Sing with me

Песня 1

      «Это шок в пятнадцать лет, это первый рок-концерт», — сформулировал Тарталья, как только упал в такси. До этого момента мысли расползались из-за впечатлений.       Группа была малоизвестная, из тех, которыми ты гордишься, потому что смог откопать этот бриллиантик в топах и чартах. Какой-то хард-рок с высокими мужскими голосами, которые срывались на хрип и повизгивания. Но эта обложка альбома в плейлисте заставляла прибавлять громкость, чтоб все знали, какой ты особенный.       Так что, фактически, Тарталья потратил часть честно заработанного летом на то, чтобы увидеть его.       Высокий мужчина, который подменял отключившегося гитариста, смотрелся на удивление органично во всём чёрном, с цепями на поясе и шлеме. Гитара с мазками красного почти загоралась, когда вокалист верещал в микрофон, и томно поблёскивала, когда тот надрывно пел о любви.       Половину концерта Тарталья вдохновлённо подпевал под задорные риффы. Вторую половину, как раз на той лиричной песне, стал вглядываться в гитариста. Тот строго и загадочно покачивался, как в вальсе, перебирая струны. В перчатках. И, кажется, смотрел куда-то в сторону Тартальи.       Он заметил и стал подпевать с самой надрывной хрипотцой, дальше всех вытянул руки к сцене.       Что уж говорить, этот неизвестный гитарист одним своим видом почёсывал Тарталье его любопытство. И оно, как укус комара, зудело ещё сильнее.       Песня плакала и кричала, для накала зажигались прожекторы. Ноги в грубых ботинках переступали через кабели, огибали динамики. Поцарапанный мотоциклетный шлем склонился над толпой у сцены, пальцы в чёрных перчатках скользили по грифу.       Вокалист шепчет в микрофон последнюю строчку. Гитарист дёргает последнюю струну, падает на корточки, коленом упирается в край сцены. Наклоняется к толпе, чуть не падает.       У Тартальи под рубашкой дрожит живот, когда к нему наклоняются. Тонкие серебристые цепочки стукаются о шлем, стекло направленно прямо на него. В поразительной тишине слышно, как девчонки сзади сдерживают визг.       Тарталья попросит у этого гитариста автограф, скупит все постеры и футболки с ним, найдёт все его соцсети и подпишется на них.

