когтями по полу

Лучший в городе ресторан, красочный закат и пьянящий аромат спелой вишни. Лиза впервые в жизни влюблена, еле перебирает ногами и громко смеётся с шуток Лолиты. От неё совсем немного несёт дорогим спиртным и аккуратными кустовыми розами, что достались от рыжеволосой спутницы сегодняшнего вечера. Девушки познакомились на одной из выставок во Флоренции. Индиго приехала в Италию, устроив себе небольшой импровизированный отпуск, что, как ожидалось, помог бы очистить голову на некоторое время. Галерея Уффици в её списке оказалась первой — глаза разбегались при виде чудесных картин, что являлись таковыми в различных аспектах. Картина Караваджо «Голова Медузы Горгоны» славилась своей неподдельной реалистичностью. Особенно критиков поражали правильно выстроенные светотени. Казалось, выдающийся художник родился с кисточкой в руке. И именно эта картина смогла привлечь Елизавету, как ничто другое. Она долго разглядывала чудесное творение, будто мысленно выводя каждую деталь. Совсем в себе сил не находила, чтобы отвести изучающий взгляд, будто было в ней что-то настолько притягательное. А умиротворения в пустом зале внезапно нарушила одинокая фигура, чью россыпь янтарных кудряшек было сложно не заметить даже боковым зрением. Незнакомка смотрела на картину долю секунды, в конечном итоге, устремив всё своё внимание на Лизу. — Любите творчество Караваджо? Индиго неуверенно перевела взгляд на собеседницу, разглядывая украдкой. Перед ней миловидная девушка лет двадцати. С белоснежной улыбкой и глубокими серыми глазами, да причудливой россыпью веснушек на лице. На непослушных кудрях аккуратный берет, цвета горького шоколада, и рубашечка под винтаж, старательно выглаженная. Будто ангел, с небес спустившийся, что стоит сейчас прямо перед ней и теребит громоздкий перстень на указательном пальце, пытаясь начать разговор. Кратко кивает с еле заметной улыбкой, взгляд переводя обратно на картину. — Жаль только, что его «Нарцисс» в Риме находится. — Всю жизнь мечтала взглянуть на эту картину. Они проводят вместе весь оставшийся отпуск, изо дня в день посещая различные музеи, галереи и прочие культурные достопримечательности. Берут в привычку завтракать в заведениях итальянской кухни, где Лолита уж очень полюбила заказывать пасту. Не потому что она была неописуемо вкусна, а потому что усы из неё выходили великолепные. И Лиза с этого смеялась как ребёнок малый, что было только в радость. В один из дней рыжеволосая решает переселиться в отель к новоиспечённой подруге, при этом продлив свой отпуск ради неё. А после обещает обязательно проведать и на прощание одаривает самой лучезарной улыбкой в мире. Обещание своё сдержала. Прилетела к индиго с самой Италии на целых две недели, собираясь сделать их незабываемыми. И в первый же день все свои планы перевыполнила в сотню раз, оставляя себя и свою «горячо любимую Елизавету Андрющенко» в полном восторге. Прогулка близится к концу, когда девушки останавливаются возле подъезда темноволосой. Улыбаются друг другу, а в глазах всё ещё пьяный осадок пляшет, забавляя. Они обмениваются дружеским поцелуем в красноватые щеки, прощаясь лишь для формальности. Завтра ждёт ещё один насыщенный день. — Зайдёшь на чай? Или кофе вы любите больше? — Как-нибудь в другой раз. Хотя за кофе я душу продам, держу в курсе. Лиза кивает понимающе, улавливая шуточные вздохи подруги, и на душе как-то легко становится. Хочется, чтобы это момент не заканчивался никогда. А дом встречает привычным уютом и знакомым голосом. Что, казалось, вёл оживлённую беседу с кем-то посторонним. За кухонным столом, как и ожидалось, царствовала Кира, по-собственнически разливая сомнительный напиток. А на бархатном кресле, бесцеремонно развалившись, хохотала длинноволосая блондинка. И тогда-то индиго опешила, ведь вторую впервые в жизни видела. Былая радость на лице сменилась гневом неожиданно, мол, как её новоиспечённая соседка позволила себе приводить незнакомых людей в чужую квартиру? Лиза гневно осматривает присутствующих, ожидая, когда они, наконец, соизволят обратить внимание на обладательницу жилища. А она уже будто вскипает, да так, что скоро призрачный пар из ушей бить начнёт. Кашляет показательно, обращая на себя внимание двух в край обнаглевших особей. На что Кира только вздыхает тяжко, да глаза закатывает. — Обязательно было постороннего человека тащить именно ко мне домой? Индиго скалится злостно, всё так же удерживая взгляд на привычной блондинке. А третье лицо игнорирует старательно, мол, она тут славится почётным титулом «никто». Никто и незачем ей тут находится. Пусть будет добра и пойдёт то ли на все четыре стороны, то ли на три буквы заветные. — Не выгонишь же ты мою сестру посреди ночи на улицу? — Ты с ума сошла? Ещё скажи, что она простой смертный и холода боится. Вышеупомянутая только хмыкает, будто подтверждая только что сказанные брюнеткой слова. Но в напряжённую дискуссию влезать не смеет. Момент подбирает. — Боится. У нас мать родная — Дьяволица, в котле горящем варится. Как мы, по-твоему, холод должны любить? И Лиза, если быть честной, признаёт свой проигрыш, хоть на лице ни один мускул не шевелится. Только ладонь протягивает для формального рукопожатия, которую гостья с любезностью пожимает. Звали её, как оказалось, Христина. И от сестры своей она отличалась кардинально. С виду чистый ангел во плоти. Небесного цвета глаза, длинные вьющиеся волосы, что русый оттенок имели. И лицо мягкое такое, с улыбкой искренней. Которая очаровывала неминуемо. Лиза готова была в этих глазах утонуть. Она милой Лизоньке комплимент делает, отчего внутри тепло разливается. И льстит так, что сердце щемит. Индиго, казалось, своё первоначальное мнение о нежданной гостье забывать начинала, погружаясь в её чары магические. Только смотрела с интересом в омуты океанские, улыбаясь ненароком. А Кира злилась явно. Из раза в раз пальцами хрустела, глядя в их сторону остервенело. И видимость создавала некую, будто сестра её стала злейшим врагом всего за последние полчаса. Ядом плевалась сквозь любое их слово, точно там мёдом намазано. Время близилось к глубокой ночи, когда индиго заснуть пыталась. А в мыслях бессовестно копошилась Христина, заставляя задумываться с маниакальным упорством. Ну не могли ведь они быть сёстрами. Кира грубая и совсем бессовестная. К человеку относится, как к расходному материалу. И ведёт себя настолько возвышенно, что блевать охота. А Христина — ангел во плоти. Значение её имени само за себя ведь говорит. Посвящённая Богу. Милая, будто совсем не своего рода. Вступается за Лизу самоотверженно, когда сестра её переживает в общении. Да своими глазами с шампанским отливом поддерживает, шутки отпуская, заставляя смеяться сквозь слёзы после этого. Христина будто спасение, посланное с небес.

