не знал, что точнее. До родов еще оставалось немало времени, но они решили приехать в роддом в октябре, познакомиться с персоналом, и убедиться, что их все устраивает, чтобы он не думал об этом находясь в турне.       Тина собиралась прилететь в конце января, чтобы попасть на день рождения старшей племянницы и застать роды, выписку, и провести с сестрой и младшей племянницей первые пару недель. Отчасти Сатин был даже рад, что у его жены в первое время будет женская поддержка. В прошлом рядом была бабушка, а сейчас они с Рабией были предоставлены сами себе.       В день визита в роддом их встретила медсестра. После знакомства она предложила для начала осмотреть помещения общего пользования и провела через весь роддом: небольшой по размеру, с приятным интерьером, в целом ничто здесь не напоминало больницу, скорее SPA-центр; яркие тона стен, мягкое освещение в коридорах, никаких криков и стонов, как ожидал Сатин. В комнате отдыха, куда допускались родные и близкие, на столе рядом с набором чая оказалась даже кофеварка, настольные игры, книги, плазменная панель и еще миллион других удобств.       Он впервые отважился присутствовать на родах, и поначалу ему было слегка не по себе. Рабия выглядела более спокойно, правда слегка удивленной.       — Это больше похоже на гостиницу, чем на роддом, — сказала Рабия потрясенно. Сатин и сам ощущал разницу: он плохо помнил роддом в Хельсинки, где родились Фрея и Маю, но то, что он помнил, разительно отличалось.       В это место их направила акушер-гинеколог Рабии, которая, по случайному стечению обстоятельств, вела все три ее беременности.       Медсестра объяснила, что этот роддом еще совсем новый. Всюду чувствовался еще свежий ремонт. Это был небольшой частный роддом рядом с Хямеенлинной, созданный по какой-то новой методике, про которую много было написано на сайте. Как объяснила медсестра, здесь все было ориентировано на комфорт пациенток и их малышей. Персонал полностью клиентоориентированный, готовый выполнить любую просьбу двадцать четыре на семь, Сатин слабо в это верил, но так ему, по крайней мере, было спокойнее, что о его жене и дочке позаботятся. У Рабии имелся целый ряд условий, и когда она выложила их медсестре, та не то что не удивилась, а наоборот, восприняла требования с энтузиазмом.       Вот некоторые из них, которые он еще помнил:       Надувной бассейн       Лишний раз не тревожить нас с мужем, если нужно, я вызову сама       Можно погасить свет или сделать слабее       Можно зашторить окна       Нормальное питание       Муж мог находиться рядом со мной 24/7       Сиденье в душе       Выбор позы во время потуг       Все эти условия роддом обязал выполнить.       Медсестра провела их в личные апартаменты, если можно так сказать. Их палата состояла из родильного зала и послеродовой, также здесь была личная уборная с душем и отсек для хранения бассейна (сейчас сдутого), насоса для бассейна и фитбола. В послеродовой о том, что это все-таки больница, говорила кровать-трансформер с пультом регулировки и подвесной ручкой для поддержки при подъеме с кровати; на стене также была панель вызова персонала и памятка с номерами сотрудников — до всего этого Рабия могла дотянуться сама. Рядом находился сенсорный экран управления жалюзи, светом и прочим. По левую руку регулируемый столик, который можно было вращать вокруг своей оси. По правую — перевозная кроватка-кювет для младенца. Пеленальный комод со встроенной раковиной и дозаторами с пенкой, мылом и санитайзером — все под рукой, в паре шагов от кровати.       Медсестра сообщила, что с собой не нужно брать в роддом никаких пеленок и подгузников — в комоде будет лежать все необходимое от салфеток до пеленок и одежды для новорожденного.       Если в коридоре он держал Рабию за руку, то теперь ей хотелось все рассмотреть и потрогать, и вместе с медсестрой они перемещались по комнате, а Сатин пытался сосредоточиться на том, что говорила сотрудница.       