Снежная эклектика

      Райнер добирается до склона затемно. В доме не горит свет, половина фонарей вокруг особняка выключена. Браун осторожно поднимается по ступенькам и оглядывает опустевшую веранду. Место, которое когда-то подарило ему надежду. Он вспоминает, каким очаровательным и недоступным выглядел Галлиард, сидевший в плетеном кресле. Как невыносимо хотелось до него дотронуться, как страстно желалось сделать его своим. Если бы Порко только сдался сразу…       Райнер дергает дверную ручку, но дом оказывается запертым. Неужели он опоздал? Неужели Галлиард узнал, что хотел, и уехал из этих мест в поисках новой жизни? Браун на пробу стучит в дверь, и через несколько минут она все же распахивается.       Порко… его Порко выглядит так странно и непривычно, что хочется схватить за грудки и встряхнуть, чтобы он пришел в себя. Растрепанные волосы вместо идеальной укладки, синева под глазами, красные склеры. На Галлиарде черная водолазка, плотно облегающая торс, брюки в стиле миллитари со множеством карманов и грубые ботинки, похожие на те, что носят рядовые в жандармерии. Одежда не скрывает, как сильно Порко потерял в весе с их последней встречи. Но он все так же прекрасен... еще более желанен, как никогда нужен.       — Какого хуя ты здесь забыл?       — Я приехал к тебе…       — Очнулся от зимней спячки и понял, что не можешь без меня жить?       — Именно так.       — Тебя Йегер отшил что ли? Как прискорбно…       — Погоди… откуда ты…       — Я тебе говорил, что у меня везде глаза и уши, Райнер. А еще я никогда не был идиотом. Ты не появлялся здесь столько времени, хотя мог приехать в любой момент и снова заставить меня с собой разговаривать. Но ты не сделал этого, потому что был слишком сильно занят красавчиком врачом. Что ж… я могу тебя понять… Un tiens vaut mieux que deux tu l’auras.       — Ты все не так понял…       — А что тут понимать?       — Я могу войти?       — Зачем?       — Думаю, что мы упустили слишком много времени. Думаю, что сейчас я готов… готов выслушать тебя еще раз. Готов умолять тебя о шансе. Шансе для нас двоих. Это место… Порко, это место плохо на тебя влияет. Посмотри вокруг… тут ведь ничего нет! Только снег…       Галлиард заходит в дом, оставляя дверь открытой. Браун пользуется приглашением и следует за ним. В столовой горят только бра, а во всем доме стоит такая тишина, что каждый скрип кроссовок Райнера по полу отдается грохотом в ушах. Порко садится за стол, отодвигает второй стул для Брауна. Райнер тут же падает на него и, не сдерживаясь больше, хватает Галлиарда за руку.       — Только не сбегай сейчас! Не уходи! Не отказывайся от моей помощи… я… изменился.       — И что же в тебе поменялось? Понял, что совать нос в чужие дела — это не очень хорошо? Тебе не хватает воспитания и такта. Ты, как собака, которая не понимает, что пришедший с работы хозяин слишком устал, чтобы начинать игры с мячом прямо с порога.       — Я понял, что если дать тебе возможность принимать решения относительно всего самостоятельно, то я смогу приблизиться к результату, о котором мечтал столько времени.       — Неверные выводы, Райнер…       — Ну, если ты не поддаешься завоеванию и не хочешь завоевывать сам, то… что тогда?       Пальцы Порко в ладони Райнера не ощущаются хрупкими и тонкими. Весь его внешний аристократизм и утонченность, усилившиеся с похудением и усталостью, — всего лишь новая маска. Галлиард сжимает ладонь Брауна уверенно и жестко. Гладит большим пальцем тыльную сторону открыто и приглашающе. Райнер хочет всего и сразу, поэтому никак не может определиться, какую тактику поведения выбрать. Поэтому просто закрывает глаза. Поэтому ждет, когда губы, о которых он когда-то мечтал, осторожно коснуться его шеи. Поэтому подается вперед. Поэтому напрягается всем телом, когда Галлиард резко седлает его сверху.       