Целующие сердца

— Чистенько тут у вас…       Расположившийся на стуле светловолосый парень по-свойски оглядывает просторное помещение с несколькими столами, систематичностью металлических шкафов по периметру и скрупулёзной организованностью профессионального инструментария всего рабочего пространства. Со всей присущей ему подачей себя, равной перекатыванию от стервозности до высокомерия, он демонстративно-оценивающе проводит взглядом подходящего к напольной вешалке капитана и внимательно прослеживает движение его рук, снимающих с плеч чёрное пальто и вешающих его на крючок. — Прямо-таки идиллия стражей порядка.       Подначивает язвительностью. Продолжая цепко изучать перекат от груди к ключицам и шее, закрытой тёмным гольфом с высоким горлом, он прикладывает настойчивость до ощутимости взгляда на данных участках тела самим Хонджуном. В ярком свете ламп накаливания чужая необратимость давления для капитана и на него же становится очевидной и даже слишком искусно выдержанной как для обычной шлюхи. Ким видел разных: от предлагающих свои услуги через дешёвые лав-мотели, до своего рода элитных, которые в час стоят как его четырёхмесячная выручка и даже больше. И сидящий перед ним на представителя второй категории смахивал всем, за единственным исключением уровня того заведения, которым владеет До Чвон. Странно, что парень мог бы легко найти богатую клиентуру и обеспечить свою жизнь, но заработок меж тем у него не удался, и приходилось довольствоваться немногим. Будь у Хонджуна чуть меньше усталости, он мог бы уже задаться вопросом о причине такого несоответствия, но, как и во всей ситуации, это оставалось лишь бегло замеченными деталями с отсутствием должных выводов.       Ким вообще сам не знает, зачем он его сюда притащил. Вероятность того, что тот мог быть с жертвой этим вечером, колеблется на сотых от целого процентах, а возможность его сотрудничества вовсе не поднимается от ноля. Слова Сана о том, что свидетеля от подозреваемого отделяет только наличие алиби, сидящему на стуле парню без сомнений известны и понятны как никому другому. Склоняясь над столом и включая монитор компьютера, Хонджун без особого энтузиазма открывает бланк протокола. — Имя, Фамилия. Дата рождения.       В ответ он получает лишь такое же выдержанное, как и вся манера поведения, молчание и лёгкую ухмылку на дымчато-красных губах. Красноречивее любых ожиданий. Без запинки определённые графы документа заполняются известной информацией и формальными данными, после чего Ким вынимает из выдвижного ящика дактилоскопический набор и выходит из-за стола. — Два часа — это много.       Приподнятые брови и лукавый блеф в подведенных синим глазах. Медленно вкладывая руку в протянутую ладонь Хонджуна, он словно высмеивает каждое его действие и предоставленные снятием отпечатков возможности. — Смотрю, богатый опыт? — поочерёдно прикладывая тонкие пальцы к чёрной поверхности. — Через два часа узнаешь насколько, — игривая улыбка и склонение головы набок. — А мог бы поделиться сразу, упростил бы мне жизнь. Разве ты не сам хотел продолжения разговора?       Он отходит к рабочему месту и отправляет криминалистам запрос на обработку данных и на получение сведений о сегодняшней жертве. Прикинуть, насколько Сан будет рад ещё и обязанностям мальчика на побегушках не составляет труда, и дальнейшие перспективы этого вызывают у Кима раздражение безысходного хождения по кругу. Знал бы он раньше, что продвижение по службе будет медвежьей услугой, в гробу бы он его видел. Теперь лишь остаётся прикидывать, успеет ли он до получения майора научиться разговаривать со стенами. — Тяжело тебе, наверное, — парень склоняется на стуле и опирается локтем на колено, опуская подбородок на подставленную руку, а взглядом всё продолжая вести своё эмпирическое исследование. — Все эти обязательства, неукоснительное следование правилам, выполнение планов. В отделе наверняка пачка глухарей, а ты вынужден сидеть здесь с ничем непримечательной проституткой и тратить своё время, — он подмечает на столе часы, что показывают без десяти одиннадцать. — А время то позднее. — Ты о себе невысокого мнения. Было бы почти похвально, будь ты ещё и искренен. — А что? — удивление красит интерес, и светловолосый чуть выпрямляется в спине, следуя по фигуре детектива появляющимся азартом. — Звучит так, будто ты что-то знаешь обо мне, — на мгновение он хмурится, до подробностей рассматривая лицо Хонджуна, а после поджимает губы в замешательстве. — Мы могли встречаться раньше? — Было бы тогда для меня проблемой твоё имя…?       