А скоро будет весна

Шан Цинхуа пытался сидеть спокойно и не набрасываться на еду сразу. Сколько бы ни прошло лет, каким бы человеком он ни стал, сколько бы блюд ни перепробовал на всех этих интервью и презентациях, внутри он все равно ощущал себя тем самым подростком, что был постоянно голоден. Нин Инъин поставила перед ним еще одну тарелку с аппетитными фаршированными грибами. Внутри больших подпеченных шляпок были кусочки красного перца, зеленый лук, пряный соус и немного лапши. А рядом стояли ароматные баклажаны, жареный золотистый рис с овощами и салат с капустой. И все это будто насмехалось над той куриной острой лапшой, что Цинхуа закинул сегодня в себя с утра. Проснувшись, он вновь потерялся в пространстве и не мог понять, где находится. Из-за того, что он не задвинул шторы, солнце прожигало ему лицо, поэтому лежать дальше было невозможно. Цинхуа кое-как привел себя в порядок, поставил чайник и сделал себе подобие завтрака. Сознание никак не хотело возвращаться в реальность. Всю ночь ему снились отрывки из его школьных лет, словно он включил старый фильм из воспоминаний. Там звонко смеялась Нин Инъин, бурчал рядом Шэнь Цинцю, голосил лозунги на собраниях Мин Фань, улыбался Ло Бинхэ, кричала Ша Хуалин, скрипела ручкой Лю Минъянь и молчал Мобэй. Последнее не давало покоя своим присутствием особенно. Шан Цинхуа не помнил, когда Мобэй ему снился в последний раз. Да и вообще, когда он вспоминал школу так подробно. Этот город, и правда, обрушил на него все и сразу. Полутемная кухня с блестками пыли, освещенными солнцем, почему-то очаровала Шан Цинхуа. Он сидел уже с пустой тарелкой и бездумно рассматривал стены и мебель. А ведь когда-то он сидел здесь каждое утро, перекусывал, чем найдет или чем напихнет его тетя, пил стакан теплой воды, зависал на десять минут в телефоне, а затем резко подскакивал и бежал к Цинцю. Будто другая жизнь. Что значат семь лет? Вроде бы такая мелочь в масштабах истории, но такой ощутимый разрыв между прошлым и настоящим в жизни отдельного человека. Родная кухня, где он провел намного больше, чем семь лет, теперь казалась какой-то чужой, будто декорация старого фильма, где Цинхуа играл одну из ролей. Стук в дверь прервал тогда его раздумья. Это пришел Мин Фань, почему-то его Цинхуа узнал сразу. Они в школе никогда особо не дружили, но и врагами не были. Мин Фань вечно был активистом, не раз назначался старостой, да и вообще был парнем очень ответственным, хоть и излишне гордым и самоуверенным. Но и эти качества не раз приводили их класс к победе в каком-нибудь конкурсе. Шан Цинхуа же постоянно выговаривалось, что он не участвует в общественной жизни. — Хоть бы стенгазету нарисовал! Или лозунг придумал! — Мин Фань недовольно скрещивал руки на груди и качал головой, на что Цинхуа лишь пожимал плечами и улыбался. Его недостатком была некая ограниченность и задиристость характера. Если ему казалось, что кто-то говорил что-то против него, он тут же рвался к своему предполагаемому обидчику и натравливал на него своих верных товарищей. Однажды в первый год их учебы в старшей школе даже Бинхэ стал объектом этого общественного порицания, но ненадолго: тот был слишком хорошим учеником и частью положительной характеристики их школы. — Хах, привет, Цинхуа! — Мин Фань тут же по-дружески хлопнул его по плечу и рассмеялся. — Совсем не меняешься! Будто вчера из школы выпустился! А ведь уже писатель! Мин Фань же по сравнению с собой прошлым видимо возмужал. В нем уже проглядывал хозяйственный семьянин и бизнесмен. И в жестах, и в голосе, и в облике. И Цинхуа даже не мог определить, что именно навело его на такие мысли. — Так, давай