Внутри тебя - 3

САТИН

      Джип развернуло почти перпендикулярно шоссе. Вокруг стало очень тихо. Фары освещали пустынную дорогу и кусты с дальней стороны. Самые страшные секунды тревожного ожидания, нарушаемые только хорошо знакомыми звуками работы двигателя.       На миг Сатин допустил мысль, что он сбил человека. Пока не уловил знакомые частоты. Точно такой же, как в прошлый раз, перед зданием звукозаписывающей компании. Цицерон. Он где-то рядом. Сатин нутром чувствовал призыв этой твари. Наконец объявился.       Если Цицерон слышал его мысли или точно так же ощущал его намерение, как Сатин — призыв, то знал, о чем он сейчас мечтает. Разорвать собственными руками. Тварь, которая преследовала его сына. Особь, которую он видел во снах. Существо, идентичное ему.       — Оставайся внутри, — произнес Сатин, собираясь выйти проверить. Что бы там ни было, он должен убедиться в своей правоте.       — Постой! Куда ты? — зашептала Фрея, вся краска схлынула с ее лица. Должно быть, ее сердце колотилось так же, как его. После столкновения у него до сих пор дрожали руки.       — Не бойся, я буду рядом. Проверю, все ли в порядке. Возможно, это было крупное животное, — соврал он. Это было не крупное животное.       — Но я ничего не заметила. Не могло же оно запрыгнуть на крышу на такой скорости.       Животное не могло, но существовало кое-что похуже. Заодно осмотрит автомобиль.       Сатин заглушил двигатель, отстегнулся и распахнул дверцу джипа.       — Я с то… — голос дочери потонул в грохоте. У Сатина распахнулись глаза: огромное тело Цицерона обрушилось на крышу, отчего джип покачнулся. Один из векторов твари обвился вокруг его тела, подошвы ботинок заскользили по асфальту, Сатин ощутил удар о дверцу, и в следующую секунду его оторвало от земли. Дыхание резко перехватило, ушибленное плечо горело от боли. Цицерон оттащил его от дороги, на мгновение зависнув в воздухе, Сатин со сдавленным криком обрушился на землю с высоты нескольких метров. На глазах выступили слезы, упав, Сатин прикусил язык и мучительно застонал. Пальцы хватались за воздух, тело продолжало катиться по инерции. В какой-то момент зрение обострилось, и Сатин заметил длинные белые когти на пальцах. Он вогнал их в землю и замедлился, мир перестал вращаться.       В голове гудело, за непрерывным шумом-помехами он не слышал больше ничего вокруг, пульс стучал в висках и в горле. Резкая, пульсирующая боль волнами накатывала и пронзала затылок.       Чувствуя, как учащенно бьется сердце, Сатин обессиленно откинулся на спину. На дороге осталась его дочь. Цицерон был совсем рядом — он чувствовал это.       Он откатился с дороги куда-то вниз, в прогал между растениями. В темноте он отчетливо слышал призыв и видел свои руки, покрытые плотным беловатым слоем-броней. Точно такая же оболочка под одеждой покрывала его торс и бедра.       Услышал голос дочери, зовущей его по имени. С точностью определил направление и высоту, откуда доносился звук. Обострилось не только зрение, но и слух. И наконец он ощутил запах Цицерона — смесь болотной и канализационной вони. Обострился нюх. Оскель, растворенный в его крови и живущий в его клетках, медленно обволакивал все его тело прочными волокнами, создавая пуленепробиваемую броню — живую и пульсирующую, как второе сердце. Это оказалось невероятно приятно — вены переполняла сила; он слышал каждый шорох в траве, каждый шелест, вдыхал тысячи запахов, видел в темноте как днем. Впервые он почувствовал себя единым целым с этим существом — тем самым оружием за миллиарды долларов.       Сатин поднялся на ноги, едва снова не завалившись. Его шатало из стороны в сторону, голова кружилась, во рту стоял металлический привкус. На шее было что-то влажное; под носом запеклась кровь. Сатин сплюнул кровавую мокроту и, превозмогая головную боль и головокружение, сделал несколько шагов.       По коже головы прошлась щекотка. Тонкие волокна оплели череп под волосистой частью головы, защищая его кости и мозг, обволокли позвоночник. Все его тело потряхивало от нахлынувшей энергии. Вместе с тем, с непривычки тянуло к земле, ноги не слушались и весили тонну. Ушибы саднили, плечо болело. Видимо, он ударился еще до того, как руки покрылись защитной оболочкой.       В следующий момент Сатина вырвало. Слишком хрупкое тело и несоразмеримо огромная мощь. Коснулся лица и увидел на медузо-подобной плоти, охватывающей его ладони, капли крови. Из его глаз буквально текла кровь, как и из носа и ушей. Мозг, казалось, еще чуть-чуть и превратится в кашу. Давление постепенно росло. Сатина снова вырвало остатками барбекю. Человеческое тело не предназначено, чтобы вместить всю эту мощь. Он был неуязвим снаружи, но на волосок от того, чтобы лопнуть изнутри как перезрелый фрукт. Даже представил это кровавое месиво. И только мысли о том, что все это увидит его дочь, заставили его подняться с земли и взять себя в руки. Чем быстрее отыщет Цицерона, тем лучше.       Сердце колотилось так, будто вот-вот и случится инфаркт. Вместе с инсультом.       С горечью вспомнил, что у его деда был микроинсульт.       Неожиданно рядом возникла Фрея. Вернее, он ощутил ее присутствие раньше, чем она успела спуститься с дороги. Ее стремительное продвижение создавало море шорохов и треска, как будто она брела через бурелом.       — Не подходи! — выкрикнул он, с трудом совладав с голосом. — Возвращайся в машину!       — Ты в норме?! — чуть ли не плача, закричала Фрея. Ее лицо скрывал козырек кожаной кепки; светлые джинсы выделялись на фоне темной косухи.       — Я должен проверить кое-что! Я быстро!       Сатин набросил на голову капюшон, как будто это помогло бы скрыть от дочери залитое кровью лицо.       — Подожди меня на дороге, Фрея! — повысил он голос. Тот охрип до такой степени, что Сатин не узнавал себя. Он прочистил горло и повторил: — Я в полном порядке! Эта тварь еще где-то здесь!       — Та, которая напала на Маю?! И что ты сделаешь? Что ты можешь сделать?! — девушка перешла на истерический крик. — Она разорвет тебя на кусочки! — Фрея зарыдала и бросилась к нему.       Понимал, что они просто теряют время. Его взгляд постепенно застилала кровавая пелена. Он не умел контролировать силу особи, ни черта не понимал, что происходит с его телом и когда этому придет конец.       Сатин показал Фрее ладонь, покрытую оболочкой Оскеля. Этого хватило, чтобы рыдания стали тише.       — Как… как это возможно? — Фрея оторвала взгляд от изменившейся руки и всмотрелась в его лицо. — О черт! Твои глаза! Они все в сгустках крови!       Становилось труднее соображать, мысли перекатывались, как тяжеловесные гири.       Не ощущал ни холода, ни тепла, но изнутри его колотило.       — Я могу помочь! — воскликнула Фрея. — Я не знаю, как… но я остановила ее в прошлый раз… — Фрея вытерла его влажные щеки и с ужасом уставилась на свою ладонь: — У тебя из глаз текут кровавые слезы…       Неожиданно его слух уловил движение Цицерона, в зарослях справа, метрах в десяти. Такое огромное тело не могло передвигаться по суше полностью бесшумно. Фрея, возможно, ничего не услышала, но Оскель различал любые звуки намного острее.       Сатин помнил из снов все термины ученых. Векторы — отростки или ленты, они покрыты щетинками-жгутиками и служат конечностями этим тварям; они могут изменять размер, вытягиваться и сжиматься, а также повышать скорость передвижения. Цицерон цеплялся векторами за стволы сосен, стремясь взобраться повыше. От обилия запахов кружилась голова. Сосны, почва, свежая и прелая трава, запах Цицерона, сладкий аромат духов Фреи, запахи крови и пота, собственный парфюм.       Часто дыша ему в шею, Фрея притихла, Сатин обхватил ее за плечи одной рукой, его удлиненные ногти касались ее косухи.       Горло сжалось, Сатин рефлекторно сглотнул. Старался отвлечься на запахи, чтобы отрешиться от боли в голове.       Цицерон выжидал, хотел подпустить их поближе. Сатин чувствовал его колебание. И еще. Беспокойство. Готов был поклясться, что Цицерон чует точно так же его намерения. Частоты выстраивались в ровные ряды, блоки, между ними стали появляться паузы. Если бы он только понимал этот язык…       Любопытство?       Интерес.       Цицерон затаился на высоте трех с половиной человеческих ростов.       Сатин выискивал его глазами. Едва ли полупрозрачная плоть этой твари была так хорошо заметна в лесу в темноте, даже с его обостренным зрением.       Фрея прислушивалась при помощи своего обычного слуха и следила за направлением его взгляда, стремясь тоже что-то разглядеть.       — Он на деревьях, прямо над нами, — пояснил Сатин. Он по-прежнему удерживал Фрею за плечи, боясь, что эта тварь утащит ее.       Цицерон зашевелился, сполз пониже.       Оскель адаптировался к его телу настолько, насколько это было возможно, в то время как Цицерон был лишен какой-либо человеческой оболочки. Массой тела он превышал обычного мужчину, и Сатин был уверен — значительно превосходил в весе. Промелькнула чудовищная мысль: сколько он поглотил людей, чтобы так вырасти?       Неожиданно тварь издала вой и устремилась к ним. Дочь вскрикнула. Перед тем, как их повалило на землю, Сатин успел понять, что Цицероном двигала не агрессия, а попытка защититься. От них.       Протест.       Страх.       Зрение уловило стремительно летящий вектор, Сатин машинально вскинул руку, согнутую в локте. Вектор врезался в живую броню Оскеля. Цицерон снова издал душераздирающий вой. Фрея тихо хныкала рядом, она была цела. Сатин как мог, загораживал ее от твари.       Цицерон прижался к сосне метрах в трех, его вектора легко дотягивались до них с Фреей.       Сатин отбил еще несколько выпадов, один из которых пришелся по позвоночнику. От силы удара он не устоял на ногах и повалился на землю. В следующую секунду вектор обвился вокруг его лодыжки, сдавил кожу сапога, и резко дернул вперед, протащив его по земле. В левое плечо впились сотни игл, Сатин вскрикнул от боли. Его когти вскапывали почву, во все стороны летели комья земли и вырванная трава. Цицерон так игрался с ним минут пять, которые превратились в вечность. Всхлипы Фреи отдавались в ушах.       Ярость.       Страх.       Наигравшись, тварь швырнула его о ствол дерева. Сатин со стоном повалился лицом на землю. С трудом приподнялся на локтях и сплюнул кровь. Тело ломило от ушибов, мышцы онемели от напряжения. Лодыжка была цела. Прочные волокна наросли прямо поверх его кожи, обувая в панцирь. Если бы не защитный слой, Цицерон раздробил бы его кости и сломал позвоночник.       Но он был не так прост.       Цицерон вновь выпустил вектор, целясь ему в голову. Но в последний момент изменил направление, и вектор обвился вокруг его шеи. Сатин ощутил сильное давление и резкую нехватку воздуха. Цицерон вздернул его в воздух, чувствуя панику, Сатин схватился за вектор на своем горле, ногти погрузились в плоть на пару миллиметров. Крепкая, эластичная плоть была слишком прочной. Щетинки щекотали подбородок. Сатин начал задыхаться, перед глазами заплясали яркие вспышки. Ноги болтались высоко над землей. Цицерон поднимал его все выше и выше. Десять метров, пятнадцать… Вектор все сильнее сдавливал горло.       Рядом что-то мелькнуло: лента вырвалась из ладони Фреи и вонзилась в импровизированную удавку. Кромсая плоть и разрывая кровеносные сосуды.       Агония.       Паника.       Страх.       От вопля Цицерона заложило уши. Падая, Сатин цеплялся ногтями за ствол. Ему даже удалось слегка замедлить падение.       Удар о землю смягчила оболочка Оскеля.       Он едва не выплюнул свои легкие. Его всего скрутило от кашля. Шея мучительно болела. Сатин накрыл ее ладонями. Волокна стали плотнее, буквально ощущал, как те набухают под пальцами, защищая гортань и верхние позвонки.       На этот раз падать было не так больно. На нем словно был суперпрочный костюм, обшитый плотной защитной прослойкой.       