Со скепсисом Ким выгибает бровь и оглядывает сидящего пренебрежением, заключая мысленно, что он явно поспешил с завышенным оценочным суждением о нём. Но парень же на неприкрытую придирчивость взгляда отвечает тем же, насмешливо округляя и без того большие глаза и смотря на собеседника как на глупого ребёнка, который пропускает такую простую очевидность в своих попытках доказывать взрослость. — Я не называю клиентам своё имя.       Хонджун точно перечитывает одну строчку дважды. Приподнимая уголки губ, он опускает взгляд на копию страницы посещения притона До Чвона и с умилением проходит по имени, обозначенному рядом с цифрой четыре. — Допустим, это должно было быть веселее, но шутка, сказанная больше, чем дважды… — морща нос, Ким смотрит в глаза светловолосого и отрицательно покачивает головой. — «Нет», да? — досадно дуя губы. — Жаль… Хотел всё-таки начать наш «разговор». — Для этого у меня должен быть интерес.       Он поднимается из-за стола, игнорируя, как светловолосый вскидывает брови с гиперболизацией всех эмоций неравнодушного собеседника. И что-то от искреннего неверия, даже чистой и нерушимой уверенности в неправдивости сказанного. Следуя за его движением в сторону металлических шкафов, парень поворачивается на стуле с лёгким скрипом кожаных брюк. — А его нет? — запрокидывая голову. Проводя языком по губам на грани почти уловимого, когда Хонджун выдвигает один из ящиков с разделением папок по цифрам. — Его недостаточно, — пальцы перебирают белые карточки с номерами и, с нахождением нужного, тянут одно из дел наружу. — Но он может появиться.       Открывая один из тех самых упомянутых парнем «глухарей», Ким пролистывает всего несколько страниц описи и показаний, которых не хватило, чтобы дать делу ход и хватило, чтобы завести его в тупик. Информация о найденном в номере лав-отеля трупе пятидесятилетнего мужчины без физических повреждений, следов насилия, смерть которого, по показаниям судмедэкспертизы, наступила в результате инсульта, могла бы говорить о естественности произошедшего, если бы не показания одного из сотрудников, который был на ночной смене. Он утверждал, что мужчина был с парнем, и даже смог сказать то, как назвал его погибший, прежде чем зайти в номер. Никто не заметил, как тот парень покинул отель после, а отсутствие видеонаблюдения по специфике работы — равно отсутствию нужных доказательств для разработки версии.       «Странное китайское имя». — Ты задумался, — безэмоциональное замечание с флегматичным оглядыванием пространства кабинета и покачиванием в известный только ему ритм. — Неужели там что-то интереснее меня?       Намеренное растягивание последней гласной и ухмылкой на поднятый к нему от дела взгляд. Движение руки по бедру с лёгкой оттяжкой. Разведением ног на грани приличного. С совершенно неприличным подтекстом прямо под чёрной блестящей кожей на перекате от тазобедренных. — Это даже обижает.       С содроганием голоса и игрой на неплохую выдержку. Хонджун может оценить каждый уровень. Всё так же держа на лице ироничность в приподнятых уголках губ, он опускает на стол взятую из ящика папку и подходит ближе к сидящему, смотря сверху-вниз. — Любишь внимание? — Привык к нему, — приподнимая голову и смотря снизу-вверх. — Меня обычно не игнорируют. — Всегда же случаются исключения, верно?       Парень в ответ щурится и закусывает губы с увлечённостью, почти сдирая тёмную помаду с внутреннего края. Он подаётся на стуле вперёд, ставя руки между ног, и прогибается, умышленно увеличивая разницу между ними в ростовом соотношении и уменьшая её в расстоянии тел. Хонджун знал, что это обязательно будет использовано. Знал ли, что будет именно так? — Не в твою смену, капитан.       