Way down we go

Шла я на трясущихся ногах. В голове гудел рой пчёл. Всё это казалось таким нереальным. Я не могла... Не хотела верить. Отцовский голос всё ещё звучал в моей голове. – Всего лишь на тридцать процентов, – сказал он мне, – но этого вполне достаточно, чтобы они избавились от тебя. – Кто? – мой голос дрожал. – Эрудиты. Я шла, опустив голову, поэтому не заметила Эрика, что шёл мне навстречу. Лишь почувствовала, как его руки загребают меня в объятия. – Время идёт, – улыбаясь, произнёс он, – а ты по-прежнему не смотришь по сторонам. – Да, – выдыхая, ответила я. Нужно вести себя непринуждённо. Обыденно. Ничего не случилось. Мне всё также хорошо рядом с Эриком. Нет пугающей правды и удушающего страха смерти. – Ко мне? – спросила я, обнимая Эрика за талию. Главное, чтобы он не смотрел мне в глаза. Иначе сразу распознает ложь. Я уткнулась ему в бок, направляясь к себе. Шли мы молча. Каждый шаг отдавался болью. Может, зря я решила побыть с Эриком наедине? Но мне необходимо задать ему главный вопрос. – А мама? – голос не принадлежит мне. Кому-то другому. – Марта была дивергентом на шестьдесят процентов. Мои глаза закрываются. Дышать становится невыносимо тяжело. Кто-нибудь откройте окно, иначе я задохнусь. Отец сидит и смотрит на меня, не мигая. – С чего ты решил, что я дивергент? – может, ошибся? – Сыворотка, которую ты выпила, – не спеша ответил он, – усыпляет человека за десять секунд на восемь часов. На дивергентов она не действует. – Может, она бракованная? – отчаянно взмолилась я. – Или срок годности истёк? Может, ты перепутал рюмки? Отец сочувственно покачал головой. – Ошибки нет, Эйнс. Ты дивергент. Дверь в комнату закрывается, и я остаюсь с Эриком наедине. Он стоит совсем рядом. Я слышу его дыхание, ощущаю тепло, что исходит от него. Он мягко подталкивает меня в сторону кровати. Я плюхаюсь, Эрик садится вслед за мной. Нужно сказать. Нужно срочно что-нибудь сказать, иначе он заподозрит меня. Лгать я совершенно не умею. Я сажусь лицом к нему, мягко улыбаясь. – Как прошёл твой день? Эрик склоняет голову вбок. Что? Я уже спалилась? Да как же так? Главное - спокойно себя вести. Ровно дышать. Не задавать наводящих вопросов. – Хорошо. Как твой? – Нормально, – я небрежно пожала плечами. – Весь день болтала то с одним, то с другим. Иногда, мой язык - моё спасение. Я еле сдержала выдох облегчения, когда Эрик, хмыкнув, съехидничал: – О чём любезничала с Фором? В иной раз, я бы умилилась его ревности. Или пошутила на эту тему. Но сейчас, это моя возможность на некоторое время перевести внимание Эрика на другие вещи. Фора он ненавидит больше, чем любит меня. Любит. Как я могла подумать об этом? С чего я вообще взяла, что чувства Эрика - это любовь? Я знаю, что я нравлюсь ему. Как личность, как женщина. Я ему интересна. Я вызываю в нём всплеск эмоций. Но любовь ли это? Возможно, ещё рано говорить о таком глубоком и сильном чувстве, но... Чёрт. Эрик выжидающе смотрит на меня, выгнув бровь, на которой красовался пирсинг. Я натянула улыбку до ушей. – Попросила стать моим любовником. – хихикнула я, глядя на то, как Эрик закатывает глаза. – А что? Он вполне хорош собой. Он тут же повалил меня на спину, начав щекотать. Чёрт. Этого я не предусмотрела. – Эрик! – я начала визжать, пытаясь скинуть его руки. Но он был слишком силён. По телу пробежалась приятная дрожь. Всего на несколько секунд она затмила собою весь страх. Я находилась в объятиях Эрика, чувствовала его дыхание на своём лице. Я готова поклясться, что слышу его сердцебиение. Тот прилив нежности, что во мне всегда вызывает Эрик, окатил меня мощнейшим потоком, заставляя забыть о тех минутах, что