Червонный интим под дулом

Зрение все ещё подводило; ощущение подобно удару молота по вискам. Нираги старался сфокусировать взгляд на определённой точке перед собой, но последним его воспоминанием стала темно-белая, даже слегка серая, макушка; чьи-то слова, в которых слышалось беспокойство. Было приятно... Приятно ощущать, что кто-то беспокоится о тебе... Ты кому-то нужен... Не ты, на которого смотришь сейчас, словно никогда не живущий, а ты, который сам был способен прикасаться к этому миру. Теряя сознание, Нираги погружается в сон. Сон странный: почти ничего не понятно. Рука отзывается болью, заставляя слегка нахмуриться; однако боль проходит, возмещаясь приятной прохладой. Сугуру будто вновь мог дышать. Когда Нираги открыл глаза, перед ним предстала необычная картина: на красном ковре лежали окровавленные бинты и какие-то препараты. Странное чувство тревоги внезапно прошло, хотя он даже не мог вспомнить почему. Неужто он совсем с ума сошёл? Сугуру повернул голову сквозь боль из-за отекшей шеи. Россыпь веснушек, раздражающие кудрявые волосы, слишком добрые глаза: — Неужели ты очнулся? Я беспокоился, что ты надолго так ляжешь, хоть он и сказ... — юноша замешкался, замолчав. Тем, кто сейчас находился рядом с Нираги был «мальчик-солнышко» — Кусакабэ. Он с обеспокоенным видом менял бинты на руке Нираги, обрабатывая рану; однако лицо его не выражало сострадания, наоборот, он улыбался. Нираги нахмурился. Этот парень с самого начала вызывал у Нираги полный спектр недоверия. Слишком добрый, слишком спокойный, слишком умный для третьего дня пребывания. А эта улыбка... Было в ней что-то ненастоящее, фальшивое и неродное. Ощущение тревоги вернулось, ударив в виски с новой силой. Сугуру отдернул руку, мешая тем самым Кусакабэ закончить бинтовать. Резкое движение повлекло за собой невыносимую боль и табун мурашек по коже, но Нираги не стал этого показывать, слегка зашипев. — Подожди ты! Я же ещё не закончил! — сказал Кусакабэ более ясным тоном. — Если руке не помочь, ты так и будешь страдать от боли! — К черту! — Нираги не хотел находиться рядом с «мальчиком-солнышко», потому в его планах избавиться от него любым способом. — Какого хера ты вообще здесь делаешь, а?! Почему мне помогаешь?! Я тебе отплачивать не собираюсь! Выметайся с этажа! Крыша закрыта — тебе здесь делать нечего! — не обращая внимания на больную руку, Сугуро попытался схватить «мальчика-солнышко» за воротник, но остановился на половине пути. — Убирайся... Нираги вспомнил... Именно чеширский кот увидел его здесь первым. Пришёл насмехаться наверняка... Сугуро почти не помнил их диалог, но точно знал — Чишия ушёл. Чувства слишком противоречивые. Он с самого начала хотел сблизиться с чеширским котом; хотел рассказать о себе, своей жизни и прошлом; хотел просто посидеть, смотря на профиль совершенства; он хотел найти надежду в той личности, которая снилась ему в весенних снах раз за разом. Однако Нираги понимал: он — само олицетворение отврата. Кроме ненависти, никаких чувств к нему больше никто не питает. Каждый смотрит на него с желанием избавиться, с желанием занять его место. Устало вздыхая, он вспоминает то, как жил до пограничья и впринципе до совершеннолетия. Никому никогда он не был нужен. Над ним издевались, насмехались, его избивали до полусмерти... Родители закрывали на это глаза, игнорировали собственного сына... Насилие всегда порождает насилие, и неважно какое: психологическое или физическое. Каким он должен был вырасти в итоге? Добрым человеком? Он никогда не чувствовал той самой «доброты», потому не умеет её проявлять; потому не умеет её принимать... — Расскажи мне, что