Одержимость

Участь нелюбимого ребёнка всегда была незавидной. Том же познал все «прелести» подобной жизни: отец-алкоголик, мать, центром жизни которой всегда был и остаётся супруг, дедушка с бабушкой, отказавшиеся от внука задолго до его рождения. Всё это оставило отпечаток не только на его поведении в детстве, но и на отношении к людям. Когда ты растёшь окружённый злобой и ненавистью, то и сам начинаешь испытывать эти чувства по отношению к каждому, кто хочет хоть как-то сблизиться. Казалось бы, жизнь и так достаточно отыгралась на ни в чём не повинном ребёнке, но, как говорится, всё может быть ещё хуже. В один прекрасный день отец ушёл из семьи, обвинив супругу в многочисленных изменах и что: «я не горю желанием вкалывать для тебя и твоего выблядка». Даже сейчас, спустя почти тридцать лет, он ощущал, как гнев разливается по венам, заставляя бурлить кровь. Даже сейчас он хочет собственноручно уничтожить этого урода, который поверил россказням старых сплетниц и так просто отказался от семьи. Нерадивый папаша покинул их скромную обитель, напоследок громко хлопнув дверью. Его мать погрузилась в глубокую депрессию, периодически из неё выныривая за очередной порцией горячительных напитков. В редкие моменты трезвости она вспоминала, что у неё есть сын и принималась, как она думала, за его воспитание. Ни разу, до самого поступления в школу, маленький Том не слышал ласкового слова со стороны взрослых. — Как можно быть настолько тупым? — женщина нещадно била маленького мальчика тетрадкой по щекам, оставляя на нежной коже мелкие порезы от листов. Казалось, она была одержима самим дьяволом, иначе невозможно было понять, почему она с неимоверной жестокостью раз за разом измывалась над собственным ребёнком. Невинные слёзы не останавливали её, а наоборот — служили топливом для разбушевавшейся натуры. Меропа будто не замечала, что своими оскорблениями и унижениями она уничтожала то немногое, что у неё осталось после разрушенного брака — любовь и доверие собственного сына. И каково же было её удивление, когда несколько лет спустя, женщина, в очередной раз, затеяв скандал, натолкнулась на жёсткий ответ. Едва её ладонь соприкоснулась со щекой мальчика, она оказалась на полу, а над ней навис Том. Черты его лица обострились, губы скривились в злорадной усмешке, а в тёмных глазах полыхал огонь ярости и ненависти. — Ещё раз ты поднимешь на меня руку, — дыхание подростка сбилось, а сердце стучало настолько громко, что любую секунду готово было пробить грудную клетку. — И клянусь всеми богами, я лично тебя придушу. Меропа вмиг растеряла весь свой пыл, а тот презрительный тон, с которым разговаривал с ней сын, был подобен ледяному отрезвляющему душу. Впервые в её голове всплыл вопрос: «Почему собственный ребёнок с ней настолько жесток?». Даже спустя годы, она так и не поняла, что сама, собственными руками, разрушила его любовь как к матери, как к женщине и что самое страшное — как к человеку. И это был один из многих последующих разов, когда она будет поражена тем, какие последствия могут иметь поступки.

***

Естественно, «счастливое» и «безоблачное» детство не могло пройти мимо. Он вырос в красивого мужчину со сломанной психикой и огромным недоверием к женскому полу. В каждой девушке он видел не более чем вещь, игрушку, дырку, которая была годна лишь для опустошения яиц и не более. Том не верил ни в искренность их громких слов любви, ни в поступки. Его раздражало, когда очередная пассия вдруг решившая, что именно она сможет растопить заледеневшее сердце Реддла, вдруг начинала примерять на себя личину спутницы жизни. Эта притворная игра вызывала у мужчины приступ головной боли и дикой тошноты. Переступив порог собственного дома, Том был неприятно удивлён застав там Беллу, напевающую нехитрую мелодию и хозяйничавшую на его собственной кухне. — Ты вернулся, — брюнетка очаровательно улыбнулась и проследовала к опешившему мужчине, оставив на его щеке нежный поцелуй. Её дыхание отдавало мятой, а это означало лишь одно: наглая девица не погнушалась воспользоваться его уборной, где, кстати, не было запасной щётки. Подавив подкативший к горлу тошнотворный ком и сделав пометку избавиться от зубной щётки, он отстранил от себя женщину. Белла явно была удивлена, да и было чему изумляться. Ещё вчера этот мужчина безжалостно вколачивался между её приветливо