Он улыбается без улыбки, используя что-то другое, чтобы Ким это видел. Взгляд, мимика, спокойствие. Чувство превосходства в нём. Уверенность в своём положении. И Хонджуну это не нравится до ползущих вдоль позвоночника сомнений. Каждое бьёт в то, что он что-то упускает, оставляет незначительной деталью, которая, на деле, может значить намного больше. И то, зачем он взял парня для личного опроса, приобретает значение. Наносной флёр, ничего не обозначающие слова. И сомнения, так ли это? — У тебя очень интересное имя. То, которое рабочее, — предвосхищая приподнятые брови и удивление. Делая шаг к столу и подбирая с него тот самый лист. — Почему такое сложное? — Отчего же сложное? — Маосу, — он читает по иероглифам и возвращает взгляд сидящему. — Не думаю, что кто-то из твоих клиентов может выговорить его сразу, не говоря уже о том, чтобы запомнить. — Мао — гораздо проще. И никто себя не утруждает в целом ко мне как-то обращаться. Если имя есть в пожеланиях клиента, то он даёт его сам. — И всё же. Плеяды? Выбор чем-то обоснован?       Парень широко улыбается на ряд белых, и возле его глаз появляются небольшие мимические морщинки. Хонджун мог бы назвать это самым искренним проявлением из всех эмоций, увиденных за это время. Неподдельная радость, которая, в целом, плохо сочетается со всем выстроенным образом. Светловолосый же кивает и, наклоняясь чуть ниже, настойчивее заглядывает в глаза Кима. — Да. Тем, что кто-то поймёт значение. — Зачем? — Мне будет интереснее с этим человеком, — ласковость нот голоса в сочетании со всё той же подачей себя. — А ему со мной.       Хонджун понимает. Видит, как это легко срабатывает с расстановкой нужных ходов, которые приводят к одной цели. Он видел разных шлюх, и мысль, что парень перед ним является пташкой совершенно другого оперения, всё чётче звучит у него в голове. Вопрос лишь в том, может ли тот быть причастен к данному делу. И только ли к нему? — У тебя всё ещё нет интереса?       Он заискивающе оглядывает Кима, сохраняя флёр и отсутствие формальностей, и, наверное, не понимает, что обеспечивает себе лишь более длительное времяпровождение здесь. — Сержант!       С открытием двери в проёме появляется молодой парень, и, кивком указывая ему остаться с задержанным, Хонджун, выходит в коридор, понимая, что его запрос уже давно готов и что нести его точно никто не собирается. Как и понимает, что версию, насколько абсурдной она ни казалась бы сначала, всё же не стоит так просто упускать из виду.       В коридоре тишина от стен до потолка и еле различимый шум работы длинных ламп. Набирая Сана, Ким проходит почти по безлюдному крылу отделения до приёмной вахты и, кивая сотруднику, поворачивает на КПЗ. Эхо шагов, их глухой стук усиливается с переходом стен в металлические перекладины и решётки камер. С опущенным взглядом на ограждённое пространство у дальних стен капитан хмурится и в заинтересованности подходит ближе, пытаясь в тусклом освещении старых газоразрядных рассмотреть сидящего на полу внутри клетки парня, внешность и телосложение которого кажется слишком знакомыми. По мере приближения и привыкания глаз к размытому свету очертания фигуры становятся яснее, а появляющаяся следом открытая улыбка на обманчиво юном лице развевает миф о том, что человеку нужно креститься, когда ему что-то кажется. Хотя перед опирающимся спиной на прутья Хонджун сделал бы многое. А делал ещё больше. — Сан-а, — с ответом на линии Ким останавливается рядом с камерой, отвечая сидящему в ней чуть менее язвительной и почти разделяющей его эмоции улыбкой, — я отправил запрос больше десяти минут назад… неужели так много работы? — Приди и сам посмотри, если уже забыл, — в динамике же, напротив, на язвительность в тоне не скупятся. — Мне всего-то нужен документ с теми данными, которые есть. Не делай трагедии… — Ожидайте, капитан Ким.       Опуская телефон со сброшенным с другой линии звонком, Хонджун перечитывает имя контакта, в котором красуются два цветастых смайлика. Тупые привычки со времён учебки вот так кажутся ещё тупее. — Вот ведь ганд…       Обрывается на полуслове и прочищает горло, гася экран. — Мне казалось, что склочность для вас — это низменные качества простых смертных…       На этот низкий тембр голоса Хонджун выдыхает и, переводя взгляд от мобильника на обшарпанность пола, ощущает комичность с жёсткой самоиронией от того, насколько же в действительности жизнь изменчива. Стоит только сказать «никогда», и она будет готова смеяться тебе в лицо. Поворачиваясь к клетке, он склоняет голову по направлению чужого положения головы и вглядывается в глаза, густо подведенные чёрным карандашом. Чёрным, и как всегда небрежно смазанным на самых уголках. — Простые смертные — все, у кого есть вопрос продвижения по карьерной лестнице. — Или просто места под солнцем.       