послужило причиной такой травмы? — Кусакабэ не стал уходить, дожидаясь ответа. — Ты с самого начала показался сильным человеком... — У шлюхи был пистолет. Ещё свезло, что стрелять она не умела, — Нираги хотелось побыть одному. — А теперь уходи. Я сказал то, что ты хотел знать. Смысл твоего пребывания выполнен. Оставляй бинты и убирайся. Голос Нираги звучал тихо. Он измучен. Чувство позора перед тем, с кем хотел наладить отношения, сжирало его изнутри; оно внедрялось в мозг, не давая думать о чем-то другом, не позволяя отвлечься на что-то. Как же так? Почему именно в тот момент Чишия вдруг пришёл? Ему ничего не оставалось, кроме как забыться. Будто ничего не было! Нираги в полном порядке! Он сможет сделать вид, что самостоятельно со всем разберётся! — Как скажешь, но тебя там... — посмотрев на лестницу, Кусакабэ вновь замолчал. — Тебе помочь добраться до комнаты? — Сваливай. Кусакабэ перечить не стал, собирая все с пола. Складывая все на поднос, он поднялся и аккуратно, чтобы ничего не уронить, пошёл к лестнице, оставив «психопата» наедине со своими мыслями. В какой-то мере Сугуро и правда вызывал у Шоуто смешанные ощущения. С самого начала он показался ему настоящим психопатом и головорезом, который приходит на игры не для того, чтобы выжить, а утешить свое самолюбие и показать, что он — сильнее. «Мальчик-солнышко» обреченно вздохнул. Нельзя не признать, что Нираги больше всех здесь для него близок душевно. Он слишком сильно похож на его отца. Как только Кусакабэ вышел на лестницу, между четвёртым и третьим этажами он заметил знакомую голову. Юноша надел капюшон, прислоняясь спиной к стене. Томные вздохи раздавались на всю лестничную площадку. Он явно о чем-то сильно беспокоился. — А ты уверен, что именно так нужно было сделать? — Кусакабэ подошёл ближе, и человек снял капюшон, поворачиваясь лицом к собеседнику. — Как он? Ты сделал все, что я тебе велел? — голос звучал строго, слегка со злостью. Понять нетрудно — человек боится. Однако боится не за себя, а за чужую жизнь. — Да, я все сделал, как ты сказал, но он не дал повязать руку до конца... Сам, говорит, сделает... — в ответ лишь удовлетворенное мычание. — Чишия, а ты уверен, что не пойдёшь к нему лично? Я не против помочь, но ты его напарник... И друг... После последней фразы в сердце Шунтаро что-то резко сжалось. Нет, не сейчас. Нираги ненавидит его. Помощь точно принимать не станет. Не нужно рисковать. Не сейчас. — Шоуто, мы с ним — враги. Мою помощь он точно принимать не станет. Спасибо, что всё сделал, — Чишия направился на четвёртый этаж. — Но ты же его врагом не считаешь! — крикнул вдогонку Кусакабэ. — Ммм, а этого достаточно? Кусакабэ не смог подобрать нужных слов, чтобы ответить на это. В каком-то плане Чишия прав... Этого слишком недостаточно... Шунтаро не стал выходить в коридор; он остановился на выходе лестничной площадки, высматривая раненого юношу. Чишия искренне считал, что помогает ему лишь из-за собственной выгоды. Все таки, если умрёт Нираги, умрёт и он. Эту блохастую псину-психопата можно использовать множество раз: как щит например. Однако это лишь оправдания собственным действиям. Если бы Нираги умер, Чишия тоже, но это его никак не пугало... Он боялся не своей смерти, а кончины другого человека... Но пока что он ещё не готов признать это полностью. Нираги все также сидел, как его в последний раз навещал Чишия во время отключки. Однако сейчас его спина чуть подрагивала. Юноша не мог рассмотреть, что он делает, но догадка возникла очень рано, и он не хотел её знать. Неужели человек, который держит в страхе весь пляж, который без загрызения совести совершает