распахнутых бёдер, нашёптывая на ухо грязные словечки, которые в приличном обществе не принято озвучивать вслух, но так приятно будоражащих фантазию. А уже сегодня он презрительно кривится при виде неё, будто она не более чем залежавшийся на витрине кусок мяса. — Что ты здесь делаешь? — его тон был необычайно холоден для того, кто ещё недавно вылизывал каждый сантиметр её тела. — Я, кажется, оставил тебе деньги на такси. — Но… Я подумала. — Это занятие явно тебе не под силу, — он ловко обогнул сгорбившуюся фигуру и с нарочитым равнодушием выключил плиту. — Если ты рассчитывала на вознаграждение за прошедший вечер, то стоило изначально назвать цену. — Высокомерный ублюдок! — растерянность и жалость к себе сменилась чистой, концентрированной яростью. Задыхаясь от собственных эмоций, она вмиг растеряла весь словарный запас. Наконец, собравшись с духом, женщина пулей вылетела из кухни и точно ураган Катрина, безжалостно сметая всё на своём пути, она собрала вещи. Уже собираясь покинуть квартиру Реддла, взгляд карих глаз наткнулся на тумбу, где аккуратной стопкой лежали деньги. Решение нашлось само собой. Аккуратные наманикирюнные пальчики превратили купюры в груду бесполезных клочков бумаги, и, устроив в холле из них фейерверк, она с чувством глубокого удовлетворения, покинула злосчастную квартиру. Где-то в душе теплилась надежда, что Реддл поймёт, насколько он был груб по отношению к ней и всё же выйдет на связь с предложением поужинать. Именно поэтому Белла не уничтожила свою визитку с номером телефона. Но правда заключалась в том, что Реддл лишь был рад, что такая истеричная и неуравновешенная особа как Лестрейндж самостоятельно вымелась из его квартиры как мусор, коим её и считал Том. Ещё в отрочестве он зарёкся заводить семью, чтобы не плодить таких же искалеченных людей. А в том, что его дети будут ущербны — не было никаких сомнений. Том ясно понимал, что в нём атрофирована та часть мозга, отвечающая за родительскую любовь. Он не хотел и не собирался приносить в этот мир новую жизнь. Уж слишком свежи воспоминания от «задушевных» разговоров с матерью, когда она не гнушалась средневековыми методами воспитания. Меропа Мракс любила напоминать сыну о чудодейственном методе кнута и пряника, только в её интерпретации отсутствовало лакомство, ограничиваясь кожаным ремнём с металлическими заклёпками. До сих пор Том пытался понять, откуда в их доме появилось столь фривольная вещица. Но факт оставался фактом, его обнажённая спина довольно часто встречалась с этим аксессуаром. Мать хоть частенько и пребывала в алкогольном угаре, но даже её проспиртованный мозг понимал, что если на руках или ногах ребёнка кто-то заметит синяки, то ей несдобровать. И потому чаще всего, её хрупкая, но в то же время тяжёлая рука, хватала мальчишку за шею, отшвыривая его в угол комнаты и резкими, рваными движениями задирала прохудившейся свитер. Том рос тщедушным ребёнком. Его огромные карие глаза настолько выделялись на худом лице, что один взгляд на собеседника и ему были готовы простить любой проступок. Чем порой и пользовался мальчик: так он в школьной столовой выбивал у поваров лишнюю порцию обеда, а учителя зачастую шли ему навстречу, не выставляя плохие оценки за невыученный урок. Но стоило отметить, что его телосложение и сложное семейное положение совершенно не были преградой для приобретения друзей. Скорее наоборот — ему повезло найти верных ребят, которые старательно делали вид, что в их рюкзаках совершенно случайно появлялось лишнее яблоко или новая тетрадь. Иногда, когда даже остатки какой-либо адекватности просто растворялись в океане гнева, Мракс прибегала к особо жестоким наказаниям. Ей мало было того, что субтильное тельце сына покрывали множественные синяки. Нет, в такие моменты её внутренний дьявол требовал чего-то особенного — она заставляла собственного сына выпрашивать наказания, попутно рассказывая обо всех проступках. По её скромному мнению, Том был абсолютно непослушным ребёнком. И то, чтобы он не совершил проступка, было совершенно не свойственно ему, конечно же, по её скромному мнению. В эти моменты, когда горячие слёзы бесконечными струйками стекали по впалым щекам, маленький мальчик клялся самому себе, что однажды он сможет вырваться из этого ада. И когда мать будет лежать в гробу, он с радостью плюнет на её могилу.