Фрея упала рядом на колени и схватилась за его толстовку, будто боялась его потерять. Кепка с ее головы куда-то исчезла, джинсы были перепачканы землей.       Растерянность.       Недоумение.       Цицерон испытывал сложные противоречивые чувства, как будто был обычным человеком. Это шокировало. Даже в своей оболочке твари он оставался немного человеком. Цицерон уже почти позабыл о потере конечности и боли, она — ничто. На месте среза начал формироваться новый вектор: тончайшие нити формировали новый отросток. Сатина одновременно восхитило и ужаснуло увиденное.       Чувства переполняли Цицерона.       Сомнение.       Потерянность.       Страх.       Ярость.       Он будто уменьшился, пытаясь слиться с пятном темноты между деревьями. Щетинки покачивались на его теле, завораживая. И тут Сатин увидел глаза Цицерона: черные провалы под толстым слоем плоти в самой широкой части тела. Они были под оболочкой!       Вдруг из растущей конечности проступило нечто похожее на бледную человеческую кисть, пальцы с ногтями. Цицерон пытался придать себе форму.       Он будто хотел показать, что они похожи. Потянулся к нему вектором. От ужаса у Сатина едва не встало сердце. Затылок вспыхнул адской болью. Шум в голове достиг предела, частоты снова смешались; бешеное биение пульса заглушало все. Сатин понял, что теряет сознание.       Когти, похожие на его собственные, царапнули по тыльной стороне руки.       И в этот момент Цицерон отступил.       Фрея расплакалась, в ее плаче Сатин почувствовал облегчение.       Трясясь всем телом, обхватил дочку и прижался губами к ее вспотевшему лбу.       Фрея разжала ладонь, и тут Сатин увидел, что она сжимала все это время. Часть вектора, с передавленными венами и артериями, и поникшими щетинками. Из-под ее нарощенных ногтей тянулись тончайшие серебристые волокна, оплетая отмерший вектор.       Напряжение постепенно уходило из его тела. Шум в голове пропал, осталась только привычная боль. По крайней мере это было терпимо. Стало легче дышать. Полупрозрачная защитная оболочка стала истончаться, пока не показалась его собственная кожа, тронутая загаром. В висках все еще стучал пульс.       Сатин утер губы от крови, сочившейся из носа. Фрея подтвердила, что его глаза все так же покрыты багровыми сгустками. Уши слегка заложило, кожу шеи и лица стягивало от запекшей крови. Устало подумал, что в машине нужно будет привести себя в порядок, на случай, если их остановят на дороге.       Совсем немного — и он бы перешел свой предел.       Шмыгая носом, Фрея подобрала кепку с земли и надела на голову.       — Ты цела? — не удовлетворившись ее кивком, повторил: — Цела? Точно? — Снова прижал к себе. Голос подчинялся с трудом, дыхание еще не восстановилось, горло саднило.       — Зачем ты сделал это? — вглядываясь в его лицо, спросила Фрея.       — Что сделал?       — Решил померяться с ним силой.       Сатин не знал, что ответить на это. Чего он добивался на самом деле? Рассчитывал, что сможет уничтожить эту тварь? Сделать то, что не удалось у Маю и Эваллё? Хотел узнать предел своих возможностей? Бросить вызов? Напугать Цицерона? Его голова едва не лопнула. Он забрал у дочери отрезанный вектор и, сжимая тот в ладони, провел большим пальцем по мягким щетинкам. Ногти, пальцы и ладони вернулись в норму.       — Я не смог порвать его плоть, а ты смогла, — сказал он, чтобы приободрить дочь.       — Теперь понимаешь? Без меня тебе с ним не справиться, — слабо улыбнулась Фрея.       — Отдадим это Тайсто, — опустив взгляд на трофей, произнес Сатин.       — Тебе недостаточно того, что мы видели сегодня? Хочешь, скажу кое-что…       Сатин взял Фрею за руку (ее пальцы были холодными как лед), из другой он не выпускал часть Цицерона.       — Вообще-то, мне плевать на то, что я как-то отличаюсь от остальных. В отличие от вас с Маю, ноющих, что вы не такие. А мне насрать. Пускай из меня тоже такие ленты вырываются или я могу проникать в сознание других, как мой брат. Ну и что. Разве это многое меняет? Для меня лично это ничего не значит. Я просто рада, что могу защитить кого-то, что я не бесполезна. Ты хоть представляешь, о скольком Маю боялся тебе рассказать? А я не хочу так. Если ты не причиняешь людям зло, ты никогда не будешь таким же, как эта тварь. В этом вся разница. А ты не такой. И Маю не такой.       Слова дочери все еще звучали в голове, когда они вернулись к машине. Они оба хотели поскорее убраться отсюда. Своими обострившимися органами чувств Сатин с легкостью отыскал нужное направление. Пока они взбирались наверх по земляному склону, Сатин удерживал Фрею за руку, казавшуюся ледяной. В салоне джипа все так же горел свет, фары освещали дорогу. Присутствие Цицерона больше не ощущалось, похоже, тварь, получив не самый приятный прием, убралась подальше. Его не покидало ощущение, что другая особь оценивала его: Цицерон задержал их на пути домой (он будто знал, каким путем они поедут), выманил за собой — зная, что Сатин слышит его призыв, и еще это сбивающее с толку чувство страха… Сатин пытался связать все в одну цепочку, но сейчас было кое-что намного важнее. Рабия и Маю поехали этой же дорогой. Цицерон мог подстерегать их. Эти мысли не давали покоя.       Стоя у джипа, первым же делом набрал номер жены.       Между делом Сатин осматривал автомобиль, пытаясь отыскать повреждения. Цицерон явно не собирался разбивать тот — и это тоже было странно. Если бы тварь хотела его смерти, то сжала бы джип в гармошку вместе с ним внутри. Фрея с тревогой наблюдала за ним из салона, она боялась, что снова объявится тварь, но Сатин готов был развеять эти страхи. Девушка отыскала подходящий пакет, в который он сунул отрезанный вектор.       Набирая Рабию в третий раз, уселся за руль и захлопнул дверцу левой рукой — поморщился от резкой вспышки боли.       