Neon Generation

Позднее утро одиннадцатого июня того же года выдалось совершенно чудесным. С наступлением лета Нью-Пари оживился, зазеленел и заиграл пестротой клумб, яркостью летних одежд и ароматом цветов, растущих теперь, кажется, в каждом уголке города. Было солнечно и жарко, везде раскинулись палатки с варёной кукурузой, мороженым и ледяными напитками; прямо рядом с домом Лу и Кея продавался совершенно потрясающий абрикосовый лимонад, который они брали каждый раз, когда выходили за пределы жилого комплекса. На центральной площади открылась летняя ярмарка, на которой продавались товары с разных уголков света, и там можно было приобрести всё — от специй до старого свадебного платья. С тех пор, как вышел новый закон о равенстве псиоников, общество претерпело большие изменения, и, несмотря на протесты, волнения и даже забастовки, этот закон неумолимо внедрялся в общественную жизнь и становился её неотъемлемой и нормальной частью. Может, так только казалось, но с началом позитивных изменений во внутреннем устройстве жизни стало меняться в лучшую сторону и устройство внешнее. Нью-Пари весь стал светлее, чище, просторнее и приятнее. Жизнь не была идеальна, но она становилась лучше, и это проявлялось во многих её аспектах и порой самых маленьких деталях, которые обнаруживаются неожиданно и потому особенно приятны. Большие изменения вроде закрытий интернатов для псиоников, разработки ЭКО с учётом генофонда, отмены вивисекции и «партнёрского контроля» для нестабильных и упразднение прав Совета за несоблюдением общественных и правовых норм были заметны сразу, а вот более мелкие, такие, как непривычная вежливость обслуживающего и медицинского персонала, создание отдельных кружков и занятий для тренировки пси вне Корпуса Содействия и создание человеческих условий для работы на заводе становились заметны не сразу. Но сознавать, что изменения всё же происходят, было радостно и приносило чувство спокойствия. Лу проснулась в одиннадцать утра. Обычно она вставала не позже девяти, соблюдая режим. Они с Кеем оба уволились из Корпуса Содействия, и Кей готовился этим же летом подавать документы в исторический университет, параллельно работая удалённо по наводке бывшего Приора; то же самое делала и Лу и параллельно готовилась следующим летом податься в обучение генетике, поэтому, совмещая работу, тренировки, подготовку к поступлению, психотерапию и регулярные встречи с матерью и друзьями, девушка не позволяла себе расслабляться. Прошлой ночью, однако, она засиделась в общежитии у Энн, которая переехала из Ле Лож весной. Они с мамой долго сидели, обсуждали всё и всех, вспоминали прошлое, и в конце мама нежно сказала: — Я думаю, твой папа тобой бы очень гордился. Лу только кивнула, однако, вернувшись домой, очень долго рыдала в руках Кея, чувствуя боль от невозможности поделиться самым грандиозным событием своей жизни с Альфредом, и уснула ближе к двум часам ночи. Энн не хотела ничего плохого, и Лу это знала. Просто даже спустя много лет тоска по отцу никуда не исчезла, и невозможность оказаться рядом с ним по-прежнему причиняла девушке боль. В остальном она была вполне счастлива и, проснувшись почти в полдень, чувствовала себя выспавшейся и отдохнувшей. Кея уже не было в постели — он был на кухне, откуда доносился запах выпечки и гудение новой вафельницы. Тёплое, жёлтое, как свежее манго, летнее солнце проникало сквозь полупрозрачные занавески и золотило кремовые стены, сквозь открытое окно нёсся ветерок и приносил с собой аромат цветов и нагретого асфальта. Лу перевернулась на другой бок, потянулась и закинула руку за голову. Потом протянула эту же руку к тумбочке, взяла телефон и включила его, проверяя сообщения, время и погоду. Не обнаружив ничего интересного, встала и отправилась в ванную. Голова была приятно пустой. С помощью психотерапевта, милой женщины чуть за сорок по имени Элла, она постепенно училась освобождать голову от кучи мыслей, часто угнетающих и ненужных, и понемногу стало получаться. Моясь в душе и чистя зубы, Лу ни о чём не думала, кроме того, как ей хочется вафель и того, что можно добавить тренировку на дому на выходных. Выйдя, она сразу отправилась на кухню. Кей готовил вафли, в ухе у него был наушник; он сновал по кухне и не заметил, как она вошла. Лу посмотрела на его красивую рельефную спину, ровные плечи, суженную талию и не удержалась: подошла сзади и легонько ударила его по попе. Кей обернулся и посмотрел на неё шутливо-сердито: — Ну что это такое. Подходит и бьёт меня. — Ты прямо жертва домашнего насилия, — фыркнула Лу и для пущей эффективности ещё раз шлёпнула его. Кей драматично закатил глаза: — И даже без следов. Сразу видно, есть опыт. — Безусловно, — он обнял её одной рукой, притянул к себе и поцеловал в висок. Лу приподняла крышку вафельницы. — Потрясающе. Тебе помочь? — Если достанешь из холодильника фрукты и порежешь, буду благодарен. Сделаем вафли с фруктами. — Хорошо. — она поцеловала его в щёку и пошла за фруктами. У них осталось несколько персиков, пара апельсинов, банан и два яблока. Лу взяла все фрукты и стала нарезать, наслаждаясь их ароматом и брызгами сока. Кей знал, где достать качественные и натуральные фрукты за относительно недорогую цену, и они бессовестно пользовались этим знанием. Вот и сейчас она нарезала все имеющиеся фрукты, свалила их в одну большую пиалу и поставила на стол. Кей к тому времени поставил на стол тарелку с идеально ровной стопкой пышных вафель, и они сели завтракать на своей уютной кухне. За окном заливались и безостановочно чирикали птицы. Во время еды у Лу зазвонил телефон. Давясь слишком большим куском вафли с персиком, псионичка взяла трубку, и, не глядя, приложила к уху: — М-м? — Приветик, — раздался голос Лары. За последние месяцы они с Ларой по-настоящему сдружились и сблизились настолько, что сестра Кея пригласила её с собой выбирать свадебное платье — на её День рождения, в конце мая, Гектор сделал ей предложение. За две недели до этого поженились Ирма и Тома, поэтому эту весну и лето по праву можно было называть сезоном свадеб. — Ты не занята? Где Кей? — Нет, всё хорошо. — Лу вытерла губы салфеткой. — Кей тут, мы завтракаем. Что-то случилось? — Нет. То есть да, — Лара, кажется, запыхалась — на фоне слышался ритмичный стук её шпилек. — Тебе ещё никто из наших сегодня не звонил? Под «нашими» она имела всю их компанию, сформировавшуюся за два месяца мятежей Гюлера. Сейчас они все регулярно созванивались и списывались, не теряя друг с другом связь, но виделись редко. Лу видела только семью Кея да пару раз Лорену с Иво, и каждый раз жена бывшего Приора стремительно круглела и пухла от беременности, а сам он немного меньше хромал, но всё ещё выглядел уставшим и болезным. Эстер, Марк и Фокси не показывались, и, хотя Лу иногда списывалась с дочерью Марка, у той в жизни происходило много всего, и в подробности она не вдавалась, а Лу не выспрашивала. Своих дел по горло. — Нет. А что? — Лорена родила рано утром. Она только что сама позвонила. От удивления Лу выронила вилку, и та улетела под стол. Кей достал её и попутно легонько ущипнул девушку за голень, но от удивления она не отреагировала. — Серьёзно? — Ага. Двойняшек, девочку и мальчика, — голос у Лары был очень довольным. — Я сказала ей, что приеду и привезу её любимые булочки с ванильным кремом. Она звучала такой счастливой. Я подумала, может, вы тоже захотите её навестить. Мне кажется, она будет вне себя от радости. — Ого, — Лу прожевала кусок банана и задумалась. — Спасибо, что предупредила. Я думаю, мы заедем, но поговорю сначала с Кеем. — Давайте, — Лара чавкнула жвачкой и крикнула: — Гектор, паркуйся быстрее, пожалуйста! Пока ты возишься, Лорена уже четвёртого родить успеет. Рассел, не бегай кругами, как дурачок! Ох уж эти мужчины, — вздохнула она. — Ладно, давайте, увидимся в больнице. До связи. Она положила трубку. Кей спросил: — Что там? — Лорена родила утром. Лара едет её навестить, сказала, что мы тоже можем. Поедем? Кей