***

И вот сейчас, сидя в собственной гостиной и поглаживая по спутанным кудрям девушку, так удобно устроившейся на его коленях, Реддл с удивлением про себя отметил, что он впервые счастлив. В его прогнившей насквозь чёрной душе, наконец, появился светлый лучик надежды на счастливое будущее. Он ещё в детстве перестал верить в сказки, но почему-то сейчас до безумия хотелось, чтобы грузовик с чудом перевернулся на его улице. Девушка мирно сопевшая, потянулась с грацией кошки и, поймав задумчивый взгляд мужчины, сонно улыбнулась: — Только не говори, что я опять проспала всё самое интересное? Тень улыбки пробежала по его лицу, пока он медленно накручивал непослушную прядь каштановых волос на указательный палец: — Ты верна своим привычкам, дорогая. Так что я уже не и рассчитываю досмотреть с тобой какой-то фильм до конца. — Боже, Реддл, не будь таким скучным, — Гермиона вывернулась из объятий и тут же оседлала его бёдра, покрывая суровое лицо мягкими, едва ощутимыми поцелуями. — Ты знал, что занудство признак старости? — И это говорит та, которая засыпает в первые полчаса фильма? — его ладони опустились на округлые бёдра, мягко прижимая к себе. Он ещё не был достаточно возбуждён, чтобы перегнуть эту ведьму через спинку дивана, но ещё минута таких тесных объятий и он точно не сможет сдержаться. Эта женщина покорила его с первой встречи. Насколько она была наивна в вопросе общения с мужчинами, настолько она была жестка и прямолинейна в плане работы. И когда, по воле случая, ему пришлось обратиться к корпоративному юристу Гермионе Грейнджер, он был приятно удивлён, что в первые минуты знакомства она не намеревалась перевести их разговор на более личную тему. Наоборот, эта девушка резко пресекла его попытки пригласить её на кофе. Том, которому редко доводилось слышать отказы от женщин, был удивлён, если не сказать обескуражен. Он прекрасно осознавал, что обладает более чем привлекательной внешностью, а его внушительный кошелёк лишь добавлял ему немного больше очарования. Сначала его визиты действительно ограничивались рабочими вопросами, но когда проблема была решена, он пошёл на различные ухищрения, раз за разом придумывая новые поводы для встреч. И вот когда в очередной раз он ожидал мисс Грейнджер возле её кабинета, лениво перелистывая глянцевый журнал, она открыла дверь и столкнулась с ним взглядом. — Серьёзно, мистер Реддл? — Гермиона отбросила в сторону профессионализм и совершенно беспардонно закатила глаза, что вызвало лишь улыбку у мужчины. — Ещё немного и я обращусь в суд, чтобы выписать вам запретительный ордер. — Ничего не могу поделать, мисс Грейнджер, фирма без ваших консультаций просто разваливается. — Что на этот раз? Недовольный клиент пообещал вам поставить одну звезду вместо пяти в поисковике? — Вы знаете! — он с притворным удивлением округлил глаза. Девушка сняла очки и отбросила тонкую оправу на стол. Сжав двумя пальцами переносицу, она еле слышно простонала: — Что вы хотите? — Ужин. Сегодня. — На прошлой неделе вы же предлагали всего лишь попить кофе. — Так и вы, мисс Грейнджер, не сразу согласились, потому я долго мариновался в собственных страданиях, — из груди вырвался тихий смешок. Том и сам был поражён собственной смелостью и одержимостью этой женщиной. Если бы кто-то несколько месяцев назад рассказал ему, что он будет бегать за какой-то девицей будто юнец, вымаливая у неё согласие на ужин, то он рассмеялся бы этому безумцу в лицо. Но жизнь странная штука и сейчас этим безумцем был он сам. — Ладно, чёрт с вами. А теперь прошу вас, дайте мне спокойно поработать, а иначе не видать вам совместного ужина как собственных ушей. Стараясь скрыть довольную ухмылку, мужчина поднялся с кресла и проследовал на выход. Уже собираясь переступить порог кабинета, он замер и с поистине мальчишеской улыбкой повернулся к виновнице своего беспокойства: — Знаете, мисс Грейнджер, если я захочу увидеть собственные уши, то могу воспользоваться зеркалом. От его глупой, даже примитивной, шутки губы Гермионы растянулись в не менее глуповатой улыбке. Но тут же, вспомнив о своём образе железной леди, вернула маску равнодушия и циничности. — До встречи, мистер Реддл. — Я приеду за вами в семь вечера. Так и начался их бурный и скоротечный роман, результатом которого стала двойная фамилия Гермионы. — Реддл! — возмущённый возглас супруги вырвал его из воспоминаний. — Смею тебе напомнить, что твоя жена нуждается во внимании! Он резко притянул её за бёдра, вжимаясь пахом в промежность, жар которой не смогли скрыть даже домашние штаны. Девушка удивлённо охнула, ощущая, как член под ней наливается кровью. — Надо же, ты, оказывается, так рад меня видеть, — она склонилась к его уху, опаляя мочку горячим дыханием. — Если бы ты прошлой ночью не задержался на работе, то знал бы, насколько мне было грустно