Из Небытия

      Мысль, что он не справился, возникла раньше, чем смутно знакомый голос произнес ее вслух.       Голова кружилась, а тело ломило так, будто Люцифер только что вернулся с тренировки по Крылоборству. Плечи болели. Крылья отваливались. В мозгах был сплошной туман. И все бы ничего, да только Школа ангелов и демонов, вместе с радостями и печалями, победами и поражениями, которые Люцифер когда-то испытал, осталась далеко позади. Ну а впереди в прямом и переносном смысле его ждала тьма.       Тьма заполнила хранилище от пола до потолка — приглушила звуки, поглотила запахи, и чем сильнее Люцифер сопротивлялся — не физически — морально, — тем настойчивее она старалась его подчинить. Скользким аспидом вползти в разум, смертоносными кольцами стиснуть сердце.       — Мими… — еле слышно просипел Люцифер. — Мими, если можешь, сваливай из этой дыры прямо сейчас!       Подруга по несчастью не ответила. Возможно, она тоже была связана по рукам и ногам чем-то наподобие тугих жгутов. Люцифер пробовал разорвать их — не получилось. Растянуть, поджечь или еще каким-то образом деформировать — тоже безрезультатно. Эти штуки были настолько крепкими, что запросто могли оторвать ему конечности или задушить, едва она того пожелает. Но случилось с точностью до наоборот. Она пожелала, чтобы он перестал себя мучить и наконец-то открыл глаза.       Легко сказать!       Веки казались каменными, неподъемными. Приоткрыть их удалось только через силу и резкую боль.       Секунд пять-десять окружающая реальность перемежалась со слепыми черными пятнами.       — Быть того не может…       Дыхание резко сбилось, а пульс понесся вскачь, когда Люцифер огляделся и понял, что вокруг ничего не изменилось. Небо, как и раньше, было затянуто зеленым маревом, несчастные сухие деревья тянулись обожженными ветками ввысь, пытаясь вымолить у высших сил хотя бы каплю живительной влаги.       Ни облаков, ни птиц… Только зловещая, мертвая тишина.       Неужели он таки впал в забытье? Повелся на ловушку разума?       Слабак.       Люцифер оперся о надгробный камень и свесил голову. Если подумать, для того, кто погиб больше десяти лет назад, он был подозрительно сильно взволнован.       — …После сладкого сна наступило горькое пробуждение. Тяжесть во всем теле, учащенный пульс и следом неизменная мысль, что оно того не стоило.       Люцифер не понимал, кто говорил с ним, но интонация была женской.       — Стоило, — буркнул он, не поднимая головы.       Кем бы ни была его незримая собеседница, ей предстояло понять, что лишь воспоминания здесь в цене. Блага, радости и даже подвиги, свершенные в прошлой жизни, не спасут от неприкаянных.       Он машинально, не задумываясь, провел рукой по камню — совсем новому, не отшлифованному временем и тлетворным дыханием Небытия. Вероятно, он стоял рядом с последним пристанищем невидимой девицы, потому она и решила обнаружить себя. Но… Разве логично, что после пробуждения он оказался именно здесь, а не на пустыре, где состоялась его последняя битва?       Люцифер обошел низкий холмик и уселся на корточки, ожидая увидеть любое имя, любую надпись, но только не это…       Виктория Уокер.       Два слова — гравировка на камне — точно гравировка на сердце.       Безжалостно. По-живому.       Не веря ни глазам, ни разуму, Люцифер прикоснулся к узорчатым буквам, будто это могло чем-то помочь. Будто он мог усилием воли стереть то, что не желал видеть. Что боялся увидеть с той памятной ночи, когда погиб, так и не узнав, что она победила, и теперь будет жить и помнить за них двоих.       — Как же так, Вики…       Люцифер качнулся, упал на колени, разгреб пальцами землю и вырывал с корнем чахлую траву. Конечно же, он знал, что там — под землей — нет его Вики. Камень — это лишь привязка, своеобразное напоминание им — бессмертным, — что обратного пути нет.       — Рассказать, как она умерла?       И снова неведомый голос!       Люцифер хотел было гаркнуть, чтобы невидимка убиралась прочь, чтобы разлетелась на гребаные атомы и тем самым избавила его от непрошенных вопросов! Но он медленно покрутил головой и сказал, обращаясь не столько к ней, сколько к своему внутреннему «я»:       — Ничего не хочу.       — Пф! Безнадежность и вечная скука не смогли убить тебя, а два слова, высеченные на камне, смогли!       Интонация чужого голоса переменилась. Из нейтрально-доброжелательной сделалась насмешливой. Кем бы ни была назойливая возмутительница спокойствия, она наверняка знала Люцифера раньше. Знала о его прошлом и, возможно, имела какое-то отношение к Вики.       — Кто ты? — резко поинтересовался он, пытаясь понять, откуда звучал голос. В Небытие любая энергия неизменно оставляла за собой след и время от времени могла проявляться, но чтобы невидимые сущности могли свободно разговаривать и как-то влиять на окружающую действительность… О таком Люцифер раньше не слышал.       — Ты задаешь скучные и предсказуемые вопросы. Попробуй еще раз, — продолжала глумиться незнакомка, терзая Люцифера неведением.       Она явно пыталась вывести его на эмоции. Но зачем? Хотела развеять собственную скуку столь изощренным способом? Может быть, он чем-то обидел ее при жизни — например, не обратил внимания, — и теперь сучка решила отомстить?       Да нет… Чушь!       Дело было в другом, и смрадный, тепловатый ветерок со стороны гиблого болота — обиталища неприкаянных — живо напомнил об этом.       Не до конца угасшие мечты, надежды, эмоции — кроме них, в Небытии было нечем питаться. Единственный шанс выжить здесь — зарыть все это поглубже, запереть и пить по капле, когда становится совсем невмоготу.       На такой «диете» Люцифер смог протянуть десять с лишним лет, но этот сон… этот морок, так сильно похожий на правду, разбередил все внутри и зажег его искрой ложной надежды. Если бы Люцифер снова смог вернуться туда — он бы вернулся, даже если бы следующее пробуждение стало мучительнее этого. Даже если бы неприкаянные склонились над ним всей толпой, отрезая путь к бегству… Он больше не мог цепляться за свое жалкое, бессмысленное существование и готов был обменять его на возможность увидеться с Вики — живой и невредимой — хотя бы еще раз. Да только кому сгодится обожженный и ни на что не годный обрывок его души?       — …Лишенный земли и неба, огня и воды, внемлю последней просьбе твоей, — раздался тот же самый голос, хотя Люцифер не произнес ни слова.       «Такие сделки никогда не заканчиваются чем-то хорошим», — подумал он, но возражать не стал.       Мгновение спустя на его плечо легла чья-то ладонь…       По идее, он не должен был этого почувствовать, но он почувствовал и без раздумий накрыл ее своей. Нежность и бархатистость девичьей кожи была такой же явственной, как шершавость надгробного камня, к которому он прикасался до этого.       — Почему, Вики?       Бессмысленный вопрос вместо десятка заготовленных фраз, но за этим «почему» на самом деле стояла вся их жизнь. Его — невероятно долгая по человеческим меркам и ничтожная по меркам вечности, и ее, похожая на яркую, но очень короткую вспышку.       — Потому что всему на свете отпущено свое время, и наше с тобой, увы, закончилось.       Губы Вики тронула улыбка, значащая так много и одновременно не значащая ничего. Да и в целом облаченная в простое белое платье бывшая Непризнанная чувствовалась какой-то другой. Неправильной.       Люцифер слышал, что, принимая сторону ангелов, Непризнанные теряют часть себя. Худшую часть, как принято думать, однако чаще всего это было обычным позерством и желанием соответствовать негласным правилам. На самом деле, приняв сторону и упорхнув из Школы, Непризнанные не лишались ни своих пороков, ни добродетели. Все это оставалось с ними, а сделанный выбор лишь намечал будущий путь. Но с Вики произошло что-то другое. Вместо знакомой энергии Люцифер ощущал какую-то странную блеклую грусть, засевшую в ней. Это было похоже на зыбкий утренний туман, а так же на… смирение?       — Хочешь, чтобы я опустил руки? — ухмыльнулся Люцифер, не теряя надежды разглядеть в бесстрастной незнакомке прежнюю Вики. С огоньком в глазах и храбростью в сердце. Ту, что продиралась к нему через поле боя, не страшась смертоносных когтей субантр и летящих мимо копий.       — Хочу, чтобы ты перестал цепляться за прошлое.       Вики прислонилась своим к его разгоряченному лбу.       — А как же ты? — через силу прохрипел Люцифер, прижав ее к себе — непривычно робкую, пугливую, поддающуюся скорее из жалости, чем из любви.       — Ты разве забыл? Бессмертным не положено место в Обители праведников, даже если при жизни они сделали много хорошего. Меня больше нет, Люцифер. Я существую только в твоей голове. В твоих воспоминаниях.       Сколько у него осталось? Минута? Две? Люцифер отбросил мысль о нетаковости Вики. Он не мог устоять перед соблазном и необъяснимыми, выворачивающими нутро чувствами.       