Осенний ветер

Ветер и правда унялся. Неуверенно косыми лучами светило солнце, и от него на красных обоях плясали зайчики. За окнами метались обрадованные воробьи. Было тепло и спокойно. Цинсюань сощурилась на свет, зевнула, потянулась… Заехала локтем по лбу Хэ Сюаню. — Тц, — философски среагировал тот. — Ой, — округлила глаза Цинсюань. — Сорян. Для нее медленно доходило осознание себя на диване в обнимку с Черноводом. После подобных «праздников» и раньше порой приходилось просыпаться в незнакомых местах, пару раз — в парках, один — в обезьяннике. Но… так — впервые. Было бы смущающе, если не так тепло и спокойно. — Не хочешь узнать, почему ты тут? — хрипло спросонья спросил Хэ Сюань. Цинсюань чуть не задохнулась воздухом. — Нет! — поспешно закрыла ему рот ладонью. — Молчи-молчи. Он расхохотался. Цинсюань замерла, ловя вибрацию его груди. — Смешно тебе? — пробубнила она. — Ночью не смешно было. Ты б видела себя, фурия, а сейчас сама невинность, — фыркнул Черновод. — Не хочешь еды приготовить случайно? — Мхпф… Нет. Почему я, вообще, сам не можешь? — Тебе ничего не будет, если стыришь еду из холодильника. — Э-эх… Пожизненная добросердечность в душе Цинсюань, утверждавшая, что ей ведь «ничего не стоит», вступила в борьбу желанием лениться. Она была щедрым человеком, настолько, что готова была отдать что угодно незнакомцу. Но прямо здесь и сейчас возможность предпочесть свои желания в ее глазах разрослась до невообразимых размеров и заслонила собой любые доводы. Она в замешательстве уткнулась взглядом в глаза спокойно ждущего ее ответа Черновода. М-м… Красивые. У Се Ляня, например, — каштаново-карие, у Хуа Чена вообще один черный, другой красный и едва видящий из-за какой-то там болячки. У Хэ Сюаня — темно-серые, с золотистым отливом. Залипательно. — Эх! — она скатилась с дивана. — Не представляешь, на какие жертвы я иду ради тебя. Вернувшегося с работы Хуа Чена с порога встретил запах чуть подгоревшей курицы и шум. На фоне играла «Dog Years», из кучи подушек на ковре ей подвывали Се Линь с Цинсюань, сидящей на валяющемся, раскинув руки, Черноводе. — Сань Лан! — Се Лянь переметнулся в его объятия. — Смотри, что тут у нас! — А что? — окинул взглядом всю картину он. — Я, — приподнялся Черновод. Блистающий золотыми блестками, с подведенными глазами и не до конца прокрашенным контуром губ. — Куда, еще не все! — возмутилась Цинсюань. Хэ Сюань рухнул обратно. Ржущему Хуа Чену даже показалось, что он вполне доволен творящимся беспределом. — Ну неплохо, стоит признать, — сквозь смех заметил он. — Гламурная мадама. — Да-да, — подтвердила Цинсюань, отстраняясь и разглядывая результат. — Ващ-ще. Так, ну что, идем ужинать? — Курицей? — подозрительно вскинул брови Хуа Чен. — Да! Его Высочество должен был следить, чтобы она не подгорела, поэтому она сгорела почти целиком, — захихикала она. — Все как ты любишь, короче. Светлокожие изящные руки в полутьме огладили бока, скользнули по мускулистой груди к шее и нежно сжали, заваливая на спину. Смех перешел в стоны, перемешался с беспорядочным шепотом, через какое-то время — с тихим влажным хлюпаньем. — Гэгэ лучший, — хрипло выдал Хуа Чен, прижатый к кровати. — Агрх, безусловно… — Неправда, — возразил Се Лянь. — Лучший — Сань Ла… м-м… Губы были мягко заткнуты поцелуем, ведь у них были дела интереснее полемики. — Красиво, — едва слышно выдохнула Цинсюань. — Ага. Ты в курсе, что подглядывать невежливо? — А ты? Затаив дыхание и почти сталкиваясь лбами, оба пристально вглядывались происходящее за дверью через узкую щель. — Погоди, Сань Лан. Мне показалось, кто-то… «Кого-то» как ветром из-под твери сдуло, будто никогда и не было. — Показалось, просто показалось… Цинсюань вздохнула, усевшись в гнездо из подушек. — Наверное, это последняя моя ночь здесь. — Потому, что стыдно в глаза смотреть им будет после того, что увидела? — Ну и поэтому тоже. Просто придется же в конце концов возвращаться домой. Чем дольше тяну, тем хуже будет. — Твой брат тебя закопает. Третий день непонятно где. — Второй… — Уже второй час третьего идет. — Че-ерт… — она завалилась на спину со страдальческим вздохом. — Как пить дать закопает… Но идти все равно надо. Хэ Сюань молча уселся на корточки рядом и поворошил ее волосы. Какая-то своеобразная моральная поддержка. Цинсюань вздохнула еще более страдальчески, ловя его руку: — Ладно… Это нужно просто пережить. Пе-ре-жить…