Снежная эклектика

      — И что у нас тут за нежности, а?       Марко прикуривает, разглядывает не сложившуюся парочку и мягко улыбается. Браун нехотя выпускает Эрена из объятий, потому что объективно их внезапное слияние со стороны выглядит странно. Их закончившиеся отношения перетекли в близость, которую дружбой было назвать довольно сложно. Скорее мужчины стали неназваными братьями, но все их особо близкое взаимодействие для окружающих было такой же тайной, как и любовное прошлое. И никто из них двоих не смог бы ответить на вопрос, почему же так произошло.       — Успокаиваю Йегера, что даже несмотря на наличие Леви в нашей компании, он все равно здесь самый красивый. Что скажешь на это, Ботт?       — Без сомнений, Райнер. Эрен не плачь только.       — А Аккерману ты говоришь то же самое, только наоборот?       Марко звонко смеется. Ботт всегда считал себя связующим звеном в компании. Артистичный и харизматичный, но скромный и терпеливый Марко умел найти общий язык, казалось бы, со всеми, но частенько держался особняком. Эрен за долгие годы общения так и не смог разгадать ни одного секрета Ботта, которые, определенно, у того были. Раньше бы Йегер и внимания не обратил на слишком изучающий взгляд, скользнувший по ним, когда Марко только показался в поле зрения, но сейчас ему кажется, что у них с Боттом гораздо больше общего. Только вот загадочный темперамент школьного приятеля был врожденным, а у Эрена — приобретенным. Пожалуй, с ним стоит быть начеку. В дверном проеме постепенно появляются остальные члены их команды.       — Берти, ты какой-то помятый... Что случилось? — меланхолично спрашивает Конни.       Компания разглядывает Гувера, которому с трудом удается держать глаза открытыми. Для всех очевидно, что на время спуска ему придется лишить жену привычного внимания, что явно дается парню с трудом. Эрен снова невольно сравнивает себя с кем-то: одержимость другим человеком со стороны выглядит опасно и неприятно. Йегеру срочно нужно что-то менять, чтобы не стать в какой-то момент таким же помешанным, как Бертольд.       — Чертов Флок переплюнул в этот раз сам себя. Мы встали даже не в пять, а в четыре утра, и два гребаных часа носились вокруг дома.       Эрен переводит взгляд на довольного жизнью по всем фронтам Флока, стоящего в стороне и не слышащего этого разговора, и невольно улыбается. Ему бы такие приключения точно бы не помешали. Компания не заботящегося о чувствах посторонних людей Фостера смогла бы стать для него приятной, ведь никто бы не анализировал его слова и действия и предоставил бы полную свободу выбора направления собственного поведения. Не нужно было бы оправдываться за плохое настроение, за вымученную улыбку, за отсутствие желания поддерживать разговоры ни о чем. Флок — не Армин с его бесконечным и бесконтрольным чувством справедливости. Не зацикленный сам на себе Леви, страждущий признания своего великолепия. Не Эрвин, у которого для Йегера осталась лишь одна тема для беседы. С Фостером всегда было просто.       — Стартуем, парни, — говорит Конни. — Обед в три часа, до этого времени нужно успеть откатать несколько кругов. Смотрите, сколько народу приехало.       Склон действительно забит теми, кто приехал сюда просто покататься. Хозяин дома обладал воистину прекрасной коллекцией прокатного инвентаря для спортсменов, которую Эрен успел оценить еще вчера, когда проходил мимо сарая для хранения садовой утвари, преобразованного в прокатный мини-магазин. Сейчас у входа в сарай толпилось приличное количество человек, желая не только выбрать себе доску или лыжи, но и полюбоваться на Габи, выступающую в роли «продавца».       Для желающих обкатать склон здесь предоставляли места для отдыха и горячие обеды, поэтому посетителей обычно было очень много. Недалеко от обустроенной парковки в передней части дома расположились несколько беседок, в которых шустрые поварихи уже организовывали столы с бутербродами и термосами с кофе. Обычно мертвое в будние дни место в выходные по-настоящему оживало. Сегодняшний день исключением не стал.       — С другой стороны есть еще склон поменьше, неуверенным в своих силах можно туда, — произносит Спрингер.       