я провела в кабинете отца. Но леденящий ужас вернулся, сковывая меня. Нет, - как маленький ребёнок хныкнула я, - не хочу. Не хочу. Мне нужно забыть обо всём. Недолго думая, я потянулась к Эрику. Быстро чмокнув его в губы, я прикрыла глаза. Сердце замерло. Все звуки исчезли. Сам Эрик, казалось, не ожидал этого от меня. Не теряя времени, я толкнула его, заставляя перекатиться на спину. Села сверху, ощущая, как напрягается парень. Пока вся моя смелость не прошла, уступая место противному страху, я вновь наклонилась к Эрику. Целоваться я не умею. Только иногда видела, как парочки обжимались по углам. Ну, главное начать, а дальше легче будет. Его губы были мягкими. Это было очень непривычное ощущение. Ещё и кольцо добавляло больше впечатлений. Маленький тоненький металлический круг, который касался наших губ. Одну руку я расположила на его щеке, продолжая целовать. Невероятные ощущения! По телу пробежала приятная дрожь, когда Эрик расположил свои руки на моей талии, несильно сжимая. Он очень умело отвечал на мой поцелуй. У него уже есть опыт? Даже ревности не возникло. Во мне отчаянно боролись страх с любовью. Я не могу отдаться страху. Не могу. – Твой Эрик, – голос отца звучит, как проклятье, – убьёт тебя, когда узнает. А узнает он очень скоро, поверь мне. Он слишком глубоко копнул в поисках правды о твоей маме. Я оторвалась от губ Эрика, приняла сидячее положение, попыталась привести дыхание в норму. Щёки горят. Руки Эрика, что всё ещё крепко держат меня за талию, будоражат сознание. Внутри всё превратилось в тугой ком. Хочется ещё. Блеск в глазах Эрика внушают в меня ещё большую уверенность. Интересно, а мои глаза также сверкают? Подумать только! Мой первый поцелуй! Эрик подмахивает бёдрами, тем самым заставляя меня вновь наклониться к нему. Откуда-то изнутри вырвался томный выдох, когда Эрик, намотав мои волосы на кулак, поцеловал меня. Как же приятно! Он укладывает меня на лопатки. Поцелуй стал более раскрепощённым, более влажным. Никаких мыслей. Никаких чувств. Только желание прижаться к Эрику ближе. Впиться в самое сердце. И остаться там навсегда. И если рука Эрика поднимется для того, чтобы убить меня, ему для начала придётся вырвать своё сердце. Мне не хочется верить словам отца. Не хочется. Они заставляют меня желать плакать и бежать в спасительные объятия Эрика, искать в них утешение. Но моё спасение в его руках может стать моей погибелью. – Почему ты думаешь, что он убьёт меня? – голос ужасно дрожит. Нужно взять себя в руки! – Потому, что он уже делал это. Там, в симуляции. – отвечает он. – Убивал тебя, не раздумывая ни секунды. Он не понимал, за что тебя нужно убивать. Просто знал, что это нужно делать. Долг для него превыше всяких чувств. Его вера для него сильнее любви к тебе. – Это была просто симуляция! – закричала я, пытаясь оправдать Эрика. – Это ничего не доказывает! – Для него это было реальностью. – ответ отца звучит, как приговор. Поцелуй так неожиданно закончился. Нет! Страх вновь вернётся. Я этого не хочу. Потянулась к Эрику, чтобы вновь найти спасение в его губах, что блестели от слюны, но он отвернулся. – Что, действительно сделала Фора своим любовником? – едко ухмыляясь, спросил он. До меня не сразу дошёл смысл его вопроса. – Что? – наверняка я выгляжу, как тупица. Моргаю глазками, пытаясь понять: почему парень, вместо того, чтобы целовать меня, спрашивает о другом парне? – Что с тобой? – спросил Эрик, опуская ладонь на мою щёку. Я прикрыла глаза, отзываясь на этот интимный в своей ипостаси девственный жест. – Хочу подготовить тебя к страшной правде. – с закрытыми глазами, ответила я. Эрик молчал, внимательно