Наруто. Последний филлер.

But at least I got my friends Share a raincoat in the wind They got my back until the end If I never fall in love again Well at least I got my friends Like a lifeboat in the dark Saving me from the sharks Even though I gotta broken heart Aura Dione — Friends По крайней мере, у меня есть мои друзья, Которые делят со мной плащ на ветру. Они будут поддерживать меня до конца, Если я никогда не полюблю снова. По крайней мере, у меня есть мои друзья, Как спасательная шлюпка в темноте, Что спасает меня от акул, Хотя у меня и разбито сердце. (перевод)

      Харуно Сакура умела исцелять тела людей. Раны, переломы, растяжения — она знала, что с ними делать.       Но как исцелить душу? Тем более свою.       Она уже давно простила Саске. Но больше никогда не хотела даже думать о том, чтобы пытаться добиться его расположения.       Его гендзюцу в конце войны всё расставило на свои места. Она даже не помнила, что это была за иллюзия. Это было похоже на наркоз: вот он ударяет ладонью ей в грудь, она закрывает глаза, а открыв, видит перед собой уже не Саске, а Какаши-сенсея.       Почему-то оно повлияло на неё больше, чем попытки Саске убить её. Такого разочарования Сакура прежде не чувствовала никогда. Горечь затапливала её, лишая возможности дышать. И только необходимость помочь Какаши-сенсею и ребятам не дала ей в тот момент окончательно утонуть в безбрежном океане растерянности и пришедшей на смену боли.       А потом — пробуждение мира от Вечного Цукиёми. Долгие смены в госпитале. Спасение выживших. Похороны павших. Снова госпиталь и реабилитация. Открывающиеся раны. Череда несчастных, кого подкосило возвращение из идеального мира в реальный. Непрерывная круговерть, в ходе которой девушка пропустила даже свой восемнадцатый день рождения.       Когда Сакура наконец-то смогла найти время и силы, чтобы вернуться к размышлениям о том, что же произошло, она поняла, что не может найти в своём сердце ни любви к Саске, ни даже её отголосков. Вместо чувств осталась только уставшая выжженная пустыня. Ни боли от предательства, ни разочарования — пустота.       Сакура приняла единственное решение, которое ей на тот момент казалось правильным — ушла с головой в работу. Только бы не возвращаться к этой мысли снова. Ведь за ней неотступно шла следующая:       А что дальше?       Вся жизнь была подчинена только идее приблизиться к Саске, заслужить его внимание и расположение. Путь шиноби она выбрала исключительно по этой причине. Она рвалась стать сильнее, чтобы он заметил и оценил её, чтобы позволил, наконец, стать ближе. Саске уважал силу и превосходство. Поэтому Сакура и начала изучать ирьёниндзюцу, чтобы быть в нём сильнее других: у неё это получалось хорошо благодаря великолепному контролю чакры, и ей для совершенствования не требовались никакие клановые техники, только собственные усилия. Цунаде также научила её направлять чакру внутри тела для того, чтобы наносить невероятно мощные удары. В семнадцать лет у девушки появилась Печать Силы Сотни, а после войны её официально признали самой сильной куноичи своего поколения.       И теперь всё оказалось как будто зря. Жизнь потеряла прежний смысл, а новый находиться не спешил. Раньше не было ничего, кроме болезненной любви, ради которой Сакура была готова на любые жертвы. Всё существование было сосредоточено вокруг Саске, а самой девушки в её собственной жизни будто вовсе и не было.       — Кто я? — спрашивала себя Сакура каждый день, вглядываясь в своё отражение в зеркале. — Что теперь делать, когда всё пошло прахом?       Отражение молчало. Возможно, его заботил тот же самый вопрос.