Песня 2

      — К нам в город приезжает та группа, которую ты любишь, знаешь? Мне Тоня показывала их и смеялась, а потом злилась. Странная. Говорила, что гитар-риста там заменили на странного дядьку в шлеме! — доверительно сообщает ему Тевкр, когда они стоят на заправке.       Тарталья поворачивается на младшего резко, с хрустом в шее. Давится кофе в стаканчике, кашляет, стараясь не выплюнуть его на одежду. Брат хлопает его маленькой ладошкой по спине, куда дотягивается, беспокойно оглядывается на родителей у машины.       — Тоня просила не говорить, чтоб ты опять не убегал на всю ночь, но ты же рад, правда?       — Да, Тевкр, правда рад, — откашлявшись, отвечает Тарталья.       Он треплет младшего по голове и рассеянно улыбается. Заправка утренняя, прохладная и пустая. Охлаждает его горячечные мысли о том музыканте до такой температуры, когда они превращаются в мягкую туманную дымку.       Кажется, у него осталось немного на карте, чтобы купить билет, пусть о группе он узнал совсем недавно.       В наушниках у Тартальи фолк-рок, под боком сопящий брат, на передних сиденьях родители, которые тихо переругиваются между собой. Стекло холодит щёку, за ним под тягучую флейту мелькают поля и дорожные столбы.       Фолк-роком он заинтересовался тоже из-за этого гитариста. Да, тогда он добрался до всех его соцсетей, подписался на все новости и везде оставил восторженные комментарии. Узнал...вообще-то очень скудную информацию о нём. Несколько фотографий, под каждой сухая подпись: «Выступал там-то, пригласили туда-то». Всё.       Кроме одной.       Нет, описание все такое же скупое, четыре оброненных слова. Но фотография...       Тарталья не рассчитывал, что мужик двух метров ростом с комплекцией шкафа может выглядеть cтремительно.       Но он выглядел. Даже в серой рубахе, деревянной маске и со скрипкой в руках. Лакированной, больше подходящей тоненькой и приличненькой девочке из консерватории. Его сфотографировали в моменте, размазанно и ярко.       Тарталья смотрел тогда и не мог представить, что этот человек стоит в лучах прожекторов, среди микрофонов и колонок. Ему место среди пивных кружек и хохочущих гномов, которым он, поддавшись на уговоры, сыграет «что-нибудь весёленькое».       Дверь машины хлопает, Тарталья вытаскивает наушники из ушей. Приехали.       Он помогает занести вещи домой, потом моет машину. На подъездах к пляжу было пыльно и людно, в последний день пошёл дождь и вся пыль превратилась в грязь. Отец берёт Тарталью в оборот, напрягает домашними делами, и тот едва вспоминает, что надо бы купить билет на концерт.       За тонкой шторой — луна, в наушниках — женский вокал, на лице — лиричность. Хотя бы поздней ночью Тарталья может смотреть на небо в окне и мягко, мечтательно улыбаться. Лежит на кровати в серых домашних трусах, а представляет на их месте серебристые латы. Слипающиеся глаза скоро начнут видеть те самые «очи-золото в пол-лица» на месте уличного фонаря.       Тарталья всё равно чувствовал себя неуютно в концертном зале, в примерно опрятной рубашке, заботливо причёсанный мамой. Что поделать, у неё мягкое сердце, но твёрдые руки, которые ловят дитятко за шкирку и крепко держат расчёску. Она была рада не меньше сына, когда узнала, что тот будет в приличном месте слушать флейту.       