убийства, сейчас плачет? Шунтаро помотал головой, дабы изгнать эти лишние догадки из своей головы. Он быстро собрался с мыслями и спустился на первый этаж, направляясь в комнату: — Нет! Он лишь объект, которым я могу воспользоваться... Не больше! — Чишия испуганно пытался успокоиться. Чего он боится? Он не понимает. Почему дрожит? Не понимает. Почему несётся обратно в комнату, словно смерть увидел? Не знает. Чью смерть он увидел? Не хочет знать. Нираги просидел так ещё от силы час. Осматриваясь опухшими глазами по сторонам, он вдруг заметил что-то на стене. — Часы? — он впервые увидел самые обыкновенные часы, которые не отчитывали время до взрыва, в пограничье. — Ах да... Зачищающий... Сугуру устало вздохнул. Ему нужно встать и найти Шунтаро. Зачем? Очевидно... Лучше пусть умрёт он сам, чем этот раздражающий чеширский кот. Как же сильно он ненавидит этого мужчину; невыносимо сильно! Но как же сильно он его любит... Кусакабэ отнёс все медикаменты обратно в комнату Чишии, а после направился в столовую. На данный момент это единственное место, где хоть как-то можно себя развлечь в обществе. Будучи ещё маленьким, он всегда любил места с большим скоплением людей: разные торговые центры, школу, садик и т.д. Однако подобного рвения к миру его отец никогда не одобрял. Нельзя сказать, что Шоуто его ненавидел; больше подходит — никогда не любил. Этот человек всегда распивал спиртное, употреблял вещества, постоянно курил... Он никогда не был силен в каком-либо деле и выбрал работу не для души, а где стабильный заработок. Можно сразу сказать, что это правильный поступок, ведь он семейный человек... Этот человек никогда не приносил деньги в семью... С ранних лет Кусакабэ наблюдал насилие над собственной матерью: то, как её душили, то, как избивали. Сам Шоуто никогда не был жертвой буллинга, потому что от природы ему был дан дар всегда находить общий язык в компаниях. Иногда и он являлся жертвой домашнего насилия со стороны отца, потому и решил, что пойдёт на борьбу, как только станет старше. Так оно и случилось. Он пошёл на борьбу, стал сильнее, смог защитить мать. Но за все нужно платить цену: будь это добро или зло. В свое совершеннолетие Кусакабэ убил отца. Последним его воспоминанием стали фейерверки перед тем, как его посадили в полицейскую машину. А после... Он оказался здесь... Он не чувствовал опасения от этого мира, не чувствовал страха и сожалений. Он хотел выжить... Но сам не знает зачем. Наверное... Вернуться? Но к кому? Его резко окликнули, и Кусакабэ с улыбкой повернулся: — Потерял меня? — От части, — сказал Саки; человек, который был рядом с Шоуто благополучные десять лет. Чишия сидел на кровати, ноги крестом, листал какую-то книжку японского классического писателя, совсем не соображая смысл текста. Мысли его были забиты совершенно другим человеком. Он ждал его. Дверь резко распахнулась и перед взором Шунтаро явилась поколеченая псина. Угрюмый, Нираги не стал даже смотреть на соседа, словно боялся его взгляда. Он отвёл глаза, осматриваясь комнату в поисках ванны. Как только нашёл — направился именно туда. Чишия хотел что-то сказать, но стоило открыть рот, и все слова застряли где-то в закромах глотки. Он вновь перевёл внимание на книгу, слегка подрагивая. Да что же с ним такое творится? О чем он думает в конце концов! Нираги вышел из душа примерно через полчаса. Он все ещё хромал, но Чишия заметил, что заживление раны будет идти постепенно. Нужна постоянная обработка и смена бинтов. На удивление в этом отеле были и медикаменты в каждой комнате, словно они помогли бы перед “зачищающим”. Ещё в начале Шунтаро понял, что рана