***

      Стоило поговорить с кем-то. Но с кем? Ино грузить проблемами не хотелось. Она всё ещё не полностью оправилась от потери отца, хоть и старалась жить дальше. Сакура фыркнула, представив, как она придёт к ней со словами о том, что не знает, что ей теперь делать после того, как разлюбила Саске. Если после признания подруга пошлёт её куда подальше, Сакура даже не будет возражать. Такую проблему даже проблемой сложно назвать в сравнении с настоящим горем Ино.       Наруто? Она и так уже перед ним виновата. Сначала взяла с друга обещание вернуть Саске, а потом, когда поняла, что слишком много на него взвалила, устроила зачем-то совершенно отвратительный спектакль с признанием в якобы любви. Она хотела снять с него бремя обещания, но выбрала для этого самый неверный путь. Можно ли было совершить более жестокий поступок по отношению к человеку, который с раннего детства любил её всем сердцем? После всего, что между ними произошло за годы преследования Саске, заявиться к другу с такой проблемой будет просто издевательством.       Какаши-сенсей? Цунаде-шишо? Они бы поняли её, может, даже не стали бы осуждать. Цунаде бы, возможно, даже приняла её причину, как стоящую — о причине её гемофобии Сакура знала. Но жаловаться им всё равно не хотелось.       Девушка долго вынашивала эту мысль. Она работала в госпитале, по выходным крушила в одиночестве тренировочные полигоны. И думала, думала, думала. Бывали дни, когда проблема казалась ей пустяковой и не стоящей того, чтобы беспокоить кого-то, в другие же моменты пустота и серость жизни ощущались особенно остро: все радости словно бы обходили Сакуру стороной, друзья рвались вперёд, к новым целям, Коноха расцветала, люди наслаждались мирным временем. А Сакура снова тихо плелась позади всех, баюкая в уставших руках свою разбитую, пропитанную слезами жизнь.       Было бы неправильно считать, что друзьям нет до неё никакого дела. Просто Сакура виртуозно избегала их в страхе, что они не поймут её терзаний, а то и осудят за них. Каждый кого-то потерял на войне, но они продолжали жить. А она так и не смогла оправиться, несмотря на то, что все её близкие были живы!       Сакура очень боялась признать, что в ходе войны потеряла самого главного человека в своей жизни — себя.

***

      Она всё же переоценила свою способность долго обманывать друзей. В этом она убедилась в день, когда утро началось с бешеного стука в дверь её квартиры в общежитии шиноби.       — Открывай, Лобастая, быстро! — услышала она голос Ино, за которым последовала ещё серия ударов. — Дверь вынесу!       — Свинина, ты мне всех соседей разбудила! — пробурчала Сакура вместо приветствия, но подругу впустила.       — Никого я не разбудила, в такое время никто уже не спит, — перебила её Ино, сбрасывая сандалии и по-хозяйски врываясь в квартиру. — Да и вообще, какое мне дело до других, когда моя лучшая подруга тает на глазах и с каждым днем становится всё больше похожа на тень самой себя.       — Чего? — опешила Сакура, всё ещё зевая. — Который час?       — Для тех, кто пашет в госпитале круглосуточно и без выходных, сообщаю: почти полдень. И не смей менять тему! Где у тебя чай?       — В верхнем шкафчике справа. И ничего я не работаю без выходных, не преувеличивай!       — Ты себя видела, Лобастая? Так отощала, что лоб ещё больше стал! Круги во-от такие под глазами! — в движениях Ино, пока та занималась чаем, не было привычной соблазнительной плавности: она была ОЧЕНЬ зла. — От людей прячешься в своей больнице. А мы за тебя волнуемся, знаешь ли!       — Ино, — Сакура не знала, что сказать подруге. Что-то в груди сжалось от осознания того, что друзьям не всё равно. Но как же её пугала перспектива поделиться!       — Что «Ино»? Давай выкладывай!       Глаза Сакуры защипало от подступающих слёз. При подруге плакать не хотелось, поэтому она помотала головой.       — Ино, это очень глупо.       — У меня есть техники вытягивания информации из людей, — фыркнула подруга. — После такого ты точно почувствуешь себя глупо. Так что давай лучше рассказывай сама!       И Сакура сдалась. Присев за стол, она вцепилась руками в чашку и начала говорить. Слёзы катились по щекам, а она всё говорила и говорила. О Саске. О том, как чувствует себя виноватой перед своей командой за то, что заставила Наруто заняться его поисками. О том, что она чувствует всё время после того гендзюцу, которое стало поворотным моментом. О том, почему никому об этом не рассказывала, и как ей на самом деле хотелось поделиться хоть с кем-то.       — Свинина, я дура? — спросила Сакура несмело после того, как закончила свой рассказ, и посмотрела на подругу.       — Дура, — согласилась Ино. — Ты законченная дура. И знаешь, почему, Лобастая? Потому что не пришла ко мне сразу. С чего ты вообще взяла, что твоя проблема глупая?       — Потому что она из-за Саске. Это же глупо — делать человека центром своего мира?       — Но ведь сейчас он — не центр твоего мира, так?       — Я больше не знаю, что из себя представляет мой мир и где его центр, — пробормотала Сакура, разглядывая чашку. — На кого ни посмотрю — у всех жизнь продолжается, а я словно снова осталась позади. Я же не могу начать жизнь сначала и выбрать свой путь заново!       — Не можешь, — согласилась Ино. — Но ты можешь жить с тем, что у тебя есть. Без Саске. Выбрать не его, а себя.       — Думаешь, я не пыталась? — хмуро пробубнила Сакура. — Я понятия не имею, как это сделать. Меня настолько опустошило, что я даже не знаю того, кто я и чего хочу.       — Знаешь, чем хорош пустой сосуд? — радостно спросила Ино. — Его всегда можно наполнить!