Он вновь улыбается с явной горечью понимания на этой бесполезной эмоции и, кивая несколько раз, подмигивает смотрящему на него. — Не грусти, Джуни, предавший единожды предаст и во второй раз. А если так — то он не стоит внимания.       Слова не стирают ту горечь, а лишь усиливают, добавляя яда. Должен ли каждый из них смотреть друг на друга и понимать смысл произнесённого? Нет. Но они это делают. И в этом появляется другое, скрывающее больший смысл уже несказанного, но оставленного в памяти последствием. И они его равноценно так же знают. — Ц-ц, философ. Как тот, кто переметнулся к До Чвону, ты слишком фальшивишь, — с натянутой усмешкой, Хонджун подходит к заграждению чуть ближе и, опираясь на прутья, понижает голос для меньшей слышимости у любопытствующих сокамерников. — И именно так, почему, Ёсан? Неужели во всём городе не нашлось другого места? — А разве солнце светит всем одинаково? — мягко щурясь в усмешке, парень подтягивает одну ногу к себе и покачивает коленом в слишком очевидном для капитана жесте. С ожидаемым ответным недобрым взглядом его пробирает смешок, и, зачёсывая назад пережившие не одну покраску и похожие сейчас на пёструю «Звёздную ночь» Ван Гога волосы, он смотрит выразительно со снисходительностью на мужчину. — Мне не в первый раз. Не переживай.       Последняя фраза кажется неправильно верной. Слишком красноречивой и для Хонджуна, и для вопроса, заданного оставшимся под присмотром сержанта парня. Киму хочется спросить ещё многое, и, в целом, желание просто говорить с человеком напротив всё ещё никуда не делось. Ёсан за довольно короткое время стал слишком своим, как для того, кто больше всех остальных чужой. Виной тому именно «другое», изменившее очень многое в жизни Хонджуна. Должен ли Ёсан это знать? Как и прежде нет, но, как и прежде, он это знает.       Кратко покачивая головой и внимательно оглядывая спокойствие сидящего ещё раз, Ким отходит от камер и всё же продолжает своё движение вглубь левого крыла здания. То, что Сан не принесёт дело и на следующий день с самого начала было также очевидно.       В ярко освещённой комнате с работающей вместе с Чхве группой шумно и до появляющейся обиды знакомо. При повышении Киму ещё какое-то время казалось и даже была чисто привычная наивность думать, что если выбрать подходящий вариант присутствия и сразу расположить к поддержанию общей атмосферы сплочённости, то сложностей со вливанием в коллектив в новом статусе проблем не возникнет. Да и откуда они могли взяться, если ему в любом варианте просто обязаны подчиняться. Но это оказался тот самый случай, в котором кажущееся не всегда верно, а слухи о подробностях получения звания разносятся быстро. Особенно, если к этому прилагают усилия. Ким мог остановить это, равно как и прочистить своему лучшему другу мозги, в которых было слишком много подозрений. Он мог, но это не дал сделать один единственный вопрос и всё та же самоирония, которая теперь с Кимом на правах сожителя. Жизнь слишком часто насмехается над нашими принципами, и не заслуженно ли это? Подходя к рабочему месту Сана, Хонджун остро ощущает это неестественное напряжение вокруг своим прожжённым за годы службы чутьём. Жаль только, что попытки объяснить бывшему другу хоть что-то, не представляются возможными и, похоже, уже лишены своего смысла. — У тебя поразительная исполнительность.       Он берёт со стола нужную папку, которая, без сомнений, была готова сразу же по запросу, и, открывая её на закрепе с фотографиями, понимает, что его скорпионья натура всё равно слишком уязвима перед таким новым отношением. — Если ответ от криминалистов будет идти так же долго, то это уже отразится на твоей зарплате. В твоих интересах.       Получается резче, чем хотелось, а быть невозмутимым сложно. Держать маску практически невозможно. Особенно, когда перед Хонджуном человек, которого он знает как самого себя, а тот знает его ещё лучше. Но ему слишком часто кажется, и у этого слишком много новых значений, не работающих уже, как привычно. Он разворачивается к выходу, осознавая, что своим поведением может лишь укреплять чужое мнение, что «Ким то скурвился». Но почему-то от этого желание усилить лишь возрастает. Сделать наверняка и поверить в это самому. — Ты кого-то подозреваешь?       Прилетает в спину, и, оглядываясь, Хонджун мог бы сделать, как раньше. Сохранить хоть что-то из утраченного. Но до неожиданности новые мысли продолжают смещать понятия и уже пошатнувшиеся убеждения, сохраняя уже изменения в нём самом. — Не знаю.