заметно обрадовался. Его всегда радовали новости, как-либо связанные с детьми, а роды Лорены молчаливо ожидались в их кругу со дня на день. Родила она достаточно поздно для женщины, беременной близнецами; насколько Лу знала, многоплодная беременность разрешается раньше обычной. В её интернате были девочки-двойняшки, родившиеся в конце седьмого месяца. Они были идеально здоровы. — Поехали, конечно, — он засунул в рот кусок вафли и прожевал. — Надо ей что-то купить. — Коробку печенья, например, — предложила Лу. — Да. Может, ещё какой-то подарок? Девушка пожала плечами. — Поехали посмотрим. Для начала купим сладости. Честно говоря, я сомневаюсь, что мы привезём Лорене что-то нужное или оригинальное, но порадовать её стоит. Ехали на байке. Лу чувствовала себя снова в своей тарелке, когда рассекала магистраль на огромной скорости, не оборачиваясь и имея возможность быть у руля. На ней была обычная голубая футболка (десять лет назад это была футболка Йонаса, но Лу напилась и стошнила на неё, после чего друг отказался брать её обратно) и джинсовые шорты, и тёплый ветер обдувал шею и руки. Кей сидел сзади, в её старом шлеме с цветочками, который ей достался от отца, и держал её талию руками. В мини-багажнике сзади лежала коробка мягкого молочного печенья с шоколадом для Лорены. Они купили его в пекарне около дома, поскольку наверняка после рождения двоих детей за один раз она не станет стесняться и захочет поесть как следует. Над ними раскинулось голубое небо с рваными перистыми облаками, и их быстро несло за горизонт, уставленный городскими башнями, высотками и светящимися в небе голограммами в виде знаков «пси». Лара с разрешения Иво сбросила им зашифрованный адрес. Во избежание любой возможной опасности Лорена рожала не в Центральной больнице, а практически на окраине города, на закрытой территории. Их пустили, предварительно проверив документы об удостоверении личности, и они заехали на убранную, озеленённую, благородно и удобно обустроенную территорию, больше похожую на санаторий. Здесь был разбит чудесный зелёный сад, которым явно занимались знающие своё дело ландшафтные дизайнеры: вымощенные пёстрым камнем дорожки изгибались, змеясь меж ровных подстриженных газонов, пышных цветочных клумб, деревьев совершенно разных размеров и форм, фонтанов со статуями и скамеек, разбросанных тут и там по всей территории. Поодаль расположилась парковка, где Лу оставила байк; здесь не нужно было беспокоиться о воровстве или эвакуации. Сама больница виднелась вдали, за деревьями, и Лу с Кеем сразу направились туда. Здание больницы было низким, прямоугольным и гладким, как кусок белого шоколада. Внутри было свежо и почти пусто, только иногда из кабинета в кабинет по холлу бегали врачи. Лу и Кей подошли к стойке администрации, и девушка сказала: — Добрый день. Мы приехали навестить мадам Мартен, она сегодня родила. К ней можно. Девушка-администратор, миниатюрная смуглая брюнетка с восточными зелёными глазами, прищурилась и попросила: — Ваши паспорта, пожалуйста. Они предъявили паспорта. Девушка проверила их, одобрительно кивнула и сообщила: — К сожалению, никого из посетителей мужского пола, кроме родственников, мужа и сына, мадам попросила к себе пока не пускать. Но девушка может пройти. Вам, месье, придётся подождать здесь. Мадам сейчас не чувствует себя достаточно комфортно, чтобы принимать посторонних мужчин у себя. Кей не выказал ни капли недоумения или раздражения. Лу, впрочем, тоже не подумала об этом ничего плохого. Лорена имела полное право приглашать кого хотела, да и в целом в её просьбе был смысл. Он лишь понимающе кивнул. — Разумеется. — эмпатик обратился к Лу, передал ей коробку с печеньем и попросил: — Передашь ей от меня поздравления и пожелания? — Конечно, — псионичка улыбнулась и ласково коснулась губами его щеки. — Жди здесь. Дальше она отправилась одна. Девушка-администратор отправила её на третий этаж, в палату номер триста девяноста четыре. Выйдя из лифта, Лу столкнулась лицом к лицу с Ларой и Карен. Лара выглядела шикарно в коротком кораллово-красном платье, на каблуках и с небрежно уложенными волосами, накрашенная, надушенная и звенящая серьгами и золотой гарнитурой сумочки. На безымянном пальце её левой руки красовалось кольцо с поразительно крупным розовым камнем прямоугольной формы — Баретти, видимо, неплохо разбирался во вкусе своей невесты и подобрал кольцо, которое точно будет заметно и которое точно её не разочарует. В общем и целом, загорелая, длинноногая, пахнущая вишней и мятной жвачкой Лара прямо-таки излучала довольство своей жизнью и явно безмолвно хвасталась своим статусом невесты, которому вскоре предстояло уступить место статусу жены. Карен выглядела слегка уставшей. На ней было длинное яблочно-зелёное платье с широким поясом, короткими пышными рукавами и неглубоким вырезом; её пышные волосы были свёрнуты в низкий узел на затылке. В отличие от сестры, она не казалась взбудораженной, лишь немного улыбалась бледными губами и то и дело поправляла тяжёлый гранатовый браслет, болтающийся на тонкой руке. От неё пахло лавандой и можжевельником — несладкий, свободный, лёгкий аромат, слегка нейтрализующий душистый парфюм Лары. При виде Лу она улыбнулась: — Кто пришёл! Она обнялась с обеими сёстрами по очереди. — Вы давно тут? — Я со вчерашнего полудня, — ответила Карен. — Приехала, как только Иво написал, что у Лорены начались схватки. Она очень просила меня быть на месте, если что-то пойдёт не так, хотя по своей специальности я не акушерка и могу понадобиться только в экстренных случаях. Но, к счастью, я не пригодилась. Она была умничкой. — А я вот час назад приехала, — Лара чавкнула жвачкой. — Пришла к Лорене, встретила Иво, поболтала с ним. Они сейчас с Расселом и Гектором где-то в саду своей мужской компанией ходят. Я посмотрела на её деток — чудные. Поболтали о жизни. Представляешь, у неё во время схваток вырвались пси, и она заморозила окна. Так что не удивляйся ничему, что увидишь. — Спасибо за предупреждение, — Лу поудобнее перехватила коробку. — Вы ей что-нибудь подарили, кроме булочек с кремом? — Цветы и моти с яблоком, — сказала Лара. — Тоже цветы и ловцы снов для детей, — сказала Карен. Лара фыркнула. — Что? Эдвард, когда был маленький, обожал эту штуку. Смотрел, как она крутится, и мгновенно засыпал. Кто ж виноват, что Расти засыпал в руках с игрушечным пистолетом. — Судя по воинственным лицам близнецов, им скорее нужен пистолет, чем ловец снов, — заметила Лара. — Ладно, ты иди, навести Лорену. Кстати, Эстер никому из вас не писала? Когда мы последний раз созванивались неделю назад, она божилась, что приедет в день родов Лорены, но что-то от неё ни слуху, ни духу. Да и вообще она пропала с радаров. Лу пожала плечами. Она периодически списывалась с Эстер, но понятия не имела, что происходит у той в жизни. — Раз сказала, что придёт, значит, придёт, — отмахнулась Карен. — Она девочка дисциплинированная. Вряд ли забыла. — Ты говорила, у Фокси недавно закончилась реабилитация, — не унималась Лара. — При таких ранах, как у него, сильно не повеселишься. Держу пари, они от души потрахались и спят. Я на их месте сделала бы то же самое. А вы как думаете? — Я ничего не думаю! — отрезала Карен, поднимая одну ладонь, а второй хлопая себя по лбу. — Единый, Лара, я думаю, что у неё своя жизнь, и не хочу это обсуждать. Лара цыкнула языком и обратилась к Лу: — Смотри, с какой нудной сестрой я живу всю жизнь. Кошмар. Даже не посплетничаешь. — Пошли давай, — одёрнула её Карен. — Лу так никогда до Лорены не дойдёт. Нам ещё с Кеем надо переговорить. Они попрощались и зашли в лифт. Лу дошла до нужной палаты; прямо перед ней вышла медсестра и попросила её надеть бахилы, халат и шапочку. Лу всё сделала, чувствуя себя слегка по-дурацки, но не возражая, постучалась и, услышав положительный ответ, вошла. Палата Лорены была просторной и добротно обустроенной: квадратная большая комната с кучей свободного места, несколькими тумбами для одежды, широкой