неглубокая, и стрелял неопытный человек. Кто это мог быть? Если ему не изменяет память, в комнате регистрации оставалось от силы пять человек, не считая самого Чишию. Полная девушка, амбал и два парнишки, одному из которых прострелили стопу. Амбал точно стрелял профессионально; он все таки армеец. Один из парней точно стрелять не мог из-за болевого шока; он попросту бы не попал, а после того, как попытался, Нираги бы уже отключил его. Остаются два варианта. Девушка и второй парниша. — Хэй, — откликнул соседа Чишия. В ответ получил лишь молчание. — Расскажи, что было в комнате регистрации, — голос его стал более грубым, слегка строгим. Нираги не хотел сейчас заводить какие-либо разговоры, особенно с чеширский котом; уж точно не на подобную тему. Однако и сказать о том, что говорить не хочет, он не мог. Слишком уж это будет подозрительно. Что же делать? Притвориться, словно ничего не было! Самый идеальный вариант! Подходя ближе к кровати Чишии, Нираги левой рукой схватил того за плечо зип-кофты. Демонстративно высовывая язык, Сугуру смотрел ему прямо в глаза, словно через них пытался высказать всю боль и правду, что томилась в его душе; но из рта выходило совершенно иное... — Слишком уж ты много о себе думаешь, — начал Нираги. — Я оставлю этот небольшой секретик на будущее, чтобы ты не смог улизнуть от неё, когда нужно будет. С этими словами он рывком убрал руку, что повлекло за собой чужое падение на бок. Чишия резко округлил глаза, словно что-то понял, но постарался этого не показать. Откинув книгу на подушку, он резко встал и вышел из комнаты. — Я... — Нираги не понял смысл такого поведения. — Почему ты ушел так резко?... Я снова переборщил?... Он измученно сел на свою кровать. Он сделал это слишком грубо? Нужно было все рассказать? Но как он мог... Как он мог так опозориться... Он ещё не был готов... Чишия спокойно сидел и листал какую-то книжку, но стоило Нираги поднять руку, как он тут же сбежал без лишних слов. Слеза потекла по щеке. Спина вновь подрагивала. Всхлипы. Он все это заслужил. Он отвратительный человек. Он не достоин доброты по отношению к себе. Он не достоин его доброты; его внимания. Головная боль. Будто удар молотом по вискам. Безнадежность. Отчуждение. Спасите! Спасите! Спасите! Но достоин ли он спасения? Нет, конечно нет! Помогите ему... Чишия ушёл на третий этаж, остановился где-то в углу, опираясь на стену. «— Глаза... Они о чем-то просили... — подумал Чишия, ударяя в стену от излишней злости. — Сейчас почти шесть утра. Через день появится “зачищающий”. Он точно сможет бежать? — он сполз по стене на пол. — Его слова... От неё... Девушка? Неужели та полная девушка? Хах... Как же очевидно однако оказалось. А я то все думал, почему амбал именно ту куклу выбрал в напарники...» Он устало вздохнул. Сейчас ему совершенно неясно, как именно нужно действовать в такой ситуации. Напарник его ранен в руку и немного хромает. Просто бежать точно не получится... Нужно разгадать парочку загадок сейчас или завтра днем, чтобы успеть найти себе место укрытия в чрезвычайной ситуации. Что-то ему подсказывало... Какое-то странное чувство тревоги. Их комнаты точно не защитят от “зачищающего”. Сердце стучало с бешеной скоростью, словно готова переломать ребра. Это не больно, скорее — необычно. Томное дыхание. Чужое лицо. Такое измученное и усталое. Чишия не может сдержать слез, однако заплакать не способен. Не помнит, когда вообще в последний раз плакал. Но в груди все сжималось. Он тосковал. По кому? Наверное, по мирной и стандартной жизни до пограничья; а может и по обычным играм до «акта сердец». Не знает. Не хочет знать. Когда Чишия