***

      Заметно заскучавший светловолосый встречает его оживлённо: медленно потягивается на стуле и, разминая мышцы рук, расслабленно улыбается на не разделяющий эти эмоции взгляд Хонджуна. Говоря сержанту, что он свободен, Ким закрывает за ним дверь и, возвращаясь к рабочему месту, намеренно становится перед парнем, опираясь поясницей на стол. В открытой папке он ещё раз изучает имеющуюся информацию о жертве с дополнительными сведениями криминалистов. Отсутствие ран и никаких чужих отпечатков пальцев. Закономерно тупиковое дело. — Не думал, что есть куда, но ты стал выглядеть ещё более уставшим. Неужели это всё стоит того, чтобы так себя изводить? — Я так понимаю, с субординацией у тебя так же плохо, как и с запоминанием внешности своих клиентов? — Невозможно кого-то запомнить, когда в основном видишь перед собой матрас, диван, стол, ну или там стену, — он отводит взгляд чуть в сторону и озадаченно хмурится. — Иногда бывает зеркало, но и это не особо помогает… Слишком много уходит на то, чтобы имитировать удовольствие или иногда, по счастью, получать его.       Хонджун понимает, что он поднял от папки взгляд, только когда приходит к выводу, что видит в глазах напротив искру азарта и почти победоносного удовольствия. Не такого, конечно, о каком говорит парень. Но предвкушающего. Насыщенного. — А формальное обращение?       Напоминает главное из сказанного и оставленное светловолосым без внимания, выгибая бровь и перелистывая страницу дальше. — Тоже по желанию клиента, — с положительным кивком и взглядом полным услужливости. — У каждого бывают свои предпочтения.       Усмехаясь, Ким возвращается вниманием к протоколу, оглядывая фотографии с места происшествия. В голове, как и прежде, всего несколько вариантов, но каждый из них рассыпается, сталкиваясь с вопросом доказательства. Одна косвенная улика и абсолютно бесполезный набор совпадений. Бесполезный и противоречивый. Если сидящий напротив не просто певчая птичка, и он может нести гораздо больше информации хотя бы как тот, кто потенциально мог видеть жертву в этот день, то у Хонджуна всего один вопрос: почему он здесь? Почему «не спетлял», как это сделали многие? Надёжное алиби явно не его случай, ведь вряд ли он мог пить в это время и в этом месте чай с бабушкой. Сойтись на том, что притянуть его будет невозможно по отсутствию доказательств, и именно от того у него вся эта многословная беспечность с желанием длинных разговоров? Но тогда другое. Он должен быть уверен и даже со всей достоверностью знать, что никаких улик обнаружено не было.       Возвращаясь к сидящему напротив, капитан вспоминает последнее сказанное ему и подбирает варианты. Единственный способ проверить — это принять правила его хаотичной игры и немного надавить. Всего одной реакции Хонджуну будет достаточно. — Уже было лучше, но учишься медленно, — сгибая папку и протягивая парню лицевой стороной с фотоснимками, он смотрит только на его лицо. — Может, и память хорошо тренируется, вспомнишь, был ли этот мужчина у тебя в 18:00?       Светловолосый щурится и смотрит в ответ так же, немного наклоняя голову к плечу. Неспешно опускает взгляд на фото всего с пары секунд, проходя им по каждому, и, поднимая карие к капитану, оглядывает его вновь внимательно. Изучая не меньше, чем для составления подробного портрета. — Я многое делаю медленно и хорошо. Запоминаю, что нравится, как лучше касаться, чего делать не стоит. И лица я запоминаю, только когда у меня не получается кончить. В это время — тот самый случай, — он вытягивает уголок губ в полуулыбке и, кажется, запоминает каждую эмоцию Хонджуна, — и это был другой мужчина, младше. Примерно твоего возраста.       