мягкой кроватью и большими окнами, вид из которых выходил на густой ярко-зелёный лес на окраине Нью-Пари. Пол, выложенный кремового цвета плиткой, немного обогревался, несмотря на весьма жаркое летнее время, и его тепло ощущалось даже сквозь тапочки; в углу стоял очиститель воздуха, рядом с ним — соляная лампа; воздух в комнате благодаря этому был солоноватый и очень свежий. На тумбах стояло несколько огромных букетов цветов: бледно-розовые пионы, белые и розовые тюльпаны, белоснежные и фиолетовые флоксы и розово-голубые гортензии. На отдельной тумбе стояли коробки с моти, печеньем, конфетами, даже бокс с японской едой и тёплой курицей. В большие окна, покрытые подтаявшим ледяным узором, созданным криокинезом Лорены, проникало дневное июньское солнце, ласковое, ещё не вобравшее в себя всю жару, приятно греющее и неагрессивное. Было тихо и свежо, но не холодно — идеальная палата не только для новоиспечённой матери, но и для отдыха в принципе. Лорена, маленькая и худенькая, лежала на краю большой постели, в куче подушек. Её волосы вились от влаги, округлившееся румяное лицо дышало здоровьем и довольством. Рядом с постелью стоял двойной бокс, в котором лежали два маленьких свёртка и слабо двигались, издавая едва слышные, напоминающие мяуканье звуки. Лу осторожно проскользнула в комнату; увидев её, Лорена обрадовалась и воскликнула громким шёпотом: — Лу! Проходи, дорогая. — Привет-привет, — Лу улыбнулась, проходя к постели и перехватывая коробку с печеньем в другую руку. — Поздравляю. Рождение близнецов — большое дело. — Определённо, — жена Приора похлопала по одеялу и подвинулась, позволяя подруге сесть. — Это точно. Я так устала! И очень проголодалась. Иво торчал тут два часа, с тех пор как я проснулась, у меня всё это время не было желания даже воды выпить, а как только его выпроводила, почувствовала, что готова съесть своего мужа заживо. Теперь надо ждать, когда приедет завтрак, и только потом я могу приступить к угощениям — мне сказали, что лучше их есть не на голодный желудок, а то пища недостаточно нейтральная. — Ну, я принесла тебе печенье, — Лу протянула ей коробку. — Правда, оно только на после еды. И, если ты будешь кормить грудью, тебе, наверное, нельзя. — О нет, у меня от стресса на ранних сроках их нечем кормить, — печально качнула головой Лорена, с благодарностью принимая коробку. — Поэтому об этом беспокоиться не стоит. Спасибо огромное, Единый, я так безумно голодна. Поздороваешься с малышами? Лу немного поколебалась, сама не понимая, чего боится, но всё же встала и подошла к боксу. Внутри лежали два ребёнка — крошечные, розовые, похожие скорее на котят, чем на детей, бережно укутанные в пелёнки. Лара говорила, что Лорена родила девочку и мальчика. Она не могла определить, где кто находится, ибо обоих малышей запеленали в белое, и их было ничем не отличить друг от друга. Внезапно дети одновременно открыли глаза и посмотрели прямо на неё, и она увидела, что у одного ребёнка глаза очень светлые, почти белые, как у Лорены, у другого — угольно-чёрные, как у Иво. Обычно у всех детей глаза сначала голубые, но эти двое поторопились. Лу осторожно улыбнулась им, но дети продолжали глядеть на неё с подозрением, будто собирались сесть и спросить свою мать, кто это и что она тут делает. Она отошла от бокса и села обратно на кровать, чувствуя себя несколько неловко, ибо близнецы не вызвали у неё феерического умиления, однако неприязни к ним тоже не ощущалось. Лу была просто рада за Иво и Лорену. — Хорошие, — сказала она. Лорена улыбнулась: — Милые, правда? Со светлыми глазами — это мальчик. А с тёмными — девочка. — она помолчала и добавила: — Сын, скорее всего, псионик. Пока точной информации нет, но у него взяли материал на анализы, весьма вероятно, я родила криокинетика. — Да?! — изумилась Лу. — Охре... — она заметила укоризненный взгляд Лорены и спохватилась: — Обалдеть. А дочка? — А дочка, скорее всего, чистая, — ответила та всё с той же мечтательной улыбкой. Лу спросила: — Зовут-то как? — Мальчик — Килиан, — Лорена поправила волосы. — А девочка — Вивьен, Вивви. Вообще, полное имя — Дефне-Вивьен. Я настояла на продолжении нашей семейной традиции называть дочек двойными именами, и моя мама подобрала ей чудесное турецкое имя в качестве первого. Но в обычной жизни она будет Вивьен. Так же, как меня никто не называет София, хотя по документам я София-Лорена. Так что это скорее для традиции. — Гм, — только и сказала Лу. Её имя состояло из двух букв, и она мало понимала в двойных именах и прочих тонкостях этого дела. Для неё имя Вивьен само по себе было достаточно сложным, и ей казалось необязательным добавлять к нему ещё одно. Впрочем, Лорене она об этом не сказала — не её ума дело. — Мило. Лорена вдруг слегка погрустнела и сказала: — Я хотела дать ей имя Элифа в качестве первого, но подумала, что мне будет больно каждый раз смотреть на свою дочь и думать о сестре, которую я потеряла и память о которой буду нести до конца своих дней. Лу ничего не сказала, просто взяла руку Лорены и сжала её пальцы. Они посидели так несколько минут, но в такой солнечный, полный радости день атмсофера грусти развеивалась быстро и легко. — Франциск до сих пор не может понять, куда делся мой живот, — рассмеялась Лорена, снова веселея. — Всё утро трогал его и спрашивал, где. И не мог поверить, что братик и сестричка появились оттуда. А Иво ходит и улыбается, как дурачок. Он очень ждал дочку. Но, конечно, он рад не только рождению Вивьен. Килиан тоже у нас самый желанный гость, — она заглянула в бокс и улыбнулась. — Когда-нибудь я расскажу им, что предшествовало их появлению на свет. Сколько я пережила, как боялась, что не смогу их родить. Как я ценю их и их брата. Но это будет потом, когда они вырастут. Пусть пока растут и радуются, не зная, что их отец ради них перевернул систему, готовую сожрать нас всех и не подавиться. Её голос стал серьёзнее, хорошенькое лицо нахмурилось. Лу тоже слегка поникла. У неё не было детей, она и не думала о том, хочет их или нет, и не предполагала, что когда-то у неё будет ребёнок, но могла частично поставить себя на место Лорены. Что было бы, если бы Иво и Робер не взялись за исследования? Что было бы, если бы она случайно забеременела от Кея? Да ничего хорошего. В лучшем случае её ждал бы подпольный аборт или принудительная изоляция до конца своих дней, и хорошо, если её смогли бы устроить благополучно, как Эстер и Джейн; в худшем — вивисекция. Лу не хотела бы такой жизни ни для себя, ни для своих потенциальных детей. А уж Лорена, псионичка и мать троих, и подавно переживала за их судьбы, ибо ей приходилось быть матерью не в теории, а в реальности. Лу не могла оценить даже десятой её страха, но всё же понимала, что та чувствует, ибо боялась как минимум за себя и своих близких людей, и они добились свободы и жизни для себя не без крови, боли и смерти. Для себя Лу решила, что если уж когда-нибудь и станет матерью, то тоже обязательно расскажет своему ребёнку, что произошло. Хотя бы для того, чтобы они знали и помнили о том, что всё разнообразие генофонда — нормально, и нет повода для разжигания ненависти и травли. Лу хватило этого в своей жизни. Она не хотела ни чтобы её дети кого-то травили за геном, ни чтобы их травил кто-то. Она не хотела распространять ненависть. А после того, как стало известно, что всякий геном имеет право на существование — тем более. Внезапно в дверь постучались. Лорена крикнула: «Войдите!», и дверь открылась. Пришла Эстер. Она слегка запыхалась и, признаться честно, выглядела слегка необычно. Под полупрозрачным халатом виднелось белое платье длиной до середины голени, со сборчатыми рукавами, открытой спиной и крупным бантом, ставшим видимым, когда она повернулась, чтобы закрыть дверь; простое, но очень симпатичное платье, которое едва ли можно было назвать повседневным. На ногах под бахилами у неё были надеты белые туфли на невысоком каблуке, в волосах под шапочкой виднелись какие-то очень блестящие украшения. Она