слушая меня. – Я узнала, почему на Фора напали изгои. – нужно максимально отвлечь Эрика, чтобы, когда пришёл час действительно важных вопросов, он ничего не заподозрил. – Почему? – его голос напряжён. – Он занимает первое место в рейтинге. – ох, Эрик, прости за эту боль, но так нужно. – Они хотели подкупить его чем-нибудь чтобы он помог им. Эрик сел. Смотрел куда-то в сторону. Я тоже приняла сидячее положение, опуская свою ладонь на его колено. – Он послал их. Но именно в этом кроется причина. Мол, раз он первый, значит он самый сильный. Эрик молчал. Я знаю, что это задело его. И пускай это ложь чистой воды, мне нужно, чтобы он был максимально отвлечён. – Второе место - это первое место для проигравших. – сухо отчеканил он, накрывая мою ладонь своею. – Ты будешь первым, Эрик. – уверовала его я. – Обязательно будешь. А там, глядишь, и лидером станешь. Фраза на пробу. Но Эрик лишь хмыкнул. Сработало! Эрика сильно затянула эта мысль. Ну и пускай. Фор сильный. Он сможет вытерпеть и физические нападки от Эрика, и моральные. – Как это вообще возможно? – раненным зверем завыла я. – Почему? Почему так? Отец сочувственно глядел на меня, пытаясь подобрать слова. Он отворил один из своих ящиков, доставая виски и сигары. Я лишь молча наблюдала за ним, чувствуя, как по щекам стекают слёзы. Мой родитель разлил виски, передавая мне один бокал. В любой другой день я бы пошутила, отмахнулась, сморщила нос и отказалась, но не сейчас. Мне было нужно, чтобы рой пчёл в моей голове заткнулся. Янтарная жижа имела неплохой аромат, но ужасный вкус. Обожгла горло, оставила неприятное послевкусие, но помогла. Ненадолго, но из головы вылетели все мысли. Отец закурил. – Никто не знает, как возникли первые дивергенты и почему. Есть множество теорий, и одна из них гласит, что к этому предрасположены те люди, чьими родителями являются представители разных фракций. Но оба родителя Марты были дружелюбными. И, несмотря на это, она была дивергентом. Что же тогда влияет на это? И какова вероятность того, что это передаётся по наследству? Я долгие годы пытался выяснить это. Вспомнился недавний разговор по душам. – Когда ты сказал мне, что пытался выяснить, что именно влияет на выбор фракции, – начала я, – ты имел в виду... Дивергенцию? Ты пытался узнать как можно больше о дивергенции? Отец кивнул. Докурил сигару, отпил немного виски и продолжил: – Эрудицией, насколько я знаю, всегда руководила семейка Мэттьюс. Вот там настоящая монархия, – хмыкнул отец, допивая алкоголь, – но от Грегори, отца Джанин, власть перешла Филу. Джанин долго билась в истерике. Но кто допустит ребёнка к такой высокой должности? Никто ведь не виноват в том, что Грегори слишком поздно обзавёлся наследником. Фил был отличным лидером. Он действительно блюстил интересы своей фракции, в то время как Джанин лишь интересуют её собственные прихоти. Семейка Мэттьюс, сколько себя помню, всё пытается уничтожить всех дивергентов. И активно толкает Совет Чикаго к этому. Но мы ведь не дураки. Никто не идёт на поводу их желаний. Ты даже не представляешь, в какой ужас я впал, когда Джанин таки добралась до власти, сместив, а после убив Фила. Мороз пробежался по спине. Фил мёртв? Мне всегда казалось, что он живёт себе припеваючи в своём доме. Но... Мёртв... Все эти три года... Я плохо знала его, но он был отличным человеком. Когда-то он даже пришёл на мой день рождения. Неужели Джанин способна на это? – Зачем Джанин всё это? Почему она поступает так? – в голове не укладывается. Нужно выпить ещё. Отец словно мысли читает. Он вновь наливает мне, но чуть-чуть. Я тут же всё выпиваю залпом, морща нос. Ужасно! – Семейка Мэттьюс