Лакомо и ломко

      Предвкушение сменилось на легкий мандраж, когда они наконец оказались дома. Майк нервничал так, что вокруг него словно образовалась особая зыбкая аура. Впрочем, Уилл от него не отставал.       Он хорошо помнил, как смело и дерзко Майк предлагал ему минет в Хоукинсе, и позабавился, что от этой ретивости не осталось и следа.       — Эй, успокойся, — сказал Уилл не только Майку, но и себе. — Это все еще будем мы. Вспомни все то, что мы уже делали в переписке.       — Мне нужно привести себя в порядок, — с нервной улыбкой произнес Майк.       — Да, мне тоже душ не помешает, — согласился Уилл, притягивая Майка к себе за талию и легонько трогая губами скулы, переносицу, подбородок. — Иди в мою ванную, а я займу вторую. Пользуйся всем, что найдешь в шкафчиках.       Шум воды, ее теплые потоки расслабляли напряженные плечи, согревая кожу, успокаивали, словно насыщали уверенностью в том, что все, задуманное, загаданное, вожделенное — правильно, закономерно. Желанно для них обоих.       Воспоминания обо всем том, что Майк говорил ему в трубку, тяжело дыша, подкрались к кромке сознания, утягивая всего Уилла в одурманивающий мир фантазий — совершенно зазря, учитывая, что главная их звезда прямо сейчас точно так же стояла под тугими струями воды в другой части дома, готовясь разделить вместе мгновения настоящей близости.       Одна часть Уилла мечтала закружиться в страстном вихре трений, укусов, жалящих касаний кожи, но другая, словно в противовес, хотела знакомиться, исследовать, греть, а не жечь. Он вспомнил их с Майком первую переписку, вышедшую из-под контроля. Майк писал тогда, что в первый их раз хотел бы медленно и тактильно. Уилл разделял это желание.       На самом деле он не соврал, когда сказал Майку, что секс у него был только с девятью мужчинами, но, все равно — слукавил. Уилл посчитал только анальный секс. Анонимные или почти анонимные дрочки и минеты были обычным делом в клубной среде, а после расставания с Уолтером он проводил в таких местах очень много времени, поэтому даже его подобное не обошло стороной. Уилл любил секс, а когда принял в себе эту похоть и уверился в том, что хорош собой и желанен для других, включился в игру.       Сейчас он почти не вспоминал о тех годах и тех мужчинах, которые или не представлялись, или их имена стерлись из памяти сами собой, смешиваясь, склеиваясь в единую массу. Последняя попытка повторить что-то подобное произошла всего неделю назад, но теперь Уилл мог с уверенностью назвать ее глупой, почти что жалкой.       Что такое быстрый оргазм от сколь угодного умелого рта или руки по сравнению с настоящей близостью? Ничто. Пшик. Такой же незначительный эпизод, как ежедневная чистка зубов или выбор овощей в супермаркете.       То, что они собирались сделать с Майком сейчас — совершенно другое, настолько отличное от к чему-то вспомнившихся эпизодов, что их даже сравнивать было нельзя. Интимность и единение, возведенные в абсолют. С той близостью, что уже связывала их всю жизнь, этот новый уровень грозил вознести ее в космос, к не подлежащим измерению величинам.       Майк уже ждал в спальне, уютно укутанный в его, Уилла, халат, и рассматривал довольно мрачный абстрактный триптих, украшавший стену.       Сам Уилл вышел из ванной в одном полотенце. Еще только отправляясь в душ, он подумывал предложить Майку выпить, чтобы снять сковывающее напряжение, но отказался от этой идеи — хотелось, чтобы они оба оставались в самом трезвом уме, впитали в себя каждый миг нового откровения, прочувствовали все без помех и допингов.       Это все слишком важно.       Слишком долгожданно.       Кажется, алкоголь Майку не был нужен, — Уилл не знал, о чем тот думал, пока принимал душ — его глаза светились знакомым с детства упрямством, вызовом, когда он обернулся. Молча, рассказывая все самое важное одним только этим взглядом, он потянулся пальцами к махровому поясу, ослабляя узел и одним четким, выверенным движением, сбрасывая халат с плеч.       Этот жест не показался наигранным или излишне театральным. Уилл, словно в замедленной съемке, видел, как миллиметр за миллиметром обнажалась светлая кожа, как мягкая ткань, что, должно быть, впитала в себя остатки влаги после душа, освободила тело, что скрывалось от его пристального взгляда годы и годы.       Чтобы не оставлять Майка одного в его амплуа нагой статуи, Уилл сдернул с себя полотенце, отбросил на стул и сделал два нетвердых шага вперед.       Стан Майка завораживал. Сколь угодно Давидов, Дорифоров, Диадуменов и любых куросов могло войти в эту спальню сейчас, но Уилл не смог бы оторвать взгляда от худого торса с заметными ребрами и узкой талией. Руки сами потянулись к этому произведению искусства, которое хотелось нарисовать, повторить грифелем карандаша каждую линию, каждую тень. Рисовать прямо по этой коже — кистями, пальцами, губами — только бы коснуться побыстрее.       Пальцы останавливались на безопасном, уже изученном — подцепили подбородок. Майк словно не дышал. Поднял остекленелый взгляд, но не мог задержать его, снова опуская, цепляясь им за самого Уилла так ощутимо и волнительно.       Кровь неслась по венам немыслимо быстро, и опаляя кожу, и оставаясь шумом в ушах, свидетельствуя о предвкушении. Только в этом миге было нечто большее, чем просто возбуждение.       Уилл увидел, как руки Майка покрылись мурашками мгновенно от одного лишь легкого, почти невесомого касания к шее. Он задел ее пластинкой ногтя случайно, собираясь провести вверх по линии челюсти к уху, но не смог оторваться.       Кадык Майка дернулся, но он так и стоял смирно, чуть напряженно.       — Почему я не чувствую на себе твоих рук? — почему-то шепотом спросил Уилл.       — Я слишком взволнован даже от того, что смотрю.       Не прошло и десятка секунд, как разрядом тока прошлась ладонь Майка по пояснице. Уиллу хотелось смотреть, трогать и исследовать до того, как их закрутит в торнадо бурлящего возбуждения, жаркого трения, влажных поцелуев, но одно это прикосновение толкнуло его к краю, за которым ждала только сладкая от стонов, соленая от пота, страсть.       — Меня уносит только от этого, — поделился он, немедля.       — Меня тоже, — ответил Майк.       И убрал руку, чтобы вплести пальцы в волосы, остаться на негласной нейтральной территории, потому что они оба сейчас — спички, а любое неосторожное движение легко способно сжечь их дотла до того, как они доберутся до настоящего удовольствия.       