сияла так, будто выиграла в лотерее, и была одета так, будто собиралась сниматься в новогодней или свадебной фотосессии. В руках у неё была коробка и букет цветов. — Привет! — поздоровалась она и виновато улыбнулась: — Прости, что опоздала. Я принесла сладости и цветы. — Проходи, проходи, — нетерпеливо махнула рукой Лорена. Лу и Эстер поздоровались друг с другом. Пока дочь Марка ставила очередной букет на тумбу и устраивала коробку со сладостями, Лорена придирчиво осмотрела её и спросила: — Ты откуда такая красивая? — Ой, да ниоткуда, — отмахнулась та. — Да и что говорить обо мне? Я же пришла поздравить тебя с рождением близнецов. Покажи их. Она наклонилась над боксом и ласково поворковала с Килианом и Вивьен, лица которых выражали искреннее недоумение, будто с ними разговаривала дурочка. Эстер явно пришла от близнецов в больший восторг, чем Лу, и Лорена это наверняка ощутила, потому что следующие минут пятнадцать они увлечённо обсуждали болезненный процесс родов, трудности многоплодной беременности, проблемы с отслеживанием регулов и прочее. Лу слушала вполуха, хотела даже уйти, но Лорена прочно вцепилась в её руку, и она осталась. Она сидела и смотрела на близнецов, которые стали понемногу засыпать, и нашла их почти милыми. Она не ненавидела детей, но никогда не питала к ним излишней нежности, и то, что это были дети её подруги, вселяло в неё скорее радость за Лорену и за то, что она счастлива. Лу даже чувствовала себя слегка виноватой за то, что не трясётся над близнецами и не пищит от восторга. Но она не могла заставить себя. Килиан и Вивьен казались ей по-хорошему смешными, похожими на картофелины, но в своей жизни она испытывала искренний восторг только от одного ребёнка, и это был почти десятилетний Рассел Стоун. Младенцев же она как будто побаивалась. Килиан и Вивьен не вызывали у неё неприязни, но она не обнаруживала в себе желания затискать их. Может, это случится потом. А может, и нет… — Так откуда ты такая красивая? — всё же спросила Лорена. Лу ехидно усмехнулась: — Мне тоже интересно. На роды подруги так нарядилась? Эстер закатила глаза, но вид у неё всё ещё был сияющий, как у начищенной монеты. — И почему на звонки сегодня не отвечала? — напирала Лорена. — И вообще пропала. Я думала, ты не придёшь. — Я бы пришла в любом случае, — заверила её Эстер. Лу ткнула её пальцем в бок: — Ты от вопросов не уходи. Где была? Эстер посмотрела на них обеих, щуря зеленоватые глаза, похожие на осколки стекла. Потом вздохнула. — Ну ладно, — она поправила волосы под шапочкой. — Я была на свадьбе. Лу и Лорена посмотрели на неё с каменными лицами. — На чьей? Эстер вытянула руку и продемонстрировала симпатичное кольцо с довольно крупным камнем в виде овала. Само кольцо было простое, без лишней инкрустации и кучи мелких деталей, но камень сиял прозрачным блеском и был увесистым и заметным, хорошо смотрясь на её холёном белом пальце. Кольцо было действительно красивое и явно ознаменовало только одно событие, которое могло соответствовать этому украшению. — На своей. Лу почувствовала, как у неё невольно открылся рот. Лорена так сильно выпучила глаза, что стала похожа на выброшенную на берег рыбёшку. — Ты вышла замуж сегодня?! — она прижала ладони к щекам, выглядя одновременно радостной, потрясённой и обиженной. — А нас почему не пригласила? И не сказала? Как давно вы помолвлены? Эстер виновато улыбнулась. — Наша помолвка состоялась сразу после «Реактора». Он сделал мне предложение почти сразу. Я не говорила, потому что мне казалось, что это неуместно. А потом все занимались восстановлением, и мы тоже, стали готовиться к свадьбе… Это была очень маленькая церемония, только я, он, мои родители, его брат и тётя, наша общая подруга и моя мачеха. Больше никого. Мы хотели быстро обручиться и уехать отдыхать на медовый месяц. Лу смотрела на дочь Марка, не зная, что сказать. Лорена приподнялась на подушках и спросила: — И что, месье Жонсьер смирился? — Куда он денется, — хмыкнула Эстер и с видимым наслаждением посмотрела на своё кольцо. — Я, к сожалению, сегодня ненадолго пришла. Через два с половиной часа мы отбываем в свадебное путешествие, так уж совпало, что это случилось в день твоих родов. Но я пришла поздравить и посмотреть на малышей, они чудесные. — Ты бы сказала, я бы приготовила подарок на свадьбу, — хмуро заметила Лорена. Эстер успокоила её: — Ничего не надо, правда. Главное, что со всеми всё хорошо. Они посидели ещё немного в тишине. Лу была, мягко говоря, шокирована. Она не завидовала Эстер и никак не примеряла её ситуацию на себя, просто ей искренне казалось, что Фокси не из тех, кто женится. Может, конечно, быть такое, что Эстер надавила на него со свадьбой, но вряд ли такая умная и рассудительная девушка, к тому же эмпатик, стала бы торопиться с заключением брака и принуждать к этому свою вторую половинку, так что, скорее всего, это событие — несколько поспешное и эмоциональное решение с обеих сторон. И всё же это вызывало вопросы. Как с этим смог смириться Марк? Скорее всего, после всего произошедшего отношения дочери перестали казаться ему таким уж кошмаром. Как они будут жить дальше вместе? Наверняка при какой-то поддержке родителей или других родственников. Так или иначе, Лу решила не напирать: Эстер светилась, как новогодняя ёлка, выглядела потрясающе, снова набрала немного веса и стала похожа на аппетитное пирожное и явно ни о чём не жалела. С остальным они разберутся сами. Отчего-то Лу не сомневалась, что Эстер принадлежит к типу людей, созданных для любви и семьи. А Фокси… Ну, это была его инициатива. Значит, он так хотел. Их отношения выглядели так, будто дочь Марка в них была главной, и, видимо, хакера это вполне устраивало. — Поздравляю, — улыбнулась она и обняла Эстер. — Какие у вас дальше планы? — Ой, да много разных, — Эстер поправила шапочку снова. — До конца лета мы путешествуем. Хотим на Восток, в японскую диаспору. Я не рассказывала, что я занимаюсь востоковедением как любитель с тринадцати лет? Ну вот, уже шесть лет, получается. Потом ещё куда-нибудь, куда захочет мой муж, — она с особым смаком произнесла последнее слово. — Я перешла на домашнее обучение, в университете ко мне слишком много ненужного внимания в связи с последними событиями. Месье Мартен очень любезно помог Оушену трудоустроиться на официальную непыльную работу — по сути, он будет теперь заменять Ролана Жено. Мы съехались. Половину платит он, половину за меня платит отец, мы так договорились, потому что я пока не работаю. Ну вот. — Эстер улыбнулась. — Ну, хватит обо мне. Мы вообще-то здесь ради Лорены собрались. — Да со мной уже тоже всё понятно, — отмахнулась та. — Лу, ты-то как? Вы с Кеем съехались? — Съехались, — девушка кивнула. — У нас всё в порядке. Лечимся, восстанавливаемся, живём вместе. Я готовлюсь к поступлению на генетика. — Правда?! — Эстер широко распахнула глаза. — Я не помню, чтобы ты об этом рассказывала. — И я не помню, — нахмурилась Лорена. Лу правда не рассказывала им. Она рассказала только Кею, его сёстрам, маме и Йонасу, не желая лишний раз распространяться о том, о чём ещё может передумать и о том, чего у неё ещё может не получиться. К тому же лишний ажиотаж отвлекал её от интенсивной подготовки, поэтому Лу старалась не привлекать внимание к этой теме. Но раз уж Лорена родила, Эстер вышла замуж, а у Лу не произошло ни того, ни другого, она решила поделиться своей мечтой, которая привлекала её даже больше, чем идея замужества или детей. Если бы Кей сделал ей предложение, она, наверное, разревелась от счастья, но пока он его не сделал, она не особенно об этом задумывалась и не страдала. Они были знакомы немногим больше года, влюблены около года и встречались почти год, и Лу никуда не торопилась. — Да, я не говорила. — она убрала с лица волосы, ранее длинные, теперь подстриженные до плеч. Она стригла их так с ранней весны и не собиралась больше отращивать. — Я в следующем году буду поступать. Мне это интересно, захотелось приобщиться