Когда взялся за руль, оказалось, что он едва может сгибать левую руку, ушибленное плечо сводило от боли. Фрея предложила осмотреть руку, но Сатин был уверен, что это не перелом, а, значит, может подождать. Ушиб его сейчас не волновал.       Работа органов чувств вернулась в норму. Первое мгновение показалось, что он оглох и ослеп. Сатин невольно прибавил звук на телефоне: разница между слухом особи и человека была колоссальной. За пределами светового пятна от фар он вообще ничего не видел — потребовалось время, чтобы глаза привыкли.       — Да твою же мать! Ответь, блять, на звонок! — не выдержал на пятнадцатом гудке после третьего набора номера.       Фрея уже звонила Маю. Ее брат ответил почти сразу: Фрея поставила на громкую связь, и Сатин услышал бодрый голос сына. Разом будто гора с плеч упала. Сатин выдохнул и, опустив голову, закрыл глаза. Минут пять, пока он пытался дозвониться до жены, едва не поседел от волнения. Маю сообщил, что Рабия уже легла спать и, скорей всего, поставила телефон на беззвучный, и просто не слышала звонков. Добрались они нормально. Когда Маю начал выпытывать у сестры, почему она спрашивает и случилось ли что, Сатин отобрал у дочери телефон и сбросил звонок. Если Рабия спит, он не хотел ее будить и беспокоить понапрасну. Объяснить Маю по телефону, что произошло, будет довольно непросто.       — Ты точно сможешь вести машину? — спросила девушка дрожащим голосом, осторожно забирая айфон. — Ты не ранен? Не нужно в больницу? Плохо выглядишь…       Понимал, что сегодня чуть не перешел свой предел — и не хотел думать об этом. Ради своей семьи он бы пошел и дальше — только если бы это могло остановить Цицерона.       — Та штука, которую ты видела на моих руках, — произнес Сатин хриплым голосом, — это что-то вроде панциря, он такой же прочный, как оболочка… этого создания. Со мной все в порядке.       Облегчение от того, что жена с сыном добрались живыми до дома, было столь сильным, что Сатин вдруг ощутил подступающие к глазам слезы, дыхание перехватило. Будь он обычным человеком, в которого не забралось какое-то инопланетное существо, ничего этого не было бы. Этого постоянного страха, что он может потерять все.       — Хочешь, я поведу? — предложила Фрея, несказанно его удивив. — Ну я немного умею, и друзья давали мне водить их машину… за городом, естественно.       — Не вздумай садиться за руль, пока не научишься нормально водить, — прозвучало грубее, чем он рассчитывал, и Сатин мысленно обругал себя за резкость. Он слишком беспокоился за Фрею, слишком был вымотан, слишком много проблем, этого слишком было сегодня чересчур.       Фрея сникла, стало совестно вдвойне.       Сатин коснулся ладони Фреи, накрыл ее тонкую руку своей широкой ладонью — благодарный… просто за то, что она была рядом и пыталась найти для него нужные слова.       За все время, что они стояли на дороге, мимо не проехало ни одной машины, но стоило им тронуться с места, как по встречной полосе тут же пронесся автомобиль. Время будто замерло. Это было настолько неестественно, и Сатин невольно испытал дежавю. Возможно, когда Фрея дозвонилась до Маю, все снова вернулось на круги своя.       Тварь была слишком приметной, ей наверняка нужно было новое тело. Сатин с ужасом представлял, что сосудом для Цицерона мог стать любой человек, кто-то из их соседей, кто-то, кого Сатин видит каждый день. Всю дорогу пакет с вектором лежал у Фреи на коленях, остатки твари ни разу не пошевелились, даже как будто стали меньше.       Когда Сатин заехал в гараж и заглушил двигатель, Фрея тут же распахнула дверь и выбралась из машины. Всю дорогу она сдерживала слезы — он это видел и не знал, что сделать, как успокоить… Возможно, Фрея просто сильно испугалась, или ее расстроила его грубость, или еще что-то — он ведь не понимал. В итоге в который уже раз ощутил себя самым дерьмовым отцом на свете. А дома его ждал еще один, пока нерожденный ребенок, о котором он точно так же не сумеет позаботиться.       Рабия спала. Сатин прокрался в спальню и отыскал в темноте ее телефон, проверил: жена в самом деле выставила беззвучный режим, и на экране блокировки отображались три пропущенных.       В кухне закинул в себя таблетку от головной боли. Пакет с вектором швырнул на кухонный островок напротив мойки. На шум вышел Маю. Судя по джинсам и худи, тот еще не ложился спать.       — Привет! Как доехали? Вы что-то долго, — жизнерадостно выдал Маю, как будто выхлебал банку энергетика. Сильные перепады активности у сына уже давно вызывали у него тревогу, но всякий раз Тайсто заверял, что парень строго придерживается дозировки. Сатин всмотрелся в зрачки Маю: те не были расширены. Возможно, ему уже мерещится, что с Маю что-то не так. Похоже, он становится параноиком.       Мягко говоря, он чувствовал себя неважно. После сегодняшнего приключения его ресурсы были на пределе. А впереди еще ждала масса работы и встреча с бывшим.       Голова пульсировала от боли и, возможно, было повышено давление, но он был не из тех людей, кто открыто говорил о своем состоянии, даже психотерапевту он не открыл и половины правды.       Боль и усталость вылились в раздражение. Слова вырвались сами собой:       — Ты говорил кому-то о съемках клипа и о месте, где они пройдут?       — Да нет, — растерялся Маю. Ему не нужна была растерянность сына, ему требовался четкий ответ. — Я даже про Доминику никому в школе не рассказываю.       — Своим подружкам, которые фанатеют по группе, ты тоже ничего не говорил?       — Нет же, говорю. Что ты завелся? Ты сам запретил говорить кому-то, чтобы информация никуда не просочилась и на место съемок не приперлись репортеры. Ты же типа хочешь появиться во всей красе на концерте. Типа феникс после крушения самолета, а пока пускай все фанаты поволнуются.       Видимо, заметив нехорошую перемену на его лице, Маю принялся оправдываться:       — Ну так Диана говорила. Это же не моя идея. Почему ты взъелся именно на меня? Спроси у Фреи, может, она кому разболтала. Своим Таре и Зои.       