без тебя. Его ладони переместились на ягодицы, грубо сминая их. Можно быть уверенным, даже слой ткани не спасёт её кожу от его меток. — Давай, милая, — он с радостью принимал правила игры, позволяя Гермионе почувствовать, что она их устанавливает. Пока. — Расскажи поподробнее, чем же ты занималась без меня? — Знаешь, — девушка принялась медленно потираться о напряжённый пах и надо признать, эта ласка была мучительна для обоих. Каждый из них чувствовал, как кожа начинает гореть от желания соприкоснуться друг с другом, но никто не хотел получить свой приз так быстро. — Так приятно лежать в постели полностью обнажённой. Когда ничего не мешает рукам исследовать собственное тело. Пальцы Тома проникли под домашнюю футболку, касаясь обнажённой поясницы. Он чувствовал, как его супруга покрылась мурашками от его почти что невинных ласк. — А потом моя рука спускалась к влажным складочкам. Сначала я просто ласкала клитор, не вводя пальцы вглубь, — коварство этой женщины не знало границ. Каждый раз, когда Гермиона надевала маску искусительницы, Реддл готов был умолять её позволить лишний раз прикоснуться к ней, позволить ощутить на языке вкус её возбуждения. Разрешить ему почувствовать, как тугие стенки влагалища сжимают член, заставляя мысленно отсчитывать до десяти, лишь позорно не излиться внутрь. Вот и сейчас эта мерзавка нашёптывала ему на ухо, как она ласкала себя до исступления, пока Том трудился в офисе, разбирая бесконечные отчёты подчинённых. — Сколько раз ты кончила? — его длинные пальцы собрали кудрявые волосы в импровизированный хвост и резко откинули голову девушки назад, обнажая белоснежную шею. Чуть суховатые губы исследовали нежную кожу девушки, оставляя на ней собственнические метки принадлежности. Чтобы Гермиона не смела забывать, кому она принадлежит. Возможно, утром, увидев в зеркале в очередной раз следы от зубов на своём горле, она вновь проклянёт Реддла и его замашки маньяка, но сейчас эта грубость, удовольствие через боль, лишь добавляли пикантности их маленькой игре. — Два раза. — Неправильный ответ, — Том грубым движением притянул к себе девушку, заставляя ту прогнуться в пояснице. Опустив несколько раз ладонь на её ягодицы, обтянутые тонкой тканью лосин, Том сдавленно зарычал. — Два раза, сэр. — Моя сладкая девочка, — сладко мурлыкнув на ухо такую нужную ей похвалу, мужчина принялся потирать клитор, вынуждая девушку извиваться подобно змее. — Чёрт, Том, — Гермиона сдавленно охнула, ощущая как внизу живота затягивается тугой узел возбуждения и до долгожданной разрядки ей не хватает лишь несколько ленивых движений, но Реддл, который знал тело своей женщины лучше, чем она сама, с самодовольной улыбкой, убрал руку, вынуждая ту жалобно заскулить. — Запомни, милая, в этой игре веду только я, — и уже в следующую секунду он резко опрокинул девушку на спину. Времени на избавления от одежды не было, потому лишь приспустив её лосины с бельем и задрав ноги, он ворвался плавным движением внутрь. Продолжая медленно и неторопливо двигаться, он ощущал, как стенки влагалища затрепетали от его напора. Девушка опустила пальцы на клитор и принялась ритмично его ласкать, приближая такой долгожданный оргазм. — Нет-нет, — он резко отбросил её руку от налившейся кровью промежности. — Ты кончишь, только когда я тебе это позволю, — Реддл зачарованно наблюдал за тем местом, где их тела соединялись в единое целое — если бы этот момент можно было поставить на вечный повтор, то эта картина висела бы в их спальне. То, как она жалобно стонала, умоляя ускориться; как её пальцы с силой выкручивали затвердевшие соски; злобный взгляд, когда Реддл в очередной раз покидал её влажное лоно, не давая достигнуть долгожданной разрядки; каждый момент их совместной жизни — всё это подпитывало его, не давая окончательно утонуть в собственной темноте. Гермиона была для него больше чем супруга или партнёр, она была частью его самого. В конце концов, его выдержка дала сбой и Том, наконец, отпустил себя. Он с силой вколачивался в супругу, выбивая из её груди громкие всхлипы. Несколько мощных толчков и он с утробным рыком кончил. Отстранившись от Гермионы, Реддл зачарованно наблюдал, как его сперма вытекает из вагины. Опустив пальцы на всё ещё возбуждённый клитор, он лениво его огладил, пуская по телу остаточные импульсы болезненного удовольствия. Поднеся два пальца к истекающей семенем дырочке, он поймал белые струйки и медленно ввёл пальцы обратно, заставив жену удивлённо охнуть. Уже который раз Том не переставал удивляться и восхищаться, насколько чувственной и темпераментной была его супруга. Она была влажной, возбуждённой для него. Из-за него. Таких, как она, принято считать идеальными женщинами: королева на публике и шлюха в постели. И впервые мысль, оставить часть себя в женщине, не вызвала тошноту и отторжение.