Ким выпрямляется, отводит от парня папку, и, закрывая её, небрежно опускает на стол. Недооценить — это будет примерно об этом. Отметая всё лишнее в сторону, Хонджун уверен, что главной целью такого порядка сказанного и, особенно, последней фразы, было послать его нахуй. Завуалированно и не прямой речью. Опуская ладони на столешницу, он рассматривает парня так же, как и он его. Изучая. — Теперь, значит, я уже стал тебе неинтересен, — сочувственно даже до искренности. — Что-то пошло не по плану?       Напротив всё та же полуулыбка, которая, в сочетании со взглядом, приобретает характеристику оскала затаившегося зверя. Ни одной полноценной эмоции, которую Ким мог бы понять наверняка, но настороженность в цепком ощутима другим уровнем знания. Хонджун за годы службы видел разные вариации опасения, и эта, без сомнений, ещё одна. — Главное, что я стал интересен тебе. Вон как смотришь, почти на части разбирая, — он бегло закусывает губы и ведёт подбородком с досадой. — Жаль, что не раздевая. — Всё любишь сводить к этому? — Как и ты любишь решать шарады. Наши профессиональные издержки, знаешь ли, — издёвка сужает его глаза, и их заполняет брезгливость, будто только сейчас парень обнаружил, что к подошве его ботинка прилипло что-то скользкое и отвратительно-мерзкое. Такое, что вечно к нему цепляется, и от которого он устал уже чистить свою обувь. — Вот и сейчас у тебя шарадка для ума, и как бы тебе её так слепить получше: есть труп, явно без улик и свидетелей, есть бордель, так удачно оказавшийся по расположению рядом и есть шлюха, у которой ни прав, ни защиты, да плюс в добавок хуй кто обеспечит мне алиби, ведь никто не даст такое показание, что он пользовался услугами проститутки с такое-то по такое-то время. Идеально.       Заканчивая свой саркастический и переполненный желчью в тональности поток слов, он сжимает губы в тонкую линию и смотрит на Кима скрытой за усмешкой злостью, множа её на разочарование где-то на периферии эмоциональности. И Хонджун улыбается. Теперь вместо парня запоминает каждую незначительную деталь, каждую театрализованную подачу и понимает, что далеко не невинная овечка перед ним сидит. Обычный бы испугался, нашёл бы сотню доказательств своей непричастности и уже был бы готов делать всё, что ему скажут. Тут же напротив – игра. И такая, в которую играет он хорошо. — Ну почему же так разделил? Ты тоже любишь шарады, — намеренно следуя заданной светловолосым манере вести диалог, — вон как расписал всё подробно. Даже про улики всё знаешь. — Об этом нетрудно догадаться, наблюдая за твоими действиями. — И ты, конечно же, уверен, что понимаешь их правильно?       Он вновь зеркалит подачу напротив, также склоняя голову и смотря со снисходительностью. Понимая, на самом деле, что открытое новое не изменяет ничего вещественно, а лишь увеличивает сомнения и догадки, на которых не построить следствие, которые только путают. — Можем проверить, — повторяя снисходительность как цепкую последовательность заданных правил. — Только тебе придётся быть со мною искренним. — Мне кажется, или ты правда не понимаешь, в каком ты положении? — хмурится Ким в том самом сочувственном непонимании, которое по театральности будет лишь немного уступать отработанной роли парня. — Пока ты ходишь по грани, но всё очень легко может обернуться не в твою пользу. — Надеюсь, ты не настолько наивен думать, что именно ты создал эту грань сейчас? Иначе это капец скучно.       