Тарталья весело улыбается, приземляется в своё кресло и ждёт, пока свет не погаснет. Знала бы мама, что на сцене, вдали от арфы, вьются провода от электрогитары.       Свет гаснет, загораются зелёные прожекторы.       Он опять гитарист.       Тарталье кажется, что он поплыл. Полностью. Тяжестью растёкся в кресле, глазами ловит не свет, а перетекающие мазки краски, вслушивается, и не может разобрать песню, на составляющие.       Из под пальцев этого человека музыка вьётся, как змея.       Да и сам он похож на страшного, гигантского полоза, который медленно раскачивается в такт и поблёскивает чешуёй. В деревянной маске, у которой на месте глаз — жёлтые, хищные; во всём чёрном, но самое главное — Тарталья видит волосы.       Из-под лакированной чешуи сбоку выползает темная прядь. Длинная, видимо, выбившаяся. Падает на плечо.       Тарталья ни разу не пожалел, что купил место у самой сцены.       Гитаристу это, кажется, не мешает и он спокойно доигрывает концерт, не подозревая, что рыжий парень, который на него постоянно пялится, выпадает из реальности.       После Тарталья, конечно же, пытается попросить автограф. Быстро протискивается сквозь толпу, надеется и дрожит коленками, но нет, музыкант улизнул почти моментально.       Появляется причина, чтобы прийти на следующий концерт с этим типом. Вытрясти из него роспись хоть на своем лбу.

Песня 3

      Группе он представляется так же, как и всегда, псевдонимом, но они рады в любом случае. Ребята собирали деньги на тур из стольких источников, что впору бы называть это «с миру по нитке», но он, загадочный и в шлеме, примагнитит к ним все внимание.       Он едва помнит лицо того рыжего паренька, который, похоже, в него втрескался, но зато помнит ощущение жгучего взгляда на себе. Серьёзно, сложно придумать другую причину, по которой тот парень постоянно пялился на него и не пропускал ни одного грёбаного концерта!       С другой стороны, где-то там, под прагматизмом и невыразительным лицом, ему нравится быть для кого-то рок-звездой. Не всегда рок и не обязательно с гитарой, но когда он выходит на сцену, загораются фиолетовые прожекторы. И этого достаточно.       Сегодня он в чёрно-бело-серебристом, а шлем такой, чтоб в нём можно было разговаривать. И петь, при желании.       В этот раз Капитано решает хулиганить, прикалываться и провоцировать.       Рыжий парень стоит внизу, теснится у сцены. Его синие глаза — нараспашку, отражают фиолетовый свет и зудящую радость. Почему-то эти глаза притягивают сильнее, чем тонкие девчачьи маечки в первых рядах.       Капитано начинает с мягкого, меланхоличного перебора, ему вторит невесёлый голос вокалиста. Опять поёт о любви, обращается скорее к самому себе, чем к замершему залу.       Вместе с барабанами зал оживает, а тот парень вытягивается в струнку, ждёт, знает, что сейчас взорвётся. Капитано косится на паренька, переглядывается с вокалистом (со временем он научился примерно понимать, что на него смотрят), и бахает.