Сатин хлопнул ладонью по столу, обрывая Маю. Парень резко замолк.       — По пути назад мы столкнулись с Цицероном, — слова раскололи тишину в кухне, как камни, упавшие в пруд.       — Ч-что? — Маю аж начал заикаться. Он резко побледнел. — О господи… ты в порядке?       Сатин сжал переносицы большим и указательным пальцем, после чего помассировал лоб.       — Да, все хорошо.       — Как ты понял…       — Ну я как-то различаю его сигнал, — ответил, прежде чем Маю успел задать вопрос. — Если я — Оскель, то я должен узнавать его. Он-то точно меня узнал.       Сатин указал Маю на целлофановый пакет с вектором:       — Фрее удалось его отсечь.       Налив себе стакан воды, Сатин кратко описал произошедшее, в том числе упомянул про защитную оболочку и временной вакуум, в который они попали с Фреей на дороге.       В немом шоке Маю с ужасом смотрел на обрубок, на его лице отражалась целая гамма чувств, но Сатин слишком устал, чтобы успокаивать каждого.       А потом Маю развязал узел и раскрыл пакет.       — Ладно, иди спать. Тебе завтра в школу. Я договорюсь с Тайсто, чтобы он забрал этот образец. Может, это как-то сдвинет наш эксперимент с места.       Маю с недоверием коснулся поникших щетинок.       — Оно мертвое… — Парень растянул вектор на столе. — Но ведь так можно его уничтожить. Просто нашинковать как капусту!       — К сожалению, нельзя. Он сразу же начал отращивать новую конечность.       Только сейчас Сатин присмотрелся к трофею: отрезанная часть оказалась чуть меньше кисти руки Маю. Кровеносные сосуды, заметные под оболочкой, почернели. Щетинки стали короче. Попытался объяснить сыну, как выглядел Цицерон, и сравнить с тем, что неоднократно видел Маю.       — Вектор? — вдруг переспросил Маю.       — Так называли конечности образца ученые на корабле.       Они еще немного обсудили произошедшее. У Маю завтра было трех или четырехчасовое занятие с драмкружком и репетиция мюзикла, поэтому Сатин предложил договориться о встрече с Тайсто на вечер, чтобы они все вместе могли сесть и обсудить сегодняшнее происшествие и решить, что делать с вектором. Однако стоило разговору коснуться репетиций драмкружка, Маю мгновенно замкнулся в себе.       — Может, пока не отдавать его Тайсто? Сами решим, что с ним делать.       — И что мне с ним делать? Съесть? — в шутку бросил Сатин, хотя не испытывал ни малейшего веселья. — Оставить, как есть, я не могу. Мы понятия не имеем, не расплодятся ли эти клетки, если просто выбросить вектор.       — Но оно мертвое.       — Блять, ты можешь хоть раз со мной не спорить? Прошлый образец пропал, и мы потеряли ценный материал. Мне нужно знать все возможности, даже если клетки погибли.       Когда Маю ушел, Сатин сунул пакет с вектором в пустую металлическую банку из-под чая, долго искал подходящее место для хранения, в итоге спрятал в багажник джипа, зная, что к его машине без разрешения никто не подойдет. Полежит до приезда Тайсто. Багажник запер.       Сатин еще раз проверил двигатель и подкапотное пространство. Автомобиль был неновым, и Сатин с каким-то затаенным облегчением вслушивался в каждый, до боли знакомый, шорох. Он водил эту машину почти пять лет и пока не был готов с ней расстаться. И ему было плевать, что звезды меняют машины каждый год.       Перед тем как лечь спать, отправился принять душ. Головная боль спала, и в глазах перестало темнеть от любого резкого движения. В ванной стянул с плеч толстовку-мантию и швырнул ту на свободную полку, следом полетела пропитанная потом футболка. Перед зеркалом оглядел левую руку, осторожно касаясь ушибленного места. На плече проступила цепочка багрово-фиолетовых синяков. Рукой было неприятно двигать. Разумеется, заострять внимание на таких пустяках и показываться врачу он не собирался. По сравнению с дырой в башке, это полная ерунда. К счастью, они завершили съемки клипа, в котором приходилось много двигаться. До выходных нужно было записать еще один трек. Однако на следующей неделе у них с Рабией должна быть совместная фотосессия, и придется что-то придумать с этими синяками. Все мышцы в теле ныли, как будто он провел полдня в тренажерном зале. Сатин понимал, что в таком состоянии у него даже не встанет.       Было странно видеть в зеркале свое неизменившееся усталое лицо с остатками грима после всего, что произошло; на веках даже сохранилась водостойкая подводка. Белки и радужки глаз до сих пор были покрыты сеткой лопнувших сосудов, как будто чуть не взорвались от напряжения. В остальном он выглядел как прежде. Не как чудовище и не как Цицерон. Кровь с лица стер влажными салфетками еще по пути домой. Никаких удлиненных ногтей и полупрозрачной оболочки поверх кожи.       Могло ли такое быть, что Цицерон испытывал его на прочность? И не планировал убивать.       Или столкнулся с тем, к чему оказался не готов?       Ему повезло, что Рабия не проснулась, когда он поцеловал ее в обнаженное плечо. Иначе пришлось бы объяснять, откуда у него синяки, а он хотел оставить это до утра. Им обоим следовало выспаться. Расскажет ей обо всем завтра. А вечером, когда Маю вернется из школы, они обсудят все с Тайсто.       Всю ночь ему снилось, как дочь зовет его по имени, а он не может понять, откуда доносится ее голос. Вокруг тянулись сосны, и он почти ничего не видел в темноте.       Утром, приехавший на работу Эваллё сварил его любимый куриный суп, как готовила Рабия, которую когда-то научила Стеф. Маю к тому времени уже уехал в школу. Пока Сатин осмысливал поступок Эваллё, невольно вспомнил, что сунул ключи от машины в карман вчерашней толстовки.       Связка ключей оказалась на месте, в кармане толстовки, брошенной на полку в их с Рабией ванной, а вот коробка из-под чая пропала из багажника.       Если бы он был умней, возможно, он бы понял, почему это произошло. Но в этом уравнении не хватало ключевого элемента — смысла.              