***

Утро начинается не с кофе. Кира вопит про какие-то проблемы, да по комнате бегает, шипя злостно. Сверлит взглядом Христину укоризненно, мол, это она во всех бедах виновата. И что мать одну оставила, и что в дом этот пришла, с треском ломая всю "идиллию". Та только носом клюёт, будто стыдливо, скрывая за маской всю неприязнь. И сама себе клянётся, что спародирует Лизе сестру, как только та уйдёт. Ей ведь только в радость. Смех звонко разливается в стенах комнаты, когда девушки остаются одни. И почему Кира такая агрессивная? Будто весь негатив мира из себя выплёвывает, где-то внутри наслаждаясь гнетущей атмосферой. Лиза её никогда не поймёт. Никогда не примет такой характер и никогда не пойдёт ей на уступки. Лиза никогда под неё стелиться не будет, хоть убей. День проходит в привычном спокойствии, коего индиго не ощущала уж очень давно. Вечно ведь дьявольская блондинка бегает, всем подряд упрёки раздавая. А тут идиллия внезапная. Которую под вечер дружно решили отпраздновать за просмотром фильма. Выбирали совсем недолго. Христина очень уступчивой оказалась, что заставило Елизавету в очередной раз удивиться. Не могли сёстры так разительно отличаться. Был здесь какой-то подвох. Чувствовалось. Но мысли эти было решено отбросить в дальний угол сознания, по крайней мере, сегодня. Отдохнуть хотелось больше всего на свете. Время за просмотром пролетало с неземной скоростью. Уже и фильмы все возможные закончились, что последовало небольшой подсказкой, мол, спать давно пора. Только вот, оглянувшись на Лизу, Христина с удивлением замечает, что та спит давно. Думает про себя, аккуратно улыбаясь, что Лизонька — самое милое существо, которой ей только доводилось встречать. С виду строгая такая, но стоит только её раскрыть — сразу в кошку ласковую превращается. Что любви и трепета жаждет, отдавая это взамен равноценно. Лизу откровенно с солнцем сравнить можно. Такая же тёплая и ослепить может одной только улыбкой очаровательной. Лизоньку хотелось себе забрать. Скрыть от всех существ, что навредить ей могли. Лизоньку любить хотелось самой искренней и чистой любовью. Христина с умилением оглядывает её в последний раз, трепетно укрывая пледом тёплым. Чтобы не замерзла. Уходит, желая сохранить комфорт индиго. А внутри неё целый спектр эмоций бушует, да только позитивных. Одна из которых — радость. Радость за чудесно проведённый вечер.