Привязанность

— Знаешь, а ведь уже около десяти лет прошло. Я запомнил лишь обрывки событий, потому что дни проходили мучительно долго и монотонно. Теперь трудно вспомнить, сколько времени я был в отключке, как долго приходил в себя и как болезненно заживали ожоги. Наверно, это и к лучшему: о больнице остались тёплые воспоминания, как ни странно.       Даби сделал паузу в своём рассказе, чтобы смочить пересохшее горло; взгляд, провожавший тянущуюся за бокалом руку, ненароком упал на Тогу: тусклые, стеклянные глаза; кроткие всхлипы — она старается не плакать, чтобы не расстраивать Даби; дрожащие руки, пальцы перебирают друг друга, цепляются за кутикулу и оттягивают её. У Даби щемит сердце. Неужели девушка плачет из-за сочувствия? Вот сам Даби никогда бы не смог заплакать, слушая другого человека: его может тронуть только грустная история о домашних питомцах, которых хочется пожалеть и приласкать. Выходит, он настолько жалкий, что может одной лишь историей жизни довести человека до слёз? Человека, который когда-то хладнокровно убил одноклассника. Блять, и опять его понесло в дебри беспорядочных мыслей. Пора бы вернуться в строй. — Тога, — Даби коснулся пальцем её плеча, — ну я же сейчас здесь, сижу перед тобой живой и, насколько это возможно, здоровый, — он улыбнулся, проводя уже кончиками всех пальцев по руке девушки, пытаясь немного успокоить, — Видишь, я же не плачу. Мне уже не больно, да и не помню я уже этих ощущений, а жалеть фантом из прошлого — идея так себе, пустая трата нервов.       Тога кивнула и начала тщетно вытирать слёзы, крупными каплями стекавшие по щекам. «Я слушаю, продолжай», — прошептала она, поднимая на Даби красные заплаканные глаза. — Кстати, ты интересовалась скобами на моём лице и теле — они сделаны с помощью какой-то причуды по рецепту доктора. Я сам не понимаю, почему мне просто не наложили швы или что-то в этом роде, но, как по мне, скобы даже придают эпатажа. Такая долгая предыстория к такому простому вопросу получилась, — он ухмыльнулся и, взглянув на успокаивающуюся Тогу, вовсе расплылся в улыбке.       Сегодня всё было иначе. Может, потому что вспоминать о хороших людях, спасших тебе жизнь, совсем не больно, в отличие от воспоминаний о предательстве и буквально сжигающем одиночестве: тем более, если спросили резко и прямо в лоб, пробивая череп навылет. — Даби, а можно я задам ещё один наглый вопрос? — он кивнул, — Но ты не отвечай, если не захочешь рассказывать, — Даби про себя усмехнулся: «всё худшее позади», — Что было после больницы? Куда тебя отправили, а до этого как подстроили твою смерть и умудрялись оказывать помощь, скрывая это от руководства?       У Тоги загорелись глаза; от былой жалости как будто не осталось ни следа. — С этим всё сложно. Меня, как пиздюка, никто не посвящал в такие дела. Сказали только, что подделали документы на случай проверки. Через некоторое время я уже сам догадался, что официальное лечение я не проходил, и всё это происходило подпольно. Остаётся только думать, зачем доктор спас меня. Скорее всего, это был один из его безумных экспериментов. Единственное, что я знаю о нём, так это его увлечение созданием сверхсуществ. Он, кстати, свои творения за детей считает, так что и имена у них есть. Я же говорил, что он часто звал меня Даби. Сначала меня бесила эта кличка, а потом я понял, почему доктор использовал её в обращении ко мне, а не моё родное имя: под его ножом, грубо говоря, я заново родился. В тот день, когда умер Тойя Тодороки, родился Даби. И если доктору показалось, что именно это слово отражает не только мой внешний вид, но и судьбу, то я с гордостью буду носить новое имя, увековечивая память своего спасителя. Так, — Даби перевёл дух, — теперь самое интересное: что было дальше. А дальше меня отправили в «приёмную семью», где несколько мелких преступников и пара проституток занялись моим обучением: главный из этой шайки — доверенное лицо доктора — обладал причудой огненного типа и принялся учить меня пользоваться огнём с нуля. Несколько месяцев я учился контролю, а потом стал маленьким помощником в делах. Не буду же я вечно сидеть на шее у этих добрых людей. Через пару лет мои навыки выросли настолько, что пускать талант по ветру стало совсем грустно. Я перестал участвовать в делах «семьи», попытав удачу в найме. И, насколько ты понимаешь, я преуспел в своём деле: сначала мне платили сущие гроши и за услугами обращались сплошные отбросы, затем меня заметили люди положением куда выше, предлагая совершенно новый уровень заработка. Так я проработал около года, получив достаточную сумму, чтобы вернуть должок опекунам и обеспечить им безбедную жизнь на пару лет: ты сама говорила, что не от хорошей жизни мы все когда-то свернули не туда, и помочь им выбраться из этой ебучей дыры с помощью денег — единственное, что я мог сделать. А потом мне стало откровенно похуй на всё. Люди, которые заменили мне семью, уехали далеко, и я оборвал с ними связи лишь из соображений их безопасности. Наверно, после этого наступила самая бесполезная и скучная полоса моей жизни, но, сука, долгая — затягивающая как в болото или зыбучие пески. Однообразные дни, недели: вечером — белые полосы, утром — сплошная чёрная, отходосы. Я слал нахуй заказчиков, да и до сих пор посылаю, выбирая то бухло, то прочую дрянь. А эти долбоёбы до сих пор ко мне обращаются, выполняя мои условия и выплачивая огромные суммы, потому что хуй кто возьмётся за их заказы, кроме меня. Вот и ждут по несколько месяцев, пока я решусь снизойти до них и протрезветь, чтобы не сжечь своё проспиртованное тело.       Он устал говорить — всё это было слишком скучно, чтобы заслуживать упоминания в разговоре. Пусть Тога знает сухую правду, ведь все горькие чувства остались лишь в детских историях, а дальше ничего-то и не было. Не было боли от новых людей — только тёплая тоска после их переезда, как не было и счастья — несомненно, успех радовал Даби, но он не тот человек, который может быть счастлив, зная, что в нескольких сотнях километров от него живёт урод, сломавший его жизнь.       Отец. Как много значит эта фигура. Даже её отсутствие играет важную роль, что уж говорить об активном присутствии. Даби уже и не помнит ничего хорошего, что делал для него Энджи Тодороки. Он помнит Старателя, одержимого идеей создать идеального ребёнка, способного превзойти Всемогущего.       Тойя помнит боль от каждого слова отца. О том, что старший сын слишком слаб, ведь его тело унаследовало огненную причуду, но не устойчивость к ней. О том, что он не станет героем, ведь ему нельзя заниматься, чтобы не покалечиться. Он помнит и до сих пор не может простить, даже не пытаясь понять, что отец не назло «неудачному экземпляру» придумывал разные запреты, а наоборот — хотел уберечь ребёнка от травм. Но даже если бы Тойя понял это, он вряд ли бы простил Старателю бездействие во время трагедии, и тогда всё равно бы родился Даби.