к науке, которая всех нас, считай, продвинула вперёд, — она посмотрела на Лорену и Эстер и встретила в их глазах абсолютное понимание: ведь они тоже были псионичками. — Не знаю, получится ли у меня, может быть, я ещё передумаю. Но пока мне очень нравится эта идея. Я не хочу возвращаться в Корпус, для меня это слишком… не знаю… опасная работа. Я не то, чтобы не понимала, куда иду, но мне хочется жить. — И правильно, — согласилась с ней Лорена. — Я всегда говорю Иво, что Корпус Содействия — это не выбор. Туда идут не от хорошей жизни, ну, только в очень редких случаях. Так что ты правильно делаешь, что ищешь то, что тебе действительно по душе. — Я тоже считаю, что это грязная работа, — Эстер поморщилась. — Нужно иметь определённый уровень душевной чёрствости, чтобы действительно вовлекаться в свою работу. Как у моего отца. — Ну, Марк всё же не рядовой служащий, — возразила Лорена. — Но начинал-то он именно с рядового служащего, — заметила Эстер. — Марк сам себя сделал. Так что чтобы работать в Корпусе с упором на силовую часть, нужно быть своего рода… ну… палачом. Твоей вины в том, что ты не хочешь быть такой, нет. Лу посмотрела на них с благодарностью. Она делилась этими мыслями только с Кеем, и он, будучи неизменно принимающим и добрым, поощрял её мысли и убеждал её в том, что они абсолютно нормальны и разумны. Но ей всё же была необходима какая-то внешняя перспектива, и было приятно знать, что она не одна в своих мыслях, и что её решение нормально. Лу, правда, всё равно бы его приняла, даже если бы его никто не одобрил… Лорена открыла рот, чтобы сказать ещё что-то, как вдруг в боксе завозился кто-то из близнецов и начал плакать. Тут же присоединился второй, и уже через несколько секунд стало совершенно неважно, кто из них начал плакать — голосили оба, причём так, что захотелось зажать уши. Лорена вздохнула и улыбнулась несколько печально: — Ну, похоже, что наше время закончилось. — она протянула одну руку Лу, другую — Эстер, и они обе взяли их. — Спасибо, что зашли, дорогие. Мы скоро уезжаем на несколько месяцев, но будем приглашать вас. Не теряйтесь! — Обязательно, — пообещала Лу с улыбкой. — Конечно, — заверила жену бывшего Приора Эстер. Они обнялись на прощание, и к Лорене зашла медсестра, а им пришлось выйти. Обернувшись, Лу помахала Лорене рукой, и та послала ей воздушный поцелуй в ответ. Они с Эстер сняли шапочки, бахилы и халаты; в волосах у дочери Марка красиво переливались небольшие белые цветы, явно искусственные и украшенные жемчугом и крошечными бриллиантами. Под лампами коридора они ослепительно сияли в её заново выкрашенных белёсых волосах. Они спустились вниз и вышли в сад, окружающий больницу. Эстер как бы между прочим спросила: — А у тебя как? Лу вопросительно посмотрела на неё. — М-м? — Ну, ты не выходишь замуж? — А, — псионичка помотала головой и рассмеялась. — Нет. Простите, я не присоединяюсь к свадебному сезону. — Ну, кто знает, — пожала плечами Эстер и улыбнулась. — Всё ещё впереди. Лу неопределённо повела плечом. Она больше думала о своём поступлении на генетика, чем о возможной свадьбе. В саду их ждали Кей с сёстрами, Иво, Марк, Гектор, Робер, Фокси и бегающий вокруг него кругами Рассел. Видимо, он успел здорово задолбать хакера, потому что каждый раз, когда тот подлетал и что-то спрашивал, Фокси вздрагивал и искал глазами Эстер, явно чувствуя себя не слишком комфортно. Он был одет в болтающуюся на теле рубашку, пиджак и брюки и выглядел почти гламурно, хоть и явно не собирался ходить в таком стиле каждый день. Рядом с Иво Лу увидела незнакомого молодого человека, поразительно похожего на самого Мартена — высокий, черноволосый и черноглазый, очень бледный, с суровым, лишённым эмоций лицом. Он явно был молод, не больше двадцати двух-двадцати трёх лет, но уже одет в инквизиторскую форму и слушал Иво сосредоточенно и серьёзно. Эстер вздохнула: — О, нет. — Ты чего? — Лу повернулась к ней и увидела, что она смотрит на того самого молодого человека. — Знаешь его? — Знаю, — кивнула та. — Его зовут Тай Лориньен. Он сын покойного кардинала Лориньена. Он очень активно ухаживал за мной год назад. — Да? — Лу прыснула. — Ну, видимо, у него не получилось. — Я сегодня вышла замуж за другого, — фыркнула Эстер. — Конечно, у него не получилось. Она развернулась и пошла к Фокси. Увидев её, тот драматично закатил глаза и протянул ей обе руки. На плече у него по-хозяйски висела её белая сумочка, и это выглядело забавно. Лу подошла к остальным. Увидев её, Иво устало, но приветливо улыбнулся. Он выглядел лучше, чем раньше — менее бледный, более свежий, опрятный и довольный жизнью. Он опирался на трость уже не так отчаянно и находил в себе достаточно сил, чтобы уверенно стоять на земле и не тратить на это непосильное количество и без того недостающей энергии. Наверное, всё это казалось теперь совершенно не страшным, потому что его чёрные, обычно холодные, как остывшие угли костра в осеннем лесу, глаза сейчас сияли теплотой, гордостью и счастьем. Неудивительно — у него сегодня родились два ребёнка. Лу улыбнулась в ответ и проговорила: — Поздравляю с рождением близнецов, Иво. — Спасибо, Лу, — ответил тот тепло. — Я счастлив. Мало того, что моя жена и дети в порядке, отдельную маленькую радость мне доставляет мысль, что у меня наконец-то появилась дочь. Это нисколько не умаляет моей любви к сыновьям, но мы изначально оба хотели девочку, и теперь она у нас наконец-то появилась. — он с нежностью посмотрел наверх, в ту сторону здания, где находилась палата Лорены. — Иметь право и возможность посвящать всё время своей семье — это великое счастье. Лу кивнула, в своём роде его понимая. У неё была мама, социальная группа, Кей. Это была её семья, и она была счастлива, что может быть с ними, любить, получать от них любовь, понимание, дружбу, уважение, близость. Семья — это ведь не только дети. И не только люди, соединённые друг с другом по крови. Поэтому псионичка могла смело сказать, что понимает этого мрачного по натуре, но такого трогательно-счастливого сейчас, любящего и любимого человека, наконец-то сделавшего свой выбор и не пожалевшего о нём. — Кстати, — Иво опомнился. — Я ещё не познакомил вас. — он подозвал к себе незнакомого молодого человека, и тот послушно подошёл. — Тай, я не познакомил тебя ещё с одним человеком из нашей пёстрой компании. Это Лу Рид, бывшая телохранительница. Лу, это Тай Лориньен, мой преемник. Будьте знакомы. — Приятно познакомиться, — Тай склонил голову. Лу ответила ему тем же, параллельно разглядывая его лицо. Тай и Иво были ужасно похожи друг на друга. Длинные чёрные волосы, бледная кожа, почти безэмоциональное лицо; одинаковые изгибы губ и бровей, рост, телосложение. У Тая черты лица были острее и крупнее, но в целом новый Приор был так похож на своего предшественника, что невольно напрашивались мысли об их кровном родстве. У Тая была другая фамилия, и Эстер упоминала, что он сын покойного кардинала Лориньена, однако отделаться от мысли, что эти двое приходятся друг другу как минимум дальними родственниками, не получалось. Однако Иво не представил Тая как своего родственника и, видимо, не собирался вносить по этому поводу никакой ясности, так что она ограничилась вежливым приветствием и любезной улыбкой. — Месье Лориньен будет заменять меня на посту, — Иво едва улыбнулся ему. Тай проследил глазами за Эстер, которая о чём-то беседовала в сторонке со своим новоиспечённым мужем, и его лицо выражало не то презрение, не то болезненную зависть. — Он сегодня приехал, чтобы передать нам подарок к рождению детей. А так мы скоро будем разъезжаться. Я останусь здесь, с женой, конечно же. — Я скоро поеду в город, мне назначил встречу Викарий, — коротко доложил Тай и опустил глаза. — Конечно, — Иво не стал возражать. — Все остальные, думаю, тоже скоро поедут. Мадемуазель Фишерман с мужем скоро уезжают на медовый месяц, у мадемуазель Стоун подготовка к свадьбе, мадам и месье Фриман занимаются сыном. У мадемуазель Рид и месье Стоуна