собирайся. Ты идешь к нам, — Мин Фань не дал и минуты на возражения. Даже сам уже потянулся к шкафу, где висело пальто Цинхуа. — А? Зачем? — Нин Инъин сказала, — и этим все объяснялось. Слово Инъин и в школьные годы было для Мин Фаня законом. Только она имела на него рычаги давления. Она, и почему-то в некоторых моментах Цинцю. Хотя того вообще все уважали. — Но ведь утро еще… Ну… — Цинхуа, — Мин Фань усмехнулся и задорно притопнул, — день уже! Пф, не говори, что ты только встал. Да, он только что встал. И да, он этого не стыдится. Оказывается, время перевалило уже за три часа дня. Мин Фань еще несколько раз повторил, что Нин Инъин ждет, и все же впихнул в руки Цинхуа его же пальто. Отпираться смысла не было. Так он и оказался за этим столом, ароматы которого вызывали обильное слюновыделение. Когда Цинхуа только зашел, Инъин шуточно отчитала их за то, что еда остывает и становится невкусной именно из-за них двоих. Мин Фань стал по-детски оправдываться и коситься на Цинхуа, который лишь молча улыбался. За столом уже сидел дедушка Лю, который нисколько не изменился. Даже серый свитер крупной вязки был тот же! Только бородка стала седее. Наверное, в каждом небольшом городе или деревне был старик, которого знали и уважали все. Без него не проходило ни одно собрание, ни одно празднество. Что бы ты ни делал, ты обязан был обговорить это с дедушкой Лю! Тот в свое время был довольно хорошим врачом, помогал всем, договаривался в других больницах, когда требовалась серьезная операция или терапия. Особенно поговорить с ним любил Му Цинфан, часто забегая к нему на выходных с каким-нибудь медицинским справочником. Еще одной живой достопримечательностью была Болтушка Хуан, которая уже звонко смеялась над чем-то. Это была женщина среднего возраста, очень красивая, ухоженная, как домохозяйки из рекламы, и добрая. Она держала лоток с пирожками и постоянно пыталась всех накормить и заговорить. Что-то в ней было от милой Лотос Гу Хуа, поэтому некоторые старики называли ее Болтушкой Лотос . Такая же добрая, стойкая, немного резкая и красивая. Но Хуан Цзинь, как ее звали на самом деле, нисколько не обижалась, лишь смеялась еще громче и искреннее. Итак, главной звездой этого стола были не ароматные грибочки или сладкая курочка, а Шан Цинхуа! Все поочередно пытались что-то спросить у него, поинтересоваться его мнением и просто заставить уже говорить. — Да ну, Цинхуа! — Болтушка Хуан недовольно надула губы и ловко подхватила теплый баклажан палочками. — Давай колись, как там писатели живут. Небось, каждый день какие-то званые ужины, приглашения от спонсоров. Дораму еще снять не предлагали? — Хах, вы представляете себе это слишком весело, — Цинхуа поковырялся в рисе и все же подцепил маленький горошек. — А зачем тогда быть писателем, если это не так?! — женщина фыркнула и тут же рассмеялась. И правда. — Отстаньте от Цинхуа, — Нин Инъин закатила глаза и зачем-то толкнула растерявшегося Мин Фаня, который, видимо, хотел тоже что-то спросить. — Человек только приехал, устал. Дайте ему насладиться атмосферой родной земли! — Ох, да, — дедушка Лю довольно почесал щеку и расплылся в какой-то далекой и неясной улыбке. — Родная земля все лечит, от всего спасает. Не зря умирающих рекомендуют отвозить на родину. Шан Цинхуа подавился той самой горошиной! — Дедушка Лю! — все хором недовольно обернулись к хихикнувшему мужчине, что спасать умирающего сейчас Цинхуа и не спешил. А еще врач! — Хах, прости, Цинхуа. Не слушай их! — Инъин пригрозила всем пальцем, но ее попытка вновь была встречена лишь общим смехом. — Скоро придут Му Цинфан и Мобэй! Вот на них отыгрывайтесь, а Цинхуа не трогайте. Шан