боялась дивергентов. Как и многие эрудиты, они считали, что дивергенты - ошибка природы. И что вас не должно существовать. – Ты веришь в то, что существуют дивергенты? – спросила я, падая в объятия Эрика. Моя спина прижималась к его груди. Свою голову он удобно расположил на моём плече. Наши пальцы были крепко сплетены. – Не верю. – секунда - всего секунда в моём сердце жила надежда. – Я знаю это. Главное, чтобы он не почувствовал изменения в моём теле, не услышал моего бешеного сердцебиения. Нужно срочно взять себя в руки. – Это просто детские сказки, – как можно небрежнее хмыкнула я, – просто сейчас проходила мимо корпуса, где живут совсем маленькие дети. Воспитатели рассказывали им о дивергентах. Вот и вспомнила, как папа пугал меня ими. Думала, что во всех фракциях это просто детская страшилка. – Папа?... – чёрт. Я прикусила язык. – Ты же всегда его отцом величаешь. – Папа и отец - это синонимы. Какая разница? Отныне буду вообще родителем его звать. – Да, синонимы. – начал умничать Эрик. – Но люди всё равно придают разное значение этим двум словам. – Мы опять говорим о моём родителе. – хмыкнула я. – Давай поговорим о твоих. – Нет у меня родителей. Помнишь? Я кивнула. Он ушёл в другую фракцию, бла-бла-бла. Они теперь для него никто, бла-бла-бла. Просто отголосок прошлого, бла-бла-бла. – Что ты думаешь о дивергентах? – спросила я, глядя в стену. Эрик выдохнул. – Они такие же изгои общества, как и бесфракционники. – По-твоему, их тоже нужно убивать просто за то, что они есть? За то, какие они? – Почему ты спрашиваешь? Главное, держать себя в руках. Я обернулась к нему через плечо, своим кончиком носа касаясь его. – Я хочу быть на твоей стороне. Но я не смогу, если не буду знать, какая у тебя позиция. Я не хочу, чтобы та ссора, что была в лесу, когда-нибудь повторилась. Я имею огромную власть над Эриком, поскольку он поверил мне. Это было видно по его взгляду. По тому огню, что загорелся в нём. В этот раз пламя не было страшным. Оно было тёплым. Ласкающим тебя. Эрик впился в мои губы жадным поцелуем. Как же приятно его целовать! Я тут же полностью развернулась, садясь на его бёдра. Руки Эрика опустились на мои лопатки, в то время как мои зарылись в его волосах. Время словно замерло. И не было ничего, кроме губ Эрика, целующих меня с таким напором, что мне казалось, будто я сейчас умру. Не было ничего, кроме его рук, что нежно и очень трепетно ласкали меня. Ничего. – Почему? – голос осел. – Почему эрудиты и Мэттьюсы боятся нас? Нас. Я приняла тот факт, что я дивергент. – Потому, что вы отличаетесь от нас. – начал отец. – У вас иное мышление. Вы не подчиняетесь системам фракций. Всё, что человек не способен понять - пугает его. На вас не действуют сыворотки, тесты, практически ничего. Мэттьюсы боятся, что дивергенты - ключ к разрушению Чикаго. Помнишь, что я говорил про страх? Он толкает людей на ужасные поступки. Дивергенты тщательно выискиваются и уничтожаются. Пока вам легко скрываться. Вас очень трудно вычислить, но это всё же возможно. И как только правда всплывает наружу, вас убивают. Это лишь вопрос времени, когда какой-нибудь эрудит, под руководством Джанин, создаст штуку, которая будет вычислять дивергентов за считанные секунды. – Как ты понял, что я?... – Во-первых, твоя мама. Я долгое время наседал на Эрудицию, на Фила... – отец не закончил предложение, рассчитывая на то, что я пойму его. – Во-вторых, твой пейзаж страха. Слишком мало времени ушло на его прохождение. Сразу же выявился глубинный страх. Это натолкнуло меня на некоторые мысли. И, в-третьих, сыворотка, которая окончательно меня во всём убедила. Я, в принципе, с самого