Несмотря на дрожь и тихие, беспрестанные «не надо!», он сжимал ее бедра, целовал в шею и резко отпихивал ее руки, когда Вики начинала сопротивляться. Он должен был вывести ее из себя. Должен был услышать правду! В конце концов, он ее заслужил!       — Отпусти меня! Я не могу так больше! Правда, не могу!..       «Неужели это проблеск отчаяния?» — обрадовался Люцифер и, держа Вики за горло, приподнял большим пальцем ее подбородок. Как бы та ни старалась изобразить из себя обиженную и оскорбленную, ее слезы были такими же неискренними, как и слова.       — О, нет. Ты будешь рядом столько, сколько я захочу. Мне же невыразимо скучно здесь, забыла? — Люцифер надавил на подбородок сильнее, чтобы Вики приоткрыла рот. — Думала, прикинешься невинной овечкой, и я тебя пожалею? Ты ошиблась, дорогая. Меня такое, наоборот, заводит.       Когда Вики насилу вырвалась из его рук, Люцифер хохотнул. Конечно же, он догадался, кто она на самом деле, и нет бы поумерить пыл, чтобы не нарваться на неприятности, но тот, как назло, лишь сильнее разгорался.       — Что с тобой не так, Люцифер? — Вики поправила сползшие лямки платья. — Напоследок решил явить мне истинное лицо?       — Вовсе нет. Ведь это не я пытаюсь сохранить хорошую мину при плохой игре. Поэтому спрошу еще раз: кто ты? — Люцифер подобрался, намереваясь использовать силу при первом намеке на враждебность.       — Если бы я знала, что ты так быстро догадаешься, позволила бы себе чуть больше.       «Вики» досадливо цокнула языком. Ее светлые глаза заволокло чернотой, и от них же, к вискам, протянулись бугристые прожилки, чем-то напоминающие воспаленные вены. Нежное, с мягкими чертами лицо сделалось лицом восковой куклы — побледнело, осунулось.       «Темная материя…»       В эту минуту Люцифер пожалел, что слушал Септимуса вполуха. Вроде, он говорил, что материя — без разницы, темная или светлая, — не может существовать отдельно, сама по себе. Ей обязательно нужно подходящее пристанище. Оттого он и растерялся, когда тело Вики — пусть и фальшивое, — стало распадаться. Кусочки плоти отлетали от костей и тлели прямо на глазах, будто обрывки жженой бумаги.       — …Ты все равно заплатишь мне за выполненное желание, — пробулькало нечто, теперь лишь отдаленно напоминающее человека.       — Когда-нибудь в другой раз.       Люцифер не знал, что конкретно помогло ему избавиться от наваждения, но сейчас, стоя перед ликом неизвестности, он не чувствовал ни гнева, ни страха. Возможно, прими тьма облик кого-то другого — отца, например, — он бы попался на уловку и навечно стал бы пленником собственного заблудшего разума.       Дальше все случилось мгновенно — Люцифер вскинул руку, помня, что зеленое пламя — сила, полученная в Небытии, — способна сжечь что угодно. Он знал, что, уничтожив темную материю, нарушит обещание, данное Септимусу, но лучше поступить так, чем стать пристанищем для силы, что устремилась к нему единым потоком, в котором виднелись очертания хищных когтей и желтые, наполненные яростью глаза.       Огненная струя насквозь прошила черный дым, развеяла его. Тварь успела оставить лишь пару царапин на его груди, но Люцифера тревожило нечто другое…       Ощущение чего-то страшного и непоправимого крепло с каждой секундой. Ответ пришел тогда, когда Люцифер ошарашенно огляделся и понял, что вместе с тьмой растаяла и иллюзия.       «Прежде чем занять мое тело — сильное и выносливое, — ей нужно было освоиться. Найти временный, но удобный сосуд».       Люцифер медленно смежил веки, но это не помогло — увиденная картина уже отпечаталась в памяти.       Наверное, это была своего рода защитная реакция, потому что в данную минуту он мог думать о чем угодно, но только не о Мими, распластанной на полу в лужице крови, и не об обугленной ране в ее животе…       Мими не сгорела полностью, как другие, потому что тьма приняла на себя основной удар и рассеялась — дым ведь не может обратиться в пепел, верно? — но это все равно не уберегло от ужасных последствий.       Бессмертный не может ненамеренно убить другого бессмертного — это факт. Однако Люцифер не знал — было намерение или не было. Он действовал на эмоциях. Он защищался!       — Мими… — Люцифер склонился к ней, не зная, что делать и как быть. В его сознании зияла точно такая же дыра — черная и жуткая. — Мими, малышка…       Она не дышала.       Кровь, окаймляющая ее хрупкое, местами обгоревшее тело уже начала густеть.       