вернулся обратно в комнату, на часах было около семи утра. Нираги мирно спал спиной к его кровати, слегка подрагивая. Шунтаро инстинктивно подошёл ближе. Голову он тут же повернул, стоило увидеть лицо спящего человека. «— Нет! Нет! Нет! Черт!» Чишия схватился за голову и плюхнулся на кровать. Книги рядом не было. Он не хотел думать о нем, но стоило лишь взглянуть, как мысли заполонил один краткий миг! Засохшие слезы. Как же много он страдал... Чишия снова оставил его одного... Это он во всем виноват? Слегка привставая, юноша вновь повернулся к спящему. Нет... Ему показалось. Сейчас темно... Ничего не видно. Ему точно показалось. Но как бы сильно не пытался Чишия себя утешить самовнушением, уснуть так и не удалось. Нираги стоит у стены, которую покрывали различные непристойные рисунки подростков; он прижимает к себе портфель, слегка дрожит. Он слышит голос; голос приказывающий, заставляющий. Он смотрит на человека перед собой, а тот лишь смеётся, замахивается битой. Резкая боль. Из носа тут же потекла кровь. Очки упали. Все смеются, насильно заставляют его встать обратно. Снова боль. Несколько лет нескончаемой боли. Издевательства... Нираги был прилежным учеником, хорошим сыном. Так почему же он все это проживает? Почему его все так ненавидят? Чем он все это заслужил? Разве он не достоин стать любимым? Сугуру поднимается с кровати, слегка морщась от боли в руке. Снова эти сны... Его сновидения делятся на два вида, основываясь на том, что перед сном чувствовал он сам: если он был встревоженная, то всю ночь будет смотреть на кошмары, которые напоминают о его подростковой жизни. Для него это не было чем-то столь позорным и ужасным, он не стыдился этого прошлого. Однако каждый раз, вспоминая чужой смех и лужу собственной крови, его окутывала безысходность. Он будто с самого рождения был создан для того, чтобы страдать; чтобы быть униженным. Никто бы не смог принять такую судьбу. Он тоже не смог... Но его винить нельзя... Он сможет это сделать сам... Повернув голову, Нираги смотрит на чужое тело, а тот тоже уже не спит. Смотрит на него, но словно и нет. Взгляд его пустой, измученный, медленно моргает. Он о чем-то думает. О чем-то слишком невозможном, о чем-то подобном хаосу здешнего мира. А может он думает о ком-то. О ком-то дорогом, о ком-то очень нужном. Нираги с сочувствием смотрит на его лицо: нежная кожа, слегка с щетиной. Волосы аккуратно спадают на оголенные плечи. Кофта где-то на краю кровати. Футболка тоже. Сугуру замирает. Не способен он оторвать взгляда от ключиц, что так манят к себе, подзывая. Они выделяются, так хорошо видны. Неясно желание окутывает душу. Желание высунуть язык с шариком на языке, подойти ближе, уложить его полностью на лопатки, оставить дорожку слюны на теле. Оставить следы. Присвоить себе и никому не отдавать. Прикасаться холодными руками к его стройному, слегка теплому, телу аккуратно снимая низ одежд. И кусать каждый сантиметр его бёдер. Осторожно, немного нежно. Хотя в его голове все это нежно, но реальная жизнь немного иначе... Нираги вновь переводит взгляд на его лицо. Он смотрит на Сугуру. Пристально, словно презирающие. Потеряв дар речи, юноша быстро встаёт и уходит в ванную, запираясь. — О чем он думал вообще? — синяки под глазами выдают бессонную ночь, но Чишия из принципов не стал спать днем. — Я так понимаю, мою помощь он и при смерти не примет, что уж говорить про рану на руке. Что ж, придётся вновь просить Шоуто. Чишия со вздохом усталости встаёт с кровати и надевает лишь излюбленную зип-кофту. Что-то в его душе не давало ему покоя. Что-то очень странное. Что-то очень тревожное и опасное, но слишком