А скоро будет весна

— Сдвинься вправо. Мне вначале показалось, что я не расслышал, поэтому вопросительно наклонил голову и глупо раскрыл рот, готовясь переспросить. — Вправо. Сдвинься. Мобэй повторил это нетерпеливо еще раз. И с таким выражением лица, будто стоит мне ослушаться, и он выбросит меня из этого окна. Даже костяшки стали проступать сильнее, со всей силой сжимая этот несчастный карандаш, что тихо и покорно выводил до этого что-то в блокноте. У Мобэя вообще все предметы вели себя почтительно тихо: листы в блокноте не шелестели один за другим, карандаш не шуршал, даже не трескался ни разу, щелчок ручки не превышал приемлемой громкости, а замок на сумке никогда не позволял себе недовольно гудеть и заедать. Даже неодушевленные предметы боялись этого парня, что уж говорить обо мне! Никакие баоцзы не сделали меня ближе к этому амбалу! — Зачем? — я сам тогда понимал, что задаю дурацкие вопросы, но я должен был знать, ради чего я жертвую таким прекрасным видом! Я снова ждал Цинцю, который просто нанялся, по всей видимости, репетитором Бинхэ! Та несчастная тема осталась в далеком прошлом, но они продолжали собираться и заниматься вдвоем. Поэтому я все так же садился на подоконник и напряженно ждал окончания их сеанса под редкий недовольный взгляд Мобэя напротив. Сегодня я впервые заметил легкую краску на листьях деревьев, что росли совсем близко к стене школы и ветвями почти дотягивались до моего окна. Зеленая свежесть уступала место ярким пятнам увядания. Эта красочность была обманчива в своей красоте, ведь несла за собой лишь неминуемую смерть. Но как же это из года в год заставляло невольно задерживать взгляд. В природе все прекрасно, даже когда она несчастна. И теперь меня заставляли отодвинуться подальше от этих просящих лишь взгляда протянутых ветвей! Какая наглость! — Потому что я прошу. Точнее, приказываю. Мобэй вообще не собирался ничего объяснять. Лишь смотрел на меня как на идиота, будто я не понимал его гениальный замысел, который сейчас непременно поможет миллионам людей. Но в жертву нужно принести меня и мою жажду прекрасного! Конечно! Я бы желал поспорить (ох, как желал!), но этот парень слишком грозно на меня смотрел. Не хотел бы я быть карандашом в его руке, ой, не хотел. Пришлось лишь с кряхтением и легкой ноющей болью в затекших плечах переместиться на другую сторону подоконника. Не без сожаления и разочарования в себе. Зато я позволил себе мимолетно зло посмотреть в сторону Мобэя, когда он, не поблагодарив меня, молча уткнулся в свой блокнот, рисунок обложки которого я все никак не мог разглядеть. Да и не было смысла. Я совершенно запутался в своем понимании этого человека. То он отдает свой сэндвич, когда слышит — именно слышит, — что я голодный, то не гнушается презрительно смотреть на меня и приказывать, будто я его надоедливый слуга. Вот если бы я реально был его прислужником, я бы, конечно, раболепствовал и бросался ему в ноги. Но я свободный человек с живыми чувствами! Со мной нельзя так обращаться! — Как там с тобой нельзя обращаться? — то ли Мобэй фыркнул, то ли усмехнулся. Лично я на секунду потерял сознание от страха. Моя привычка думать и говорить при этом себе под нос когда-нибудь меня погубит, серьезно. — Прости. Не обращай внимания, — я неловко улыбнулся с паникой в глазах и отвернулся, чтобы не смотреть в эти внимательные глаза, в которых читалось желание убивать. Я не хочу повиснуть на этой ветке вниз головой! Мобэй ничего не сказал. Только хмыкнул. Не знаю, почему мне не удавалось наладить общение с ним. Никаких точек соприкосновения. Абсолютно! И тот маленький эпизод проявления доброты не иначе как приснился мне. Даже с Ло Бинхэ мне удалось переброситься парой фраз и заставить его ослепительно улыбнуться. Я даже нарвался на похвалу за что-то там, чего уже сам не помню. Но Мобэй… Совершенно другой! Будто ничего в этой жизни не радовало его, люди раздражали, а все окружающее мешало его величию! Ну да, так и должен вести себя избалованный сын крутого отца. Все, что я знал о его семье, так это то, что у его отца какая-то крупная компания, головной офис которой находится аж на севере страны. Поэтому Мобэй, по сути, жил почти всегда один. Может, с кем-то из родственников, но в такие дебри его биографии я не лез. Мне казалось, что, наверное, его все устраивало. Это же такой кайф для подростка! Свободный дом, куда ты приводишь друзей и девчонок, развлекаешься, кутишь все выходные. Хотя представить Мобэй тусовщиком я не мог. Да и, если так подумать, быть одному в пустом доме каждый день, довольно тоскливо. Кто же знал, что очень скоро это станет моей участью. Моим счастьем и наказанием… В классе было вообще несколько человек, с которыми я не мог найти общий язык. Первое место, бесспорно, отдавалось Мобэю, это не обсуждается. Второй была Ша Хуалин, жгучая красавица, что разбила не одно сердце. И пусть она уступала загадочности Лю Минъянь, но не было парня в школе, который бы не посмотрел ей вслед при первом ее появлении. Даже я невольно приоткрыл рот, когда впервые увидел ее. В школе ей приходилось одеваться в форму и использовать минимум макияжа. Но по вечерам и выходным эта девушка становилась похожа на самых смелых и дерзких айдолов, что щекочут воображение своими нарядами. Если юбки, то мини, если штаны, то непременно облегающие, блузки всегда с открытыми плечами, свитера же настолько короткие, что при каждом поднятии рук, край опасно приближался к полоске лифа. И все же язык не повернется назвать ее вульгарной, хотя бы потому что она потом этот язык тебе и вырвет. Опасность и красота сочетались в ней, напоминая крепкое алкогольное красное вино. Манящая и дурманящая. И да, она тоже постоянно фыркала на меня и закатывала глаза, когда ей приходилось со мной разговаривать. Причем рта мне раскрыть еще не дали, но глаза уже выражали крайний градус раздражения. За что я получил к себе такое отношение? Просто пара неудачных стычек, несколько позорных сцен (с той же пролитой водой из ведра или падением на пол при случайном удалении из моей траектории стула), и репутация назойливого неудачника у меня в кармане. Да я боялся ее, если уж говорить совсем откровенно. Поэтому контактов с Ша Хуалин у меня почти не возникало. Еще одной занозой в моей славной школьной жизни была мажорка Сяо Гунчжу! Вот уж кто не упускал случая меня как-то поддеть. Почему? Да я просто ей не нравился. Не вышел рангом. Как и Нин Инъин, которой от нее доставалось прилично лишь потому, что она была подругой детства Ло Бинхэ. Ох уж это женское соперничество! На Ша Хуалин, которая с Бинхэ тоже общалась довольно часто, та свой яд изливать боялась: соперник мог оказаться не по зубам. Но на этот бой стерв я бы посмотрел! И так. Исключая эти три фактора, мы приходим к выводу, что школьная жизнь была вполне сносной, а если прибавить компанию Шэнь Цинцю, то вообще все было неплохо и даже хорошо. Но все же я прятался. Прятался в других мирах. Да, это будет скучная исповедь нудного писателя. Я сочинял сначала для себя, просто писал короткие рассказы. И начал примерно с того же момента, как научился вообще формулировать связные мысли. Все истории хранились у меня в голове, и каждый день перед сном я воспроизводил их из раза в раз. Иными словами, я сам рассказывал себе сказки. О счастливой семье, где в конце мать ласково прижимает ребенка к себе, а