***

      И что теперь делать? Главное — это принятие и осознание, так ведь говорят психологи? Но Тога обычный человек, даже не окончивший школу, что она может дать разбитому Даби? Залезла в душу, повернула время вспять, заставив парня вновь пережить самые страшные моменты жизни, и вышла сухой из воды. Удовлетворила интерес, молодец, Тога! Наверно, она узнала то, что не должна была узнать никогда. Только вот теперь паршиво на душе: кто дал ей право хотя бы пытаться помочь? Это как дать случайному прохожему сделать в экстренной ситуации непрямой массаж сердца — только рёбра переломает.       Она как наивный ребёнок — полезла наблюдать сквозь колючую проволоку, и, до глубины души впечатлившись просмотром чужой трагедии, сама не заметила, что держится за шипы, а кровь потихоньку стекает в рукав уже не пять и не десять минут.       Даби и Тога не долго сидели молча по окончании последнего монолога парня. Буквально через несколько секунд Тога снова обхватила его руками, будто боясь, что Даби опять обидят, поранят, унизят — в её объятиях он точно будет в безопасности. — Знаешь, пусть уже и прошло много лет, но ты заслуживаешь того, чтобы делиться своими эмоциями, которые так и не пережил окончательно. Ты хороший, Даби. Преданный, добрый, — она крепче прижала недоумевающего Даби к себе, — и ты обязательно будешь счастливым. Честно, пока я не знаю, чем конкретно могу помочь, но обещаю придумать парочку вариантов.       Её настроение столь переменчиво и многогранно, что меняется почти ежеминутно, придавая глазам всё новые и новые блики. И сейчас эта призма эмоций пропустила лучик мотивации, сразу зажёгшийся на фоне янтарных радужек. Тога не любила тянуть с исполнением собственных желаний, особенно, если считала их единственным логическим завершением или началом какого-либо жизненного этапа, и вместо привычного поцелуя в лоб потянулась к губам Даби.       Сегодня действительно всё было иначе.