Усмехаясь, Хонджун понимающе кивает и опускает взгляд. Теперь просто отпустить его он не сможет, слишком уж непростой, как для простой залётной, слишком разговорчивый, как для того, кому предъявляют подозрения в убийстве. Метод очевидный, и Хонджун его оттого не переваривает, давить на понт — самое из дешёвого, но всегда работающее и дающее результат. — На вещах жертвы были найдены отпечатки пальцев, и пока в лаборатории проводится экспертиза, у нас есть с тобой немного времени, чтобы поболтать, — лишь сейчас возвращаясь вниманием к лицу сидящего. — Потом, возможно, мы будем говорить по-другому.       И то, что Ким успевает заметить, рушит его надежды на то, что ему просто часто кажется. Напряжение по телу напротив и всего мгновение замешательства. Которое быстро скрывают. Которое меняет цепь действий для Хонджуна. — Или тебе придётся отпустить меня, — светловолосый вскидывает брови, не пропуская ни одной лишней эмоции. — Только, конечно, при условии, что ты честный следователь.       Прищур подведенных тёмно-синим карандашом сохраняет внимание. Хонджуну хотелось бы иметь доказательства к тому, что он видит. Возможно, не напрямую, вероятно, косвенно, но парень имеет отношение к убийству. — Так ты честен, капитан Ким?       Взгляд, повадки, положение занятое намеренно. У Хонджуна есть сорок восемь часов, перед тем как он должен будет его отпустить. Но предъявлять ему нечего, и даже, если судмедэкспертиза покажет отравляющее вещество или что-то другое, что могло вызвать смерть, это мало что изменит.       Стук в дверь и последующее её открытие разрывает обоюдное внимание, а появляющийся на пороге Сан и, в частности, его взгляд, не сулит ничего перспективного. То, на что мог надеяться Ким: найденная на теле частица чужого ДНК или хоть какая-то зацепка, где мог находиться погибший до смерти — всё разрушается в выражении лица старшего лейтенанта. Отводя взгляд, он принимает решение, даже если это не даст ему слишком многое. — Сержант. — Могу уводить, капитан Ким?       Замечая, как Сан закатывает глаза с формы обращения, Хонджун утвердительно кивает парню и переводит взгляд на уходящего светловолосого. Полуулыбка, выражение снисходительности. Странное ощущение, что игра всё равно остаётся за ним. — Могу тебя поздравить, капитан Ким, — нарочито подчёркнуто, и протягивая заключение судмедэкспертизы. — Что, совсем ничего? — Смерть наступила в результате анафилактического шока. У потерпевшего была острая непереносимость диклофенака. — Прекрасно… Мог получить реакцию с любым содержащим его препаратом.       Хонджун поднимает взгляд от заключения к белому прямоугольнику лампы. — Ну ведь невозможно совсем ничего не оставить. Что насчёт куртки? — Она его, — Сан пожимает плечами и на непонимание в глазах Кима отдаёт результаты лаборатории. — Потовые выделения соответствуют его ДНК. И ничего лишнего. — На рубашке было небольшое синее пятно? — следуя по документу и удивляясь, доходя до нужной графы. — Старое. Не меньше трёх месяцев. — И никаких отпечатков, — слетает с самоиронией, контрастируя на последнем слове. И больше всего от того, что это слишком сильно выглядит как хорошо спланированное убийство. — Личность установили? — Пока нет, группа будет работать утром.       Кивая, Ким вкладывает заключения в дело и, закрывая папку, откладывает её на стол. — Значит, мы с утра сделаем обыск в притоне и… — он снимает с вешалки пальто и кивает на дверь, — …и, когда придёт ответ по личности этого парня, по его месту проживания. — Всё же подозреваешь.       Взгляд Сана цепкий. Отвечая лишь на секунды, Хонджун направляет свой в плиточный пол и поправляет воротник, проходясь по ткани сильнее, чем нужно. Поверить и вправду легко, но доверить труднее. Предавший раз предаст сотни раз снова. — До завтра, Сан.       Дверь закрывается тихим щелчком. Вот только, кто кого предал?