отец бережно обнимает их двоих. И все с улыбками и трогательными слезами счастья. Начало и середина могли быть любыми, но конец был одинаков. Но потом, когда образы родителей казались все искусственнее и расплывчатее, эти истории выветрились у меня из памяти. В начальной школе я сочинял забавные сказки о красавицах, злых оборотнях, демонах и отважных воинах. Я записывал их кривым почерком в свою особую тетрадку с огромной надписью «Не трогать». Лишь тетя пару раз с моего разрешения читала записанные там шедевры и легко при этом улыбалась. Что ж, маленькими шажками я и пришел покорять просторы интернета с мыслями в духе: «А почему бы и не показать этим занудам класс!». Мне казалось, что я писал интересно. Может, по-подростковому неуклюже, нескладно, предсказуемо, но интересно. Я придумывал перипетии, необычные сюжетные ходы, наделял героев оригинальной внешностью и необычными талантами, но читатели набирались неохотно. Чтобы понять, что я делаю не так, в чем залог успеха, я решил посмотреть, что же писали те монстры с тысячами подписок. Ключ был найден. Тот самый ключ, что безжалостно разломал замок моего творческого запала. И вот перед вами оказался писатель клишированных эротических (порнографических) историй длиной в бесконечность. Я утратил ту искру, что заставляла меня садиться за письмо, потерял возможность изливать самого себя. Зато получил признание и деньги. В этой жизни — я понял это уже в шестнадцать — нужно всегда чего-то лишаться, чтобы достичь большего. Моей жертвой стала радость от собственного произведения. Да, я не любил этого мутанта, но молился ему словно идолу. Поэтому в моем заветном блокноте хранились наброски для души, так и для кошелька. — Блин, откуда ты это берешь вообще? Какое порно ты смотришь? — Шэнь Цинцю недовольно прочитывал очередную главу и картинно хмурился. Критиковал, возмущался, фыркал, но читал! Сущий мазохист! — Мне нравится вселенная, не больше, — к такой отговорке я привык, поэтому лишь цокал и качал головой из раза в раз. К чему я все это вспоминаю? Хотя бы к тому, что именно все это стало еще одним ключевым эпизодом в мой последний год в школе. Знаете, у меня было предчувствие, что что-то надвигается по мою душу. Не считаю себя центром этого мира, но даже тучи, что нависли над городом в последние дни, не давали мне успокоиться. Да и вопросы тети, все ли у меня хорошо, оказались в какой-то степени пророческими. Странная тревожность вызвала недоумение у Шэнь Цинцю, который привычно ждал меня каждое утро и выслушивал мои беспочвенные опасения в сегодняшнем дне. — Побольше спи, поменьше смотри дунхуа — тогда и тревожность пропадет. Пф, тоже мне провидец. Я только улыбался этому сомнительному подбадриванию и крутил педали дальше. Первым всадником апокалипсиса стал Ло Бинхэ! Я просто сидел в коридоре в ожидании урока китайского, где опять буду слушать увлекательнейший диалог учителя и Шэнь Цинцю о языке и литературе. Мне вообще кажется, что Цинцю делал это специально, зная, что половина класса хотела отдохнуть, потому что такие задушевные филологические беседы бывали именно тогда, когда мы перед этим писали очередной тест. Мы все были молча благодарны нашему благодетелю. Ну, я точно. Да и сам учитель, кажется, был в восторге от такой формы урока. Он все пророчил Цинцю великую роль филолога, к которой тот, не скрывая, стремился на самом деле. — О, Цинхуа, привет! Этот голос появился ниоткуда и сразу же вселил в меня панику. Ло Бинхэ стоял и мило улыбался передо мной. Слегка растрепанные волосы вносили в его облик особое очарование, которым обладали те самые сердцееды из седзе-манги. Не парень, а чья-то ходячая влажная