В другом конце палаты столик с ящиками под всякие мелочи, электрический чайник, чай, настольное небольшое зеркало, салфетки, вода в бутылках, фен. Здесь была и телевизионная панель напротив кровати.       Разные режимы подсветки; в родовой на окнах — жалюзи, в послеродовой — жалюзи, тюль и шторы для создания уюта.       Свет, как и температура, регулировался в обоих помещениях. Его можно было совсем выключить и опустить жалюзи на окнах для полной темноты; в родовой, разумеется, в любом случае оставалось дежурное освещение, но оно было совсем слабым. Бассейн здесь тоже прекрасно помещался. Во время схваток Рабия могла находиться как в послеродовой, так и в родильном зале.       Пятиразовое питание; меню они посмотрели еще на сайте.       Им даже показали гардероб и одежду для роженицы: рубашки, халат.       В уборной и душевой было все: сиденье, поручни, гигиенический душ, столик с ящиком для салфеток и полотенец, сушилка, большое зеркало почти во весь рост; паста, щетка и набор для душа — все это выдавалось. Первый душ после родов помогала принять медсестра, а потом при необходимости это мог сделать муж.       Сотрудница водила их из комнаты в комнату и досконально объясняла каждую мелочь, каждый раз спрашивая, есть ли у них какие-то вопросы или пожелания.       В родильной палате даже было что-то наподобие шведской стенки с сиденьем, чтобы Рабия могла ухватиться за перекладины во время проживания схваток.       Для Сатина подготовили диванчик: сейчас он был собран. Рядом стояло такое же удобное и мягкое кресло. При желании он мог вообще привезти свою подушку, но Сатин не видел в этом смысла: все, чем располагал роддом, его полностью устраивало. Еще пара дополнительных небольших кресел по дизайну под стать роддому. Закругленные края мебели, все новое, уютное. Из окна вид на стоянку и ближайший дворик: они могли из палаты увидеть, когда к Доминике приедут первые гости.       — Это как пятизвездочная гостиница, — признал Сатин, который почти не участвовал в разговоре и лишь изредка кивал, что со всем согласен. Его роль вообще была небольшая: помогать жене при родах, быть рядом и помалкивать. И подадут ему на завтрак овсянку с абрикосами или манку, его не волновало, он готов был питаться чем угодно. Самое важное — комфорт Рабии и Доминики.       — Есть дорхенгер, — медсестра указала на табличку, висящую на дверной ручке, с изображением спящего младенца, — его можно повесить на ручку с той стороны, если малыш заснул, и вы не хотите, чтобы вас беспокоили. Мебель — диван, кресла, — можно передвигать, как захотите. Если будут какие-либо вопросы, вы всегда можете связаться с вашим врачом или персоналом роддома и сообщить нам о своих пожеланиях, — подытожила медсестра с улыбкой. — Ну теперь увидимся с вами в день родов. Приезжайте, рожайте, мы будет только рады. А потом приходите еще.       На фото так или иначе все смотрелось иначе, стоило приехать и увидеть все самим. Сатин понял, что приятно удивлен, и персонал произвел прекрасное впечатление.       В лифте Сатин прислонился поясницей к поручню, раздумывая, что в следующий раз он покинет это место уже с конвертом с Доминикой. Если повезет, ему даже дадут ее вынести на руках. Перехватил взгляд Рабии: та, видимо, уловила некую мечтательность на его лице, и усмехнулась, а потом поцеловала его в кончик носа.       — Как твоя голова?       — По сравнению с родами это уж точно фигня.       Они оба были взволнованы от увиденного. Как будто этот день уже завтра. Рабия хоть и выглядела спокойной, но ее выдавал взгляд, такой же растерянно-взволнованный, как у него. Он видел, как пульсирует венка у нее на шее, и сжал прохладную ладонь супруги. Тина отправила ему видео на тему уменьшения боли при схватках; после турне он планировал все это освоить и оказать ощутимую помощь.       