Цинхуа чуть не попытался умереть во второй раз. Так он здесь не одна жертва прошлого? Сейчас сюда придут еще? И если насчет Му Цинфана он был приятно удивлен, то насчет Мобэя… Ему просто хотелось сбежать сейчас же! Втолкнуть себе в рот этот теплый вкусный грибочек и убежать через окно! Почему судьба так несправедлива с ним? Почему именно в то время, как он приехал, она решила столкнуть его с человеком из его кошмаров? Почему с ним так строги и злы? Что он сделал в прошлой жизни такого? Из-за ожидания казни все ароматы мигом утратили свои прелести, а баклажаны тут же грустно поникли. Есть расхотелось. Вкус риса больше не ощущался, поэтому жевать приходилось по инерции. Первым пришел Му Цинфан. Шан Цинхуа с удивлением отметил эту явную печать усталости на его лице, совмещенную с ярким блеском глаз. Тот же чуть не раскрыл рот от удивления, увидев за столом машущего ему Шан Цинхуа. Поэтому совершенно не типично для него подошел, чтобы обняться. Будто Цинхуа все это время числился пропавшим без вести, серьезно! — А как еще, если ты даже весточки не подавал, — Му Цинфан важно и строго, как могут только врачи и учителя, поднял подбородок и принялся четко высказывать все свои претензии. — Уехал и пропал! Если бы я не увидел интервью с тобой, я бы так и думал, что ты умер где-то! — Да с чего вы… — Ой, да, Цинхуа один из тех, кто пропал сразу же и слишком резко, — Нин Инъин в этот раз даже не стала его защищать. Какой же ее голос стал громкий. — Даже удалил свой профиль в соцсетях. — Иногда людям нужны перемены, чтобы что-то осознать, — дедушка Лю сказал это куда-то наверх. Ему никто не ответил. — Эм, может, мы уже сядем и поедим? Шан Цинхуа хотелось есть в последнюю очередь, но как-то успокоить всех нужно было. Возле Му Цинфана суета была другой. Он важно и прямо сел на стул, аккуратно пододвинув к себе тарелку. Нин Инъин и остальные не шутили над ним и вообще не тыкали его. Это было какое-то невысказанное уважение, нечто подобное, что оказывалось дедушке Лю. Статус врача вносил в облик человека, в его ауру что-то очень весомое, но незримое. Но даже в толпе можно было выделить этих особых людей. Они сами стали походить на свои стерильные и блестящие инструменты. Им нужно было сохранять глубоко в себе все чувства, что наполняют их, выглядеть внушительно и твердо. Дедушка Лю тоже порой выглядел так, когда задумывался о чем-то, уходил глубоко в прошлое. — Цинхуа! — Инъин, оказывается, уже несколько раз звонко выкрикивала его имя в попытках дозваться. — Будешь что-то пить? — А? Ой, кофе, если есть, — в ответ ему улыбнулись, а Му Цинфан как-то скептически оглядел его всего с ног до головы. — Любишь кофе? — Хах, да. Привычка уже, — на это ему ответили лишь кивком. Понимающим врачебным кивком. — Я слышал, ты пишешь новую книгу? Как идет работа? — А? Книгу? Да, пытаюсь, — Цинхуа почесал затылок. Мысли и слова все разом вылетели из головы. — Вот только выходит с переменным успехом. — Ох, твоя первая книга вышла такой замечательной! — Болтушка Хуан тут же подключилась к разговору. — Так чувственно и нежно! Я еще никогда не читала такого любовного романа, — она приложила руки к груди и мечтательно прикрыла глаза. Настоящая героиня мелодрамы! — А? Я думала, это роман о юности, о сложностях этого этапа, — Инъин недоуменно выглянула из кухни, переводя взгляд с Болтушки Хуан на Цинхуа. — А разве это не про становление личности путем прохождения первых этапов взросления? — Му Цинфан плавно отложил палочки и тоже недоуменно уставился на Шан Цинхуа. — Хах, то есть вы реально читали мою книгу? — три человека синхронно кивнули. — А мне Нин Инъин пересказала, ага, — Мин Фань