Компания разделяется. Смит, Фостер, Кирштайн, Арлерт и Йегер выбирают для себя большой склон. Аккерман мечется между желанием выпендриться и сохранить свое здоровье. В итоге побеждает перспектива оставить лицо и конечности без повреждений.       — Спорить, кто из нас самый быстрый, будем? — с улыбкой спрашивает Флок, фиксируя на голове шлем. Соревнования всегда доставляли ему особое удовольствие.       — Победитель давно известен, — Эрен хлопает Эрвина по плечу, замечая, что если бы Армин был мороженым, а взгляд Смита — солнцем, то Арлерт бы давно превратился в лужу.       Они выстраиваются на вершине, застегивают крепления. На досках только двое: Йегер и Смит, остальные предпочли лыжи. По сигналу Флока компания срывается вниз.       Эрен любил сноуборд, хоть и настаивал на том, что спорт — это не для него. Он все же чаще, чем остальные, выбирался в горы на небольшие склоны, чтобы в одиночестве подумать о несостоятельности жизни среди девственно чистых снегов, в которых утопала горная долина зимой. Он умел делать разные трюки, легко проходил любые препятствия, хоть и скрывал от друзей свои навыки, чтобы не выбиваться из компании, состоящей из одних посредственностей. Даже Армин, отдавший большую часть своей жизни спорту, на склоне чувствовал себя неуверенно и скованно, ведь скоростной спуск имел мало общего с биатлоном.       Доска расслабляла Эрена. Он чувствовал, что напряжение мышц при спуске дарит ему особую концентрацию на физических ощущениях, в то время как все душевные метания отходят на второй план. Он много тренировался, чтобы добиться определенных успехов, хоть и понимал, что никакие личные проблемы погружение в полет не решит. Ты можешь преодолеть страх и боль, можешь на время забыть о неудачах, но все равно спустишься вниз, где снова столкнешься с необходимостью подъема к вершине. Эта маленькая метафора была применима к жизни Йегера больше, чем кто-либо мог себе представить.       Сегодня он не спешит, не пытается продемонстрировать свои умения, не стремится победить в заезде. Он старается рассмотреть окружающую действительность, чтобы погрузить себя в привычное состояние невесомости, особенное, страстное, какое может подарить только доска. Его обходят Эрвин и Флок, гораздо более уверенные в себе, чем все остальные. За ними сгорбленно несется Армин. Подавшись вперед, Йегер увеличивает скорость, чтобы не слишком сильно отставать. Внезапно в его плечо на мгновение упирается ладонь. А затем Эрен видит удаляющуюся спину в сине-зеленом комбинезоне. Кирштайн машет ему рукой, не оборачиваясь.       Этот неслучайный жест, эта крохотная поддержка, это внимание, которое по неизвестным причинам Жан решил уделить ему именно сейчас, в момент незримой опасности, определяют внутри очаг для новой боли. Прикосновение все еще обжигает даже сквозь слои одежды, пускает по телу непрошенную дрожь, волнует, колышет. Эрен никогда не связывал свои чувства лишь с физиологией, наделяя все, что медленно томится в груди, сакральным и гораздо более глубоким смыслом. Но стать победителем в схватке со своим собственным телом ему никогда не удавалось. Любой, даже самый незначительный контакт с Кирштайном, порабощал и превращал в воплощение греха в самом прямолинейном и приземленном виде. Йегер никогда не ощущал ничего даже отдаленно похожего с другими людьми. Даже с Райнером.       Эрен смотрит только на стремительно отдаляющуюся от него фигуру. Случайно ударившийся в защитные очки Жана солнечный зайчик показывает ему, что Кирштайн пытается следить за его передвижениями, наплевав на возможность вылететь с трассы и потерять контроль над телом. Зачем он это делает? Почему пытается заполнить собой все личное пространство Йегера? Для чего ему контроль даже за той ситуацией, в которой каждый должен быть сам по себе? Эрен, наверно, никогда не получит ответы на эти вопросы.       