В этой неспешности была магия. Уилл знал, что так правильно, и, судя по темному огню в глазах Майка — он тоже.       Запоздало Уилл понял, что его ладони слишком холодные — всегда, а от волнения только сильнее, но Майк не дал ему отнять их, вцепился в руку и повел ею вниз сам, всегда нетерпеливый.       Кожа под пальцами, наверное, не отличалась от чьей-либо другой, но Уиллу казалось, что через касание к ней в него проникал способный убить яд — жидкое желание, что концентрировалось внизу живота.       С любым другим мужчиной они давно бы уже сплетенным клубком повалились на постель, но Майка хотелось смаковать. Задерживая ладонь на груди, чувствуя под ней и твердость соска, и бешеное сердцебиение, не понимая, что из этого волнительнее, он губами повторил собственное движение от шеи. Без нажима, без страстности, знакомясь, здороваясь со своим новым полотном, которое он, несомненно захочет изрисовать багровыми комическими пятнами чуть позже.       Майк не выпускал из хватки его волосы, но спустился чуть ниже, к загривку, от чего мурашки пробирали теперь и самого Уилла, да так остро и всеобъемлюще, что его член дернулся, невесомо касаясь Майкового бедра.       Невольно взгляд устремился вниз, нарушая собственное неозвученное правило идти постепенно, да там и задержался. Пальцы снова закололо желанием немедленно взяться за бумагу, перенести представшее перед ним совершенство. Уилл чувствовал себя таким взволнованным и готов был поверить во все сказки о тантрическом сексе, потому что уже относился к Майку как к божеству, растворялся и испарялся, возносясь куда-то на новые уровни бытия лишь от того, что под пальцами билось сердце, а под взглядом расцветало возбуждение.       Заминка не пошла на пользу его планам — Майк поймал ртом его губы, одаряя их вниманием в том же медленном темпе, но миг спустя оказался на коленях, как в своих бесчисленных фантазиях-угрозах-обещаниях.       У Уилла не было ни единого резона протестовать — жаркое дыхание опалило тазовую кость. Тепло сразу же стало расползаться вверх и вниз лишь от этого обрушившегося на кожу выдоха. Один только вид такого Майка уже выбивал весь воздух из легких. Что-то в его глазах тоже светилось каким-то едва ли не религиозным поклонением — на него никто никогда так не смотрел. С похотью, с желанием, с нежностью, с улыбкой — да, но взгляд Майка говорил о стольком большем, что для всего этого еще не придумали терминов — или это Уилл лишился половины словарного запаса лишь от ощущения почти целомудренных поцелуев на коже бедер.       — Я еще на тебя не насмотрелся, — запротестовал Уилл слабо, неправдоподобно, когда почувствовал чужой вздох слишком близко, к месту, требующему внимания больше всего.       — Моя очередь смотреть, — сообщил Майк не ему, а его члену, что наливался все сильнее под таким пристальным вниманием.       Почему даже без касаний все происходящее так одурманивало? Словно в комнате было накурено индийскими благовониями, меняющими сознание.       Майк ничуть не помогал в том, чтобы оставаться в ясном рассудке: поймал головку ртом, без помощи рук — одурманивающе сексуально, с влажным причмокиванием прошелся по ней языком, выбивая у Уилла гортанный стон — первый из ожидаемой этой ночью симфонии.       Почти месяц воздержания давал о себе знать — все предохранители слетели, хотелось просто двигаться, толкаясь в жар и влажность рта, поэтому Майку все же пришлось ухватиться за его бедра для опоры. Его техника была далека от совершенства — Уилл получал достаточное количество минетов, чтобы авторитетно об этом говорить, но энтузиазм с лихвой компенсировал что угодно. Факт того, что это Майк чертов Уилер прямо сейчас рьяно двигал языком, ретиво втягивал щеки, а главное, получал от этого удовольствие тоже, разжижало мозги, стирая все вокруг, кроме ощущений внизу и вида темной движущейся макушки.       Не выпуская член изо рта, Майк поднял взгляд, и Уилл задохнулся от этого зрелища — мягкие губы, что были его грезой даже не для того, чем они занимались сейчас — о таком подумать в юности было слишком стыдно, — а хотя бы для поцелуев, плотно обхватывали плоть, растянутые вокруг совершеннейшим образом.       Неуместная мысль нарисовать Майка таким — не первая за вечер — конкурировала с другой, более животной, более дикой — толкнуться глубже, придерживая за затылок и глядя в глаза.       Чтобы не поддаться этому желанию (такие вещи требовалось сначала обговорить), а главное — чтобы все запланированное на вечер не завершилось, толком не успев начаться, Уилл, наоборот, отодвинулся и потянул Майка вверх. Отбрасывая любую неспешность, он торопился сцеловать с губ и языка собственный вкус, а рукой ощутить наконец мягкость кожи и упругость твердой эрекции Майка, с уже влажной на чуть прикрытой крайней плотью головкой.       Шипение Майка от этого первого касания Уилл сцеловал тоже, остальные разорвали тишину спальни, когда рот по чуть колючему подбородку двинулся ниже. Одурманивающе прямо в губы бился пульс, пока рука ощущала толчки крови в сосудах ниже.       Безумие, помешательство, неугомонная потребность слиться жгла глубоко под кожей, разливая огонь. Острое чувство жажды по всему, что Майк мог бы ему дать, вскружило Уиллу голову, и он не понимал, как Майк вообще сохранил способность говорить.       — Как ты хочешь?       О, даже его отказывающий прямо сейчас мозг понял о чем речь, но чтобы воспроизвести ответ нужно было оторваться от открытой уязвимой шеи, что не представлялось возможным.       — Ммм, — выдавил он прямо в кожу, чувствуя, как отзывчиво Майк дернулся от слабой вибрации на ключице.       Легкое касание прошлось по спине, сковывая руки от запястий до плеч крепкими путами из мурашек. Хотелось податься ближе, вжаться в ладонь лопаткой, словно она — эрогенная зона и тоже способна дарить удовольствие от любого трения.       Пользуясь этой короткой заминкой, дрожью, отвлекшей Уилла от выцеловывания шеи, Майк снова потянул его на себя, губами к губам, резко, даже немного грубо вторгаясь языком в рот и от каждого чувственного переплетения, от каждого выпитого вздоха заставляя разгораться все сильнее.       — Давай сегодня ты меня трахнешь, хорошо? — взволнованно, надломленно выдал Майк Уиллу в губы, продолжая двигать бедрами так, что его член все резче скользил в крепко сомкнутой руке.       — Скажи это еще раз! — потребовал Уилл.       — Пожалуйста, трахни меня!       Не то чтобы у Уилла был кинк на мольбы или что-то в этом роде, но Майк сказал это так, что член дернулся, в голове все окончательно поплыло лишь от мысли, что это все реальность, что они действительно сейчас займутся сексом — нет, любовью, откроют друг друга настолько, насколько вообще возможно, стирая все грани разобщенности.       Восхитительно, что Майк предложил именно такой расклад, потому что как бы Уиллу самому не хотелось отдаться полностью, ощутить член, который он любовно поглаживал, в себе, им хватало нервного напряжения и предвкушения перед этим долгожданным мигом. Майк никогда не был сверху с мужчиной, Уилл не выступал в роли боттома несколько лет, и пусть уровень доверия и близости, казалось, позволил бы ему перешагнуть через барьеры, в первый их раз хотелось думать только друг о друге.       Доставить Майку удовольствие. Выжать все до последней капли.       Эти мысли совсем не помогли ему успокоиться, поэтому пришлось сознательно отвлечься. Тени на стенах, мягкие свежие простыни, которые он постелил днем специально, чтобы завершение вечера было идеальным. Впрочем, будь они сейчас в хлеву перед стогом сена, Уилл испытывал бы те же чувства, потому что идеальным этот момент делал разгоряченный нагой Майк, просящий трахнуть его.       — Ложись, — убирая руку под невнятный протест и мягко подталкивая Майка к кровати, сказал он. — Как тебе удобно, хоть на живот, хоть на спину.       — Хочу смотреть тебе в глаза, пока ты будешь раскрывать меня пальцами, — и, черт, это никак не способствовало выдержке и спокойствию.       Все еще сложно было поверить, что Майк так совершенно безумно его хотел, словно все, что уже произошло, это не доказывало. Смотреть вот так на лихорадочно блестящие глаза, чувствовать касания подрагивающих пальцев на заднице — слишком несмелые после того, что уже тут случилось.       Уилл навис над Майком, но как бы не манили приоткрытые влажные губы, он потянулся дальше, туда, где лежало все, что им было нужно.       И пусть Уилла вело от возбуждения, пусть еще чуть-чуть и ему станет больно сдерживаться — сейчас хотелось потеряться и раствориться в Майке даже не физически, а на более высоком уровне, вне материи, вне плотского.       Как жаль, что он был всего лишь человеком и рассыпался от впившихся в ягодицы пальцев, от жарких нетерпеливых губ на своей груди.       Совершенно бесконтрольно член в поисках облегчения терся о живот Майка, и Уиллу потребовалось больше минуты, чтобы собраться и вспомнить о своей цели — то, что ждало его дальше стоило любого терпения.       Уже с тюбиком лубриканта и презервативом в руке он постарался отодвинуться, но Майк не пустил его, втягивая в рот сосок и с характерным звуком шлепая ладонью по ягодице.       — Майк, — срывающимся голосом позвал Уилл, — у нас, кажется, были планы.       — Подожди, у меня тут мечта детства исполнилась! — задорно поделился он, сильнее сжимая задницу в руках, но позволяя Уиллу сползти ниже.       Кем был бы Уилл, если бы не позволил Майку насладиться своей находкой?       Какое-то время они просто хаотично целовались, притираясь членами, скользкими от предэякулята, словно неопытные подростки, видимо, отдавая дань себе юным.       — Я мог бы кончить вот так, Уилл, — простонал Майк, сильнее вскидываясь вверх и впиваясь пальцами так, что наверняка останутся синяки. — Но я так хочу тебя внутри, господи!       — Внутри? Я уже был внутри, — подразнил Уилл, большим пальцем касаясь пухлой нижней губы. — Прямо здесь.       — Ну а я хочу тебя, — заговорчески прошептал Майк, перехватывая его руку и нетерпеливо опуская ее вниз, — вот здесь.       Едва тронув сухую кожу между ягодиц, Уиллу захотелось скулить от предвкушения. Порывистость Майка никак не шла им на пользу, потому что чувствуя, как подаются к прикосновению бедра, как чужая рука продолжает твердо удерживать его в том же положении, словно он мечтает насладиться, ощутить что-нибудь внутри немедленно.       — Погоди. Смазка.       — Только не тормози.       Быстро, а от того неряшливо и неловко, Уилл смазал пальцы и снова вернул руку, не дразнясь, вдавил указательный палец внутрь. Левая рука поглаживала покрытый испариной живот. Грудь Майка вздымалась быстрее обычного ритма, он кусал губы в нетерпении. Гипнотизирующее зрелище.       — Ты можешь сразу вставить второй. Я всю неделю трахал себя с мыслями о тебе.       — Пальцами?       — Нет, у меня есть кое-что поинтересней.       — Если мы продолжим в том же духе, то все закончится куда раньше, чем нам обоим хотелось бы, — выдохнул Уилл, старательно не представляя, как Майк, разметавшись на простынях, вставляет в себя крепкий дилдо. Зачем, если то, что он видел сейчас перед собой не уступало воображаемым картинкам в эротичности?       — Тогда заткнись и поцелуй меня!       Даже принимая два его хорошо смазанных пальца, Майк умудрялся командовать. Правда, этому Уилл был только рад подчиниться — двигаясь в узком, сводящем с ума жаре, он наклонился, чтобы утонуть в очередном жадном, головокружительном противоборстве губ и языков.       Он почувствовал, как выгнулось тело под ним навстречу удовольствию, когда пальцы тронули простату, а зубы прихватили нижнюю губу. Мышцы поддались третьему пальцу менее охотно, но Майк не дал ему замедлить ритм — сам двинулся навстречу, шире разводя ноги и хватаясь за свой член в отчаянном жесте.       Уилл от возбуждения едва ли не бредил, и левой рукой повторил за Майком — погладил свой член тоже, не чувствуя от этого никакого облегчения, а только сильнее вожделея, плавясь от желания перейти последнюю черту и утонуть в бездне любовного дурмана, слиться, сойти с ума. Он не переставал двигать пальцами внутри, желая, чтобы никакая боль не омрачила удовольствия, когда его член наконец-то окажется внутри.       Темные круги плясали перед глазами от истинного помешательства, так, что надевать презерватив пришлось едва ли не на ощупь. Майк подгонял его словно в лихорадке, влажные пряди прилипли ко лбу, а голос истончился от переизбытка эмоций.       Скользкая головка раскрыла хорошо растянутые пальцами мышцы, и долгожданное слияние свершилось, выбивая воздух из легких. Огромной выдержки стоило не начать двигаться сразу же, а притормозить. Еще одна идеальная картинка, достойная стать лучшим его произведением, масляным полотном для личной коллекции, предстала перед глазами — Майк не закрыл глаза, а смотрел прямо на него с чем-то глубоким и томительным, отчего бешеная волна эмоций нахлынула, возводя в потребность немедленное переплетение пальцев, губ, душ. Чего угодно, только бы стать еще ближе, ближе, ближе.       