смущенно разгладил салфетку. — Мое зрение уже не такое верное, поэтому я слушал рассказ Лотоса и девушек из кафе, — дедушка Лю тоже кивнул, продолжая ощупывать свою редкую бородку. Шан Цинхуа беспомощно сел. Оказывается, он даже подскочил от шока. Нет, он понимал, что кто-то из его знакомых может прочесть книгу, все же какая честь быть приятелем самого писателя! Но чтобы все! Оставалось лишь молиться, чтобы никто не понял истинной картины! Иначе он сгорит со стыда! Зачем он вообще это написал?! Надо позвонить Ци Цинци и сказать, чтобы она приказала сжечь все экземпляры, срочно! — Эм, ну… Наверное, обо всем сразу? — Шан Цинхуа реально не знал, что ответить. Когда пишешь, даже не задумываешься, что именно хочешь донести. Поэтому это пресловутое «автор хотел сказать» стало резать ему слух. — Так это все-таки роман о любви? — Болтушка Хуан вновь просияла. — Если вы хотите, то да. — А, я понял! — Мин Фань покачал головой и сосредоточенно простучал пальцами по столу. — Книга для каждого читателя открывается с разных сторон. То, что мы выносим из нее, это то, как мы поняли эту книгу, то, что было важно нам в этот момент. Наше виденье может не совпадать с первоначальным замыслом, и это отчасти и будет верно. Потому что история рождается как бы заново… Я прав? Нин Инъин чуть не пролила кофе от удивления, а Шан Цинхуа оставалось лишь пораженно кивнуть. Ну да, как-то так и выходило. Об этом же, только иными словами ему однажды и сказала его одногруппница, единственная, кто расшифровала книгу слишком точно. — Да ты у нас гений! Не знала, — Нин Инъин слишком сильно хлопнула бедного Мин Фаня по спине, отчего тот согнулся и хрипло посмеялся. Зато понятно, кто в их семье был хозяином. — Меня удивила глубина эмоционального плана в этой книге, — Му Цинфан задумчиво отпил немного травяного чая, принесенного ему только что. — Не то что не верил в твой талант, Цинхуа, но эта грань тебя оказалась очень неожиданной. Поэтому, признаться честно, я с нетерпением жду следующую твою книгу. Отлично. Плюс еще один груз ожиданий и ответственности. Терапия, да? «Я приеду и выброшу весь набор для маникюра Ци Цинци!» — Хах, ну что ты, я совсем не… — Мобэй! Наконец! Эй, ты долго! Нин Инъин тут же суетливо подбежала уже к вошедшему тихо Мобэю и стала заботливо снимать с того шарф, о чем ее, собственно, никто и не просил. Видимо, привычка учителя начальной школы. И то, что «ребенок» выше ее на полторы головы, ее не смущало. — Наконец! — Мин Фань повторил это еще раз и радушно, по-хозяйски засмеялся. — Давай к нам! Уже еда вся остыла, а ты все не идешь. Мобэй был усажен прямо напротив Шан Цинхуа, из-за чего совершить побег хотелось еще сильнее. Но с одной стороны путь ему загородил Му Цинфан, а с другой — Болтушка Хуан. Бежать бесполезно. Поэтому он лишь опустил взгляд и стал высматривать что-то в своей кружке с кофе. — А мы тут Цинхуа обсуждаем! — нет, только не это! Но Мин Фань не мог услышать внутреннего крика Цинхуа. — Будто снова клуб возродился! Ты читал его книгу? Мы тут все составляем его фан-клуб! Шан Цинхуа уже не знал, как ему спрятаться. Можно он просто сползет под стол и не вылезет оттуда до конца их посиделок? Можно уже закончить эту терапию? Конечно же, Мобэй наверняка ни за что не читал книгу Цинхуа! Это было так очевидно. Зачем ему брать в руки роман того, с кем ему и в реальной жизни хотелось общаться меньше всего? Какая-то несуразица. Цинхуа уже знал ответ, что точно докажет ему все. — Я… Что-то лопнуло. Как будто шарик проткнули. Цинхуа не двинулся с места. Но кофе слегка расплескался на стол. Где-то на улице зазвучала музыка. Послышался далекий смех. Возможно, это