You've been given all I have.

When you come around, I seem to give in.

In a fight I'll never win, cause all the while you're my favorite sin.

      Играет с оттяжкой, поворачивается, качает головой, как будто полностью согласен с песней. Тарталья подпевает с восторгом, потому что он прекрасно понимает слова. И видит, что на него смотрят.       Капитано берет драматичный и тягучий рифф, ловит широкими плечами лучи прожекторов и наконец-то чувствует себя правильно, как настоящая рок-звезда.       Тарталья тоже чувствует, потому что они в одном жарком фиолетовом мареве, в небольшом клубе, где звук не расползается эхом, а играет прямо в мозг, связывает, настраивает на одну волну.       Волна схлынула. Капитано взял крохотную паузу, чтобы перекинуть гитару вокалисту, а самому склониться над микрофоном. Толпа замерла в ожидании. Он усмехается, поправляя шлем и хватая микрофон. Сетка точно напротив рта, поётся чисто, но с небольшим эхом, проверенно. Так даже лучше.       Капитано прикрывает глаза, выдыхает. Получается шумно, и девочки спереди уже взволнованно поднимают взгляды. От долгого молчания он продолжает хрипло:

Although you often help me, you never know what's going on.

We seem to have our problems, but when I'm with you, I wake up.

      Последние слова говорит твёрдо, поднимая голову прямо на Тарталью. Да, правда. И жахает:

You've been given all I have.

When you come around, I seem to give in.

In a fight I'll never win, cause all the while you're my favorite...

      Громко, звучным голосом, смотря на весь зал, встряхивая головой:

You've been given all I have.

When you come around, I seem to give in.

In a fight I'll never win, cause all the while you're my favorite sin.

      С каждой строчкой всё сильнее нагибаясь к толпе под сценой, последнюю строчку выдыхает, смотря прямо на Тарталью:       — You're my favorite sin.       Тот не видит своего отражения в визоре, но замечает смутный отблеск глаз под ним. Твёрдых, тёмно-синих. Тарталья выпрямляется в струнку, напрягает ноги, чтобы не запрыгнуть на сцену вот прям сейчас, и руки, чтобы не сцапать этого человека себе. Или не содрать мотоциклетный шлем.       После концерта он, проявив чудеса изобретательности (показав билет, за который он заплатил больше обычного), пролезает за сцену. Цепким взглядом окидывает закулисье, ищет среди весёлых мужиков в майках одного молчаливого в шлеме.       Находит. Он стоит в стороне и пытается изображать не локальную знаменитость, а кого-то попроще. Фанаты, которые неизвестно как протиснулись сюда, всё равно лезут именно к нему. Тарталья раздражённо щурится и лавирует среди людей.       На очередное радостное лицо Капитано смотрит полузакрытыми, уставшими глазами. Как же он грандиозно облажался, когда подумал, что шлем и закрытая одежда спасут его от щенячьего обожания. Не-а. Люди любят додумывать.       А ещё больше каждый фанат любит думать, что слова песни посвящались ему единственному. «Нет, я пел не тебе, хоть ты и была в первых рядах. Могу посчитать твои подбородки и сказать, почему», — не говорит вслух Капитано, подписывая точно последнюю фотографию.       Тарталья наблюдает. Отец советовал быть более дипломатичным и терпеливым, так что он следует этому и замечает много интересного. Например, как резко дергается рука этого гитариста, когда он расписывается. Как будто хочет закончить побыстрее.       Что ж, Тарталья его не задержит.       Подходит последним, когда за сценой остаётся только он и еще три-четыре человека. Никаких голосящих фанатов. Подходит ближе, ступает мягко, видит нашивку «Капитано» на спине напротив. В электрическом освещении даже она выглядит блёкло и утомлённо.       На «простите, можно вас?» Капитано поворачивается даже с интересом. Этот парень создаёт приятный контраст с предыдущей девчонкой. Мягкий рыжий, спокойный тембр и приятное лицо в противовес кислотно-красному, визгливому и толстому.       На протянутой фотографии Капитано видит не очередного себя, а этого же парня на перекладине, в спортивной форме. Гимнаст. Удивительно.       — Как зовут?       — Тарталья, можно Чайлд.       — Давно занимаешься?       — С четырнадцати.       — Поздновато начал.       На это Тарталья хмыкает, рассматривая угловатую подпись. Наконец-то. Свежая, пахнет спиртом и маркером.       В такси, рассматривая пыльный ночной город, он позволяет себе глубоко и рвано вздохнуть и сползти по креслу, выдыхая. Как хорошо, что он был в перчатках, и они скрыли его мокрые ладошки.       Этот голос вблизи звучит так, будто на гитаре дёрнули две самые толстые струны. Вибрирует, дрожью отдаёт во всё его, Тартальи, тело.