Чтобы задушить подкативший к горлу ком из острой, болезненной нежности, Уилл двинул бедрами и тут же утонул в ощущениях, сбегая от слишком страшных, почти давящих чувств.       Стоны, вздохи, шлепки кожи о кожу, влажное трение и жалящие поцелуи закружили в воронку, в которой хотелось лишь сильнее двигаться, больше трогать, лучше слышать и понимать, как откликалось все внутри на каждый легкий раздражитель. Даже шелест воздуха по разгоряченной коже в тот краткий миг, когда Уилл отодвинулся, чтобы немного сменить положение ощущался слишком… слишком.       Майк в беспорядке поддавался каждому его движению, глиняный и податливый от скрутившего удовольствия, совершенно не контролирующий стоны, пылкий шепот и движения рук.       Соединясь снова под другим углом — грудью к спине, Уилл обхватил крепкую напряженную шею, другой рукой скользя по груди и животу вниз, чтобы в ритме движения своих бедер ухватиться за член Майка, умножить ощущения.       Майк повернул голову, наверное, чтобы найти губы, но, не справляясь с собой, просто целовал куда мог достать — от этих легких, невесомых, но только обостряющих все касаний, Уилл совсем потерялся, все силы направляя на то, чтобы сохранить ритм, толкаясь глубже, задыхаясь.       — Так хорошо, Уилл, — удалось разобрать среди невнятных слов Майка. — Я уже почти… я близко…       Через силу чуть замедляясь лишь для того, чтобы снова двинуться размашисто и с оттяжкой, Уилл сам чувствовал, как его догоняет не только собственный оргазм, но и все то многообразие пугающих чувств, что он гнал от себя.       Влажная, чуть липкая кожа под пальцами, запах, хорошо знакомый столько лет, смешивающийся с его собственным, а еще и тяжелым духом секса, сам Майк, двигающийся на его члене и выстанывающий его имя — этого всего было более чем достаточно, чтобы упасть за грань.       Помогая Майку рукой, он таким же срывающимся голосом произнес:       — Кончай, милый, давай!       Нечто совсем немыслимое сотрясло его, когда он почувствовал, как пульсировал член Майка, выстреливая семенем, как сжимался он вокруг, как уже не стонал — скулил, закручивая внутри так много всего.       Уилл и забыл, насколько сильно отличался обычный секс от того, что происходило с ним сейчас. Чувства умножали все на тысячи тысяч, обостряя, оглушая, заставляя кончать не только членом, но и всем своим существом. Оргазм сокрушил его еще до того, как Майк выпустил последние капли спермы, стирая эти секунды из памяти подчистую. Кажется, он прикусил шею или плечо, сдерживая крик, а главное, тот густой узел в груди, заставляющий глаза влажнеть от того, что это все Майк, развязался, позволяя слезам просто капать от переизбытка важного. Майк, кончивший с его членом внутри, Майк стонавший его имя, Майк, сказавший сутки назад, что никого никогда не любил, кроме него, Майк — самый близкий, самый желанный, самый любимый, самый самый…       Сладостное блаженство окутало их призрачной дымкой. Не хотелось шевелиться никогда, но Уилл заставил себя отстраниться, стянуть презерватив, бросить его прямо на пол рядом с кроватью, и потянуться за салфетками.       — Душ? — тихо спросил он, вглядываясь в лицо Майка и чувствуя странную смесь неги и страха, что для него все произошедшее не значило того же, пусть на это не было ни одного намека.       — Нет. Давай обнимемся и уснем, — едва разлепив губы, попросил он.       — Дай я вытру тебя, — кратко целуя кончик носа, сказал Уилл, и принялся салфеткой водить по животу, груди, куда долетели белесые брызги, а затем доставая еще одну, чтобы убрать смазку с промежности.       — Ты со всеми такой заботливый? — немного капризно протянул Майк, постепенно приходя в себя.       На это Уилл лишь усмехнулся, отбросил использованные салфетки прочь и, утянул Майка на другую — сухую — сторону постели, чтобы забыться крепким, уютным сном.       Он проснулся раньше обычного, принял душ и хотел было приготовить завтрак, но ноги сами понесли его в спальню Джейн, к карандашам, углю и маслу. Картинки вчерашнего вечера и ночи, на манер чудесного, но не совсем реального сна, мелькали перед его внутренним взором, в крови, разнося по телу лишь одно желание, неутоленное вчера — рисовать.       Перебирая в голове множество образов Майка, увиденного новыми глазами, рассмотренного под другим углом, Уилл не знал, за что хвататься, какой облик запечатлеть первым делом.       Ловя удачный утренний свет у окна, он сел за скетчбук выводить рваные карандашные линии эскизов. Бездумно отпустил себя и все равно увидел выходящего из-под карандаша Майка — обнаженного, стройного. Слишком яркое вчерашнее переживание отразилось и в остальных набросках: взгляд во время симфонического концерта, тело, разметавшееся на простынях в неге удовольствия, широко раскрытый рот…       — Вот где ты прячешься, — голос за спиной заставил вздрогнуть — так Уилл погрузился в творческий процесс. — Я заварил нам кофе.       Взъерошенные волосы не до конца высохли после душа, а еще Майк не озаботился штанами, одетый только в белье и выцветшую футболку с Бартом Симпсоном. То, как гармонично и непринужденно он смотрелся в таком виде в его доме кольнуло где-то в груди — они еще не обсуждали, что будет с ними дальше.       — Я хотел сообразить что-нибудь на завтрак, но немного увлекся, — засмеялся Уилл тихонько. — Мы можем съездить в одну кофейню, там вкусные круассаны.       — Покажешь, что рисовал? — спросил Майк, уверенно входя в комнату, но останавливаясь, не решаясь смотреть без четкого разрешения.       — Тебя, — легко ответил Уилл, еще раз оглядывая то, над чем работал эти пару утренних часов и прикидывая, не жутко ли вот так вот рисовать Майка после их ночи.       Решив, что скрывать ему нечего, он протянул скетчбук, и, притихнув, стал наблюдать за реакцией. Лицо Майка посветлело, брови поползли вверх, губы растянулись совершенно неконтролируемо. Эту восторженную улыбку хотелось нарисовать тоже — Уилл давно не чувствовал такого прилива вдохновения, но ему все же требовалась еда.       Выход из дома казался хорошей идеей, но когда они позавтракали и принялись прикидывать варианты досуга, как-то само собой решилось, что лучшего места, чем дом, не существовало для всего, чем им хотелось бы заняться.       