пробегали дети, потому что Нин Инъин тут же высунулась в окно и стала кому-то махать. Он не мог этого услышать. Не мог услышать ничего, что бы Мобэй ни сказал. — Хах, а можно еще кофе? Ох, я тут немного сплошал… — Ой, конечно! — Нин Инъин тут же спохватилась и взяла протянутую ей кружку. — Сейчас я все вытру. — И все же интересно он пишет, — Болтушка Хуан все никак не могла перейти на другую тему, но хоть Мобэя не переспрашивала. — Признаться, я даже расплакалась. — Мы все ждем его следующую книгу! Не зря же бок о бок живем с великим писателем! — Нин Инъин поставила кружку перед Цинхуа и достала откуда-то еще одну тарелку с горячей свининой и грибами. Да как она все успевала? — Хах, я не ве… — Похоже, писатели своих замыслов не раскрывают, — дедушка Лю резко выпил полный стакан воды и мелко закивал. — Таким людям сложно однозначно понять, чего именно им хочется от себя и своего творчества. Поэтому произведения на заказ такие однозначные и так легко забываются. Лишь то, что рождается в тебе постепенно, то, что оживает в каждых по-разному, остается в человеческой памяти и человеческих душах. — Какие все сегодня умные! — Болтушка Хуан хмыкнула и подперла голову рукой. — Может, я еще сам не до конца решил, что хочу воплотить в своей книге, — Цинхуа резко заговорил. Мигом все взгляды обратились к нему. Будто все уже и привыкли, что он молчит. — Идея зарождается быстро, но ее развитие зависит от состояния ее творца. Наверное, — Цинхуа отпил еще кофе и вновь опустил голову, — у меня просто дрянное состояние, чтобы что-то писать.

***

Му Цинфан выпил немного вина и выдохнул облачко воздуха. Пар растаял где-то в темном небе. Они засиделись до вечера. Мин Фань не удержался и достал припасенное вино. Шан Цинхуа заметил, что Му Цинфан пил больше всех, но, как ни странно, нисколько не хмелел. Наоборот, будто отбрасывал свою холодную строгую личину, как врачи снимают с себя медицинские маски. Сейчас они стояли на небольшой террасе, что Мин Фань, как он похвастался, недавно пристроил к дому, и дышали воздухом. Му Цинфан и тут пил, молча разглядывая очертания далеких гор. Шан Цинхуа тоже не говорил. Натягивал рукава на пальцы и следил за облачками пара. Зима здесь была холоднее, чем в Шанхае. Он уже и отвык от всего этого, поэтому оделся сравнительно легко для зимнего вечера. Так странно выходило все это. Вот они, бывшие одноклассники, собрались сегодня за одним столом и вели себя как лучшие друзья, что, наконец, решили встретиться и рассказать друг о друге. Но ведь еще семь лет назад ни он, ни Му Цинфан почти никогда не болтали о чем-то простом с Мин Фанем, Нин Инъин ни разу не ворчала на Мобэя, а тот не вел себя так почтительно и вежливо по отношению к другим. Сколько же поменяло время? Как получилось, что люди, связанные лишь годами учебы и небольшими посиделками в выпускном классе, смогли в будущем так по-дружески собраться вместе? Парадокс, очередной жизненный парадокс. — Собираешься что-то делать с собой уже? — Му Цинфан принялся массировать лицо, совершенно не поворачиваясь к Цинхуа. Могло создаться впечатление, что эти слова вообще к нему не относились. — А? Ты о чем? — Не строй из себя дурака, — Му Цинфан недовольно шикнул. Пар заклубился сильнее. — Я хоть и терапевт, но все прекрасно вижу. Ты вообще обращался к специалистам? Шан Цинхуа недоуменно развернулся к нему, прислонившись к перилам. — Я как не понимал, так и не понимаю. Окей, я дурак. — Я вижу, — смешок звучал уже мягче. — Будь я твоим психотерапевтом, я бы вел за тобой пристальный контроль. Ты вообще нормально спишь? Заметил, что злоупотребляешь кофе. Да и вообще… — Давай ты не будешь лечить