детства наблюдал за тобой. Но ничего не замечал. Говорю же, вас очень сложно вычислить. Практически невозможно. Ни один эрудит не узнает дивергента, даже если тот подойдёт к нему впритык и влепит пощёчину. – Дивергенты очень опасны, – произнёс Эрик, играя с прядью моих волос. Я удобно лежала на его груди, слушая сердцебиение, что успокаивало меня. – Чем? – Они идут в противовес изгоям. Если те не подходят ни одной фракции, то дивергент может ужиться где угодно. Это неправильно. Так быть не должно. Они - ошибка природы. – Ты боишься дивергентов? – Нет. Я знаю, что они есть. И я знаю, что однажды наступит день, когда я истреблю их всех. И этих сраных изгоев. Тогда Чикаго станет идеальным местом. – Думаешь, в этом заключается твоя миссия? – А в чём же ещё? Сердце пропустило удар. – А как вы выяснили, что мама дивергент? – Перешедшая из Дружелюбия, чей тест определил её в родную фракцию, стала первой в рейтинге, обогнав даже урождённых. – выдохнул отец. – Тогда это не вызвало никаких подозрений, но позже... Я был так ослеплён любовью, что вообще не обращал внимание на сигналы. Она проходила свой пейзаж страха за минуту двадцать три секунды. Даже Макса это не настораживало. А вот эрудиты заинтересовались ею. Особенно Джанин. Она присутствовала на финальном прохождении Инициации, хотя ей было запрещено там появляться. Мы тогда не поняли, что она обладает сильной интуицией. А могли бы быстро устранить её. Но всё складывалось так хорошо. Марта идеально справилась с подготовкой, прошла Инициацию, согласилась стать моей женой, мы готовились к пополнению в семье. Если бы я только знал, что всё это время над нашими головами летал ворон, что ждал момента для нашего уничтожения. Отец вновь налил себе виски. Закурил очередную сигару. Залпом осушил содержимое своего бокала. – У неё тогда не было власти, но были связи. Ещё бы чуть-чуть и Джанин сумела бы разгадать тайну Марты, о которой она сама не ведала. Мой друг Джек спас нас. Лидер Искренности? Каким образом? Но я продолжала слушать отца, не перебивая его. – Когда Джеку нашептали о поисках Джанин, он быстренько разузнал, что происходит. То, на что у Мэттьюс ушло два года, у Джека заняло пару минут. Вот он плюс лидерства. Он дал мне такую же сыворотку, что я дал тебе. И мы проверили Марту. Тот ужас я не забуду никогда. Эйнсли, нам пришлось принять одно из самых сложнейших решений в наших жизнях. И как итог, возможно, совсем скоро правда всплывёт наружу. – Подожди, – мне нужна была передышка. Весь этот поток новой информации слишком сильно давил на меня. – Ты не обижайся, но разве вы с Джеком такие закадычные друзья, что он решился помочь тебе? Да ещё и не сдал? Ему-то какой прок от всего этого? – Потому, что Джек сам дивергент. И по возможности старается спасать их. В этом он очень похож на Маркуса и Джоанну. Я изумлённо выдохнула, не находя слов. Джек дивергент? Лидер Искренности, который должен нести правду в народ, лжец? Или это его тактика: «Я не сказал тебе, потому что ты не спрашивал»? Мне стало ещё хуже. – Так, ладно, – выдохнула я, потирая переносицу, – голова совсем разболелась. Что ты там говорил о решении? – Мы приняли решение инсценировать смерть Марты. Если до этого всё, что говорил мой отец, заставляло меня ахать, охать, тяжко вздыхать и глупо хлопать глазами, то сейчас его слова уничтожили меня. Голову словно сжали железными тисками. В грудной клетке разрасталось неприятное ощущение горечи, что искало освобождения. Голова кружится или комната? Я резко поднялась. Не удержалась на ногах. Вновь упала. Всё смешалось в кучу: выпитый виски, усталость, головная боль. Хотелось просто пойти лечь