тоже наверняка есть дела и планы, да и Марку надо возвращаться — Летиция что-то неважно себя чувствует последние дни. Подошёл Кей. Лу взяла у него свою сумку, в которую утром наспех покидала ключи, паспорт и прочее, и, заглянув туда, увидела на дне смятую, давно забытую чёрную полупрозрачную вуаль Лорены с мелкими жемчужинами. Она достала её из сумки и протянула Иво: — Лорена меня попросила её оставить себе, но мне не нужна. Может, заберёшь? Не знаю, куда её девать… Иво ничего не успел ответить — внезапно подул сильный, почти штормовой ветер. От неожиданности Лу выпустила из рук вуаль, и та взмыла вверх и полетела прямо над лесом, в считанные секунды скрывшись где-то за горизонтом. Все дружно проводили глазами чёрный платок, пролетевший над верхушками деревьев и скрывшийся за горизонтом. Иво подумал и спокойно сказал: — Эта вещь носит в себе слишком много плохих воспоминаний. Полагаю, то, что её унесло ветром — хороший знак. Ничего страшного. Пришло время расходиться. Прощание было быстрым и тихим, полным радостных слёз, объятий и обещаний не терять связь. Лу собиралась так или иначе часто видеться с семьёй Кея, но с остальными она прощалась от души, искренне надеясь, что это не последняя их встреча и что она ещё увидит Лорену, Эстер, Иво и даже Марка с Фокси. Все они стали ей по-своему близки. Со всеми она по-своему подружилась. Спустя несколько недель, в конце августа, Кей пригласил Лу на весьма необычное свидание — в художественную мастерскую. Таким обарзом они отмечали завершение лета и поступление Кея на исторический факультет. Стоял жаркий, но уже отдающий золотой осенью, солнечный летний день; пахло цветами, мёдом и нагретым асфальтом. Солнце заливало всё вокруг золотисто-оранжевым маревом, небо было ослепительно голубым, деревья вокруг шелестели такой яркой зеленью, что от неё болели глаза. Лу было жарко даже в самом лёгком топе, который у неё был — белый, на лямках, с воланами, совершенно тонкий, через который даже слегка просвечивала грудь, и в льняных шортах. Волосы она собрала заколкой-крабиком, поскольку они нещадно липли к шее, и даже надела сандалии на низком каблуке, поскольку любая обувь, имеющая более или менее закрытый вид, заставляла её ноги плавиться. Кей тоже ограничился своей самой тонкой белой рубашкой и кремовыми тонкими шортами, но от жары не спасало ничего. Они купили себе по огромному стакану абрикосовой газировки и поехали на свидание на такси с кондиционером в салоне, поскольку даже байк в такую погоду был неуместен. Так жарко не было даже в июле и даже в южной части пригорода Нью-Пари, где женились Лара Стоун и Гектор Баретти. Мастерская располагалась в уютном районе, близком к зелёному хвойному лесу. Она находилась на закрытой территории с кучей небольших деревянных домиков, рестораном и рощей для прогулки. Здесь всё время было полутемно и прохладно, ибо высокие сосны, источающие сладкий смолистый аромат, скрывали территорию под своими ажурными тёмно-зелёными кронами; сквозь них узором из световых мазков проникали золотистые лучи солнца. Было тихо, на дорожках, проложенных между домиками, лежал ковёр из подсохших сосновых игл. Воздух здесь был идеально чистый, наполнял лёгкие до отказа, и странным образом уходила вся усталость, боль, страх — сразу становилось спокойно и хорошо, хотелось сидеть, медитировать и ни о чём не думать, гулять и отдыхать. Поистине райское место. Им предоставили небольшой деревянный домик, уютно обставленный изнутри и вполне пригодный даже для постоянного жилья. От обычного жилого дома он отличался наличием отдельной комнаты, где стоял длинный деревянный стол, уютные стулья, обитые зелёным льном, были расположены все нужные инструменты для рисования; на противоположных краях стола поставили мольберты, поддерживающие холсты. Всё сделано в старом, доштормовом стиле, без лишней техники, уютно и просто. В открытые окна лился солнечный свет и аромат смолы. На низком столике стояли закуски, бутылка воды, бутылка вина. Лу пришла в благоговейный восторг от этой атмосферы — Кей знал, что здесь ей понравится гораздо больше, чем в обычном ресторане, хотя и там было бы хорошо. В этом месте чувствовалась какая-то особая, волшебная романтика, объяснить которую девушка никак не могла. Сопровождавшая их женщина объяснила: — Всё просто — этот дом ваш до завтрашнего утра. Тут есть спальня, кухня, ванная, мини-бар и всё необходимое для проживания. Вы можете проводить время как угодно, гулять, ходить в ресторан. Рисование у нас обычно происходит так: вы садитесь напротив друг друга и рисуете, не показывая друг другу. Вы можете нарисовать своего партнёра или что-то, что ему дорого, а в конце обмениваетесь рисунками. Вы имеете полное право показывать свои работы и советоваться, но обычно хранят сюрприз. Это вам решать. — она улыбнулась. — Я вас оставлю. Хорошего отдыха, месье, мадам. Как только она ушла, Лу обняла Кея за шею и притянула к себе. — Интересное место ты выбрал для свидания, — промурлыкала она, касаясь губами мочки его уха. Он слегка взмок за то время, что они ехали сюда, и сквозь рубашку немного проглядывал рельеф его тела. — Мне нравится. Кей улыбнулся и обнял её в ответ. Впервые за долгое время она ощутила невидимые нити его эмпатии, окутывающие её мягким одеялом. Они замерли ненадолго, крепко обняв друг друга и наслаждаясь моментом; за окном чирикали птицы, и одна, названия которой Лу не знала, даже села на оконную раму и внимательно посмотрела на них. Лу с наслаждением вдохнула запах парфюма Кея, сливающийся с благоуханием леса, и заметила: — Я не умею рисовать. Если я решу нарисовать твой портрет, у меня получится разве что отличная карикатура. — Это не важно, — ответил Кей легко и с улыбкой. — Ты можешь нарисовать не меня. А вообще что угодно. Да и из твоих рук, я уверен, даже моя карикатура выйдет симпатичной. Он казался несколько взбудораженным, но Лу ничего странного не подумала. Ей казалось естественным, что к Кею возвращается радость и желание жить, и сама наслаждалась таким же ощущением, поэтому лёгкий трепет, который излучал эмпатик, был хоть и не совсем обычен, но не странен. Они поцеловались, сели друг напротив друга и стали рисовать. Сначала Лу хотела нарисовать портрет Кея, но уже на моменте эскиза поняла, что у неё ничего не выйдет. Она просто не умела сопоставлять правильно черты лица, придавать им нужную живость, не делать их комичными. В интернате она немного училась рисовать, но её талант не пошёл дальше неплохих, но всё же не идеальных пейзажей, и тогда ей в голову пришла идея изобразить какой-нибудь пейзаж доштормовой Греции. Кей неоднократно говорил, что по отцу он грек, и, несмотря на натянутые отношения с Нэйтаном, всегда говорил о своих корнях с теплотой и гордостью. Глядя на то, как эмпатик что-то старательно и быстро рисует, Лу быстро залезла в сеть и, найдя несколько понравившихся ей идей, решила изобразить белую греческую виллу на берегу моря и виноградник. Летний, небесно-голубой, бирюзово-морской пейзаж с белыми колоннами, налитым розовато-красным виноградом и зеленью деревьев здорово вдохновил её, и она приступила к работе, мало помня о том, что не умеет рисовать. Пейзаж спорился гораздо быстрее и лучше, чем портрет. Лу по-настоящему увлеклась. Краски были качественные, холст — гладкий и плотный, кисти — дорогие и тщательно вымытые, и ей нравилось размазывать краску, смешивать голубой и зелёный, белый и серый, фиолетовый и красный. Она старалась выделить каждый завиток пены на морской волне, каждый оттенок тени, отброшенной белой виллой на землю, прорисовать каждую виноградинку, коих оказалось много. Конечно, это не было произведение искусства, но псионичка действительно старалась и увлеклась настолько, что её абрикосовая газировка успела выпустить все газы и стать тёплой. Лу не заметила, сколько прошло времени, и с упорством, достойным похвалы, рисовала каждую деталь, стараясь сделать так, чтобы Кею понравилось. Она знала, что ему и так бы понравилось, но ей