меня. Хотя бы ты, — Шан Цинхуа обреченно прикрыл глаза. Только этого ему не хватало. Му Цинфан же продолжать не стал. Лишь согласно пожал плечами и вновь уставился вдаль. Как давно Шан Цинхуа устал кому-то что-то доказывать? Он уже прошел свою самую тяжелую стадию, когда его одногруппница, Чжу Лися, пыталась тянуть его ко всем врачам, что только возможно. Или когда Шэнь Цинцю после его выпуска из университета поехал с ним путешествовать по югу страны на целый месяц. Или когда Ци Цинци несколько раз пыталась оплатить ему отпуск и чуть не отвезла в Японию. Все, что осталось с тех времен, было лишь слабыми отголосками, что пробуждались так неожиданно и ненадолго. Нужно было просто подождать, когда они снова уснут. — Не мое дело, но я просто переживаю за тебя, — Му Цинфан все же не выдержал паузы. — Я помню тебя забавным и неуклюжим парнем. Странно, но я хочу вернуть этого Цинхуа. Он хотя бы выглядел живым. Живым. И правда. Как это проявляется? Почему в нем уже не видят этого? Шан Цинхуа задумался, а что нужно человеку, чтобы чувствовать себя живым? Важно ли это, чтобы жить? В какой момент умирает душа в живом теле? Нет, не умирает, впадает в анабиоз. Что может пробудить ее? Приход весны, как у животных в спячке? А что представляет собой эта весна? — Ты подал мне хорошую идею, — Му Цинфан недоверчиво приподнял бровь, глядя на эту странную улыбку. Но сейчас Цинхуа выглядел иначе. Было в его взгляде что-то иное, что вмещало в себя все огни этого вечера. Взгляд живущего чем-то человека. Болтушка Хуан, порозовевшая от вина, решила помочь Нин Инъин убрать со стола. Дедушка Лю смотрел с Мин Фанем телевизор и явно ждал Му Цинфана, чтобы поговорить с ним и вспомнить молодость. Мобэй сидел на диване и что-то печатал кому-то в телефоне. Вечер подходил к концу. Шан Цинхуа решил не снимать куртку и просто сесть в уголке, чтобы дождаться Инъин и Болтушку Хуан и со всеми уже попрощаться. Ему хотелось сейчас сесть за свой ноутбук и начать писать. Пусть в голове пока было что-то абстрактное и туманное, но пока это не растаяло, он должен был это записать. Наконец, всех дождавшись, Шан Цинхуа тут же встал и поблагодарил за приятный вечер. Нин Инъин тут же убежала на кухню, чтобы дать ему что-то с собой. — Знаю я, какую отраву ты ешь. В магазине из рюкзака выглядывала твоя лапша! — громкий голос с кухни не терпел возражений. — Обещай, что отправишь мне подписанный экземпляр, — Болтушка Хуан мило улыбнулась. — Буду ходить и хвастаться! — И поменьше кофе сегодня, — Му Цинфан даже не повернулся. Лишь бросил эту фразу ему со смешком и продолжил обсуждать какие-то уколы с дедушкой Лю, который будто просветлел лицом. — Ну, давай! Заходи к нам. Одноклассники же, — Мин Фань с жаром пожал ему руку и похлопал по плечу. Нин Инъин оттолкнула того и тут же вручила какой-то сверток, наказав все съесть. Шан Цинхуа всем покивал и попятился уже к двери. Если он сейчас не уйдет, то его точно не выпустят. Все же гостеприимство должно иметь конец. — А? Ты тоже пошел? Шан Цинхуа обернулся к Му Цинфану и увидел рядом с ним одевающегося Мобэя. «Нужно было валить сразу. Да почему?!» — Ох, Мобэй, я тебе тоже собрала! — Нин Инъин вручила что-то поспешно и ему, на что он коротко поблагодарил. Мин Фань пожал руку и ему. На самом деле, Шан Цинхуа давно уже мог уйти, но он стоял и ждал. Чего именно он сам не понимал. Боялся, но все равно ждал. И лишь когда Мобэй подошел, паника захлестнула его. — Ты выходишь? Цинхуа тут же резко распахнул дверь и активно закивал. Холодный ветер ударил его по щеке и, кажется, злобно засмеялся. Первые шаги в тишине и темноте давались легко. Мобэй шел чуть позади, не выдавая