Майк напоминал Уиллу мороженое, что под палящим солнцем таяло на глазах. Именно так он вел себя рядом — острые черты лица смягчились даже от мимолетного взгляда, а когда его глаза натыкались на губы, то можно было смело щелкать пальцами перед лицом, выводя из транса.       Уилла крыло от такого Майка, и он даже не старался держать себя в руках. В кофейне они держались за руки — полная концентрация на чуть суховатой коже под пальцами, а пока возвращались к машине, обвили друг друга: Уилл за талию, Майк за плечи. До слуха долетели смешки кого-то из прохожих, но не было никакого желания обращать внимание на такие мелочи. Что им глупые гомофобные обыватели, если свершилось самое желанное и долгожданное в их жизни — взаимность?       Наслаждаясь присутствием друг друга весь день, они не поднимали тему того, что уже завтра их идиллию разрушит разлука. Уилл чувствовал потребность обсудить все это, но не желал портить близость и покой дня, проведенного в обнимку.       Они повалялись у телевизора, лениво целуясь, вместе приготовили ужин, отвлекаясь на внезапно накатившее желание и быстрый, страстный минет прямо на столешнице рядом с закипающей в кастрюле пастой. Уиллу осталось только закатывать глаза на шутки Майка о двойной дозе белка на ужин, не переставая удивляться, как из него вырос такой придурок.       В постели он сам «вернул должок». Помня то, как во время оральных ласк вел себя Эйб, у Уилла разрывалось нежностью сердце от ласковых, любовных прикосновений Майка к его волосам, его сладких, головокружительных стонов.       Слишком взволнованные, чтобы уснуть, они болтали обо всем, и ни о чем: обсуждали все еще веселящие имена детей Макс, вспоминали странную костюмированную вечеринку в честь тридцатипятилетия Робин, прикидывали, расстанется ли Холли со своим нынешнем парнем, и вернется ли Нэнси в Америку или решит оставаться в Японии так долго, как только возможно. Кажется, прошлись вообще по всем, например, Уилл был уверен, что Джонатан больше не женится, но Майк считал, он рано списывает брата в утиль.       Заснули почти одновременно посреди разговора о мартовских терактах в Испании — ни один из них ни за что не смог бы вспомнить, как они вообще пришли к этой теме, но обоим было тепло от возможности говорить буквально о чем угодно.       Уилл скучал по этому. Нахождение Майка рядом напоминало ему о стойком и густом чувстве безопасности детства — того краткого периода, когда отец уже свалил, а демогоргон еще не появился. Они точно так же тогда говорили обо всем на свете, не стеснялись друг друга, могли легко и непринужденно касаться, в отличии от времени, когда стали старше.       В те годы, когда Уилл еще с собой боролся, пытался выкорчевать из себя дрянную заразу грязного влечения, он не то что не надеялся на такой исход, он даже не рассматривал его в качестве варианта. Вообще. Ревновал, злился, но лишь потому что его отодвинули с места лучшего друга, которого ему доставало, без всяких «но» и «если». Мысли потребовать что-то взамен своей любви никогда не возникало, ее самой: большой, всепоглощающей и очень-очень светлой хватало, чтобы держать его на плаву даже в самые тяжелые времена.       Векна потому и не смог продавить его именно через эти чувства — в них не было ни толики тьмы, которая раздулась бы и затянула Уилла на дно, а в свете Генри Крил не мог влиять на него.       Уиллу всегда нравилось думать, что именно чувства к Майку спасли ему жизнь, даже когда он считал, что они давным-давно в прошлом.       Вторая ночь рядом с ним окрашивала сны в знакомый и родной уже свет, не перегружая какими-либо сюжетами. Просто близость. Просто тепло. Просто безопасность. Лучшее место, чтобы отдохнуть и набраться сил без тревог и переживаний будущего дня.       Едва Уилл открыл глаза утром, тут же увидел Майка, смотрящего на него внимательно и серьезно. Комичности ему, разве что, добавляли сложенные под щекой ладони — жест, совсем не свойственный взрослому мужчине, но добавляющий ему очарования.       — Что такое? Я спал с открытым ртом и заслюнявил подушку?       — Нет, — растягивая гласную, ответил Майк с легкой улыбкой. — Запоминаю тебя, чтобы воспроизводить каждое утро в ближайшие месяцы.       — Точно, уже воскресенье, — словно Уилл хоть на минуту забывал об этом. Разлука была вписана в их невербальное соглашение еще до того, как они скрепили его печатью поцелуя, но ее приближение все еще казалось неприятным сюрпризом.       — Я доработаю учебный год и уволюсь. Можешь наводить справки о школах, в которые требуются учителя английской литературы. Или об издательствах, хотя у меня нет рекомендаций, с этим будет посложнее.       — Ты уверен? — потирая глаза, уточнил Уилл. — До конца учебного года еще три месяца, Майк. Столько всего может случиться! Вдруг ты встретишь кого-то, ради кого не нужно будет менять всю свою жизнь, или просто влюбишься…       Майк смотрел на него так, словно не мог понять, серьезно ли Уилл говорил или шутил, или как-то неуместно проверял. Что бы он ни увидел в глазах напротив — оно ему не понравилось.       — Ты даже не шутишь, — на выдохе сказал он немного ошарашено. — После того, что у нас тут было, после всей этой близости ты можешь предполагать такое? Или у тебя каждый раз все вот так?       — Как — так?       — Как было у нас. Со свиданием, бурным сексом, разговорами до утра? Я-то решил, что у нас тут что-то особенное! — резким движением Майк встал с постели и стал нервно одеваться.       — Эй, ты что? — Уилл сел. Недоуменно, спросонья он не успевал обрабатывать информацию и не понял, что Майка так задело.       — Как ты вообще мог подумать, что после всего, что между нами произошло, я вздумаю смотреть на кого-то другого? — с джинсами в руках, повышая голос, спросил он. — Мы же обсудили, договорились, что для нас это не просто так, что мы встречаемся. Что нам три месяца после стольких лет?       Остатки сна слетели в одно мгновение. Уилл видел, что Майка все так же переполняют сомнения в нем, и он имел на них права. Наверное, подумал, что эта некстати брошенная фраза про «кого-то другого» — то, что Уилл допускал в первую очередь для себя. Конечно, это была абсолютная чушь, он просто чувствовал себя не в своей тарелке оттого, что Майку придется менять дом, работу и привычный уклад второй раз менее чем через год, пока он сам будет просто жить свою жизнь дальше в ожидании. Это не казалось равноценным обменом, поэтому по старой привычке не очаровываться, Уилл предложил Майку пути отхода.       — Успокойся и сядь, — мягко, но непреклонно потребовал он. — Я просто хочу, чтобы ты не считал себя обязанным мне. Да, мы договорились, но в жизни всякое бывает. Я буду тебя ждать, я готов к этому, но ты имеешь право передумать.       — Я хочу и буду считать себя обязанным, — даже не подумав слушаться, упрямо продолжил Майк, стоя — Мы договорились. Мы встречаемся, мы пара, мы будем вместе жить так долго, как только ты сможешь меня терпеть. И даже если у меня есть право передумать, я не собираюсь им пользоваться. Я люблю тебя, Уилл!       Так просто ускользало от внимания то, что для Майка все было немного иначе, чем для него самого, но это простое и вроде бы даже очевидное горько напомнило Уиллу об этом.       — Я тоже люблю тебя, — слова слетели с языка куда легче, чем он думал, потому что от и до выражали правду. — Даже когда ты дергаешься и психуешь, не разобравшись.       — И не говори, что удивлен, что я вот такой, — буркнул Майк, пряча улыбку, что расползлась от ответного признания. — Я обычно стараюсь держать себя в руках, но иногда думать начинаю позже, чем делать.       — Ни капли не удивлен. Тот же порывистый Майки, что и двадцать лет назад. В душ?       — Вместе? — его брови взлетели.       — Конечно. Нужно экономить природные ресурсы.       — Только поэтому?       — А есть еще причины?       Оставшиеся часы вместе пролетели словно на перемотке. Уилл старался игнорировать ком в горле и убеждать себя в том, что три месяца — правда не так много, и уж тем более им по силам с телефоном и перепиской.       В аэропорту попрощались быстро и скомкано — как бы ни хотелось сжать Майка в объятьях и никуда не отпускать, нужно было взять себя в руки. Они осмелились даже на быстрый, без слез соленый поцелуй, колко запечатывающийся в сознании, как последний на долгое время, куда более важный и реальный, чем страстные и голодные переплетения языков в машине за полчаса до этого.       Майк ушел, а Уилл остался глотать иррациональную обиду, смотреть ему вслед, а потом, совершенно без причины дожидаться прямо там, пока нужный рейс отправится, не заботясь ни о счете за парковку, ни о голоде, ни о суете вокруг.       Дом казался ужасно пустым: сначала Джейн веселым вихрем кружила здесь в своих странных одеждах под собственный щебет, потом горячие пальцы Майка трогали, сжимали, поглаживали и отмечали все в нем, наполняя помещения жаром, светом и покоем.       Уиллу предстояло себя натренировать, выдрессировать — после краткой, на фоне жизни почти незначительной по времени, но такой всеобъемлющей по смыслу, демоверсии будущей жизни ему оставалось только ждать. Сначала, храбрясь, он надеялся, что справится с этим, но даже первые часы выдались тягучими, вязкими, а от того особенно мучительными.       Возвращаться на работу не хотелось больше обычного, и как бы Уилл не старался отвлекаться на нее, что раньше помогало, сейчас распри в коллективе и общая атмосфера только ухудшали положение. Обычно после перерыва в несколько дней хотелось снова оказаться за своим рабочим столом, погрузиться в создание чего-то, что со временем станет чем-то прекрасным и приносящим радость детям и взрослым по всему миру, но сейчас все кругом давило.       Во второй вечер Уилл не выдержал одиночества и набрал номер Лукаса.       — Я надеюсь, ты ко мне с новостями о своей личной жизни? — без предисловий начал тот. На фоне слышалось бормотание телевизора с постукиванием кухонной утвари. — Только без подробностей, пожалуйста. Есть вещи, которые я не хочу знать.       — Я уж думал, что вы с Дастином будете делать ставки, — засмеялся Уилл.       — Ты скажешь мне уже, было или нет?       — Было. И еще будет, он собирается переехать ко мне летом.       — Серьезно? Вы встречаетесь? Поздравляю, чувак!       — Ты не звучишь слишком удивленным, — сказал Уилл, отчего-то начиная двигать вазочку с ароматическим саше, меняя ее местами с забытым Джейн журналом.       — Понимаешь, был у нас с ним один разговор однажды, лет пять назад, он его и не помнит, наверное. Да и я не помнил, но как Майк сказал, что ему мужчины нравятся, почему-то сразу он в голове всплыл. Мы тогда с ним и Робин помогали Стиву с ремонтом и напились страшно. Худшее похмелье в моей жизни! — Лукас сделал паузу, вздыхая. — Вообще не знаю, стоит ли тебе это рассказывать, друг. Он тогда много всего говорил в своем духе, что его никто никогда не полюбит и все такое, что он сам профукал любовь своей жизни и даже не попытался что-то сделать хоть раз. Я вообще не понимал, о ком он может говорить, не о Джейн же. А потом он стал меня благодарить, что я забочусь о тебе.       — Пять лет назад?       — Да, я тогда подумал, что он просто с темы на тему прыгает. Он уже встречался тогда с Зои, но никто не думал, что дело кончится свадьбой, — снова повисла пауза, на фоне послышался закадровый смех какого-то ситкома. — Эй, я же ничего не испортил этим?       — Нет, я не узнал ничего принципиально нового, он сказал мне, что любил меня всю жизнь или что-то вроде того.       — Тогда почему ты не радуешься? Все же знают, что ты сох по нему в школе.       — Все? — удивился Уилл так, что почти выкрикнул это. — Какие все?       — Ну, типа, вообще все. Просто это была не та вещь, которую будешь обсуждать с тобой напрямую, да даже за глаза. Просто все были в курсе.       — Как видишь, кроме Майка, — он вздохнул. — Я уже пережил один кризис на этот счет, кажется, меня ждет второй.       — Уилл, не думай о том, что было. Только нервы тратить. Вас впереди еще столько всего ждет. А уж сколько у нас будет поводов для шуток!       С Майком всю неделю почти не переписывались, лишь изредка перебрасываясь парой СМС. Не так Уилл себе представлял свое ожидание и не мог сказать, что такое положение дел устраивало. Потребовалось призвать все существующее в нем понимание, чтобы не накручивать себя лишний раз и принять то, что Майк там, в Хоукинсе, наверняка, занят работой и продумывает, как лучше устроить свой скорый переезд.       Когда они наконец-то оба уселись за компьютер, чтобы поделиться новостями прошедшей недели, на дворе уже было воскресенье, а Уилл снова внутренне сжимался от перспективы завтра выходить на работу. я рассказал о нас нэнси ты не против?