Песня 4

      Одна пачка хлопьев невероятно отличается от другой. Тарталья искренне не понимает чем, кроме состава и калорийности. Тевкр пытается его вразумить прямо здесь, в супермаркете, в отделе с хлопьями и крупами, куда их послал отец. Сам он не стал слушать гомон младшего и укатил с тележкой дальше. Младший брат особенно резко дёргает Тарталью за рубашку, и тот соглашается, что нарисованный космонавт всяко круче кролика.       Он предлагает Тевкру сыграть в игру на поиск предметов и отыскать в этом ряду крупы, которые нужны маме. Мелкий энергично кивает и убегает выискивать цветастые пачки.       Тарталья любит своего младшего брата, но улыбается нескольким минутам без высокого детского голоска над ухом. Смотрит в помятый листик со списком продуктов, оглядывает высокие стеллажи под задорную фоновую музыку. Забавно, поют что-то там про бойфренда.       По-дож-ди-те.       В конце ряда высокий мужчина в чёрно-сером расматривает пачку овсянки. Волосы чёрные, прямые, непривычно длинные. Лицо невозмутимое, осанка ровная, как будто он марширует, а не пялится на разноцветные упаковки.       Тарталья видит невыразительные серые штаны, обычную чёрную футболку и берцы. Пытается не так ошалело пялиться и сдерживать себя от того, чтобы подбежать с расспросами. Потому что в ногах аж зудит от желания.       Он уже видел эти плечи и руки. Они ловили отблески прожекторов и качались в такт шлему.       Пачка риса падает в корзину, мужчина поднимает голову. Заметил, что на него смотрят.       Тарталья стискивает зубы, чтоб не так глупо лыбиться, справляется с оцепенением и подходит ближе. Непринуждённо (как ему кажется) завязывает разговор:       — Извиняюсь, мне кажется, я вас где-то видел. Может, на недавнем концерте. Да, точно видел. Вы были..? — Тарталья скатывается в болтовню.       Синие глаза смотрят на него чуть-чуть снисходительно. Ждут, пока достроит логическую цепочку.       — Был.       В шумном супермаркете их никто не услышит, но Капитано всё равно осторожничал. Он — бывший военный, но юные девицы, его фанатки — страшная сила. Ужасная. Будет терроризировать и мешать ему жить свою обычную человеческую жизнь.       В динамиках задорная гитара поёт про бойфренда. Иронично.       Капитано видит красные пятна на щеках и скулах Тартальи. Видимо, тот тоже осознал комичность ситуации, но смотреть в упор не перестал. Уверенный, целеустремлённый.       — На этой неделе будет выступление. Вы придёте? Всё-таки интереснее с человеком, которого ты уже видел и чуть-чуть, но всё-таки знаешь! — Тарталья неловко смеётся и чешет затылок.       — Чайлд, я буду играть вместе с группой. Не явиться нельзя.       Бессмысленный разговор надоедает. Капитано смотрит на Тарталью, как на идиота, потому что они оба прекрасно понимают, что придут. Зачем говорить ненужное?       Тарталья напрягается и удивлённо вскидывает брови, когда его называют по прозвищу. От тренера это слышать унизительно, его буквально называют дитём, а от Капитано...любопытно.       Тевкр подбегает, дёргает его за рукав и бесцеремонно глазеет.       — Мама ждёт, пойдём! Ой, а кто вы?       — Аха, да-да, идём, — улыбается Тарталья, — Жду ещё один автограф, — говорит, понизив голос, когда младший убегает вперёд.       Капитано пожимает плечами, отворачивается и усмехается.       Возвращается в небольшую квартиру, которую снял, как только приехал в город. Судя по всему, осталась от чьей-то бабули, но ему не выбирать.       Он смотрит на булькающую в чайнике воду и даже мысли у него постные, невыразительные. Наливает чай, отрезает в него лимон и опять ловит себя на том, что не понимает, зачем переезжает. Открывает форточку на кухне, смотрит, как колышутся светлые занавески и молчит.       Прекрасно он знает, почему колесит из города в город. Привык к погонам на плечах и командировкам, а теперь не знает, куда без них приткнуться. Вот, от скуки волосы отращивает. В армии нельзя было: под каску не влезут.       Размешивает сахар, режет бутерброд с колбасой. Садится на диванчик у стены, в тишине кружка слишком громко стукает об стол. Капитано молчит, квартира отзывается ему темным коридором и старым сервантом.       Взялся учиться играть на гитаре, потому что больше не знал, куда наступать. А тут почва хоть чуть-чуть была проверенна. Освоил быстро, потому что играл, пока не начинал видеть азарт в своих глазах.       Капитано зачесал пальцами волосы, чтоб в кружку не падали. Воздушные занавески надувались от сквозняка, деревянный стол блестел лаком. Вместе это выглядело даже красиво.       Потом душа захотела не просто драйва и эмоций, а чего-то тоньше. Ну, Капитано взялся за скрипку, когда понял, что бренчание не задевает самое нежное. А ему нужно было любое, хоть дикое, хоть чувствительное, чтобы расшевелиться после всего.       Он отхлёбывает из кружки, жуёт острую колбасу и вспоминает, как вошёл в раж.       Тогда он подбирал перебор и ощутил почти реальный зуд в заднице. Лицо хмурое, руки крепче сжимают медиатор, чуть не рвут струны, а всё равно не то. Не хватает. По венам — кипяток, под кожей — колкое электричество.       Он подскочил и стал играть стоя. Благо, ремень для гитары был.       По ощущениям было как терпкая сладость и острота на языке. Как чёрный чай с лимоном и сахаром и острый сервелат.       Тарталья ощущался точно так же.       Капитано будет таинственной рок-звездой не для девочек с приторными розовыми губками, а для него.