мечта! — Хах, да, привет, — слова я сплетать в устной форме умел не особо, поэтому выглядел еще более жалким. Бинхэ же все так же стоял рядом, слегка прислонившись к стене боком, и с улыбкой — уже пугающей, честно, — смотрел на меня. «Где Цинцю, этот Бинхэотвод?!» — Я давно хотел спросить у тебя, что это за блокнот, в который ты постоянно утыкаешься. Просто интересно, — Бинхэ говорил так по-доброму, так по-дружески, что у меня сердце ушло в пятки. Я на автомате прижал блокнот к себе, захлопнув его, и беспомощно улыбнулся. — Так всего лишь пометки разного… Хм, характера. Ничего особенного. Всего лишь пометки. Ничего стоящего там нет. Да, я почему-то стал оправдываться. Мне было так не по себе от этих расспросов. Парадокс: тебе хочется раскрыть перед людьми душу, поделиться своими увлечениями, интересами, но ты сам отталкиваешь всех, стоит им переступить тонкую грань навстречу твоему внутреннему миру. — Оу, — Бинхэ казался озадаченными. Он почесал голову, взлохматив волосы еще сильнее. — Ясно… А можешь показать? Мне правда интересно. Знаешь, я бы хотел понять тебя получше. Шок, который я испытал, не передать ни единой строчкой. Представьте, что со сцены спускается известный рок-певец и дарит вам свой заветный микрофон. Вот как вы себя почувствуете? При том, что вы даже не его фанат и пришли на концерт совершенно случайно, потому что выиграли билеты в лотерею. Растерянность — это мягко сказано. — Эм, я… — мои руки еще сильнее сжали блокнот, будто его могли сейчас с силой вырвать. — Прости, но… — Боги, ты даже такую мелочь сделать не можешь?! Капризный и слегка писклявый девичий голосок со стороны двери вывел меня из странного оцепенения. Сяо Гунчжу, опершись своей тонкой ручкой на дверной косяк, с нескрываемым презрением смотрела в мою сторону. И это я еще ничего не успел сделать! — Бинхэ попросил показать ему блокнот. А ты вцепился в него своими лапами! Какое ничтожество! — каждое ее слово невольно ранило. Хотелось бросить в лицо ей этот самый блокнот и пожелать подавиться, но я не мог. — Сяо Гунчжу! — от резкого и строгого голоса она перестала смеяться, а я сам чуть не подпрыгнул на месте. Ло Бинхэ как-то недовольно сверлил ее взглядом, будто решал, что ему делать, а затем снова натянул на себя легкую улыбку. — Шан Цинхуа не сделал ничего неправильного. Это я проявил ненужное любопытство. Поэтому и извиняться нужно мне. — Что? Но… — Сяо Гунчжу аж вспыхнула, но следующие слова убили ее окончательно. — И тебе тоже стоит принести ему извинения. — Э, не надо, — я лишь беспомощно замахал руками и пожелал слиться со скамейкой до начала урока. — Чего? Я? Но Бин… — Люди должны быть в ответе за свои слова. «Пожалуйста, выключи режим пафосного героя манги хотя бы на минуту!» Сяо Гунчжу ничего не оставалось, как поскрипеть зубами и бросить мне, словно объедки собакам, тихое и пустое «извини». После чего она резко и поспешно зашла в класс. Ло Бинхэ лишь кивнул мне и пожелал хорошего дня. Кто бы знал, что это было начало моего конца! — Ну, чего не ешь? — тетя с каким-то беспокойством посмотрела на меня, копающегося в тарелке, и приложила прохладную руку ко лбу. — Не горячий… Вечер этого дня обрушился на меня как-то незаметно. Но не было никакого облегчения. Наоборот, будто что-то душило, как воздух перед грозой. Кажется, сказывался недосып. — Просто нет аппетита, — я пожал плечами и уныло отодвинул тарелку. — У тебя? — на мой недовольный вопросительный взгляд она лишь хихикнула. Будто я в доме главный обжора! Я вообще не помнил порой, когда полноценно ел. Да и ел ли вообще. — Тебе нужны силы. Ты ведь целые дни в тетрадках и в компьютере! Я теряю своего племянника, эй! — она драматично подняла