* * *

      

26 сентября 2020 года, Нидерланды, Амстердам

             У Тео был день рождения и сегодня он давал праздничный концерт в одном из популярных рок-клубов. Еще перед концертом они встретились с Лоуи, который так же прилетел на выходные к брату. Сейчас вместе с родителями братьев они с Валто находились в VIP-секторе Амстердамского клуба «Big Amsterdam Stadium», это была далеко не самая огромная сцена, на которой приходилось выступать «Храму Дракона», но все же успех, который имел именинный концерт Тео, поражал. Сатин знал, что у Тео заключен контракт с крупным местным лейблом, но даже представить себе не мог, что сольное творчество парня окажется настолько популярным: двухэтажное пространство клуба буквально ломилось от зрителей, у сцены была настоящая давка.       За последние месяцы Тео успел написать несколько песен, в том числе сингл, который оказался всего на строку ниже песни «Блэкаут» «Храма Дракона» в одном из чартов европейской рок-музыки.       Похоже, лейбл нисколько не ограничивал Тео в самовыражении. От того, насколько текст и музыка песни отражали внутренний мир Тео, у Сатина все сжималось в груди.       Хрипловатый сексуальный баритон Тео вибрировал, парень то и дело срывался на крик, и тогда будто сотни осколков впивались в кожу, а по спине бежали мурашки. Парень пел по-английски:       Есть смысл начать все заново       В каком-то другом мире,       В иной солнечной системе,       Враждебной и больной,       Как и я сам,       Потерянный без тебя.       Слова были очень просты, и Сатин мгновенно запомнил текст. Первый альбом парня назывался незамысловато «Соло». За простотой стояла откровенность — это всегда так нравилось ему в Тео. Даже стараясь попасть своей музыкой в популярную струю, Теунис оставался собой.       Стоило припеву оборваться, как с ног буквально сносили бешеные ритмы электрогитары.       Облаченный в черный объемный жакет на голое тело, с прозрачными вставками на рукавах и обтягивающие глянцево-кожаные брюки Тео выглядел вызывающе-порочно. Карие глаза были густо подведены, как любил Тео, потемневшие от геля волосы отливали блестками.       На сцене, помимо Тео, находилось еще четверо парней. Один из них оказался знаком Валто. В своем новом проекте Тео был и солистом, и басистом. Он расхаживал по сцене с гитарой; его глаза сияли от возбуждения, в перерывах между песнями с лица не сходила обезоруживающая улыбка.       У парня была невероятная пластика, он ни секунды не оставался без движения, скользя по сцене, будто танцор, не выпуская из рук «счастливую» гитару, которую они выбирали вместе. К заключительной песне его кожу покрывали капли пота. Тео старался не смотреть на их с Валто сектор, но его взгляд то и дело пробегался по битком забитому залу.       За полтора часа концерта Сатин убедился, что годы, проведенные в его группе, не прошли для Тео даром. Он стал профессионалом в своем деле. И явно не собирался возвращаться в «Храм Дракона» — это означало бы для Тео шаг назад.       Сатин знал, что Тео мечтал стать вторым Эдом Шираном, и понимал, что для него, Сатина, в этой мечте нет места. Пора уже оставить Тео в прошлом и закрыть этот этап своей жизни. У Тео было критическое мышление, он слушал музыку, чтобы отыскать сильные и слабые стороны, всегда обосновывал свою оценку, он находился в непрерывном развитии и поиске себя. Еще когда ему было шестнадцать, они вели часовые споры, могли рассуждать о чьей-то песне, об одном-единственном клипе, тексте, технике до утра. Несмотря на разницу в возрасте в четырнадцать лет, они с Тео всегда понимали друг друга с полуслова… но оказалось, что недостаточно.       Рядом Валто, рассевшись на диване, с невозмутимым видом поглощал пиво и с высоты второго этажа наблюдал за выступлением бывшего участника группы. Их сектор был отгорожен от других випов, обслуживаемых персональными барменом и официантом. Сатин подался вперед, касаясь коленями столика, на котором уже возвышался целый взвод пустых пивных бутылок. Понимал, что если будет пить что-то крепче, то быстро напьется, а впереди еще вечеринка. На самом деле он начал пить с самого утра, после того как проворочался без сна полночи. Хельсинки они с Валто покидали под симфонию холодного проливного дождя. Чуть не забыл про подарок Тео, который весил добрых килограмм десять. В самолете он записал текст целой песни и успел обсудить ее с Валто, стараясь всеми силами отвлечься от тяжелых мыслей — они скребли изнутри, не давая покоя. Он не виделся с бывшим с момента той паршивой пресс-конференции. Все остальное время они лишь переписывались и иногда созванивались через Фейстайм.       Сатин ловил себя на мысли, что ему не хочется встать и уйти. Ему правда хотелось быть здесь и сейчас. Он не верил в Бога, зато верил в закономерность вещей и явлений, куда можно отнести и случайные совпадения, и карму, и многое другое. Где-то в какой-то момент жизни в одной из системы случайностей и выборов ты посеял зерно, и в будущем оно обязательно прорастет и даст плоды. Возможно, он оказался здесь сегодня неслучайно.       Тео задарили подарками, цветами, кто-то вручил ему охапку перламутрово-красных воздушных шариков с его лицом и подписью «С Днем рождения!» на голландском языке или что-то в этом роде.       С танцпола доносились выкрики с признаниями в любви и поздравлениями.       Тео бросил несколько фраз на голландском, и Сатин себе чуть мозг не сломал, пытаясь перевести на слух.       Все выступление он боялся, что Тео напомнит о нем, даже, может, назовет его имя, или название бывшей группы. Этот страх засел где-то в подсознании. Но, к счастью, сегодня Тео интересовал лишь собственный триумф.       К своему ужасу, Сатин понял, что завелся. И порядком уже набрался. Его лицо горело от притока крови, и не только лицо.       После окончания, когда народ начал понемногу расходиться, Тео поднялся к ним по служебной лестнице. Уже без гитары. Обменялись рукопожатием: Тео лишь слегка задержал свою ладонь в его. Собственная рука буквально пульсировала, так было жарко. Похвала Валто не была наигранной: они все трое прекрасно понимали, что только что состоялся блестящий сольный дебют.       — Я очень тебе благодарен, за то что ты прилетел, — произнес Тео. Его все еще разбирало радостное возбуждение после концерта — это как лихорадка. Сатин знал по себе. То, без чего ты потом не сможешь жить. Наркотик. — Вам обоим. — Его дыхание было прерывистым, как будто Тео до сих пор не мог отдышаться.       — Без проблем, старик, — Валто похлопал парня по спине.       Дальнейшее запомнилось плохо. Сатин настолько был сосредоточен на том, что говорить и как себя вести, что, казалось, уже не сможет выйти из этого состояния постоянного напряжения.       Родители и брат поздравили Тео с дебютом. Сатин, который был хорошо знаком с семьей парня, чувствовал себя не в своей тарелке, словно блудный сын, который блуждал где-то все последние месяцы и вдруг решил вернуться домой. Несмотря на их разрыв отец и мать Тео по-прежнему с теплотой относились к нему, а Сатин каждый раз представлял, как бы изменилось их отношение, знай они, что он совратил их малолетнего сына, когда тот бросил все, чтобы улететь в Финляндию и стать участником известнейшей группы. Эти люди, которые всерьез переживали, когда они с Тео ссорились, а имея схожие горячие темпераменты, они просто не могли ни ссориться. Люди, которые могли заменить ему настоящих родителей.       Стоя в окружении близких, Тео улыбался своей самой искренней улыбкой. Сатин ощущал себя обманщиком, лицемером.       Он сказал ровно то, чего от него, казалось бы, ожидал парень, стараясь не показывать настоящих эмоций. Не хотелось быть мудаком и портить Тео праздник. И он правда был приятно удивлен выступлением. Возможно, не хватило каких-то душевных слов, но этот день и так дался нелегко. Теунис всматривался в его лицо, будто пытался что-то понять для себя. Стоило же парню уйти, как Сатин мгновенно закрылся в себе и надел темные очки-авиаторы, которые так же скрыли темные круги под глазами.       При расставании Эдит сердечно обняла Сатина и велела ему заботиться о себе: она тоже видела новости. Чета ван Геффен не собирались ехать на вечеринку, оно и понятно — со слов отца братьев, это больше развлечение для молодых, а они завтра вечером накроют стол и отпразднуют в узком семейном кругу. Разумеется, Лоуи давно рассказал родным о беременности Рабии, да и Эдит видела посты и сторис с гендер-пати, и они с мужем вручили Сатину пакеты с подарками для будущей малышки. Пока она давала Сатину наставления, отец братьев шутил с Валто. Было приятно ненадолго вернуться к прежней жизни и забыть на время, что теперь, по сути, они с семьей ван Геффен чужие люди.       В такси, по дороге в отель, они с Валто немного обсудили прошедший концерт.       В Амстердаме они с Валто поселились в люксе в самом центре, с видом на один из многочисленных каналов. Провести в стране предстояло два дня: уже завтра вечером они полетят назад, и Сатин надеялся увезти с собой как можно больше счастливых воспоминаний. Может быть, он сможет хотя бы на пару дней вылезти из шкуры и притвориться кем-то другим, ни тем, кто весь день накачивается алкоголем, чтобы не представлять их с Тео, чтобы не думать, что все эти люди на вечеринке теперь для Тео важнее, чем он. Он до сих пор не понимал, зачем парень пригласил его.       — Чувак, меня вот что удивляет, — раздался голос Валто, изучающего мини-бар в номере. — Как Рабия тебя отпустила на тусовку к Тео? Тебя отговаривали все, даже Алекс. Но она-то почему отпустила?       — Скажем так, у нас с ней соглашение, — не стал вдаваться в подробности. А потом фыркнул, вспомнив их спор: то, о чем его попросила Рабия, было почти так же безумно, как его поездка в Нидерланды. Жена ловко обвела его вокруг пальца. Можно сказать, она не оставила ему выбора.       — Ты же понимаешь, что я не отстану, пока ты все не расскажешь? Зная твою жену, я могу предположить все что угодно. Вы же оба с приветом. У вас какая-то ересь в башке.       — Спасибо, — уже улыбаясь, проворчал Сатин. — Я всегда знал, что ты меня любишь.       Улыбка еще долго не сходила с его лица. Он был рад, что Валто полетел с ним.       Немного передохнув в номере, они снова вызвали такси и поехали в загородный дом, который снял Тео для сегодняшней тусовки. Вечеринка должна была начаться в девять вечера. Наверняка там уже было полно народу. В гостинице они неплохо заправились, и все в голове слегка расплывалось. К вечеру температура упала до пятнадцати градусов, но Сатин в распахнутой замшевой куртке поверх футболки и рваных джинсах не ощущал холода. Пользуясь сухой погодой, обул коричневые замшевые челси. Старался гнать прочь мысли о том, как будет выглядеть в глазах Тео. Плечо болело до сих пор, он даже не мог спать на левой стороне, решил пока носить эластичный спортивный бандаж, спрятав под ним все свои ужасные синяки. У Рабии получалось приклеить ленту намного аккуратнее, чем у него.       Загородный дом встретил их пульсацией техно, взрывами смеха и визгами молодежи. В качестве подарка Валто прихватил алко-набор из трех бутылок, перевязанный ленточкой.       Тео уже приехал, его новая машина стояла во дворе на стоянке. На полпути их встретил Лоуи, который, разумеется, не мог пропустить вечеринку собственного брата.       С каждым шагом пытался убедить себя в том, что парень не значит для него ровным счетом ничего, становилось все сложнее. Рассчитывал провести на вечеринке несколько часов, а потом поехать в гостиницу и выспаться, а завтра немного пройтись по Амстердаму — во время турне не всегда удавалось посмотреть город, чтобы вот так, без спешки, в свое удовольствие. Весь понедельник Сатин собирался провести в домашней студии, поработать над новой песней. После встречи с Тео ему понадобится пару спокойных дней наедине со своими мыслями.       Они столкнулись на первом этаже посреди танцующей толпы. Тео нанял диджея, хотя, скорее всего, это был кто-то из своих.       Тео смыл косметику и переоделся после концерта, теперь его аутфит выглядел лишь немногим менее броско, зато полностью отражал его стиль: майка-сетка, не скрывающая кольцо в правом соске, джинсы с низкой посадкой и удлиненная кофейная кожаная рубашка нараспах — там было на что посмотреть.       Парень поцеловал его в щеку, прижавшись на несколько секунд своими теплыми губами. В затуманенной голове Сатина будто наяву прозвучало хриплое, прерывистое «трахни меня, детка». В этот момент у него едва не сдали нервы. На секунду он захотел развернуться и уйти. Изо рта парня дохнуло табаком. Запястья обвивало множество браслетов, один из них бросился в глаза — его как-то сплела Фрея на день рождения парня. Карие глаза парня с красноватым отливом будто вытягивали из него все соки. На фалангах длинных пальцев, украшенных кольцами, равномерные точки-тату. Губы растягивались в улыбке, обошедшейся Сатину в кругленькую сумму, а все ради того, чтобы починить ему зубки. Сатину показалось, что он ухнул с головой в прошлое. Которое было настоящим еще несколько месяцев назад. Пока его жизнь не разделилась на «до» и «после». Узнал древесно-цитрусовые ноты парфюма Тео. Это было какое-то издевательство. И его запах, и ямочка на гладком подбородке. Буквально все пробуждало острую ноющую боль в сердце.       