runnin' far away

стены слышат расщеплённые на слоги и на атомы слова

пока-пора — bahroma

холод, словно белесая утопленичья кожа отслаивающийся от глухих бетонных стен, теперь не ощущается столь колючим, пробирающим до самых костей. по правде говоря, он не ощущается уже никак. шухуа всегда мечтала быть похожей на куклу. такую, что с белоснежной кожей из самого дорогого фарфора, с шелковыми платьицами самых нежных оттенков и длинными волосами. пластиковыми, жесткими. совсем не живыми. и шухуа, должно быть, поразилась бы неимоверному сходству, взглянув сейчас на свое отражение. поразилась бы, если б холодный бетон был способен при желании обратиться зеркалом. поразилась бы, если б атрофировавшиеся конечности могли бы сдвинуться хоть на миллиметр. шум тысячи голосов раскаленными в огне щипцами на барабанных перепонках. топот тысячи ног, неумолимо приближающийся, но прекрасно знающий, что до цели не доберется никогда. и удары тысячи рук на собственном, совсем уже тряпичном теле. но шухуа не боится. шухуа знает: здесь никого нет. теперь. здесь никого и не было. так говорит суджин, а значит, это правда. значит, что скоро все закончится, хотя шухуа и не верит.

☆

шухуа, конечно, реалистка. но когда безжалостный топот слышен где-то под ребрами, а тысячи рук ногтями разрывают легкие, почему-то очень хочется поверить. кукольное тело как-то уж слишком отчаянно дергается на ледяном полу. и только голубовато-серые губы неуверенно нарушают тишину безмолвной комнаты: — где же ты, суджин?