Нет, конечно

А она уже была в курсе о том,

что тебе нравятся мужчины?

нет, у нас вчера была долгая переписка технический прогресс, спасибо за интернет когда-нибудь я смогу себе позволить звонить ей но не с зарплатой учителя

Что она сказала?

мой каминг-аут перекрывает то, что я не знал, что ты гей это почему-то заботит людей куда больше

Это же хорошо

Значит они точно не будут относиться к тебе иначе

моя сестрица передала тебе пожелания терпения

Она знает, о чем говорит

Ни одна женщина, кроме нее и твоей мамы

не жила с тобой так долго

и от безысходности я переключился на мужчин и выбрал того, кто жевал со мной одуванчики в детском саду

Это хороший выбор

Если ты вдруг захочешь повторить тот опыт

Я знаю, как лечить несварение

Я рассказал Лукасу, кстати

вот уж интересно я первым рассказал своей сестре а ты не брату не маме а лукасу

Ревнуешь?

а должен?

Мы с ним еще и идем на скачки в субботу

передавай ему привет я кстати разобрался с завалом на работе так что мы сможем вернуть нашу чудесную традицию вечерних переписок

Извини, завтра вечером никакой переписки

И теперь всегда по понедельникам

у тебя какие-то планы?

Ты будешь смеяться

Выходит новый сезон сериала,

который я смотрю

что за сериал?

Близкие друзья

Про геев из Питтсбурга

Смотрю его с первого сезона

Завтра стартует четвертый

На Showtime

у меня нет кабельного :( его можно найти на dvd?

Зачем тебе?

если ты предпочитаешь этот сериал мне мне нужно изучить конкурента

Это всего один вечер в неделю, Майк

Личное пространство и все такое

я шучу я просто хочу его посмотреть, раз он тебе нравится

Там, кстати, есть герой по имени Майк

Он обожает комиксы

и влюблен в своего лучшего друга

шутишь?

Чистая правда

и что его лучший друг?