захотелось нарисовать ему что-то стоящее, красивое, что будет не стыдно повесить на стену в спальне или поставить на стол в кабинете (у Кея ещё не было своего кабинета, но они частенько фантазировали о том, что хотели бы купить дом и думали о том, как бы этот дом выглядел, и он был уверен, что хочет иметь там свой кабинет). Кей тоже увлечённо рисовал, и они то и дело встречались глазами и улыбались друг другу. Их руки и даже одежда были в краске, но никто не жаловался. Телефоны были отключены, и их сопровождала полная благоговейная тишина за исключением приятных звуков леса. Лу смотрела, как он рисует, и посмеивалась, видя, что у него на ухе голубая краска. Впрочем, она ничего не сказала, продолжая рисовать, не замечая ни времени, ни затёкшей спины, ни жары, которая постепенно спадала по мере приближения вечера. Когда Лу закончила, уже понемногу сгущались сумерки, и она опомнилась, только когда положила кисть и выдохнула. Кей к тому времени уже закончил и ждал её с ухмылкой на лице. Окинув взглядом своё творение, Лу осталась вполне довольна: кое-где неидеально, кое-где кривовато, кое-где пострадала светотень, но в общем и целом это было лучшее, что она рисовала за всю свою жизнь. Абстрактный пейзаж Греции выглядел вполне заманчиво, как берег моря, на котором она мечтала побывать всю свою жизнь, и весьма по-гречески: белая вилла на острове, окружённом морем, виноградник с крупными красно-фиолетовыми ягодами, голубое небо, золотистый пляж. Девушка улыбнулась и торжественно провозгласила: — Я закончила. Кей сглотнул и улыбнулся. — Хорошо, — он кивнул. — Хочешь, чтобы я показал свой рисунок первым или покажешь сама? — А разве мы не обмениваемся одновременно? — удивилась Лу. Кей сказал: — Как хочешь. Я не против. Лу задумалась и решила, что хочет обменяться одновременно. Кей кивнул и протянул ей свой холст. Лу отдала ему свой пейзаж и посмотрела, что он нарисовал для неё, рассчитывая увидеть что угодно: от своего портрета до рисунка байка на фоне играющего голубыми огнями Нью-Пари. Однако то, что она увидела, не соответствовало ни одному из её ожиданий. На чудесно красивом, очень ровном градиенте закатного неба, переходящем от тускло-синего до кроваво-красного и оттуда в водянисто-голубой с жёлтыми проблесками, там, где начинался горизонт и продолжалось море, красовалась выписанная золотой краской надпись. Всего четыре слова на цветном фоне, но Лу настолько не ожидала ничего подобного, что её глаза физически заболели от того, как сильно она их выпучила, и холст едва не выпал из её рук. Всего четыре слова. «Ты выйдешь за меня?». Лу не могла описать ни мыслями, ни словами всего того, что почувствовала в этот момент: шок, радость, любовь, страх, неопределённость. Всё смешалось внутри, встряхнулось в одном флаконе и вот-вот грозилось взорваться фейерверком неконтролируемых эмоций, готовых литься из неё водопадом. Она подняла глаза и увидела, что Кей стоит перед ней на одном колене и держит в руках открытую бархатную коробочку с красивым кольцом, увенчанным камнем каплевидной формы. Видя её изумлённое лицо, эмпатик заговорил мягко и негромко: — Лу, я понимаю, что это довольно неожиданно и, возможно, выглядит даже странно. Но я очень тебя люблю. Ты мой лучик, моя любовь, я верю и доверяю тебе, как никому другому. Ты прекрасная, умная, сильная, потрясающая женщина, и я не могу представить себе жизнь без тебя. Мы через многое прошли вместе, столько всего пережили, и моя любовь к тебе крепнет день ото дня. Ты восхищаешь меня всем в тебе. Я люблю в тебе всё. Я не только люблю тебя, но и доверяю тебе и уважаю, ты изменила мою жизнь в лучшую сторону, и я прошу тебя стать моей женой, Лу Рид. Что ты скажешь на это? Его речь не была долгой, но Лу её было как раз достаточно, чтобы вникнуть в каждое слово. Она стояла, не могла даже пошевелиться и лихорадочно думала; её била дрожь — одновременно от счастья и от нервозности. Она не знала, что сказать. Она настолько не ожидала от Кея предложения спустя чуть менее чем год официальных отношений, ей эта перспектива казалась такой далёкой, такой неопределённой и даже необязательной, что девушка сначала совершенно растерялась и не знала, как реагировать. Её лицо так и застыло в изумлённом выражении, пока она глядела на застывшего на одном колене Кея, который, кажется, начинал нервничать. И тут её захлестнуло неожиданной по своей силе радостью и нежностью. Лу осознала: Кей предлагает ей стать его женой. Её любимый, нужный, родной Кей Стоун, эмпатик и замечательный мужчина, вернувший ей веру в здоровую и искреннюю любовь, единственный мужчина, который занял прочное место в отдельном уголке её сердца. Они любят друг друга, и он предлагает ей связать их жизни неразрывно и навсегда, стать мужем и женой. Да, неожиданно, да, страшно, но разве это плохо, подумала Лу? Разве у неё есть повод сомневаться в нём? Разве он не доказал ей неоднократно, что достоин того, чтобы она видела в нём своего спутника жизни? Разве не он уважал и принимал любой её выбор, выпад, не оставлял никогда и не пытался использовать? В одно мгновение перед глазами Лу пронеслись их отношения, как фильм, покадрово, каждая их ступень. Она вспомнила, как ухаживала за Кеем после первого мятежа, как он вступился за неё перед Карен, обозначив дорогой сестре, что не позволит общаться с ней в грубом и надменном тоне, как перетягивал её эмоции после «Реактора», как хорошо, спокойно и надёжно она всегда чувствовала себя с ним. Кей, без сомнения, был тем, с кем Лу хотела провести свою жизнь. Девушка подумала обо всех, кого знала: о собственных родителях, Иво и Лорене, Карен и Робере, Ларе и Гекторе, Эстер и Фокси, Марке и Летиции… Когда-то ей казалось, что с созданием семьи жизнь не то заканчивается, не то перестаёт быть яркой и интересной. Но с Кеем всё будет наоборот — с ним её жизнь была лучше, чем без него. Она полюбила его и готова была принять его предложение. Лицо Кея тем временем уже выражало лёгкое смятение. Он разомкнул губы, скорее всего, чтобы заверить её, что она имеет право на отказ и вообще на любой выбор, но не успел: Лу улыбнулась и сказала: — Да. Да, Кей Стоун. Я согласна стать твоей женой. И почувствовала, что плачет. Плачет от счастья и не может сдержаться. Облегчение прямо-таки снизошло на лицо Кея, сделав его светлее и чище. Дрожащими руками он надел на палец Лу обручальное кольцо, и она опустилась на колени, обняв его, чувствуя себя счастливой, обессиленной и дрожащей от наплыва эмоций. Кей обхватил её обеими руками. Он тоже плакал счастливыми слезами, крепко держа её, и наконец они повалились на пол, смеясь и лихорадочно целуясь, не чувствуя неудобства деревянного пола и колючести тонкого ковра, большая часть которого лежала под столиком с закусками и шампанским. Эмпатия мужчины окутывала её невидимым теплом, придавала её ощущениям тонкости и многослойности, волновала, будоражила. Кей ткнулся носом в изгиб её шеи и пробормотал: — Ты согласилась. Ты сказала «да». — И у меня даже кольцо на пальце, — довольная Лу вытянула руку. Кольцо было красивое, немного необычное, не слишком увесистое, но достаточно заметное и необыкновенно шло её пальцам. — И я буду твоей женой, а ты — моим мужем. — Поразительно, — он поднял голову, взял её руку и по очереди поцеловал каждый палец. — Кстати, твой рисунок — это просто потрясающе. Это что-то вроде Греции? — Что-то вроде Греции, — кивнула Лу, улыбаясь. — Тебе правда нравится? — Очень. Я собираюсь забрать этот рисунок с собой и повесить в нашей гостиной и рассказывать каждому гостю, что это мне нарисовала моя невеста. Лу рассмеялась. — Великолепно. Я тоже собираюсь забрать твой рисунок и повесить его рядом. Буду говорить, что это подарок моего жениха на помолвку. Теперь они рассмеялись уже вместе, и Кей откинулся на спину, а Лу легла на него сверху и поцеловала. Он обхватил её за талию. Постепенно поцелуи из игривых и невинных стали глубокими, страстными, жадными; жаркий воздух в комнате сгустился, мокрые волосы у шеи