Рабия обняла его за шею, и ее твердый живот прижался к его. Так они и доехали до первого этажа.       После сауны он пролежал, почти сутки мучаясь настолько острой головной болью, что не мог подняться с кровати. Все таблетки оказались бесполезны. В конце концов, не выдержав, взволнованная Рабия позвонила Тайсто, он выписал какие-то убойные таблетки и направил к ним курьера, и только они сняли часть боли. Пока лежал, представил, что было бы, если бы он поддался порыву и поехал к Аймо, а на утро не смог бы даже встать с постели, не то что сесть за руль. После сотрясения головные боли периодически накатывали, но настолько острые случались редко. Похоже, он сильно перегрел голову и, хлебая ледяное пиво, даже не заметил этого. В роддом их отвезла Рабия, боясь, что, если он сядет за руль, то попадет в аварию. Тайсто рекомендовал поменьше налегать на кофе, измерять давление, не перегревать голову и не доводить себя до такого состояния. По его словам Рабии нужен был здоровый муж.       Поездка в роддом заставила отвлечься. Он до сих пор ощущал себя лжецом, который врет самому себе, убеждая себя, что не зайдет дальше… Он врал жене, убеждая ее, что все в порядке. Но в своих мыслях он допустил такую возможность. К счастью, он не совершил ошибку, о которой бы потом жалел всю жизнь. И только головная боль вернулся его в реальность, в то место и время, в ту точку на Земле, где он должен был находиться.       Он сидел в детской на полу среди множества инструментов и шурупов, собирая детскую кроватку — одному это делать было не слишком удобно, но после прочтения инструкции и просмотра двух видео на ютубе получалось относительно легко. Если он находился дома и не работал в тот момент, его мысли путались, и нужно было занять внимание хоть чем-то. Он подставлял колено под ложе кроватки, пока, балансируя на другом колене, прикручивал винтом ложе к одной из спинок. После спинок занялся решетками. Он соединял части кроватки, потом затягивал шурупы и проверял прочность. В последнюю очередь, когда все спинки были прилажены, он закрепил ложе. Сатин полностью сосредоточился на кроватке: он крутил в руках детали для опускающего устройства. В целом он справлялся довольно быстро. На очереди был пеленальный комод.       Он не доверил сборку мебели сборщикам: он не только не хотел впускать чужих людей в детскую, но и упускать возможность самому собрать мебель для дочери. Для него это был своего рода терапевтический процесс. Даже любой сеанс у психотерапевта не приносил такого облегчения для мозга и тела, как сборка кроватки. Зная, что все основные задачи на себя возьмет Рабия, он хотел сделать для Доминики хоть что-то.       Манеж был почти готов, оставалось собрать не так уж много, когда в детскую зашел Эваллё. Увидев его на полу, парень предложил помочь. Сатин сначала хотел отказаться, но потом передумал, решив, что Эваллё может помочь ему собрать комод, если захочет. В любом случае вторая пара рук не помешает.       Вскоре стало понятно, почему парень решил потратить свой перерыв, составив ему компанию. Эваллё явно хотелось поговорить о Маю.       — Ты правда не сможешь прийти на мюзикл?       Сатин раскладывал детали и фурнитуру комода на полу. Когда прозвучал вопрос, он разогнулся и взглянул на Эваллё.       — Маю бы хотелось увидеть тебя.       — Как будто я этого не понимаю, — слегка запыхавшись, произнес Сатин.       Он только не мог понять: Эваллё отправил с ним поговорить Маю, или инициатива исходила от самого Эваллё.       — Вообще никаких вариантов?       — Ему мало, что придете вы с Фреей? Рабия тоже собиралась. Маю знает об этом.       — Мы-то понятно. Но ему хочется, чтобы ты увидел его старания.       Сатин не хотел сейчас обсуждать это. От сборки мебели головная боль усилилась. Даже собственный язык казался ему сейчас ужасно косным. Но и просто лежать, как немощный старик, он тоже не планировал.       — Я и так вижу его старания. Во время записи альбома. Если бы я сомневался в способностях Маю, я бы не позвал его принять участие в записи.       Эваллё просил не для себя, Сатин это понимал. Но что он мог сделать?       — Хотя бы на один акт.       Эваллё взялся читать инструкцию по сборке комода, и на пару минут воцарилась тишина.       — Голова все еще болит? — спросил парень, пока Сатин осматривался и пытался разобраться что к чему.       Сатин присел на корточки и указал на доски и болты с шурупами, с которых следовало начать.       — Бывает время от времени, — ответил он после небольшого молчания.       Не хотелось давать парню ложную надежду. Он ненавидел давать обещания, которые он не мог сдержать.       — Все не так просто.       — Ну естественно, — пробормотал Эваллё. — Ты побьешь рейтинг лучших отцов вселенной, если придешь, — добавил он.       Зазвонил телефон, который Сатин оставил на полу.       Бросил взгляд на Эваллё, который с охотой взялся за сборку.       Диана. Это по работе. Сатин сбросил звонок.       – Я не обещаю.       Эваллё не сразу отреагировал на его слова, а потом, когда смысл дошел, вскинул лицо.       — Эваллё, я ничего не обещаю, — повторил. — Видно будет.       

* * *

             Они находились на яхте «Доминика», стоявшей на якоре. Вдвоем. Больше на судне не было никого. Стюард подготовил все необходимое и сошел на берег.       Сегодня Сатин попробовал управлять яхтой с центрального пульта управления под присмотром Армо. В шутку сказал, что ощущает себя водителем автобуса или маршрутки на воде. Их было человек десять, включая младших. Фрею и Маю. После чего все разъехались, и они остались с Рабией вдвоем.       Уже стемнело, и город вспыхнул огнями. На палубе было слышно музыку и голос ведущего с какой-то вечеринки из ресторана яхт-клуба, но в каюте было тихо.       Оставшись вдвоем, они пили безалкогольное пиво, целовались и всячески отрывались. Пользуясь тем, что их никто не видит, подпевали и танцевали под музыку босиком на полу или на кровати. Это было полное сумасшествие. В какой-то момент включили музыкальную систему, и музыка грохотала на всю улицу, пока они отрывались, как пара подростков. Устав, повалились на постель.       В каюте горела подсветка над кроватью. Рабия откинулась на подушках, пока он массажными движениями втирал крем в кожу ее ступней. Он старался быть максимально осторожным, боясь не рассчитать силу. Большую часть дня Рабия проводила на ногах, и в последнее время она жаловалась на отеки. От ступней Сатин перешел выше, бережно растирая ноги и нанося крем.       Взгляд упал выше: на шелковую полупрозрачную ночнушку-пеньюар, сквозь которую проступали соски. Ниже под тонкой тканью виднелся круглый живот.       Рабия приподняла пеньюар, оголив живот. Растяжек у нее не было, во всяком случае пока. Она протянула ему какой-то полупустой тюбик с кремом.       — Если не боишься, можешь намазать и здесь.       Сатин фыркнул. Конечно, он не боялся. Но предпочел действовать как можно нежнее.       — Это просто увлажняющий крем, — успокоила Рабия, когда он опустил ладони на живот. — От растяжек он не поможет, но я купила из-за запаха.       Вдруг Рабия вздрогнула. Одновременно с этим Сатин ощутил, как ему в ладони что-то толкнулось.       — Вот это пинок! — усмехнулась Рабия.       Сатин успел заметить, как шевельнулась та часть живота, куда он приложил ладони.       — Она правда может слышать мой голос? — Для него этот феномен до сих пор оставался не разгадан.       Сатин бережно смазывал живот кремом. Пупок пока не вылез наружу — он совсем забыл об этом. Похоже, это происходит позже.       Бесшовные телесные слипы Рабии съехали под низ живота. Сатин провел по ним пальцами. Забрался под края. Там кожа была гладкая и нежная.       