Люцифер не задумывался, как это бывает у других бессмертных — помнят ли они себя в далеком прошлом, лет триста или шестьсот тому назад? Или все-таки теряют счет времени и возрасту? Люцифер, конечно же, помнил далеко не все — особенно после Небытия, — но самые сильные, самые яркие моменты иногда прорезались в памяти. Радостные и счастливые, печальные и трагические — их было много, хотя последних, конечно же, больше.       Но как бы отец ни принижал его, как бы ни было трудно из слабого, излишне эмоционального отпрыска владетеля ада превратиться в того, кем Люцифер стал сейчас, и каким его знали другие бессмертные, он никогда не плакал. Орал, бесился, крушил все подряд, тренировался до изнеможения, что подчас даже не оставалось сил поднять крылья...       …Дуешься, как девка! Или у тебя трудности не только с друзьями, но и с пониманием элементарных вещей? Нет значит нет!       У него не было трудностей с пониманием элементарных вещей, а вот с пониманием вещей, которые ему не могли или не хотели объяснять — были.       — Почему ты просто не можешь позвать ее? Почему я слышу этой вой, а другие — нет? Неужели ты не понимаешь, папа? Мне плохо! И страшно…       Только мать могла заставить эти голоса замолчать, дабы они перестали просить милости у того, кто пока не мог ее дать.       Но мама могла не приходить неделями, месяцами…       И тогда, будто почуяв неладное, приходила она — дочка демона Мамона. Болтливая и приставучая, как репей, но зато любящая игры в прятки и сражения на палках. Поначалу Люциферу казалось, что она делает так специально, чтобы подмазаться, — ибо кто не мечтает стать близким другом будущего правителя? — но когда Мими в очередной раз выиграла у него, разгромив коллекционное войско оловянных солдатиков, Люцифер понял, что ошибся. Дочка Мамона и впрямь была другой. Вернее, нет… Мими была своей, и как только она приходила, зов обреченных вмиг замолкал.       Люцифер снял мантию, бережно прикрыл тело Мими и стал думать, как быстрее добраться до Септимуса — вдруг время не вышло, и он все еще мог помочь? У Мими была запасная руна для открытия портала, но сам портал, в отличие от водоворота, призвать было нельзя.       «Точно, водоворот!..»       Люцифер скосил взгляд на лицо подруги и тут же отвернулся. В горле сделалось колко.       «Если меня заметят и поймают, все будет напрасно. Вики, Дино и Септимуса схватят и хорошо, если оставят в живых…»       На самом деле решение проблемы, как это часто бывает, лежало на поверхности, но Люцифер сомневался — справится ли он? Ведь в тот раз им владела чистая, первородная злость и желание защитить близкого, а сейчас в глубине души была сплошная пустота. Он не мог поверить, что Мими ушла, что она больше никогда не улыбнется ему, не бросит задорный взгляд через плечо в коридоре Школы ангелов и демонов, а Люцифер не сделает вид, будто не заметил.       И да, винить в этом, кроме самого себя, было некого. Рядом не было ни Чумы, ни Мальбонте, ни даже отца, на которого можно было бы выплеснуть бессильную ярость.       Но, как оказалось, ее можно было преобразовать!       Вначале Люцифер не понял, что с ним…       Чуть ниже груди — там, где находится солнечное сплетение, — зажгло, будто он, не жуя, проглотил огненную саламандру. Кровь закипела. Раскалилась, будто чертова лава!       — Что за…       Тяжело дыша, Люцифер уперся ладонями в каменный пол. Его тело менялось — ширилось, становилось мощнее. Пробив кожу, на лбу и плечах выросли жесткие, шипастые отростки… В иное время Люцифер бы возгордился, что сумел воззвать к силе, скрытой где-то в глубине, и снова обрести вторую ипостась, но сейчас ему было почти все равно. Лишь бы перерождение побыстрее закончилось! Ибо в таком виде и с такой силой он мог в два счета добраться до портала!       Люцифер осторожно подхватил Мими и прижал ее голову к своей груди. Ему часто доводилось видеть потери — особенно людские, — и он знал о тех самых стадиях — от отрицания до принятия, — которые помогали смертным удержаться на плаву, но также Люцифер знал, что с таким, как он, это не сработает. И с Мими тоже. Она никогда не станет по-настоящему свободной, а он никогда не сможет ее по-настоящему отпустить. Об этом рассказывала мать, облекая правду в сказки и вымысел, об этом же предупреждал отец, который добровольно позволил сердцу обрасти непробиваемой каменной коркой, потому что так было проще справиться, но только сейчас, спустя годы, их сын на самом деле почувствовал… На самом деле понял, о чем они тогда говорили.