и влажная одежда липли к коже. Становилось трудно дышать. Возбуждение собралось тяжёлым, почти болезненным током между ног и внизу живота, и Лу ухватилась за Кея, утягивая его за собой. Он, в свою очередь, поднялся и поднял её, буквально закидывая на себя, и они без лишних слов переместились в спальню, где была заблаговременно приготовлена чистая постель, были разбросаны сладко-романтичные лепестки цветов, стояли ароматизаторы с ветивером, сандалом, чёрной смородиной и пионом и было услужливо прикрыто окно, благодаря чему нельзя было услышать лишних звуков, доносящихся из их комнаты после того, как за Лу и Кеем закрылась деревянная дверь. Некоторое время спустя они лежали в развороченной постели, взмокшие, обессиленные, но довольные и счастливые. Кей открыл окно, и вечерняя сладкая хвойная прохлада лилась в комнату. Они занимались любовью так интенсивно, что Лу немного поломала деревянную перекладину на кровати и теперь искренне надеялась, что никто не заметит этого до их отъезда завтра. Но она ни о чём не жалела. Кей лежал рядом, ткнувшись головой в её плечо, и тяжело дышал. Лу почувствовала, что проголодалась, и сказала: — Хочу есть. — Сходим поужинаем, — без лишних слов согласился Кей. — У нас через час зарезервирован столик в ресторане здесь. Это очень хороший ресторан. Я уверен, тебе понравится. Лу посмотрела на него с благодарностью. — Как думаешь, когда мы можем пожениться? Кей задумался. — Ну, так-то мы можем сделать это хоть завтра. Но если ты спрашиваешь меня, я бы хотел пожениться весной или летом. — Я тоже, — согласилась она. — И вообще я бы не торопилась. Не потому, что я не уверена, а потому, что хочется сначала разобраться с моим поступлением, всё как следует распланировать, да и для начала всем рассказать. Следующее лето было бы идеально. — Согласен, — Кей мечтательно посмотрел в потолок. — И я бы хотел сначала познакомить тебя лично со своими бабушкой и племянницей, дочкой Лиама, Вирджинией. Ну и известить семью о том, что я женюсь. Лара и Карен будут счастливы. Они так косо смотрели на меня каждый раз, когда кто-то из нашего круга объявлял о помолвке или свадьбе! — Правда? Почему? — Они отчаянно ждут нашей свадьбы. Моё решение сделать тебе предложение было вызвано моим собственным желанием сделать тебя своей женой, но они прямо-таки ждут, когда это случится. Поверь мне, Лу, они тебя очень любят. Когда мы поженимся, они полюбят тебя кратно больше, чем меня, — он рассмеялся без всякой злобы или зависти. Лу не сдержалась и тоже прыснула, хотя в глубине души её очень тронуло то, что Карен и Лара хорошо к ней относятся. Помимо Тины и Ирмы, у неё никогда не было подруг, которых она могла бы назвать сёстрами, а эти двое медленно, но верно ими становились, и она ничего не имела против. — Единственный, кто будет не в восторге от нашей свадьбы — это Рассел, — со смехом заметила она. Кей закатил глаза: — Он бывает таким маленьким говнюком, честное слово. — Он милый ребёнок. — Конечно. Да и ему всего десять. Не ревновать же всерьёз свою невесту к своему десятилетнему племяннику, ради всего святого. — эмпатик улыбнулся. — Я рад, что он тебе понравился. Мы друг другу, конечно, не отец и сын, но я к нему очень привязан. — Я знаю, — мягко ответила Лу, поглаживая его по волосам. Кей снова взял её руку с кольцом на пальце и нежно поцеловал. Они полежали ещё немного, после чего Кей снова поцеловал Лу и отправился в душ — им нужно было успеть через час на ужин. Лу осталась лежать в постели, решив, что присоединяться к нему в душе у неё уже нет сил, и слушала, как шумит вода. Ей было хорошо и спокойно. Она решила, что по возвращении сразу поедет к Энн и расскажет ей о помолвке. Потом нужно навестить семью Кею. Потом — сообщить социальной группе. Лу слабо представляла себе, как всё это должно пройти, и надеялась, что Йонас от неожиданности не сломает ей нос. А после социальной группы можно известить и их общий круг — псионичка предполагала, что захочет видеть их на своей свадьбе. Лу пока ещё не знала, ни где она хочет выходить замуж, ни в каком платье и в платье ли вообще, но созданная ими с Кеем атмосфера располагала к мыслям об этом. Внезапно у неё зазвонил телефон. Лу лениво подняла трубку и с удивлением обнаружила, что ей звонит Эстер. Она подняла трубку и сказала: — Привет. — Привет, — Эстер звучала немного устало, но довольно. — Я через телефон чувствую, какая ты довольная. Что-то случилось? Лу решила не рассказывать всё и сразу. Она просто ответила: — Попозже расскажу. Желательно при встрече. Ты как? — Да отлично. Мы на Востоке. Объедаемся сырой рыбой и японскими десертами. Слушай, я могу спросить у тебя совета по поводу кое-чего? — Эм-м, — Лу слегка растерялась. — Можешь, конечно. А почему я? — Ну, мне показалось, ты единственная, у кого вообще на это может быть время и желание, — она рассмеялась. — Извини, если я не вовремя. — Всё ок. — Ну вот. Плюс я искренне считаю, что ты классная, и мне хотелось бы услышать твоё мнение по поводу одной вещи. Лу заинтересованно вскинула бровь. — Гм, спасибо. Ты тоже ничего, — она беззлобно прыснула. Эстер хихикнула. — Так что такое? — Я думаю написать книгу. Ну, о том, что произошло, — она замялась. — Не то, чтобы мне сильно хочется ворошить события прошлого, и я вовсе не хочу делать себе имя и популярность на произошедшем, честно. Просто я подумала, что такое событие не должно остаться незамеченным. И не только в плане масштабного переворота — это-то и так все заметят. А в плане… ну… того, что пережили мы все. Общественность больше интересует то, как эта ситуация отразится на политике, экономике и демографии. А мне хотелось бы осветить наши истории. Наши переживания. И попросить тебя о помощи с написанием книги. Может, если бы ты позволила, я бы даже написала её от твоего лица. Ну, ты в таком случае будешь соавтором. И ещё хотела посоветоваться насчёт названия. Лу прикрыла глаза. Она не особенно понимала, как на это реагировать. Предложение Эстер было вполне резонным и вызывало уважение, но она не была уверена, что хочет напрямую в этом участвовать. — Почему от моего лица? Не лучше ли тебе описать это от себя? Или от лица, не знаю, Лорены, Приора? — Я предлагала, но они отказались, сказав, что для них это тяжело. И у них дети… Я могла бы описать от своего лица, но, честно говоря, я не совсем в Центре событий была всё это время, не была в «Ифигении», попала только под один обстрел в «Реакторе», моих сведений просто не хватит. А ты везде была, сыграла важную роль. Я пойму, если ты откажешься. Но если захочешь поделиться своей историей, я буду рада. Если тебе будет некомфортно делиться каких-то деталями с публикой, я не буду об этом писать. Лу немного помедлила, прежде чем ответить. — Я подумаю, ладно? Не уверена, что я готова выносить на всеобщее обозрение свою личную жизнь. Этой книге лучше быть скорее документальной, чем художественной. Эстер, кажется, слегка расстроилась, однако не стала возражать. — Ладно. Конечно, я понимаю. — И, может, ты могла бы сопоставить свою и мою перспективы и написать от своего лица. — Тоже вариант, — согласилась дочь Марка. — Ты подумай, ладно? Мне любая помощь сойдёт. Ты мне нравишься, и я бы хотела с тобой это обсудить. Если ты не против. Лу улыбнулась. В это время из душа вышел Кей, вытираясь полотенцем, и вопросительно посмотрел на неё. Она качнула головой и подняла два пальца, показывая: минуту. Эмпатик кивнул и ушёл одеваться. Эстер сказала: — Я тут придумала название и хотела посоветоваться. Ну, не то, чтобы посоветоваться, но мне нужно знать, нравится оно тебе или нет, я скину, ладно? Посмотри и скажи, хорошее или стоит поменять. Лу согласилась. Они попрощались, и девушка пошла в душ. Вернувшись, она открыла телефон и увидела название, которое придумала Эстер для будущей книги. Оно было написано на доштормовом английском, и Лу не была уверена, как его стоит произносить, но её знаний хватило, чтобы прочесть и понять надпись из двух слов, гласящую: NEON GENERATION.