спать, проснуться утром и осознать, что это был просто кошмар. Всё это неправда. Нереально. – Мама? – тихо выдохнула я, чувствуя, как горячие слёзы текут по щекам. – Мама жива? – Ты бы хотел увидеть свою маму ещё раз? – спросила я, приподнимаясь на локтях. Я быстро чмокнула Эрика в губы, вызывая у того довольный стон. – Да, я помню все твои слова. Но просто... Эрик, пожалуйста, сними свою маску надменности. Она ведь твоя мама. Она растила тебя, любила. – Нет, – выдыхая ответил он, – у меня ведь была возможность. Я ею не воспользовался. Я ценю свою мать. Ценю всё, что она делала для меня. Всё, чем она жертвовала ради меня. Но мы больше не родные люди. Так зачем лишний раз причинять друг другу боль? Таковы эрудиты: чем меньше чувств, тем больше ты добьёшься. – Ты думаешь, что любовь делает слабым? – Да. – А я? – А ты исключение. Мягкий поцелуй в лоб, который разливает любовь по моим венам. Вот бы так всегда! Вот бы не знать всей этой страшной правды! – А я бы хотела увидеть маму, – тихо прошептала я. – Я бы многое отдала за это. – Поэтому ты снова прошла пейзаж страха? Я мысленно чертыхнулась. Эрик что, думает, будто я снова села в кресло? Неужели мне настолько сильно удалось запудрить ему мозги? Боги, пускай так! Пускай! Это мой шанс отвадить беду. – Да. – тихо выдохнула я. – Но всё это ошибка. У меня её, считай, никогда и не было. – Я пытаюсь разузнать чуть больше о Марте. – внезапно признался Эрик. Нужно срочно включить всё своё актёрское мастерство! – Но пока трудно получается. Я хочу, чтобы тебе стало легче. Язык любви. Я тут же впиваюсь в губы Эрика. В этот поцелуй я вложила всю свою боль, всю горечь и обиду. Он не спеша отвечает мне. Рука Эрика путается в моих волосах, мягко массируя голову. Я довольно мурлычу, пытаясь сдержать слёзы. Эрик действительно убьёт меня, если узнает? Одна слезинка всё же скатывается по щеке. Эрик тут же поспешно стирает её. Ах, милый, если бы ты только знал. Но Эрик расценивает это иначе. – Сильно больно? – шёпотом спрашивает он. – Да, – также тихо отвечаю я. И я ведь почти не вру! – Прошу, Эрик, перестань поиски. Я очень ценю это, правда. Но не стоит. Она давно мертва. Мне не станет легче, узнай я что-нибудь о ней. Только хуже. Эрик кивает, а я вновь опускаюсь на его грудь, не сдерживая слёзы. – Да, Эйнсли, она жива. – голос отца спокоен. Он словно о погоде говорит! Злость обуяла меня. Не сдерживая себя, я со всей силы швырнула бутылку с любимым виски отца в стену. Звук битого стекла отрезвил меня лишь на секунду. Какое-то время я тупо пялилась на стену и на пятно, что образовалось на ней. Смотрела на то, как янтарные капли стекают вниз. А после перевела взгляд на отца, и вновь отдалась негативным эмоциям во власть. – Ты всё это время врал мне! – кричала я, не боясь быть услышанной. Поднялась на ноги, схватила стул, на котором сидела и швырнула его в дверь. Ярость требовала освобождения. Вцепившись в волосы, я закричала. Крик помог лишь на несколько секунд. Меня всю трясло от злости. А отец сидел себе спокойно в кресле, и стойко терпел мою истерику. – Как ты мог?! – кричала я, подходя к шкафу. Начала вытаскивать папки и кидать в своего родителя. – Я всю жизнь живу без мамы! А могла бы! Злость не могла в полной мере покинуть моё тело. Я начала плакать. Чувствовала, как сгораю изнутри. Подошла к груше и начала колотить её. Теперь понятно, зачем она висит здесь. Очень удобно! С каждым ударом, с каждой пролитой слезой злости становилось всё меньше и меньше. У меня ушло много времени на то, чтобы полностью прийти в себя. Дыхание сбилось, лицо мокрое. Но смотреть на отца я не могу. Слишком больно. Я всю жизнь жила с мыслью, что мама мертва. Что её погубила страшная болезнь. А последние дни я думала, что эта болезнь есть и во мне. Но нет! Всё это время она была жива! Жива! – Садись, – тихо выдохнул он, – сейчас я тебе всё расскажу. И в этот раз лжи не будет.                   