***

      Ино действительно прилагала все усилия, чтобы помочь Сакуре. Первым делом она настояла на том, чтобы подруга перестала замыкаться в себе и снова начала общаться с близкими людьми. Больше всего Сакура боялась того, как она объяснит всё Наруто. Она с уверенностью могла сказать, что он не будет её винить. Но страх иррационален — он подкидывает страшные и маловероятные варианты и с лёгкостью накручивает их до ощущения неизбежности краха. Подруга с ней была совершенно не согласна.       — Это же Наруто, — уговаривала её Ино. — Ты его дубасила все эти годы, а он хоть бы раз тебе дурное слово сказал!       — Он этого заслуживал, — упрямилась Сакура.       — Не сомневаюсь. Но и того, чтобы с ним поговорила подруга и сокомандница, он тоже заслуживает. Так что расслабься и иди!       Сакура, набравшись смелости, встретилась с Наруто в «Ичираку». Друг был как всегда похож на ярко сияющее солнце: шумный и радостный.       — Сакура-чан! — заорал он, заключая её в объятия. — Я так рад, что ты наконец-то нашла время, даттебайо!       — Наруто…       Было очень неловко. Раньше за такое Сакура бы моментально выдала другу подзатыльник. Но теперь всё было иначе. С исчезновением мысленного образа недовольного и вновь отвергающего её Саске обниматься с Наруто оказалось очень уютно и тепло. И бить его как-то совсем не хотелось.       С такой стороны жизнь ещё не открывалась.       Они заказали рамен. Сакуре стало очень страшно, что она вот-вот своими руками разрушит то новое чувство, что сейчас грело ей душу. Но она тут же приказала себе быть решительной и отбросить сомнения. Страх подтачивал её всю жизнь, но то был страх перед совсем другим человеком. Наруто бы никогда не поступил с ней плохо, и подозревать его сейчас было даже как-то оскорбительно. Сакура вновь безапелляционным тоном мысленно приказала себе перестать надумывать ужасные исходы разговора.       — Наруто, прости меня. За всё, — сказала она, потупив глаза в дымящуюся тарелку с раменом.       — Эээ… Сакура-чан, а за что? — голос друга был растерянным, а Сакура так и не смела смотреть на него.       — Ну, знаешь, за Саске, за всю испорченную жизнь, за то, что он мне больше не нужен, — забормотала она, не особо понимая, что говорит.       Вместо ответа она почувствовала, как тёплая ладонь легла ей на лоб.       — Странно, вроде температуры нет, — озадаченно проговорил Наруто, отнимая перебинтованную руку-протез. — Сакура-чан, что с тобой, даттебайо? Сначала пропадаешь на несколько месяцев, потом возвращаешься какая-то странная.       — Наруто, я даже не знаю, как тебе всё рассказать. Мне страшно.       — Сакура-чан, ты же сильнее всех! Как тебе может быть страшно?       — Скажешь тоже, — от его слов было немного печально, ведь сильной себя она не чувствовала никогда.       Но всё же было и чертовски приятно.       — Это из-за Саске, да? Опять он тебя обидел?       — Да. И нет, — Сакура была смущена его проницательностью. Хотя, с другой стороны, если подумать — в этом вопросе она была почти на сто процентов предсказуема. — Скажи, Наруто, если бы я не попросила тебя заняться поисками Саске после того, как он ушёл из Конохи, ты бы стал его сам искать?       — Конечно, Сакура-чан, он же мой друг, даттебайо! — с жаром ответил Наруто.       — Тогда как ты отпустил его сейчас, когда война кончилась?       — После битвы в Долине Завершения я научился понимать его. И он меня. Мы много потом разговаривали. Я знаю, что он не смог бы остаться. Ему нужно время, Сакура-чан.       — Когда кулаки шиноби сталкиваются, они могут читать мысли друг друга? — вспомнила Сакура его же слова. — Это всё изменило?       — Да. И прости, что не могу вернуть Саске для тебя сейчас, — потупился Наруто.       Это признание немного придало Сакуре сил.       — И не надо больше, — получилось сказать твёрдо, почти уверенно.       — Чего? Ты же не хочешь сказать…       — Я больше ничего к нему не чувствую, — сказала Сакура. — Когда на войне он отправил меня в гендзюцу, во мне что-то поменялось. Я не хочу больше быть с ним. Я не злюсь на него, просто не хочу. Будешь ли ты меня ненавидеть за то, что столько лет мы искали Саске, а сейчас всё так обернулось?       — Сакура-чан, я не понимаю, как можно тебя за это ненавидеть.       — Но я же взяла с тебя слово. А сейчас… вот…       — Мы уже говорили об этом, — напомнил Наруто. — И знаешь, я в любом случае бы искал его. Взяв с меня обещание, ты лишь придала мне ещё больше сил. Саске был нужен нам обоим — и поэтому я не имел права останавливаться.       — И ты не жалеешь?       — Если бы мы тогда бросили Саске, весь мир бы так и остался в Вечном Цукиёми. И мы тоже — ты, я, Какаши-сенсей и сам Саске, понимаешь? И мы бы никогда не сразились в Долине Завершения, даттебайо. Я могу тебя за это только благодарить, Сакура-чан!       — Наруто, — глаза защипало от подступающих слёз.       — Не грусти о Саске, Сакура-чан. Помни, что у тебя всё ещё есть друзья. И рамен, — на последнем слове его интонация изменилась. — Если не съешь его сейчас же, я отберу и съем сам, даттебайо!       Сакура улыбалась, защищая тарелку от вечно жадного до рамена друга. Это был всё тот же Наруто, который решал любые проблемы каким-то странным, одному ему известным способом. Он просто был рядом. И всё становилось на свои места.