Рабия приподнялась на локтях и слегка неуклюже села, что лишь еще больше его умилило. Сатин ощутил, как ее пальцы сжимаются на его колене. В следующий момент Рабия накрыла ладонью его пах через трусы. Сатин сделал глубокий вдох и прижался к ее губам с требовательным поцелуем. Уловил привкус сигарет на ее языке. Руки уже шарили по ее телу. Теперь он не мог просто лечь сверху, поэтому им приходилось каждый раз что-то выдумывать. Улегся рядом, и Рабия забросила ногу ему на бедро. Сатин принялся ласкать ее кожу, взбираясь вверх, к слипам. Они оба издавали довольные урчащие звуки, и в какой-то момент Рабия обратила на это внимание и расхохоталась. Она скатилась с подушек, и Сатин навис сверху, целуя ее дрожащую от смеха, в шею, подбородок, скулы.       На мгновение он отвлекся, чтобы сдернуть с себя трусы. Он уже был готов, но хотел еще потянуть время, доведя Рабию до умопомешательства своими ласками.       Голова болела до сих пор, но не так сильно, чтобы он отказал себе в сексе.       Сняв с нее слипы, осторожно развел ее бедра, наклонился и приник губами. В голове разом слетели все предохранители. Ее сладкий, томный, будоражащий запах сводил его с ума. Член дернулся, а на конце выступила смазка.       Рабия вжималась в покрывало, дрожала, извивалась и стонала. От звука ее голоса он окончательно утратил рассудок. Каюту наполнили хрипловатые стоны и шумное частое дыхание. Вчера он довел ее до разрядки лишь ртом и пальцами.       Твердый, словно камень, член разрывался от боли, яйца ныли. Он быстро провел по стволу, чтобы ослабить туман в голове. Рабия застыла на постели в потрясающе бесстыдной позе, разведя колени. В тот момент он видел ее всю, видел, как набухла ее грудь, твердые нежные соски под тонкой тканью, ее вздымающийся живот, гладкий лобок с блестящими потеками смазки и его слюной, мягкие горячие складки, раскрытые будто цветок. Рабия лишала его последних остатков разума, она сводила его с ума.       Сатин забросил ее ноги себе на плечи и плавным движением толкнулся вперед. Сердце быстро застучало. Сатин откинул голову назад и прикрыл глаза. Рабия громко застонала, принимая его. Ее руки распростерлись на постели, пальцы и локти комкали покрывало. Учащенное жаркое дыхание, горячие шлепки, шорох постели, отдаленные звуки музыки с берега — и давящая головная боль на фоне. Они оба полностью растворились в ощущениях. Сатин поддерживал Рабию под поясницу, активно двигая бедрами. Она подавалась навстречу.       Сердце стучало в висках. Перед глазами стояла пелена. Изо рта вырывались неразборчивые стоны.       Позже, когда они отдыхали после секса, ему казалось, что так он сможет вымолить у нее прощение. За то, что едва не произошло между ним и Аймо. Он снова думал об Аймо.       Так чувствуют себя лжецы?       Вернувшись из туалета, Рабия устроилась рядом и забросила на него ногу. Сатин с нежностью провел по шелковистой коже. После секса он ощущал такую расслабленность, что не хотелось двигаться. Рабия опустила руку ему поперек груди, и Сатин ласково сжал ее тонкую кисть своей горячей ладонью. Поцеловал вспотевшую, размякшую жену в лоб.       В каюте пахло их потом и сексом. Волосы Рабии спутались.       Засыпал он, чувствуя, как головная боль врывается в его сон.       Проснулся он ранним утром от острой мигрени. Только-только начало светать, или это просто фонари. Из окна каюты открывался вид на тонущую в сумерках бухту.       Вспомнил, что таблетки, которые прислал ему Тайсто, есть в машине. Джип стоял на парковке яхт-клуба, в конце набережной.       Примет душ после.       Сатин медленно, чтобы не разбудить, выбрался из-под жены, которая пристроилась на нем, как на своей огромной подушке для беременных. Принялся искать свою одежду: трусы, джинсы, футболку, толстовку. Натянул носки и сунул ноги в кроссовки. По привычке застегнул на запястье наручные часы.       Телефон показал семь градусов тепла. Не замерзнет.       Схватил ключи от джипа, айфон.       Головная боль мешала сосредоточиться.       Запереть яхту или не стоит?       Парковка в паре шагов.       