Эклектика Порко поражает Брауна. Он такой разный, в нем смешивается все, что, казалось бы, не может никак друг с другом сочетаться: он сильный, но хрупкий внешне, он твердый, рельефный, жесткий, но горячий и пластичный. Красивый, словно сошедший с картинки античный Бог, но ядовитый, острый, шипастый. Его космос — темный, глубокий, завораживающий и пугающий, тянет в себя так, как может делать только что-то удивительно хрупкое и нежное. Он яростный, грубый, требовательный, но отзывчивый, податливый и просящий. У него сотни лиц, тысячи характеристик, миллионы вариаций проявления себя.       Браун подхватывает его под бедра, валит на стол. Забывает моргать, дышать, не успевает почувствовать ничего, кроме биения собственного сердца. Губы Порко отдают горечью и солью. Его ноги слишком сильно обхватывают торс Райнера. Его руки слишком нежно зарываются в волосы. Он слишком тихий, практически беззвучный, но невероятно яркий в выражении удовольствия через касания. Его отдача мощная, открытая, дерзкая. Он действительно совсем не похож на Эрена. Если бы все это случилось с ними сразу…       Браун собирается приступать к более решительным действиям, ведь никто не останавливает его страсть и не пытается ей противостоять. Но их тихое слияние прерывает четкий стук, раздающийся со стороны игровой комнаты. Райнер отрывается от Порко и устремляет взор в раскрытый зев двери-ширмы.       — Что это?       — Не обращай внимания. Ветер поднялся, видимо.       Стук повторяется, и Райнер совершенно никак не настроен его игнорировать.       — Что здесь происходит?!       За стуком слышится крик. Надрывный, надсадный. Крик боли и страха, отчаяния и борьбы. Браун резко отталкивается от стола, чтобы немедленно пойти на шум, но Галлиард хватает его за руку.       Драка в планы не входила. Бить Порко — последнее, о чем Райнер в принципе мог когда-либо думать. Но он получает удар в солнечное сплетение кулаком, под колени ногой, валится на пол и утягивает Галлиарда за собой. Бьет снова, промахивается, получает несколько случайных ударов по всему телу. Вскакивает на ноги и хватает со стола вазу. Удар по голове выходит настолько сильным, что Порко тут же лишается сознания. Тонкая кровавая дорожка на полу выглядит отвратительно и пошло, поэтому Браун, решив не тратить больше время, бежит в сторону игровой комнаты. Тонкий луч света, пробивающийся сквозь простенок между коридором и дверью-ширмой, подсказывает ему направление движения.       Заметить странное устройство дома он попросту не успевает. Волнообразная галерея, освещенная слишком ярко, чтобы не тревожить глаза, приводит его в нишу подвала. Стоит ему только зайти в предбанник, крик стихает.       Райнер смотрит на мужчин, прикованных к вентиляционной решетке и друг к другу, не веря в происходящее. Он качает головой, сжимает в руке так и не брошенную по пути вазу, старается дышать, но воздух отказывается заползать в легкие. Зик устало потирает глаза свободной рукой, но он сейчас мало интересует Брауна. Все его внимание приковано к другому узнику. Похудевшему, лишившемуся своего природного обаяния, совершенно оторванному от реальности и абсолютно безумному. Райнер может только сипло произнести:       — Марко…       — Так вот, как его зовут… Галлиард мне так и не сказал, кто он.       — Разве ты не узнал его сразу?! Вы же соседи!       — Очнись, Райнер. Я переехал в Париж, когда мне было девять. Девять лет! Я и брата с трудом узнал… а Ботт… посмотри на него. Разве что-то в нем хоть немного напоминает веселого и беззаботного шестилетку? Я бы не узнал его, даже если бы он был в более приличном состоянии.       — Черт возьми… блять, Зик! Что здесь происходит? Кто так кричал? Почему…       — Ну, как видишь, у твоего чудесного Порко есть секретик. Даже два, если учитывать, что я здесь тоже не чаи распиваю. Я услышал возню наверху. Подумал, что у Галлиарда внезапные гости, если учесть, как он сорвался отсюда. Видимо, двери остались незапертыми?       — Да…       — Я надеялся, что это нарушило звукоизоляцию. Пришлось немного попугать Марко, чтобы он завопил… вопит он часто по поводу и без, так что…       — Как ему удалось тебя поймать? Зачем ты вообще сюда приперся?       — Хотел убедиться, что Пик не заперта здесь. Проверить свою теорию о причастности семьи к ее исчезновению. Мы мило побеседовали, а ночью я направился исследовать дом. Камеры… под той комнатой в стеклянной галерее есть аппаратная. Изображения с мониторов выводятся не только туда, но и прямо к нему на телефон. Он подменил видео… я смотрел на запись, а не то, что происходит в реальном времени. К тому же по всему дому разбросаны датчики движения… он следил за моими перемещениями. Специально оставил открытой ширму… когда я нашел Марко, Галлиард уже был здесь. Стоял в тени с жуткой маской на голове. Наверно, когда ты явился к дому, он получил очередной сигнал на телефон… Кстати, а где он сам?       — Я вырубил его.       — Вот этим?       — Первым, что попалось под руку! Почему здесь никого больше нет?       — Сам догадаешься, или этот вопрос все же риторический?       — Он готовился к этому заранее…       — Типа того… Как ты нашел нас?       — Пришел на крик… ширма была утоплена в стену… это дом… господи, боже… это же натуральный лабиринт!       — Какого черта мы беседуем, а не пытаемся выбраться? У тебя телефон с собой?! Звони в полицию!       Браун достает из кармана телефон. Сети нет. Ему приходится выйти в галерею внутреннего коридора, вернуться обратно, подпрыгнуть и обойти нишу подвала еще раз по кругу, прежде чем на экране появляется она палочка сотовой связи. Первой мыслью было реально набрать телефон экстренной службы, но он не успеет им ничего сказать. У него в запасе не больше секунды до того момента, как связь вновь пропадет. Если он вообще сможет дозвониться… если нужный сейчас человек в принципе возьмет трубку. Секунды ожидания соединения длятся непозволительно долго. А затем он слышит привычное и жесткое: «Salut», произнесенное Жаном, и успевает сказать только одно слово.             

«Галлиард»

      Теперь нужно полагаться только на сообразительность Кирштайна. Если он смог разобрать хоть одну букву из-за всех хрипов и шумов, раздававшихся в трубке, то у них есть мизерный шанс выбраться на волю.       Порко вырастает перед Райнером слишком внезапно, чтобы тот не испугался. Жуткая маска на лице сбивает Брауна с толку окончательно. Он отступает назад, но бежать отсюда все равно некуда.       — Телефон. Сдай немедленно.       Райнер тоскливо смотрит на гаджет, пытаясь придумать способ, как не допустить его потери, но глядящее четко на него дуло пистолета все же возвращает его в реальность. Галлиард выстрелит, если ослушаться, без сомнений. Браун опускает телефон на пол и ногой подталкивает его ближе к Порко.       Галлиард открывает журнал и видит, что последний исходящий вызов адресован Эрену. Райнер — идиот, поэтому вряд ли успел сказать что-то действительно важное. Но случайность со счетов списывать никогда нельзя, поэтому Порко полностью воспроизводит в голове цепочку действий, которые следует совершить в непредвиденной ситуации. Он знает, как быстро и незаметно покинуть это место, у него есть убежище, где можно переждать бурю, у него есть деньги и связи, но совершенно нет понимания, что делать с пленниками.       Проще всего было бы всех убить. Марко первым, ведь парень уже искупил свою вину в достаточной степени и заставлять его смотреть на то, как умирают его товарищи, было бы слишком жестоко. Следом недотепу-следователя Юбера, или как его там. А с Брауном можно было бы порезвиться, но, к сожалению, не позволяет время.       — Садись к стене. И ни звука, Райнер.       Браун подлетает к Марко и пытается дотронуться до него, но Ботт начинает истошно орать. Галлиард кривится и демонстративно встряхивает пистолет.       — Что во фразе: «Ни звука», тебе не понятно, кретин?       — Сядь спокойно и не трогай его, Райнер, — тихо произносит Зик, смирившийся уже с тем, что живыми им отсюда не выбраться.       Внезапно в доме раздается грохот. Следом — щелканье дверных замков со стороны хозяйского крыла, скрип дверей внутреннего лабиринта, топот. Когда дверь в подвальную нишу открывается, Райнер готов завопить так же, как Марко ранее, но только не от ужаса, а от радости. Они спасены! Полиция прибыла сюда даже без его звонка. Он кричит, и тут же получает стволом по лицу.       — Конни!       — Завали ебло, я сказал!!!       