синдром прекрасного спасателя

Рана на голове заживала на удивление быстро, поэтому вскоре Кирсан смог вернуться к работе. Каждый день Дима встречал его у больничных ворот, одаряя лучезарной улыбкой. Пряча переплетенные пальцы в складках широкого пальто Гончарова, они подолгу гуляли, обсуждая каждую случившуюся за день мелочь. За последнюю неделю Кирсан так часто стал оставаться в номере Димы, что мысли в голове молодого доктора крутились вокруг одного только вопроса — куда подевался его брат. В один из дней, когда он все же набрался смелости спросить, Дима непринужденно ответил, что Петр уехал в Москву, чтобы доложить о результатах расследования. Кирсан понимал, что Дима должен был поехать с ним, но было глупо спрашивать о причинах его задержки — все было понятно без слов. Он был благодарен и мелочно давил в себе мысли о том, что их идиллия вскоре закончится. Просыпаясь на работу, Кирсан подолгу смотрел на расслабленное лицо спящего Димы, невесомыми прикосновениями пальцев гладил его волосы и глупо улыбался от счастья — слишком простого и безнаказанного. Сонный Дима придвигался поближе и, обнимая, уговаривал его остаться, заранее зная, что эти просьбы слишком требовательны для ответственного доктора. И пусть они старательно прятали свои чувства, все вокруг понимали, что между ними происходит. Затянувшаяся командировка Гончарова и не сходящая с губ Аюшева улыбка выдавали их с потрохами. И при всем этом единственным, что омрачало безмятежное счастье Кирсана, было присутствие рядом Зины. В отчетах Петра ее имя было в длинном списке виноватых, но несмотря на это, медсестра продолжала работать, отрицая свою причастность. Каждый день она сверлила Кирсана осуждающими взглядами и старательно уверяла коллег, что его обвинения — лишь попытка оправдать самого себя. Усталые слушатели, посмеиваясь, приходили к Марату Теменовичу и просили его убедить Зину в том, что ее попытки не увенчаются успехом — в этой больнице ей давно никто не верил. В тот день, уже собираясь встречать Кирсана, Дима услышал звук поворачивающегося ключа. Через минуту в номер вошел Петр. Вид у него был помятый: накрахмаленный обычно воротник отдавал желтизной, мятая рубашка липла к телу, а под глазами пролегли темные круги — было понятно, что он давно не спал. Не здороваясь, он прошел к дивану, достал из кожаного портфеля лист бумаги и, протянув его брату, сел и закрыл глаза. Дима пробежал через канцелярскую волокиту номеров и имен, и наконец его взгляд замер на главных строчках: «…арестовать тов. Гончарова Дмитрия Владимировича по статье о государственной измене Советскому Союзу…» Ниже перечислялись причины, но все они потерялись в непонимающем сознании Димы. В пелене букв было что-то о разглашении сведений государственного масштаба и распространении недостоверной информации. В шоке он опустил взгляд ниже и, увидев имя доносчика в левом углу, побледнел. Ноги подкосились, и Дима упал в кресло. Человеком, который обвинил его в предательстве, был его отец. — Почему?.. — еле слышно проговорил он, сглатывая образовавшийся в горле ком. Сознание уплывало в самую глубь воспоминаний, и в голове то и дело всплывали образы безучастного родителя. — Я ведь предупреждал… — Петр опустил руки, открывая лицо, и Дима увидел во всегда спокойном выражении его глаз тревогу, — Он никогда не признался бы в содеянном. Когда его вызвали туда, — он пальцем указал наверх, — Он спокойно приехал с бутылкой коньяка и стал отшучиваться. Рассказывал, каким недоумком вырастил сына. Придурок. Он сам не знал, что так будет. Надеялся, что все спишут на ошибки молодости. Но власти нужен кто-то ответственный за весь этот бардак, — Петр достал из кармана портсигар и закурил, — В стране хаос. Газеты убрали, но сарафанное радио не заткнешь. Люди боятся. Люди спрашивают. Люди хотят увидеть, как виновного накажут, Дима. И этим козлом отпущения будешь ты. — Да какой в этом смысл?! — Дима вскочил с кресла, сминая в руках злосчастную бумажку, — Если меня турнут, люди же наоборот только убедятся в том, что все это правда! — Размечтался. Героя из тебя никто делать не планирует. Скажут, что ты был агентом Запада, дезинформировал общественность, чтобы внести разлад в Союз. Не поверят — их проблемы, — он затушил сигарету о стол и встал, — Это еще не все, — подойдя к брату, он протянул ему второй лист. Дрожащими от волнения руками Дима поднес бумагу к глазам. Что еще могут на него повесить? Сотрудничество с иностранными государствами? Хищения? Растраты? Реальность оказалась куда хуже. Обвинение было оправданным. Неоправданным казалось только существование подобной статьи. Мужеложство*. Половое сношение мужчины с мужчиной. Петр подошел ближе и сжал плечо Димы. — Тебе нельзя здесь больше оставаться, — он поднял лицо брата и, посмотрев в его влажные глаза, притянул ближе и крепко обнял, — Пожалуйста, уезжай. Никому не говори куда, просто прямо сейчас бери самое нужное и уезжай. В Америку, Германию — куда угодно. Тут тебя съедят с потрохами. Ты им нужен как галочка. А мне нужен ты, — он отодвинулся и еще раз посмотрел ему в глаза. Его младший брат сейчас казался тем же неуверенным ребенком, каким он застал его при знакомстве — тихий, разбитый, отчаянно нуждающийся в помощи. И Петр так же отчаянно хотел помочь. — Я… Я не могу сейчас, — Дима вытер рукавом ускользнувшую слезу и отвернулся, пряча лицо, — Если они знают про меня, значит и про Кирсана знают. Он на работе, надо его срочно оттуда вытащить. Я… — Ты в своем уме?! — Петр одернул суетливо бегающего по комнате Диму и развернул к себе, — У тебя на лбу, считай, мишень нарисована, а ты решил сходить прогуляться с ней по улице?! Вы взрослые люди. Вы оба знали, на что шли и что за такое бывает. То, что будет с ним, — уже не твоя ответственность. Дима неверяще уставился на брата. Он не знал, как такие очевидные вещи могут быть кому-то непонятны. — Я его люблю, — просто сказал он, — И он мне нужен. Поэтому то, что будет с ним, — еще какая моя ответственность. Петр хотел что-то возразить, поспорить, закричать о том, насколько абсурдны эти слова. Хотел, но не стал. Перед ним стоял мужчина, который пару минут назад плакал, как мальчик, о потерянной жизни. Сейчас же на его лице осталась только непоколебимая решимость. И Петр прекрасно понимал, что человек перестает думать о себе лишь тогда, когда есть тот, о ком он думает больше. — Ты останешься, — увидев несогласие в глазах Димы, он поднял руку и остановил еще не начавшийся поток слов, — Ты останешься. Я пойду за твоим Кирсаном. * Статья 121. Мужеложство Половое сношение мужчины с мужчиной (мужеложство) наказывается лишением свободы на срок до пяти лет. Кроме судебного преследования милиция и КГБ вели списки действительных и подозреваемых гомосексуалов, эта информация периодически использовалась ими для шантажа. Несмотря на всё это, в крупных городах СССР продолжали существовать места встреч геев («плешки»), однако они находились под пристальным наблюдением милиции и КГБ После распада СССР советские антигомосексуальные законы просуществовали в России до 1993 года. По различным оценкам, всего в СССР за почти 60 лет существования уголовной статьи было осуждено от 25 000 до 250 000 гомосексуалов, в среднем называется цифра в 60 000 человек (информация взята из Википедии)