руки к небу, будто вымаливая что-то у богов. Наверняка аппетита для своего непутевого племянника. — Да нормально все, хэй, — тут же встал и обнял ее, все еще застывшую в драматичной позе. — Просто устал, вот и все. — Скоро съедешь, и мне некому будет готовить, — она грустно опустила голову и отвернулась. — Дай мне хоть маленькие крохи счастья в эти последние дни. — Тетя, сейчас только осень, — я напомнил ей так, между прочим. — И не факт, что я поступ… Ай! — Еще как поступишь! И не заикайся об этом! — опасная деревянная поварешка появилась из воздуха, чтобы дать мне по лбу и снова исчезнуть. Да, драматичность и эмоциональность — это у нас семейное. — Ага-ага, поступлю. — Ты будешь прилежно учиться и поступишь! — Ага-ага. — Ты обязательно будешь учиться там, где захочешь! — Ага-ага. — Поэтому ты… — Бегу делать домашку! В такие моменты надо сбегать. Иначе тетя сейчас придумает мне великую миссию, вообразит, что у меня важное предназначение, и пойдет воздвигать памятник. Нет-нет, только без пафосных агитационных речей! Лучше я убегу под крики о том, что я опять ничего не съел. Гений должен быть голодным! Сказав это самому себе, я вспомнил, что сегодня сочинил отличный отрывок для будущей главы. Про пытки, которым подвергся очередной злодей, что не давал главному герою воссоединиться с очередной наложницей. Не теряя времени, я решил это записать. Но звонок на телефон меня отвлек. — Мне просто скучно, поэтому я решил тебя набрать, — Цинцю всегда отличался оригинальным приветствием. — Ага, и тебе хорошего вечера, ага, — я сел на кровать и потянул на себя школьный рюкзак. — Ну, давай выкладывай, чего звонишь. — Пф, — наверняка он опять покачал головой. — Мог бы спросить, как у меня дела. — Мы виделись с тобой час назад. Что-то поменялось? — на кровать полетел пенал со всеми карандашами и ручками. — Вообще-то, да, — наконец, мы подошли к основному. — Представляешь, Бинхэ хочет отблагодарить меня за занятия и приглашает в пятницу в кафе. Такой забавный. — Да он вообще странный, — тетрадки одна за другой летели в сторону. — Сегодня ко мне еще подошел. Спрашивал про блокнот, про то, что хотел бы получше узнать меня. С чего вообще? Это какой-то заговор зла? — Блин, да тебе везде заговоры мерещатся, — я даже представил, как Цинцю эффектно крутанулся в своем кресле. Характерный скрип это подтверждал. — Знаешь, это приглашение просто немного выбило меня из колеи. Но должен признаться, что Бинхэ довольно милый парень. Не такой, каким я его себе представлял. Он даже готовит перекусы на нас двоих, представляешь? — Ты хочешь поговорить со мной о Бинхэ? Как влюбленная девочка из подростковой дорамы? — я чуть не прыснул, когда выбрасывал на кровать очередной учебник. А вот про перекусы… Это показалось мне каким-то знакомым. — Самолет, я тебя задушу когда-нибудь, но не сегодня. И блин, с чего это Бинхэ подходил к тебе? — Ревнуешь? — я нервно перевернул рюкзак, вытряхивая все содержимое. — Ты чего такой смелый? И что там шуршит у тебя? — Я ищу блокнот! — на столе его тоже не было. — Блокнот? Тот самый, где ты… — Да! Тот самый! Блин, да где?! — ящики со вскриком захлопнулись. — Блин, ты его точно брал сегодня? — Да! Именно из-за него твой красавчик и подошел ко мне. — Мой кто? — Цинцю не особо зациклился на этом, но не мог оставить эту реплику без реакции. — А в столе смотрел? А под? А в кровати? А под ней? А… — Его нет, — я беспомощно опустился на пол, невидящим взглядом уставившись в темноту за окном. Холодный страх сковал мои ребра, грозясь раздавить их в порошок. Мелкая дрожь прошлась по всему телу, а в животе скрутилось что-то скользкое и холодное. — Его нет! Мне конец. Цинцю… Мне конец…