Он несется вперед, подхватываемый воздушными потоками. Как будто к его доске прицеплены тросы, позволяющие ему маневрировать в пространстве, управляя непослушной стихией и обращая ее смертоносное действие в свою пользу. Сила ветра, жар солнца, беспощадность природы, против которых Эрен выступает, на мгновение превращают его в воина, нуждающегося в победе. Не в этой гонке, а над самим собой. Ему душно и тесно даже здесь, в пространстве, которое зримо никак не ограничено. Его мысли и настоящие чувства заперты настолько глубоко, что не дают почувствовать свободу тела даже там, где никаких ограничений для этого не существует. Он пленник собственной тюрьмы, носящей вполне себе определенное имя, но тот, кто смог бы освободить его из оков, на помощь к нему никогда не придет.       Внизу все тяжело дышат и вытирают потные лбы. На разговоры прямо сейчас ни у кого нет сил. Флок отмечает внезапную победу, хохоча над собственными шутками и позволяя Эрвину претенциозно себя поздравлять. Йегер с легкой улыбкой отмечает про себя, что Фостер смог бы заменить собой целый оркестр при надобности.       Они ждут кабинку подъемника. Эрен напрягается, когда понимает, что все вместе они туда не влезут — кабина рассчитана на четверых.       — Мы с Эреном поедем следом.       Жан небрежно забрасывает руку Йегеру за плечо. Эрен кривится от настолько демонстративного проявления собственнических чувств, а еще осознает импульс, который таким образом Кирштайн посылает окружающим. Он хочет о чем-то поговорить. Он хочет остаться наедине. Бить или бежать?       Фостер вальяжно удаляется к кабинке. Армин только нервно фыркает, но послушно тащится за Эрвином, молча качнувшим подбородком в ту же сторону. Они садятся рядом, и Эрену внезапно кажется это странным. Он что-то упускает. Или чего-то не понимает.       — Почему он так странно себя ведет?       — Кто?       — Эрвин.       Жан медленно опускает руку, обнимает лыжи. Йегеру даже это действие кажется слишком интимным. Он ощущает голод каждой клеткой тела. Скрытые за толстой тканью перчаток пальцы Кирштайна представляются ему слишком ярко, чтобы не думать о том, как они дотрагиваются до совершенно обычных предметов. До чего угодно, но только не самого Эрена. Нужно отвлечься. Абстрагироваться. Бежать?       — Что ты имеешь в виду?       — Армина. Смит странно на него смотрит.       Жан тяжело вздыхает. Поворачивается к Эрену лицом. Теперь солнце яркими всполохами пляшет в его глазах, превращая охру в султаниты. Искристо зеленый, розовый, огненно-желтый карнавал влажного взгляда вынуждает Йегера нервно сглотнуть. Красота, которой Эрен никогда не устанет восхищаться, снова захватывает его в плен, вынуждая биться о прутья клетки, в которой он заперт.       — Почему Эрвин вообще оказался в нашей компании, Эрен?       — У тебя отшибло память или что?       — Я помню, как это произошло, но до сих пор не понимаю, почему.       Первый и единственный вечер встречи одноклассников, который проходил не в родных краях, собрал компанию в Париже в преддверии дня рождения Эрена. Не пригласить Эрвина на празднование он не мог, потому что считал себя обязанным проявить внимание к человеку, который помогал ему не скатываться в рефлексию во время учебы. На самом деле Смит не был замкнутым или не контактным, наоборот, достаточно открытым и веселым. Он умел найти общий язык с каждым, что в определенной степени помогало Йегеру не прослыть зачуханным ботаником в университете, ведь сам он с людьми сходился довольно тяжело. Эрвин таскал Эрена за собой везде, так почему бы не отплатить ему тем же, подумал парень про себя и без колебаний вручил Смиту приглашение на вечеринку, предупредив школьных приятелей, что их встреча не будет полностью приватной. Никто не возражал.       — Эрвин многое для меня сделал. Он стал такой же частью моей жизни, как вы все. Обычно на встречи одноклассников приходят даже с женами, что плохого было в том, что я привел друга?       — Да… ничего.       — К чему эти разглагольствования, Жан? Это никак не отвечает на мой вопрос.       — Он не странно себя ведет.       — Отлично! Мне сразу все стало кристально ясно!       — Он ведет себя вполне достойно для человека, который не виделся со своей половинкой внушительный период времени.       — Чего?!       — Они встречаются, Эрен.       Йегеру приходится держать себя в стальных тисках, чтобы не выдать собственное изумление такому заявлению. Это предположение было полным бредом, даже в книжках такого бы не написали. У Смита все время их учебы в университете и после его окончания была одна и та же девушка, с которой они собирались пожениться. Эрен в личную жизнь приятеля никогда не лез, но в последние несколько лет заметил, что разговоры об этой девушке в компании Эрвина стихли.       — Ты упал где-то по пути и повредил голову или что?       — Эрен, разуй глаза. Ты, может, с годами стал подслеповат, но ты же не идиот. Когда ты нас с ним познакомил?       — Эм… года четыре назад.       — И как ты думаешь, у кого эта маленькая лохматая прелесть живет в Париже в перерывах между соревнованиями и тренировочными сборами? В гостинице с общим душем на пятьдесят человек? У Армина личная ванна в покоях Смита.       — Ты разыгрываешь меня…       — Неа.       — Он бы мне сказал. Они оба не стали бы это скрывать, если бы это было правдой! Это какие-то глупости…       — Ты забываешь, где я работаю… Я застал их вместе на ноябрьских сборах. Естественно, случайно. Отчасти поэтому Арлерт продолжает на меня злиться. Угрожал мне, что если я скажу тебе хоть слово, то он лично меня придушит.       — Зачем ты тогда сказал? Мог, как обычно, промолчать и оставить меня в неведении! Не верю, что ты не смог бы придумать правдоподобное предположение в ответ на мой вопрос о странностях в поведении Смита. У тебя язык без костей!       — Задолбал конфликт.       — Ты еще утром требовал от меня пообещать тебе что-нибудь, чтобы ты к нему не подходил! А теперь ты решил вывалить все карты на стол?       — Именно потому, что ты не пообещал мне ничего, я и решил действовать, а не лгать. Пусть Армин сам развлекает своих родителей в рождественскую неделю, а не пьет шампанское на вилле Эрвина, предоставляя эти заботы тебе. Он прикрывает ревностью и переживаниями в твою сторону только свою собственную задницу. Я от этого устал.       Мужчины заходят в кабину и садятся друг напротив друга. Эрен в ужасе пытается проанализировать события последних нескольких лет, чтобы зацепиться за момент, когда у Армина и Эрвина могли начаться отношения. Они собирались в формате вечеров встреч всего несколько раз, и ничего в поведении Арлерта не говорило о том, что он испытывает к Смиту какие-то чувства. Йегер открывает рот для порции ехидных замечаний, но Жан жестом его останавливает.       — Хватит, Эрен. Если хочешь подробностей — это не ко мне.       — Ну, конечно! Как будто мне мало того, что ты скрывал от меня такую важную информацию все это время!       — Это не твое дело…       — И не твое!       — Эрен, заканчивай этот спектакль! Ты с самого приезда сюда заведенный и злой. Что происходит? Что за объятия с Брауном перед спуском?       — Ты что, подглядывал?       — Вышел курить за вами, но подходить не стал. Вы так мило ворковали.       — Не твое дело!       — Ну, конечно, Эрен…       Йегер отворачивается к окну. Желание спускаться еще раз пропало напрочь. Он смотрит на часы — до обеда еще час. Можно заняться чем-то более интересным наедине с самим собой, чтобы хоть немного привести мысли в порядок. Разговаривать с Армином, видимо, сейчас бессмысленно. Выдать то, что Жан разболтал настолько тщательно охраняемую тайну, Йегер не мог себе позволить: собственные чувства и хрупкое перемирие с Кирштайном были слишком ценным ресурсом.       Он может выйти на прогулку, сыграть с самим собой в бильярд, посмотреть какой-нибудь фильм. Он уверен, что никто не будет его искать, ведь все заняты только собой и своими проблемами. Сколько еще тайн повисло между ними? У каждого из них есть секрет, ведь так?       Путь к вершине протекает в полнейшем молчании. Все же Жан неплохо изучил Йегера за годы знакомства, раз не пытается снова начать какой-нибудь архиважный разговор. Кабина открывает двери, Эрен выходит наружу и устремляется в сторону особняка, не реагируя ни на один внешний раздражитель.       — Йегер!       Эрен не оборачивается. Проходит мимо удивленных Флока, Эрвина и Армина, машет им рукой. Намеренно игнорирует дернувшегося в его сторону Арлерта, чтобы не вступить с ним в перепалку прямо здесь и сейчас, ведь бурлящая внутри злость уже больно сдавливает горло.       — Эрен!       В голосе Жана слышится надрыв, но Йегер будет тотально это игнорировать. Он прислушается к совету Райнера и займется только собой. Эрен выбирает бежать.