17 лет назад Молодая девушка, которая лишь две недели назад отметила свой двадцать первый день рождения, стояла у колыбели, держа в руках маленький чёрный свёрток. В это тёплое одеяло был укутан двухмесячный ребёнок, который крепко спал, невзирая на то, что её мать льёт горячие слёзы, что капают на это самое одеяло. Дверь, ведущая в комнату, тихонько приоткрылась, и внутрь вошёл молодой парень, едва ли старше этой девушки. Его взгляд был потухшим, словно он уже смирился с уготовленной для них судьбой. – Я её больше не увижу, – глотая обжигающие слёзы, шептала Марта, покачивая на руках Эйнсли. – Больше никогда. Я не увижу её первых шагов, не услышу первого слова. Меня не будет рядом. Аарон подошёл к жене со спины, через её плечо, поглядывая на дочь. Его тоже душили слёзы. Два часа назад они узнали о том, что Джанин подозревает Марту в том, что та является дивергентом. Час назад Марта выпила снотворную сыворотку, которая не действует на дивергентов. Приговор был очевиден, как день. Марта - дивергент. И совсем скоро по её душу придут. Как? Как такое возможно? Почему? Почему именно Марта? - Аарон не смог ответить ни на один вопрос. – Меня не будет в её жизни, – продолжала убитая горем девушка, – она не будет знать, как я выгляжу. Какой у меня голос. Она не будет знать, как сильно я люблю её. Моя девочка. Моя маленькая Эйнсли. – Марта запечатляет на лбу дочери последний поцелуй. На лицо малышки падает несколько горячих слёз, и Марта спешит опустить дочь в колыбель. Если она подержит её на руках ещё хотя бы секунду, она не уйдёт. Не сможет. Какая мать пожелает своему ребёнку плохой жизни? – размышляла Марта, глядя на свою дочь. – Эйнсли должна жить нормальной жизнью. Пускай у неё будет лишь один родитель, но она не будет ни в чём нуждаться. Среди изгоев ей не выжить. – Я люблю тебя, моё маленькое сокровище, – прошептала Марта, кончиком пальца касаясь щеки дочери. – Ты не будешь знать этого, не будешь чувствовать, но моя любовь всегда будет рядом с тобой. Твой отец позаботится о тебе. – Не бросай нас, – взмолился Аарон, не сдерживая слёз. – Не бросай меня. Ладонь Марты опустилась на щёку мужа. – Я люблю вас. Вы - самое лучшее, что есть в моей жизни. Ты должен быть рядом с ней, Аарон. Должен. – Мы уйдём вместе с тобой. – закивал головой парень, глядя на дочь и понимая, что нет. Они не уйдут. Младенец не выживет в мире изгоев. – Джанин нужна только я, – изрекла Марта, – она ещё не добралась до правды, но это лишь вопрос времени. Но если я "умру", она прекратит свои поиски. Какой смысл копать на мёртвого? Аарон понимал, что его жена права. Но боль разрывала его сердце. Ему нужно было время. – Да будь проклята эта Джанин! – Аарон сплюнул эти слова, словно они были ядом. – А если и Эйнсли передалось это? Марта отрицательно мотнула головой. – Нет. Не могло. Не должно. Ты должен пообещать мне, Аарон, что сделаешь всё, что в твоих силах, дабы защитить нашу дочь. Что попытаешься выяснить, как работает дивергенция? Есть ли способ избавиться от этого? Избежать? А если нет... Когда придёт время, ты защитишь нашу дочь. Обещай мне! – Я клянусь, Марта. Я клянусь тебе. Инсценировка смерти всегда сложный процесс. Сначала нужно было собрать свидетелей. Аарон бежал с женой на руках, громко крича о том, чтобы все расступились, уступая ему дорогу. Уже ближе к выходу его нагнал Макс, который выглядел