Сатин спустился по мосткам на причал. Доски заскрипели под его шагами.       Небольшая набережная яхт-клуба в этот ранний час пустовала, только вдалеке какой-то парень в спортивном трико и куртке выгуливал собаку, большого лабрадора-ретривера.       Сатин не успел пройти причал и добраться до набережной, как собака его учуяла. Сатин невольно вздрогнул от ее громкого лая. Псина бросилась к нему. Хозяин дернул поводок на себя. В тот же момент боль переросла в невыносимую. Отдало в глазницы и в затылок. На секунду показалось, что он потеряет сознание. Лай разносился по всей набережной. С каждым новым звуком возникал новый толчок боли. Сатин сжал голову руками: кольцо от связки ключей впилось в висок.       Собаки чуяли в нем Оскеля. В этом не было сомнения. Обоняние у собак намного острее, чем у людей.       Еще немного и он свалится с причала в воду. Поручней не было, чтобы схватиться.       Собака надрывно лаяла, хозяин пытался отогнать ее подальше.       Добредя по причалу до набережной, Сатин вцепился в металлический поручень. При этом едва не выронил в воду ключи от машины.       В такт лаю в его голове пульсировала боль, и с каждой новой вспышкой в сознании рождались обрывочные картины.       Вот он заходит в гараж.       Лай.       Подходит к багажнику джипа.       Лай.       Открывает.       Лай.       Торопливо достает банку из-под чая.       Лай.       Сдергивает крышку. Та с шумом падает на пол.       Лай.       Рассеяно наклоняется, чтобы поднять крышку.       Лай. Тише.       Воняет гнилой водой. Сует руку в банку и достает вектор. Рот уже полон слюны.       Лай. Все тише и тише.       Подносит ко рту и пытается надкусить. Человеческие зубы погружаются в мягкую эластичную плоть. Тащит болотом и канализацией.       Лай. Глуше и дальше.       Ладонь светлеет, зарастая тканями особи, ногти удлиняются. Обостряется зрение и обоняние.       Лай где-то вдалеке.       Пытается надорвать прочную гладкую плоть острыми ногтями.       Постепенно лай затихает.       Режущая боль в деснах. Десны рвутся. За рядами зубов пролезают клинья острых клыков. Непривычные ощущения. Вдвое больше зубов во рту. Десны горят от боли. Челюсти сводит судорогой, но быстро отпускает. Сатин открывает рот и осторожно, чтобы не вспороть палец, касается ряда клыков за верхними зубами. Как в пасти той твари в лесу.       Сатин кусает вектор, одновременно пытаясь разорвать его ногтями. Наконец ему удается откусить первый кусок. Он проглатывает. Плоть как резиновая. Но клыки справляются со своей задачей.       В голове туман.       Он рвет и кусает, жует, глотает. Нежные щетинки щекочут горло. Желудок наполняет приятная тяжесть. Постепенно привыкает к боли в деснах.       Напоминает улиток. Не хуже, не лучше.       Сатин исходит слюной. Понимает, что эта тварь не так уж плоха на вкус.       Ловит свое отражение в боковом зеркале джипа. Его глаза черные и лишены белков.       Куски один за другим проваливаются в горло. Жует и глотает, пока не съедает весь вектор. Облизывает губы. На вид гораздо хуже, чем на вкус.       Он способен проглотить и больше. Он способен сожрать тварь целиком. Чтобы убить раз и навсегда.       Несколько секунд отупело смотрит на пустые ладони. Только чувство сытости и ноющие десны напоминают о том, что произошло.       Машинально закрывает банку крышкой и возвращает в багажник.       Когда к нему возвращается сознание, Сатин судорожно втягивает холодный воздух, пахнущий бухтой. Он сжимает поручень обеими руками; костяшки побелели. Сердце стучит как барабан. Брелок с ключами, зажатый в ладони, впивается в кожу.       Боль все еще пульсирует в голове.       Трясущейся рукой Сатин ставит режим селфи и наводит камеру на свое лицо: его глаза черные, будто гагат.       Осознание того, что он единственный, кто способен убить тварь, наседает на плечи непосильной ношей.       Маю не брал. Никто не брал. Это он сожрал гребаный вектор!