***

      Как Сакура и думала, познание мира без Саске в качестве центра только начиналось. Она больше не боялась его ненависти, злости или отвержения. И обнаружила, что теперь позволяет себе видеть, чувствовать и делать гораздо больше, чем раньше. Ино была, очевидно, права в том, что пустоту в душе можно заполнить. И Сакура так, как умела только она, наслаждалась жизнью — беззастенчиво, ярко и со вкусом. Обнаружила, что получает гораздо больше радости от встреч с друзьями, чем раньше. Работа в госпитале теперь стала не способом укрыться от реальности, а удовольствием — Сакура чувствовала себя на своём месте и понимала, что она знает своё дело и любит его. Улучшать своё мастерство ради оценки Саске больше не было её целью. Она делала это только из своего интереса. Сама, по воле души.       Как-то она поделилась с Ино тем, что подумывает о том, чтобы снова выходить на миссии с командами в качестве врача.       — Одного не понимаю, Лобастая! Почему ты ещё здесь? — был ответ подруги. — Ноги в руки — и вперёд, к Шестому за заданием!       — Форму подрастеряла, — сообщила Сакура, ощупывая свои мышцы.       — А, так это был намёк? Идём, погоняю тебя по полигону.       Сакура прежде не спарринговала с подругой и до конца не знала, на что та способна. Последний раз они дрались на самом первом экзамене на чуунина. Наследница сильного клана против бесклановой девочки, непонятно как затесавшейся в рядах шиноби. И уже тогда их силы были равны. Сакура всегда считала, что ей хватило сил быть наравне с Ино лишь потому, что им было что делить — между ними прочно сидел клин по имени Учиха Саске. Но сейчас его не было. От былого соперничества осталось только шутливое поддразнивание детскими прозвищами, прочно вросшее в их дружбу. Помня о том, что они обе за прошедшие годы очень выросли как куноичи, Сакура предвкушала интересный бой. И она надеялась, что они не будут жалеть друг друга, и поединок не превратится в поддавки.       К счастью, Ино была беспощадна, и это ещё больше раззадоривало Сакуру. В их спарринге не было приёмов, традиционно считавшихся женскими: никаких покушений на волосы или лицо. Они сражались, как истинные шиноби: сосредоточенно, в полную силу и по-прежнему на равных.       Два часа спустя, когда обе куноичи, тяжело дыша, лежали на земле голова к голове, Сакура спросила:       — И почему мы не делали этого раньше?       — Лобастая, это же риторический вопрос, да?       — Конечно, Свинина!