Все это промелькнуло в мозгу буквально за пару секунд. Раз-два. Член дернулся, заставив Сатина сжать челюсти. Что говорить, а секса с парнем у него не было уже очень давно. Интрижка на Сейшелах не в счет.       Тео не обратил внимания на ту бурю, что сейчас творилось внутри него. Забрал их с Валто подарки, едва сумев все это удержать в руках. Кто-то из друзей тут же вызвался помочь Тео. Раньше Сатин не замечал, насколько много у парня друзей. Тот проводил все время с ребятами из группы, либо с ним, уже почти стал частью семьи Холовора. Но сейчас Сатин невольно начал замечать, насколько популярен парень. В толпе то и дело раздавалась местная речь. Разумеется, большинство здесь было родом из Нидерландов.       Валто мгновенно определил для себя приоритеты: отыскал выпивку, перекинулся с кем-то парой слов, обнаружил знакомого парня-барабанщика, который был на концерте Тео. Для Валто и Рабии никогда не составляло труда находить язык с людьми на любой тусовке, Сатин же всю жизнь был вынужден подстраиваться. Заказал у бармена коктейль с водкой, намереваясь основательно напиться и в таком состоянии провести остальное время. Он постоянно находился в поле зрения Валто, уверенный, что в случае чего, друг окажется рядом и сможет спасти ситуацию.       Он знал, что Тео хочется расспросить его про крушение самолета. Парень всерьез беспокоился о нем и Рабии. А Сатин боялся спьяну сболтнуть что-то лишнее.       Первые минут тридцать Тео не отходил от него ни на шаг. Даже распаковал подарок при нем и как ребенок восхищенно перебирал фигурки и артбуки, которые выбрала Фрея. Жизнь могла бы быть намного проще, если бы Тео был его ребенком, а не любовником. Но у этой реальности, похожи, были другие планы.       Сатин пил уже третий коктейль подряд, чувствуя, как тяжелеет тело.       С ним заговаривали какие-то люди, музыканты или просто знакомые Тео. Многие узнали в нем фронтмена «Храма Дракона». С кем-то он даже фоткался или снимал видео. В собственном инстаграме оказались совершенно странные фото, чьи-то лица, с кем он успел познакомиться пять секунд назад. Кто-то из приглашенных девчонок стал расспрашивать про их союз с Тео и временную паузу в отношениях — к тому моменту в ушах уже здорово шумело, и Сатину даже начинало нравиться происходящее вокруг.       Облегчившись и вымыв руки, он вернулся на вечеринку. Как оказалось, ему ничего не нужно делать, чтобы быть в центре всеобщего внимания, ему просто нужно оставаться вокалистом группы «Храм Дракона», его и так уже любят.       Тео направился к диджею и они вдвоем зажигали толпу. Им с Валто не нужно было делать абсолютно ничего: выпивку им подавали прямо в руки. В голове царил приятный шторм, все вокруг казалось невероятно живым и настоящим. К губам прижались чьи-то липкие от блеска губы. Он даже не понимал, о чем говорила та девчонка. Голландский язык утратил для него какой-либо смысл. Он танцевал, выпивал, общался, подходил к диджею, подхватывал что-то с фуршетного стола, слышал голос Тео, доносящийся то тут то там. Все шло своим чередом, как и должно.       Музыка сменялась с техно на электро, на поп, данс и теперь на что-то самобытное. Заведенная нетрезвая толпа прыгала и размахивала руками, вскинутыми над головой.       От выпитого начало клонить в сон, и в какой-то момент Сатину показалось, что все вокруг — сон. А он так и не очнулся после удара головы и сейчас он в коме.       Валто жевал сразу две тарталетки, с маскарпоне и красной икрой и морепродуктами, когда Сатин ощутил на своем многострадальном плече руку Тео.       — Я должен сказать тебе кое-что, — выдохнул ему на ухо парень, стремясь перекричать грохот музыки. С этой фразы начиналось если не все дерьмо в его жизни, то точно его половина. — Хочу, чтобы ты увидел кое-кого. — Сатин ощутил давление на своем плече: Тео повел его куда-то через массу танцующих тел. Возникло ощущение дежавю: вот так же лет семь назад Лоуи затащил его в гримерку после концерта, чтобы познакомить со своим шестнадцатилетним братом, который мечтал о карьере рок-звезды. В тот раз они тоже находились в Нидерландах.       На секунду Сатин задумался и попытался притормозить, он даже остановился. Хлебнул из бокала с коктейлем. Валто остался где-то в зале на первом этаже. Тео вел его наверх. Сатин поставил бокал на столик в коридоре.       — Недавно он связался со мной. Он прилетел сюда только ради тебя. — Все эти слова не имели никакого смысла.       Сатин почувствовал, как все внутри него дрожит. Что бы ни замыслил Тео, это вряд ли могло ему понравиться.       Сперва он решил, что это отец. Узнал, что он едва не погиб, и захотел увидеться с сыном.       Тео провел его в еще один зал: здесь тоже был фуршетный стол, бар, выпивка, люди, медленно извивающиеся под медляк. Мерцающий диско-шар отбрасывал яркие блики на пол и стены.       Тео привлек его внимание. Поначалу Сатин даже не понял, на кого именно указывает Тео. Он не узнавал никого. Может, кто-то из музыкантов, с которыми им приходилось работать на одной сцене?       А потом от остальных отделился мужчина. И даже тогда он не узнавал.       Тео сказал что-то, но Сатин не расслышал его слов. Кажется, назвал какое-то имя.       Мужчина приблизился к ним. Одного роста с Сатином, широкоплечий, с копной светло-русых непослушных волос с мазками седины. С аккуратной щетиной и бородкой.       Чувствуя, как слезятся глаза от мелькания диско-шара, Сатин заморгал.       Разве они знакомы?       Мужчина как-то напряженно ему улыбнулся.       У Сатина резко закружилась голова.       Что это, если не сон?       Это гребаный сон.       Прошло двадцать четыре года.       Если бы это было кино, он бы точно потерял сознание.       Сквозь шум крови в ушах услышал голос Тео:       — Сатин, этого человека зовут Аймо. Вы должны быть знакомы. Ты рассказывал о нем. Аймо преподавал информатику у вас в седьмом классе.       Сатин почувствовал, как пол утекает из-под ног. Его сердце колотилось с такой силой, что он не мог дышать.       — Hei, — с нежностью произнес Аймо, так, словно они расстались всего мгновение назад. От улыбки на его лице сильнее проступили морщины.