Песня 5

      В этот раз Тарталья очень старается.       Надевает серьгу с алым камешком, гелем для укладки создает художественный бардак на голове, задирает воротник красно-коричневой рубашки. С расстёгнутыми верхними пуговицами он выглядит как идеальный плохиш. Нижние оставляет застёгнутыми, чтобы был простор для фантазии.       Он получит свой автограф лично, в приватной обстановке.       Чтобы набраться уверенности, он просматривает несколько закрытых сайтов про особенности гомосексуального секса. Пару сайтов знакомств, сомнительных статеек и обсуждений на форумах, отзывов и рекомендаций. Глубокой ночью, конечно же, чтобы не вызвать вопросов у родни.       Тарталья же целеустремлённый.       То краснеет, то бледнеет, читая, что, как и куда делать, чтобы было приятно и не травмоопасно. Решает, что обойдётся без засовывания в себя разных предметов. Раньше он не особо интересовался этой темой, но предрассудки таяли с каждым абзацем текста. И каждым кадром видео.       Вечером, когда солнце только-только скрывается за многоэтажками, он слышит удивлённо-радостные возгласы Тони и Тевкра, улыбается комплименту от мамы и кивает хмыканью отца. Машет рукой, обещает купить значки, нашивки, футболки, и выходит на улицу.       Он решает прогуляться, чтобы желудок перестало скручивать от предвкушения. Прохладный воздух охлаждает горячие щёки и шею, но с напряжёнными ногами сделать ничего не может.       Тарталья вызывает такси до места. На входе показывает VIP-билет и с улыбкой кивает, мол, да, он действительно отвалил за него денег. Не для понтов, а ради дела и возможности пообщаться.       И билет полностью окупался, стоило только увидеть на сцене человека в шлеме. Остальное мало интересовало Тарталью. У него была цель, и он не видел никаких препятствий.       Капитано не сразу заметил Тарталью. Он был занят, не имел привычки растерянно озираться по сторонам, даже если концерт на такой огромной площадке был для него впервые. Поднял голову, в полупустом зале увидел рыжую голову, красную рубашку и криво улыбнулся. Похоже, парень решил играть до конца.       Саунд-чек прошёл как надо. Тарталья слушал тихий бубнёж в микрофон, треньканье струн, шорохи в динамиках и ощущал себя не в гигантском зале, а на расстоянии вытянутой руки с группой. Как будто они сидели на квартирнике и неловко бренчали кто что может.       Тарталья явился рано и успел протиснуться к сцене раньше всех. Природная наглость помогала. Так что приветствие музыкантов он услышал в первых рядах.       Капитано сдержанно кивнул толпе, от чего она всё равно счастливо взвыла. Как хорошо, что он не вокалист, и не будет надрываться для всех этих людей весь вечер, но как плохо, что он популярнее. От автографов потом не отбиться.       Даже со сцены, с высоты своего почти двухметрового роста, он видит масляные блики жадности в их глазах. Поймают.       Он вздыхает, и они начинают. Разогрев. Песни про любовь для девочек, для мальчиков, надрывные с хрипом — для взрослых мужчин и женщин, сидящих на VIP-местах.       В шлеме проще, потому что у него нет лица. Можно откидывать голову, подставлять её под прожекторы вместо солнца, расставлять ноги так, чтоб девчонки судорожно хватались за ограждение, а потом мягко отходить. Красоваться только руками. Кофта достаточно облегающая, а свет — резкий.       Повторять, пока не сорвёт тормоза.       Капитано, в общем-то, на это и делал ставку. Искрящейся музыкой расшатать все барьеры, пинком сбить моральный компас, чтобы наконец-то дать жару.       Они делают небольшой перерыв, группа общается с фанатами, а Капитано скидывает гитару и убегает в туалет. Ему нравится выступать со взрослыми, состоявшимися рокерами, правда, но иногда они пишут черезчур долгие и прочувствованные баллады. Не отойдёшь, пока не доиграешь.       Моет руки и снимает шлем. Завязывает волосы так, чтоб резинка спадала с них моментально, умывается и облегчённо вздыхает, смотря в зеркало. Фух. Теперь капли на лице — это не пот, а прохладная вода.       На сцену выбегает посвежевший. Хватает гитару, будто собирается прыгать в прорубь: быстро, резко, решительно. Настало время для перформанса.       Вокалист оглядывается, с прищуром улыбается ему, всё понимает.       Капитано начинает с меланхоличного перебора, задумчиво склонившись над гитарой. Солист поёт негромко и тоскливо, постепенно усиливая надрыв. Гитара рычит с оттяжкой, с каждым ударом по струнам отрезает строчку песни.       Снова спокойный перебор, еле слышно дребезг тарелок, включаются ударные. Голос вокалиста тихий и вкрадчивый, сам он склонился над микрофоном, смотрит исподлобья на людей. Капитано считает строчки, напряжённо вслушивается, чтоб не пропустить момент.       — Maybe tomorrow, the good Lord will take you away, — обрывает вокалист, заглушаемый монотонным боем гитары.       Барабаны ударяют громче, стихают, и Капитано понимает: пора.       Перекидывает гитару вокалисту, зелёные прожекторы провожают его до одинокой стойки микрофона. Толпа замирает в недоумении, гудит, но Капитано слышит только стук крови в ушах. В мотоциклетном шлеме, за чёрным окуляром, больше не спокойно. Там тесно.       Капитано кладёт ладонь на микрофон, проверяет, достаточно ли ненадёжно держится шлем, слушает струны. Зелёный подсвечивает только его, делает чёрно-изумрудной фигурой из кино, голограммой, человеком из матрицы. Гитара обманчиво стихает. Сейчас докажет: он живой.       Жгучий рифф, Капитано одним движением сбрасывает шлем.       Толпа орёт.       Он тоже. С хрипотцой, громко, мощно:

Sing with me, sing for the year

Sing for the laughter, and sing for the tear

Sing it with me, if it's just for today

Maybe tomorrow, the good Lord will take you away

      Задирает голову, ухмыляется, хватает микрофон, надрывно умоляет:

Dream on

Dream on

Dream on

Dream until the dream come true

      Вскидывается, окидывает взглядом зал, будто вещает истину:

Dream on

Dream on

Dream on

Dream until your dream come true

      На задорную гитару победоносно скалится, прожигает взглядом зал. Кто-то визжит уже на ультразвуке. Капитано продолжает:

Dream on

Dream on

Dream on...

      Повторяет, пока слова не утрамбуются, как непреложная истина:

Dream on

Dream on

Dream on

Dream on!

      Под конец срывается на хрип, голос падает вниз, Капитано сглатывает. Кровь стучит в такт барабанам, жёстко, уверенно отбивает ритм. Он напрягает всё тело, будто поёт им, а не ртом:

Sing with me, sing for the year

Sing for the laughter, and sing for the tear

Sing it with me, if it's just for today

Maybe tomorrow, the good Lord will take you away

Sing with me, sing for the year

Sing for the laughter, and sing for the tear

Sing it with me, if it's just for today

Maybe tomorrow, the good Lord will take you away...

      Последние аккорды дослушивает, согнувшись над Тартальей. Близко, интимно, присев на одно колено, так, что длинные волосы падают с плеч и щекочат лицо. Смотрит глаза в глаза, синее в синее, и бархатно шепчет в микрофон:       — Sing with me.       Тарталья позорно шмякается на задницу. Ноги не держат сов-сем. Не обоссался и на том спасибо.       На этом концерт заканчивается. А рок-н-ролл — начинается.       После Тарталья первым протискивается в закулисье, где его ждут. Капитано поднимает голову, даже не смотря на облепивших людей, и ухмыляется. Молча разворачивается и уходит в какой-то тёмный коридор. Тарталья ныряет туда же, вот только его охрана пропускает, а обиженных фанатов — нет.       Нагоняет Капитано, и они вместе заваливаются в его личную гримёрку. Дверь хлопает в узком пустынном коридоре. Шлем — снова на голову, поверх еле собранных волос, нужное — в рюкзаке у входа. Тарталья не успевает разглядеть обстановку, как его уже резко разворачивают за плечи.       Капитано сжимает плечи парня крепко, впивается пальцами. Тяжело дышит, молча пялится в лицо, что-то решает для себя. Тарталья на взводе, переминается с ноги на ногу. К чему эти гляделки?       Они вылетают из чёрного хода прямо в машину до квартиры Капитано. Тарталья, в целом, не удивляется, потому что понял всё ещё в супермаркете. Зато теперь пялится от всей души, утаптывая в себе смущение. Оно остаётся расплющенным и высохшим, как раздавленная лягушка.       Капитано проявляет чудеса выдержки: по нему непонятно ни о чём он думает, ни что чувствует. Тарталья рассматривает широко расставленные ноги, большие ладони, грудь в обтягивающей водолазке. Лицо он почти не увидел: не до того было. А то, скучное, которое видел в магазине, не годится. Нужно настоящее.       В квартирку они заваливаются потные и пыльные. Только Капитано закрывает дверь и кидает шлем на полку для обуви, а Тарталья уже прижимается всем телом и лезет целоваться. Его хватают за рубашку, притирают к себе, чтоб места свободного не было, и кусают в губы. Поцелуем это не назвать.       Капитано вгрызается, зажмуривается и прерывисто вздыхает. Тарталья цепляется за воротник водолазки, оттягивает его, горячими ладонями обхватывает щёки, сжимает в кулаки угольные волосы. Жар-ко.       Капитано целуется жёстко. Рок-звезда, которой сейчас ничего не надо, кроме секса.       Тарталья хотел этого.       Капитано оттаскивает от себя парня, толкает его в сторону ванной и кидает вслед полотенце. Потом заходит сам, раздевается и беззастенчиво залезает под душ.       