родное. Остановившись у двери, Шунтаро обрати внимание на строение двери. Она была очень хрупкой, словно из картона. Замка не была, лишь ручка. Он осознает, что от “защичающего” эти двери точно не помогают, а наоборот, дают поблажку для него. Если игрок попытается спрятаться там, где спит, то “зачищающий” просто откроет дверь или же сломает её, убив жертву. Спасение есть только на этажах выше в комнатах-загадках. Он понял это еще ночью. Чишия обернулся и посмотрел на ванную, в которую ранее зашёл Нираги. Он хотел крикнуть что-то вроде: «Я ушёл в столовую, жду там» — в надежде, что Сугуру будет волноваться и пойдёт его искать. Но с чего бы ему это делать? Почему у Шунтаро вообще возникает столь глупая и необоснованная надежда? К черту! Неважно! Сейчас самое главное обеспечить безопасность. Когда Чишия зашёл в столовую, то сразу оглядел все ныне присутствующих. Всё были здесь за исключением поленькой девушки и двух «скрытных» парней. Сразу заприметив Шоуто, который радостно ел лапшу быстрого приготовления на завтрак. — Доброе утро, как Сугуру? — все также радостно поинтересовался Кусакабэ. — Мне снова ему руку полечить, да? — Доброе, — приветливо промямлил Шунтаро. Шоуто ему казался хорошим человеком, пусть и слегка странным. Чишия понимал, что у этого человека своя история, о которой стоит умолчать, ибо люди "психологически здоровые" в пограничье сходят с ума. Но больше всего в Кусакабэ напрягало не его спокойствие, а его благополучный дружок, который везде и всегда ходил за ним хвостиком. Крайне странный человек и явно очень опасный. Стоит подойди к Шоуто ближе на сантиметр, как тебя уже сверлят убийственным взглядом. Честно, Чишия предпочитал оставаться с Нираги наедине, чем с ним. Саки, по его мнению, и есть самый настоящий псих здесь. — Кстати, Чишия, мне есть, что тебе рассказать. За вчерашнее время, да и сегодня, много чего поднакопилось, — по просьбе Шунтаро, Кусакабэ слушал чужие разговоры и следил за другими людьми, дабы собрать полный комплект информации. Как никак, а в этой игре самое главное — найти хорошую команду. — Например? — Чишия заинтересованно оглядел присутствующих. — Та полная девушка вчера вечером, когда ты убежал, закатила немалый скандал с одним из парней. Помнишь того, которому ногу прострелили? — в ответ кивок. — Тот пришёл почти сразу, как ты ушёл. Она начала кричать, что это он во всем сам виноват, и что теперь ей нужно будет все вычищать, — Чишия неодобрительно наклонил голову, брови его сошлись в переносице. — У меня такая же реакция была. Вообще я эту девушку не понимаю. Несёт какой-то бред. Я так понимаю, у них с тем парнем был свой конфликт, но Нираги об этом ни слова не сказал... Чишия резко поднял голову, слегка округлив глаза: — Он что-то тебе говорил? — Шунтаро инстинктивно встал, опираясь руками на стол. Крайне буйный поступок, который привлёк внимание из вне, а так же только что зашедшего человека. — Сугуру! Иди сюда! Как ты? Как твоя рука? Мне нужно снова обработать тебе рану! — Шоуто проигнорировал вопрос Чишии. Он попытался встать и побежать к Нираги навстречу, но его придержала рука рядом. — Не смей, — Саки строго уставился на него, из-за чего тот сразу сел обратно. — Чишия, — шёпотом начал Кусакабэ, словно опасаясь чужого внимания, — я расскажу тебе, но потом. Шунтаро же полностью проигнорировал его, наблюдая за человеком, который пошёл к столику подальше от них. Нираги его избегает? Как смеет! Часов в столовой нет, однако чувства говорили о том, что сейчас около двух или трех часов дня. Слишком мало времени на то, чтобы подготовить весь план целиком и полностью, но попытаться тоже стоит.