Глаза Порко полыхают гневом, напряженные желваки говорят о том, что он еле сдерживается. Убедившись, что Браун временно не представляет собой проблему, Галлиард оборачивается и обращается к Спрингеру:       — Топаешь, как слон! Где твои манеры? И вообще, где тебя черти носили?! Я позвонил тебе сразу, как этот уебок сказал, кто он такой! Прошло три дня!       — Ты думаешь, что я вот так легко и просто могу сорваться с места и приехать сюда?! Мне Саша весь мозг съела своим нытьем, а пожрать она любит, тебе ли не знать! Пиздец! А этот здесь откуда?       Конни подбородком указывает на Райнера и морщится в отвращении. После падает на стоящий в углу стул и кладет локти на колени. Зик не может представить, кто из этих двоих будет играть хорошего, а кто плохого полицейского, ведь исход всего мероприятия давно известен. Марко улыбается Спрингеру и раскачивается из стороны в сторону.       — Приперся примерно час назад, чтобы меня трахнуть.       — Успешно?       — Да, если шишка на голове считается за прелюдию.       — А ты говорил, что он зачетный…       — Когда сидишь три года на вершине горы, даже орангутанг покажется симпатичным. Не будь он таким дебилом, я бы трахнул его еще тогда, когда вы все здесь были.       — Какое замечательное признание!       — Ой, завались! Лучше скажи, для побега все готово?       — В лучшем виде, детка. Отсидишься в установленном месте недели три-четыре. Фройденберг будет ждать тебя на границе с документами, вещами и машиной, он выйдет на связь, как только шумиха немного уляжется. Доберешься до него, сразу позвонишь мне, я пришлю карту, на которой будут указаны координаты для смены машин и документов. Никому не плати! Все уже прикормлены. Я присоединюсь к тебе месяца через три, мне надо уладить кое-какие дела.       — Звучит очень заманчиво. А с этими что будем делать?       — Не ебу. Что хочешь. Можем скормить Ботта местным собакам. А остальных запрем в настоящем подвале, их там все равно никогда не найдут, как бы они не орали. Жрачки хватит недели на две… Эй, Йегер!       — Что?       — Узнаешь меня?       — Нет. А должен?       — Ну, конечно, не должен. Я всего лишь Конни Спрингер, мальчик, который вечно не понимает, что происходит. Мальчик, которого никто не замечает. Мальчик, о котором всегда все забывают. Ты и не должен был меня помнить.       Зик решает, что перед смертью было бы неплохо узнать, что вообще все это время происходило в этом доме, за снежной стеной, отделяющей город у подножья от этого склона, в головах у безумцев, находящихся перед ним.       — Вы выяснили, что случилось с Пик?       — О, да, — выплевывает Спрингер. — Выяснили.       — Вы все равно убьете нас. У вас даже план готов… побег, как в романтических комедиях. Расскажи, Порко, что произошло с твоей сестрой? Только сними, ради всего святого, эту хрень с головы.       Галлиард снимает маску, не найдя ни единого аргумента для отказа. Если Зик хочет пощекотать свои нервы перед смертью, Порко доставит ему такое удовольствие. Браун, пришедший в себя после удара, зажимает сломанный нос, бесполезно пытаясь остановить кровь. Марко ни на что не реагирует. Ему незачем, он ведь и так знает, что произошло.       — Что конкретно тебя интересует, Юбер?       — Юбер? — вскидывает брови Конни. — Этого отморозка зовут Зик!       — Он мне представился так! Не лезь!       Спрингер хохочет и поднимает в воздух ладони в извиняющемся жесте.       — Как скажешь, детка. Решил урвать себе небольшой звездный час? Как в тех книжках, которые ты обожаешь? Обычно так и бывает: пленники плачут и просят пощады, а маньяк пафосно рассказывает о своем загубленном детстве и как именно подсматривание за матерью повлияло на его психику, доведя до безумия. Отличный ход, я бы сказал — беспроигрышный.       — Конни, у меня заканчивается терпение…       — Обожаю, когда ты злишься! Но приступай… приступай к рассказу. Я мешать не буду. У Юбера все равно по ходу твоего сольного выступления появится куча вопросов.       — С чего начать? — спрашивает Порко у Зика, хотя в ответе вовсе не нуждается.       — Просто расскажи… расскажи все.       — Хах! Все…       — Почему Марко здесь? Что вы с ним сделали? — хрипло спрашивает Райнер.       — Этот ублюдок здесь, потому что именно он виноват в пропаже его сестры! Ты совсем тупой? — взрывается Спрингер.       — Тише, дорогой, ты портишь момент!       — Как вы это выяснили? — вмешивается Зик.       — Хм… ты был в комнате с мониторами, должен был догадаться, для чего она сделана. Я следил за всеми приезжающими сюда людьми. На самом деле, не только за постояльцами. Все, кто приезжал объехать склон, были практически под постоянным наблюдением. Беседки для обедов, подъемник, парковка, столбы освещения, внешний периметр дома — везде установлены камеры. Места для бумажного архива лиц обычных лыжников у меня нет, но их внешность изучалась тщательно и почти беспрерывно.       — И что тебе дало это наблюдение? Это бессмысленно…       — Неа. Ты же частный сыщик, верно? Ты должен знать, что такое статистика, Юбер. По статистике, преступники возвращаются на место преступления практически в ста процентах случаев, если это преступление было заранее спланировано. Я сделал ставку на это и победил.       — Как ты мог узнать Марко, если толком не видел его?       — Я — художник, Райнер. Я подмечаю детали внешности, которые обычным людям не бросаются в глаза сразу. У меня бы не вышло стать хорошим архитектором, не будь я внимательным к деталям. Я изучал каждое лицо не только по фото, но и живьем. Мимика, жесты, движения, о которых человек даже не задумывается. Я не видел лица мужчины, увезшего Пик, в анфас, зато видел, как он сморщил нос. Видимо, нашего Марко мучал насморк, когда он увозил сестру в неизвестность. Я помнил его профиль и без труда смог изобразить, как примерно выглядит тот, кто лишил меня нормальной жизни. Естественно, когда я вышел поприветствовать вас в столовую, я не разглядел его, к тому же, Ботт сидел ко мне спиной. Но после ужина, когда вы все выдвинулись за своим шмотьем на улицу, я увидел его в тусклом освещении уличных фонарей. Увидел профиль, который снился мне в кошмарах! А потом он шмыгнул носом. И все встало на свои места.       — А если бы ты ошибся?       — Ну, твой дружок так и говорил. Он повторял только: «Это ошибка, ошибка, я не знаю никакой Пик!». Но обмануть человека, который всю жизнь только и делал, что изучал лица, невозможно. Я рисовал с самого детства, в основном, портреты. Мне нравятся красивые люди, правда, к Ботту это не имеет никакого отношения.       — Зато имеет к Эрену. Поэтому его фото почти вполовину больше, чем других.       — Да, не буду отрицать. Твой брат чертовски красив. Не отказал себе в удовольствии оставить его для себя.       — Я начинаю…       — О, Конни, ты же обещал не вмешиваться!       — Как вам удалось заманить его сюда?       — Никто его не заманивал.       — Как тогда он оказался здесь?       — Спрингер привез. Ваша игра оказалась очень уместной. Я готов расцеловать этого вашего Армина во все места раз двадцать. Его ненависть и желание избавиться от балласта, в виде бесполезных микробов, отравляющих его жизнь, имена которых принадлежат вам, пришлась как нельзя кстати. Наркотики… какой прекрасный повод для ареста! Ты ведь арестовал Марко, дорогой?       — Неа… точнее, не совсем. Я сделал вид, что везу его домой, чтобы сдать полиции. Но на деле мы не отъехали от дома и километра. Один маленький укол в шею и Маркуша вырублен. Очнулся он уже в подвале. Мне пришлось изрядно попотеть, чтобы состряпать документы, которыми можно было бы тыкать в лицо работникам его ресторана. Они испугались ответственности за действия своего шефа так, что закрыли заведение через двадцать минут после моего ухода. Никто не задавал вопросов, потому что все знали о наркотиках и боялись наказания. Ни один человек из тех, кто столько лет на него работал, даже не обратился ни в один из участков, чтобы выяснить, в какой именно изолятор Марко поместили. Официальная причина закрытия ресторана — проблемы с санитарной службой.       — И никто из наших об этом не знал?       — Райнер… бля, я начинаю подозревать, что ты выжил в этом мире только благодаря какому-то вмешательству потусторонних сил! Никто не изъявил желание с ним общаться после того, как стал известен его секрет! Его телефон до сих пор у меня, как ты можешь догадаться, ведь мы должны были поддерживать легенду о том, что он живет и здравствует, как нормальный человек! Я заказываю по нему пиццу, оплачиваю продукты в магазине с его счетов, иногда громко слушаю музыку в его квартире!       — А если бы не представился повод для ареста?       — На этот случай у нас было разработано несколько сценариев, но я не думаю, что стоит их озвучивать…       — Вы все продумали… ты строил этот дом, заранее зная, что найдешь обидчика Пик. Ты собирался мучать его с самого начала!       — А ты бы что сделал, если бы знал, что убийца твоей сестры на свободе, и никто не собирается его искать, Юбер?! Плакал бы в подушку и страдал? Я готов был на все, чтобы выяснить правду! И мне повезло!       Райнер думает, что Галлиарду действительно просто повезло. Марко всегда организовывал вечера встреч сам. В прошлом году он не смог заняться подготовкой к мероприятию, сославшись на сильную занятость на работе, поэтому организация вечера легла на плечи Спрингера. Конни был в курсе проблем Галлиарда, поэтому не удивительно, что он решил привезти всех сюда, чтобы лишний раз с ним встретиться, особенно учитывая странность их отношений. Он явно и предположить не мог, чем все это обернется. Ботт добровольно на этот склон не поехал бы никогда, если на нем реально лежит вина за пропажу девушки. Отказаться от участия он не мог из-за ритуала. Странное… странное и темное вмешательство Судьбы разрушило в один миг столько жизней.       — Почему расследование прекратилось?       — Из-за моего отца.       — Но…       — Что ты знаешь о реальном устройстве мира, Юбер? Или Зик… как тебя называть?       — Как хочешь.       — Так вот, что ты об этом знаешь?       — Я знаю, что богатые получают все.       — Правильно… все. Все, что только захотят. Мой отец тоже… тоже получал все. И из-за этого наша семья развалилась. Мать ушла от него через полгода после пропажи Пик. Не вынесла того, что он нам поведал.       — Так он замешан?       — Нет. Точнее, косвенно. Он виноват в других страшных вещах, гораздо более страшных, чем можно себе представить. И эти его дела послужили причиной тому, что с его легкой руки следствие остановилось.       — Расскажи им, детка. У нас не так много времени…       — Знаешь, для чего на дверях устанавливают шпингалеты, Зик?       — Чтобы можно было закрыться в комнате и не бояться, что ее откроют снаружи.       — Именно… именно так и делала Габи, пока была еще совсем крошкой. Ей было семь, когда мой отец впервые пришел к ней ночью. Семь! Ты можешь в это поверить?! Вот и я не мог… не мог спокойно слушать, вникать и анализировать, когда она рассказала мне об этом. Но о Габи я узнал позже… когда забрал ее сюда из Марокко, когда объяснил, что нам предстоит сделать. Когда попросил ее о помощи и рассказал об отце. Моя Габи… девчонка, с которой мы были неразлучны с детства, подвергалась насилию со стороны человека, которого я обожал! Которому я верил…       — Были другие?       — Да. Всегда. Он признался, когда я устроил очередной скандал. Когда я спросил, почему он ничего не делает. Его шантажировали. Успешно и долго. А когда он отказался вносить очередной транш на счет, ему пригрозили, что его дочь постигнет та же участь, что и детей, с которыми он развлекался. Он думал, что Пик похитили шантажисты. Поэтому не стал ничего предпринимать! Поэтому замял все… чтобы спасти свою шкуру. Он до сих пор им платит… чтобы якобы сохранить ей жизнь… а еще платит мне. Этот дом, подъемник, техника, вещи… моя жизнь здесь — все оплачено им. Это его искупление.       — А Пик он…       — Насколько мне известно, нет. Хватило совести дочь не трогать… если бы он… я бы убил… убил!       — Марко признался?       — Не сразу. Первое время он только и делал, что орал. Никто бы его не услышал, ведь я прекратил прием постояльцев сразу после того, как вы уехали. Габи пришлось несладко, пока она отменяла брони, но моя девочка справилась. Вывести из строя подъемник не сложно, если он принадлежит тебе. Гости все еще приезжали, но вход в дом им был заказан. Через месяц толпа иссякла. Здесь полно других мест для спуска, так что…       — Ты пытал его?       — Не физически. Тишина и отсутствие солнечного света — вот самая изощренная пытка, Райнер. Мы с Габи кормили его, позволяли спать не в сидячем положении, поощряли за тишину. Через месяц, когда он уже не произносил ни слова, стоило мне или Габи зайти сюда, я показал ему ключ и объяснил, что если он будет соблюдать правила этого дома, то сможет иногда выходить в наружные галереи. А если он расскажет, что произошло, то получит ключ от дома, сможет выйти отсюда и никто и никогда о его грехе не узнает. Он согласился, но всего и сразу мне не рассказал. А потом попытался сбежать. За что и был заперт уже навсегда. Позже, чтобы получить возможность стать свободным, он рассказал мне все, но было уже поздно. Я не доверял ему…       — Его свела с ума тишина?       — Да, и одиночество. Знал бы ты, как он радуется, когда я прихожу к нему, Райнер. Как ребенок… маленький и беззащитный. Раньше маска пугала его, но потом и к ней он привык. В моменты хорошего настроения и примерить может…       — Ты — чудовище…       — Нет… это он чудовище. Настоящий зверь.       — Почему ты не избавился от него?       — Я не убийца. Мне нужно было время, чтобы подготовиться к побегу. Поэтому он все еще здесь… в планах было выбросить его недалеко от какой-нибудь полузаброшенной деревни, чтобы добрые люди точно его нашли. Но ваше появление смешало мне все карты…       — Так что произошло?       — Детка, я напоминаю тебе, что времени у нас в обрез! Постарайся не растягивать свой рассказ…       — Ресторан Ботта находится всего лишь в квартале от того места, где расположена школа, в которой училась моя сестра. Пик часто ходила туда обедать, что мне прекрасно было известно, но я ведь не думал, что обычный перерыв на обед сможет обернуться для нее встречей с тем, кто способен будет разбудить ее и вырвать у лап депрессии. Им пришлось скрывать отношения из-за разницы в возрасте и социального неравенства. Ботт считал, что не достоин моей сестры, даже будучи довольно успешным бизнесменом. Когда отец принял решение вывезти нас на этот склон, Пик пришла в ярость, ведь каникулы она собиралась провести с Марко. Она предупредила его о том, что уедет. Он сказал, что никакой проблемы в этом нет, ведь намечается очередной вечер встречи, и он все равно поедет в родные края. Они встречались в городе, а потом приняли решение сбежать.       — Он подсадил ее на наркотики?       — Нет… Пик регулярно сдавала анализы. Следы наркотических веществ в ней бы выявили сразу. К тому же, судя по его рассказу, наркотиками он занялся уже после того, как они перестали быть вместе. Сам не принимал, но травил других… шикарный мужчина! Как моя сестра могла о нем мечтать…       — Как им удалось скрыться незамеченными?       — Марко угнал машину у какого-то деда из соседней деревушки. Мужчина подал заявление об угоне, но вы же понимаете, что ему не дали ход. Тачка фигурировала в деле о пропаже человека, которое замяли. Тут больше не о чем говорить.       — И что они сделали?       — Выехали из города, добрались до настоящей машины Марко, дедулину развалюху отправили в одну из пропастей на опасном повороте дороги.       — Каким был дальнейший план?       — У вашего Ботта дед работал лесничим в одном из местных заповедников?       — Да, — обессиленно произносит Райнер.       — Ну, тогда тебе должно быть понятно, что произошло дальше. Он вывез ее в его заброшенный дом. Пообещал, что заберет, как только сможет раздобыть поддельные паспорта и найдет место, куда бы они смогли уехать. Забрал у нее телефон, чтобы полиция не смогла отследить сигнал... Этот идиот даже не подумал, как они будут пересекать границу! У него не было связей, которые бы гарантировали неразглашение этой тайны, не было достаточно денег. Он провел в Париже почти две недели, но так ничего и не придумал. А когда вернулся… когда он снова добрался до сторожки… Пик была уже мертва. Моя сестра… моя девочка… умерла в ледяном доме, потому что у нее закончилась питьевая вода. Потому что она не смогла разжечь камин. Потому, что вокруг нее была только тишина…       — Но, Порко… она же была в лесу… вокруг — тонны снега и дерева. Если у нее при этом даже оставались запасы еды, то…       — Ты точно идиот! — вопит Конни. — Райнер, ты с головой имеешь связь или нет? Какой снег? Какое дерево?! Пик всю жизнь прожила с прислугой! Она не смогла бы даже банку с консервами вскрыть! О том, что можно пить растаявший снег, и речи нет! Как бы она растопила камин, если даже не имела представления о том, как это делается? Я уверен, что пока горел огонь, она подбрасывала туда поленья, но любому человеку нужно спать, чтобы жить! Она уснула, огонь погас и все, понимаешь?! Она осталась одна в лесу зимой! Ничего не зная о жизни, где для выживания нужно приложить усилия! Он бросил ее там умирать!       — Он нашел ее и что?       — Закопал недалеко от дома. Зарыл в мерзлой земле, будто какую-то собаку. Она навсегда осталась в этой тишине… она умирала в стенах, сотканных из снега, погруженная только в себя и вой ветра… он тоже сошел с ума от тишины! Это Судьба.       Как только Галлиард произносит последнее слово, до присутствующих в подвале доносится шум. Зик в блаженстве закрывает глаза. Сейчас он умрет. Умрет, выполняя просьбу брата, которого бесконечно любит. Порко и Конни не пощадят пленников, им уже терять нечего. Но, наблюдая, как парочка отчаянно бежит к выходу во внешнюю часть лабиринта, Йегер думает только о том, что если они сбегут, то это будет вовсе не плохо. Поэтому, когда спустя десять минут в нишу врываются полицейские, прибывшие сюда на вертолете, который вызвали Жан и Эрен, он говорит, что о местоположении хозяина особняка ничего не знает. Что не видел лица человека, который его похитил, потому что тот был в маске. Марко говорить не может, только кивает.       Смотря в спину Галлиарду, Браун думает только о том, как бесполезно он прожил все свои годы, начиная со старшей школы. Как много он упустил, как много потерял. Поэтому он соглашается с Зиком. Поэтому он говорит, что попал в плен какого-то сумасшедшего, на лице которого была жуткая маска. Поэтому он принимает решение никогда больше не приближаться к Эрену. Он причинил столько боли, его самого так сильно ранили, что внутри, кроме развалин, уже ничего не осталось. Поэтому он молится, чтобы настоящий подвал, в котором вероятно укрылись от полицейских Порко и Конни, никогда не найдут. Поэтому он надеется, что им хватит запасов провианта, воды и сил, чтобы переждать все следственные мероприятия.       Какие еще секреты хранит этот особняк? Есть ли из него еще какой-то выход? Еще один лабиринт, скрытый под землей, тоннель к новой жизни, дорога, на которой больше не будет ни одного препятствия. Есть ли у Порко, прекрасного, невероятного, восхитительного Порко хоть один шанс простить Марко… и простить самого себя за то, что он с ним сделал.

***

      Ответ на этот вопрос Браун никогда не узнает, ведь Галлиард и Спрингер так и не дадут обнаружить себя. Возможно, они все еще в доме: мертвые, холодные, крепко прижатые друг к другу, держащиеся за руки. Возможно, лабиринт принял их, позволив упокоиться в своих стенах, внутренних или внешних — не важно. Два ангела мести, два судьи, два вестника кровопролития, два человека, унесших с собой еще одну тайну — тайну их отношений. Позволивших Зику и Райнеру создать еще один секрет на двоих. Или, может быть, они замерзли насмерть в беспокойных долинах, окружающих горы? А, может, пьют сейчас текилу где-нибудь на мексиканском побережье? В знойных джунглях Австралии, на перепутье ветров Норвегии, в теплой постели или под звездным небом… они могут быть, где угодно. Райнер готов потратить целую жизнь на поиск ответов.       Он поедет в Марокко. В дом, анфилады которого дарят прохладу в летний зной. В место, где сможет заново найти себя. К человеку, который рано или поздно сдастся, и расскажет ему правду о Судьбе и ее правосудии.       Браун поедет искать Габи.