Оказывается, мыться куда приятнее вместе. Тарталья в полной мере осознаёт, насколько Капитано высокий: он выше его самого почти на голову. Смотрит сверху вниз, а в глазах даже не черти пляшут — там клубится что-то похуже, темнее. То, что вылезло из-под обломков тормозов.       Как назло отключили горячую воду. Утром Капитано на это только пожал плечами и вымылся в холодной. Сейчас он раздражался и пытался сделать так, чтоб рациональность не вернулась. Голова-то остыла.       Сжимает крепкую задницу Тартальи, скребёт короткими ногтями, трётся о бледную шею, кусает в плечо. Тот влажно выдыхает, чуть не падает, потому что оба — скользкие, в геле для душа.       С волос Капитано капает пена, пряди прилипли к плечам и спине. Тарталья, тоже остывший под прохладной водой, с нажимом проводит по его плечам, ладони сползают на грудь, мускулистую, с тёмными волосками. Трёт пальцем коричневые пятнышки на плече, пока не понимает, что это родинки.       Капитано гораздо старше его. Это особенно заметно, когда они вылезают из душа и перемещаются на кровать. Ночь и блёклый свет фонарей смягчают его лицо, бросают тени на впалые щёки. Тарталья проводит по подбородку пальцами. Колется.       — Погоди, сколько тебе лет? А имя?       — А какая тебе разница?       Вопрос отпадает, особенно когда Тарталью за талию притягивают ближе. Он перекидывает ногу через бёдра Капитано, садится и ёрзает, притирается. Проводит ладонями по своему торсу, животу, жилистым ногам.       Капитано наблюдает изподлобья, упирается спиной в стену, вытягивает ноги, чтоб было удобнее. Звереет.       Он рывком подтягивает Тарталью ближе, впивается пальцами в ягодицы, растягивает их в стороны, царапает и кусает ухо. Жарко выдыхает, медленно облизывает ушную раковину, обводит языком, целует кожу, пока парень не начинает хныкать. Зубами проводит по шее там, где она переходит в плечо, кусает в мышцу, тянет.       Тарталья мычит, срывается на тихий стон на выдохе. Они оба голые и влажные после душа, а их члены соприкасаются и скользят между животами. Тарталья чувствует полоску волос от пупка и ниже. Прогибается в спине, широко разводит ноги, чтобы быть ещё ближе, ногтями проводит по спине Капитано.       Тот стонет. Низко, хрипло после концерта, куда-то в рыжие волосы.       Тарталья только успевает хитро улыбнуться, как его немного отстраняют, чтобы между их тел вместилась рука. Капитано шарит рукой под одеялом, вытаскивает бутылочку смазки и выдавливает себе в ладонь.       Оказывается, что ладони у него достаточно большие, чтобы обхватить оба члена сразу, и достаточно шершавые, чтобы начать жмуриться от первого же движения. Тарталья тяжело дышит куда-то в волосы Капитано. На выдохе голос ломается и стоны получаются высокими, отрывистыми.       Второй рукой Капитано направляет руку Тартальи себе за спину. Сегодня её можно подставлять.       Пальцы обводят плотные шрамы, мнут напряжённые мышцы, которые перекатываются под кожей. Капитано расслабляется и плывёт. Настолько, что откидывает голову назад, приглушённо стонет и увеличивает темп.       Они романтично заканчивают в унисон.       У Тартальи дрожат ноги и напрягается живот. Он кусает губы, утыкается лицом в плечо Капитано и жарко, обжигающе стонет-хнычет-подвывает. Пытается отдышаться и бессильно горбится.       Капитано шипит, скалится и негромко рычит. Хмурит брови и жмурится, смотря в потолок. Тарталья чувствует, как сильные бёдра под ним расслабляются, и решается посмотреть в лицо напротив. Оно...сложное.       Капитано молча вытаскивает из под подушки салфетки и вытирает их. Так же задумчиво прислоняется головой к прохладной стене и прикрывает глаза. Тарталья не выдерживает и спрашивает:       — Оставил автограф?       И впервые слышит, как Капитано смеётся. Тихо, мягко, улыбается широко.       — Утром распишусь.       Утром Тарталья уезжает с укусом на шее и гигантской росписью через всю рубашку.       Тем же утром Капитано подставляет спину под рассветное солнце. Теперь там будут прибавляться веснушки, а не шрамы.