Трахает все, что движется и

не признает моногамию

ТАК мне не нравится это сравнение

Не переживай, он ни капли не похож на меня

я очень по тебе соскучился

Я тоже

Страшно представить,

что прошла всего неделя

Еще и на работе полный идиотизм

ищи другую правда, Уилл ты отличный художник тебя с руками оторвут

Я думаю об этом

Но мне все равно придется

доработать до августа

Съездить в отпуск, а уже там решать

      Постепенно Уилл стал привыкать к их новой норме. Вместо кого-то теплого рядом лишь километры переписки в ICQ, вместо секса — собственная рука под звуки любимого голоса из динамика телефона.       Ждать — стало его образом жизни. Он ловил себя на том, что готов на бессмысленные глупости: отсчитывать, сколько кружек чая выпито в одиночестве, словно заварен он не из цейлонских листьев, а из самой горькой разлуки; не выпускать телефон из рук, в надежде увидеть короткое милое сообщение — свидетельство, что Майк тоже думает о нем постоянно, тоже тоскует.       Не сойти с ума в этом вынужденном положении вещей ему помогли участившиеся встречи с Лукасом — два часа дороги в одну сторону казались ничтожной ценой для того, чтобы увидеться с кем-то из своих.       Телефонные разговоры с Макс не сильно спасали ситуацию тоже. Если раньше ему хватало регулярных созвонов, то сейчас они тоже ощущались огромной стеной, не позволяющей ему увидеть ее взлохмаченную рыжую макушку, искаженное усталостью и бессонными ночами лицо, покатать на спине Билла и покачать на руках малышку Мишель.       Не имея возможности хоть как-нибудь и куда-нибудь излить всю скопившуюся в нем нежность и благодарность, что множилась в ожидании приезда Майка и возможности уже выйти наружу, он послал цветы и Макс (удачно попав на месяц новорожденной), и Джейн (едва не поставив ее в неудобное положение перед Хави, не привыкшего к тому, что его девушке посылают букеты), и маме.       Ей он рассказал о Майке не сразу, как будто суеверно боялся сглаза. Сам Майк дал ему свое четкое разрешение говорить об их отношениях кому угодно, но родители — это немного другое. Вообще, Уилл без проблем делился с мамой любыми, даже незначительными изменениями в своей личной жизни, но с поездки в Эл-Эй минул месяц, а он так и ничего и не сказал. Наверное, списывал свое молчание на то, что мама могла случайно обронить лишнее в разговоре с Карен, с которой поддерживала связь, а к этому Майк определенно не был готов.       О том, собирался ли Майк рассказать родителем, они не говорили — Уилл считал, что такую серьезную тему стоило обсуждать только с глазу на глаз. Его интересовало, под каким именно соусом Майк собирался преподнести родителям идею того, что переезжает в Калифорнию, и входило ли в его планы поделиться планом жить с ним в одном доме. Да, это легко выставлялось простым соседством, но мистер и миссис Уилер теперь знали об ориентации Уилла. Одним словом, сложно было избежать неудобных вопросов при любом раскладе. Если Майк не наврал им, конечно.       Уилл своим родителям не врал уже многие, многие годы и решил свести на нет даже утаивание.       — Мама, у меня есть новости, — поделился он в середине мая, закрученный в тугую спираль осточертевшим ожиданием.       — Да, дорогой? Ты кого-то встретил?       — Почему мои новости обязательно должны касаться личной жизни?       — Ну, милый, я же переживаю за тебя, — мамина улыбка слышалась даже через трубку телефона. — Ты там совсем один, работа-дом. Я хочу, чтобы тебя кто-то ждал вечерами. Или чтобы тебе было кого ждать.       — На самом деле, да, у меня кое-кто есть.       — О! Я так рада! Джим! — крикнула она в сторону, не потрудившись убрать трубку от лица. — У Уилла появился мальчик!       — Ма-а-ам! — со смехом возмутился он. — Мне скоро тридцать пять, какой мальчик?       — Ты же знаешь, что всегда будешь моим малышом, — ничуть не смутилась Джойс. — А ему сколько лет?       — Мой ровесник.       — Слава богу! Я была бы не против, конечно, но я рада, что ему не пятьдесят. Как вы познакомились?       — Мы давно знакомы, просто некоторые обстоятельства показали нам, что у нас может что-то получиться.       Было приятно рассказывать об этом вот так. Уилл мог бы и сразу с ходу открыть все карты, но элемент интриги очень веселил его, последнее время поддающегося унынию.       — Это кто-то из университета? Или коллега с прошлой работы?       — Нет, мам, — легко ответил он, качая головой, и выдал быстро, — это Майк.       — Майк? Наш Майк?       — Да, наш Майк. Уилер.       — Но он же в Хоукинсе, дорогой, — сразу же смекнула главную проблему мама. — Как вы будете в разных городах и…       Да, Уилл даже немного завидовал ей в том, что от ее дома до Хоукинса при желании можно было добраться на машине даже быстрее, чем от его дома до нынешнего дома Джейн.       — Если тебя только это смущает, то в июле он переезжает ко мне.       — Милый, я так рада за вас!       В этом и была вся Джойс — полная и безоговорочная поддержка в любой момент его жизненного пути. Даже неодобрение она всегда высказывала мягко, чтобы он задумался и рассудил сам лишь с опорой на ее мнение. Обычно, она, кстати, выступала против слишком ранних попыток съехаться.       — И тебя даже не смущает, что мы съезжаемся, едва начав встречаться? — подразнил он.       — Это правило не распространяется на тех, в ком я уверена. Майк мне как сын почти тридцать лет, — призналась она. — А его родители знают?       — Нет, — со вздохом ответил Уилл. — И я не уверен, что он готов об этом рассказать. Ты же не проболтаешься? Это все сложно и запутанно. Думаю, он когда-нибудь расскажет тебе сам.       Как часто бывает, мамина поддержка вышла из берегов и немного подтопила — она, не говоря ни слова, просто взяла и приехала, уничтожая все возможности для виртуального секса, зато внося разнообразие в его выцветшие серые будни.       Полторы недели она не давала ему унывать, таская по магазинам, давно изученным и осмотренным достопримечательностям. В выходные к ним заехал Лукас с Евой, давая Джойс возможность повозиться с малышкой, а Уиллу перевести дух от прекрасного, но все же немного избыточного внимания мамы.       Она ничего не стеснялась, однажды даже взяла трубку, когда Майк звонил и проболтала с ним почти сорок минут, словно не замечая суетящегося вокруг Уилла, пытающегося забрать свой телефон.       На самом деле ее приезд благотворно сказался на его самочувствии и скрасил будни ожидания. За это Уилл горячо поблагодарил маму, когда она, по привычке в слезах, готовилась улететь обратно домой. Дурацкая традиция провожать кого-то в аэропорту совсем расшатала нервы, а за вырванные у тягостного ожидания дни пришлось расплачиваться новым витком невеселых мыслей: «Правильно ли так далеко жить от родителей? А если с кем-то из них что-то случится?». Интересно, Джонатан предавался такому же иногда?       С ним Уилл поделился новостями сразу после маминого визита в длинном электронном письме — разница в часовых поясах между западным и восточным побережьем никогда не позволяла им нормально созваниваться. Брат удивился, но не самому факту отношений с Майком, а тому, что они дошли до этого только сейчас.       Раскусив секрет, что время пойдет быстрее, если чем-то заниматься, Уилл снова появился в ЛГБТ-центре — подготовка к месяцу гордости шла там уже полным ходом. Он брался за любую работу, от раздачи листовок с информацией о профилактике ВИЧ-инфекции до проектирования движущейся платформы к параду. Впервые за много лет он действительно посвящал этому все свободное время, игнорируя насмешки старых знакомых о том, что у него наконец-то перерыв в личной жизни и появилось время на общественную деятельность. Несмотря на эти подколки, Уиллу было приятно чувствовать себя частью сообщества, и он отдавался этому с куда большей продуктивностью, чем работе.       Будучи снова на виду, да еще и в окружении геев разных возрастов, фигур и типажей, он нередко привлекал чье-то внимание. Любые предложения обменяться телефонами и флирт были не по адресу — Уилл твердо заявлял, что у него есть партнер. Это слово ласкало слух и значило куда больше, чем простые бойфренд или любовник.       — Так значит вот как это называется? Партнеры? — спросил Майк как-то во время очередного телефонного разговора.       До его приезда оставалось меньше двух недель, уже был улажен вопрос с арендой таунхауса, посылки с большей частью вещей он планировал отправить на будущих выходных, но еще не покупал билеты: пытался предугадать и выбрать самый выгодный вариант, и с комфортом устроить кошку с собой в салоне, а не в багажном отделении.       — Кошка? — словно только вспомнив о ее существовании, переспросил Уилл. — Ты переезжаешь ко мне с кошкой?       — Конечно. Брауни член семьи.       — Я думал, что ты оставишь ее родителям, — честно признался он. Почему они подняли эту тему только сейчас?       — Ни за что! Я никому ее не доверю! Это не обсуждается.       — А мне кажется, — пришлось подавить тяжелый вздох, — что поскольку это мой дом и моя мебель, домашний питомец — то, что требует обсуждения.       — Если ты не хочешь, чтобы она жила с нами, то и я никуда не еду! — сразу же завелся Майк.       — Не драматизируй, — легко поумерил его пыл Уилл, привыкший к такому. — Просто пообещай мне, что она не разнесет дом, что ты сам будешь за ней убирать, и что на время отпусков ее пристраиваешь тоже ты.       — Не слушай его, моя девочка, — заворковал Майк куда-то в сторону, — вы полюбите друг друга, потому что вас обоих невозможно не любить.       Уилл на это только закатывал глаза — он простил бы Майку и пять кошек, только бы он побыстрее приехал.       Ожидание с каждым днем — если не часом — выходило на новый уровень. Уилл то и дело натыкался везде, куда бы не пошел, на фигуры, отдаленно или вполне однозначно, напоминавшие Майка, каждый раз чувствуя, как ухает сердце куда-то в живот, а кожа начинает зудеть от мурашек лишь для того, чтобы через секунду понять, что это все игры уставшего зачеркивать дни на календаре мозга.       Майк упрямо отказывался сообщать дату своего прилета, и Уилл справедливо решил, что его ждет сюрприз. Он давно, еще в начале июня, подготовил дом ко второму жильцу — освободил часть шкафа, пометил то, от чего готов был бы избавиться, если бы среди пожитков Майка оказалась более удобная альтернатива. Болезненность сменилась предвкушением.       Они связывались чуть реже, чем последнее время — видимо, Майк заканчивал последние дела в Хоукинсе и, может быть, в Чикаго. Фантазии об их скором воссоединении не оставляли ни днем, ни ночью, одурманивающие, иногда уютно-домашние, иногда перечно-горячие. Уилл сомневался, что согласится покинуть спальню первые дни после долгожданной встречи.       Поэтому, когда поздним вечером первой июльской пятницы раздался звонок в дверь, он даже не допускал мысль о том, что на пороге его дома может стоять кто-то другой, не Майк. С сердцем, бьющимся где-то в горле от восторженного волнения, Уилл кинулся к двери, не заботясь ни о чем, желая только быстрее снова посмотреть в родные глаза, убедиться, что казавшаяся нескончаемой вереница ожидания стоила каждой отвратительной секунды.       Кого он точно не ожидал там увидеть — помятого Сэма с отчетливым кровавым следом на всю левую сторону лица и ярким синяком на скуле.