бледнее призрака. – Марта? – кричал он. – Что с ней? Что с ней?! Вокруг собралась любопытная толпа. Все знали и любили жену своего лидера. А рождение ребёнка вообще отмечали целый месяц. И видеть её бездыханное тело на руках Аарона, чьё лицо мокрое от слёз - невыносимое зрелище. – Останься здесь, – крикнул Аарон, – присмотри за Эйнс. Он аккуратно уложил тело жены на задние сиденья, а когда они уехали достаточно далеко, Марта пересела вперёд. На полпути они подобрали мёртвое тело изгоя, которое более-менее смахивало на Марту. Пока ехали до больницы Эрудиции, Марта надела на труп свою одежду, надела рыжий парик и сделала всё, чтобы это тело больше походило на неё. В больнице Эрудиции их встретил знакомый Аарона, который не задавал лишних вопросов. Он просто констатировал факт смерти. Неопознанная болезнь. Аарон не дал согласия на вскрытие трупа. Лично "похоронил" жену, не сказав никому где именно. Даже на похороны никого не позвал. Даже Максу не дал проститься. И лишь, когда он вернулся в Бесстрашие, лишь когда услышал истошный плач Эйнсли, его сердце замерло. Ему нужно принять факт того, что Марта мертва. Нужно убедить в этом самого себя. Иначе всё пойдёт коту под хвост. – Где Марта? – кричал Макс. – Где она, чёрт тебя дери?! На руках Дафны продолжала плакать Эйнсли. Вместе с ней плакал и Аарон. – Умерла. – тихо прошептал Аарон, забирая дочь из рук няни. Душераздирающий крик Макса заставил Аарона вздрогнуть. Марта мертва. Мертва. Мертва. Её больше нет. Это для её же безопасности. И безопасности Эйнсли. – Вы как? – не сдерживая слёз, спросила Дафна. – Иди на кухню, – Аарон не узнал своего голоса, – вели им приготовить смесь. Дафна тут же убежала. Аарон еле стоял на ногах, крепко прижимая к себе дочь, что плакала так, словно понимала, что её мама больше не придёт.                         Сейчас – Но как видишь, – вещал отец, – дивергенция передалась тебе. И я сделаю всё, чтобы защитить тебя. Слёзы когда-нибудь закончатся? Я уже устала плакать. Мама всё это время была жива. Она всё ещё жива. Где-то там... Далеко-далеко. Ей удалось сбежать от Джанин. Удалось спастись. Получится ли у меня? – Первое время она пряталась в Отречении, – продолжал отец, – потом в Дружелюбии. Потом ушла к изгоям. – Когда ты видел её в последний раз? – шёпотом спросила я. – Когда мы инсценировали её смерть. Я не мог рисковать. Все должны были быть уверенными в том, что она мертва. Я сам должен был в это верить. Я кивнула. – Думаешь, эрудиты смогут напасть на мой след? – Я сделаю всё, чтобы этого не случилось. Джанин боится вас. Очень сильно. Но я надеюсь, что однажды наступит день, когда люди поймут, что дивергенты такие же, как и мы. – Она так сильно боится нас, что истребляет только потому, что может. – хмыкнула я. – Тот, кто стремится к знаниям, стремится к власти. Тот, кто получает власть кровью и потом, всю оставшуюся жизнь боится потерять её. Она видит в вас угрозу для себя. Для своего места. Она считает себя истинно правой. Что Чикаго руководить должна она. – Она слишком много берёт на себя, – хмыкнула я. Просто поразительно! Эта женщина убила Фила! Обрекла мою маму на жизнь изгоя! Из-за своих страхов! Теперь я понимаю почему папа так ненавидит её. Сама готова убить эту женщину при следующей встрече. – Меня отправят под трибунал, если узнают. – ответил отец. – Я укрывал дивергента. Помог ему сбежать. Ещё одного взрастил и воспитал. Подкупил кучу людей, лишь бы защитить Марту. Прикрываю глаза, пытаясь совладать с собой. Мама жива. Выдохнув, я поднимаюсь со своего места. – Мне нужно подумать. – произношу я, покидая кабинет отца, отмечая, как сильно трясутся мои ноги.