своего присутствия. Шан Цинхуа искренне хотел, чтобы они сейчас разошлись, чтобы каждый просто ушел молча. Но одновременно ему хотелось, чтобы Мобэй хоть что-то сказал. Ему казалось, что без этого он не сможет уснуть, что темнота заглотит его дом еще больше. — Так ты сейчас пишешь еще одну книгу? — Мобэй поравнялся с ним, отчего Шан Цинхуа чуть не подпрыгнул от испуга. Где-то прокричала птица, голоса в отдалении стали глуше. Деревья слегка качнулись. Вновь темный вечер, вновь они стоят рядом, хотя и не должны были делать этого ни при каких раскладах. — Пытаюсь. На самом деле, я почувствовал небольшой застой, поэтому меня и сос… Поэтому я и приехал сюда. Шан Цинхуа боялся вопроса о том, как приезд в родной город поможет ему с написанием книги. Да он сам не знал ответа! Наивное мнение, что родная земля исцеляет, он не поддерживал. По крайней мере, в этом случае, ибо выходило все пока что иначе. Хотя полезные воздействия он все же на себе ощущал, но не так много, чтобы сесть и писать ночь напролет. Сегодня случился первый и лишь небольшой порыв, но этого было сравнительно мало. Мобэй, однако, ничего не спросил. Коротко кивнул, не сводя глаз с темных очертаний деревьев. Цинхуа тоже не смотрел прямо на него. Наверное, так было легче. Они неспешно одновременно двинулись вперед. Похоже, по направлению к дому Шан Цинхуа. — О чем хочешь писать? Этот простой вопрос, на который Цинхуа уже раз пять отвечал в интервью, на который он не смог ничего сказать сегодня, снова поставил его в тупик. На самом деле, Цинхуа уже не знал, о чем именно хотел писать, это была правда. Изначально ему хотелось, чтобы его герой покончил с собой из-за тягостей, что обрушились на него, но Цинци такой вариант не устроил. — Чернуху писать решил? Ну-ну, без тебя же мало, — она скептично фыркнула и крутанулась в своем кресле, не услышав цоканья Шан Цинхуа. Затем ему захотелось оставить финал открытым. А теперь… Он просто не знал. Наверное, это связано с тем, что он сам не смог полностью проработать тогда свое собственное состояние. А раз не получилось у автора, то как сможет это сделать его герой? Шан Цинхуа абсолютно ничего не понимал и чувствовал бессилие. Заметив, что он уже достаточно долго молчит, Шан Цинхуа резко спохватился и зачем-то усмехнулся. — Я начал писать о жизни человека в период депрессии. По сути, сам мой герой даже не понимает, что с ним, как и не понимают окружающие. Но… Блин, я не могу продолжить. Просто ступор. Чувствую себя никчемным. Напоследок он еще раз тихо и обреченно посмеялся. А ведь если он сейчас ничего не напишет, его так и заклеймят писателем одной книги. Не будет ли это значить, что он сдулся в самом начале своего пути? А что дальше? Все его мечты пойдут ко дну? Почему человек так много делает, но так мало может сделать в итоге? Удивительное дело, что он смог рассказать об этом лишь Мобэю. Тому, кто по определению не должен был его читать! Кому должно было быть все равно на его «пописульки»! Они не должны были сейчас идти вместе и так спокойно разговаривать. Это было неправильно. Так почему именно с ним получалось быть более-менее откровенным? — Ты не никчемный, — Цинхуа мог поставить все что угодно на то, что Мобэй сейчас недовольно нахмурился и уставился на него. Он запомнил это чувство бегающих по телу горячих мурашек еще со школы. Ни с чем его не перепутал бы. — Писать — очень трудно. Но пока ты чувствуешь, что можешь еще что-то сказать людям, ты должен писать. Почему это казалось таким знакомым? Что-то подобное было раньше. Тот же хмурый задумчивый взгляд, та же безысходность, такие похожие слова. И даже тогда это вселило иррациональную надежду.